*** Повествование от лица Алексея ***
Утром проснулся снова помятый. Рука Ангелины лежала рядом с моим лицом. В остальном, изменений в ней не было – всё то же безмятежное выражение лица.
Я потёр затёкшую шею, и провёл ладонями по лицу. Мысли о том, что мне нужно её как-то вернуть, стремительно заполняли мой разум. А отсутствие хоть каких-то вариантов, вызвало во мне раздражение, и даже злость. Я тяжело выдохнул, глядя на неё. Встал, внимательно всматриваясь в её лицо, и очень чётко ощутил в самом центре груди, что не готов её отпустить, и никогда не буду готов.
Я провёл по её лицу ладонью. Вернись ко мне, пожалуйста – мысленно попросил я её. Ответом мне была – тишина, и то же умиротворённое выражение лица, что и долгие месяцы до этого.
– Я не сдамся, обещаю… – я говорил это, глядя на её закрытые глаза, словно ведя с ней безответный диалог. В моих мыслях, она мне улыбнулась. От этого, моё сердце болезненно сжалось. Увижу ли я эту улыбку наяву снова? – я отмахнулся от этой мысли.
Тут сработал мой будильник на телефоне. Я вытащил телефон из кармана брюк, время было уже семь утра. Я отключил будильник, убрал телефон, и снова повернулся к Ангелине.
– Мне нужно ехать, Ангел. Но я приеду вечером… – я наклонился, и поцеловал её в щёку. Чуть помедлил, а потом пошёл к выходу.
Сегодня снова суд по делу Олега. Очень важный день. Адвокат будет опрашивать Олега. И ему придётся рассказать всё, что он сделал.
Поехал домой переодеться и поесть. А в голове была только одна мысль: как мне вернуть её? И все дела на автомате – не осознал, как принял душ, как поел.
Приехал в суд к назначенному времени. Я тоже сегодня выступаю, но приехал раньше. Чтобы Олег был не один, рассказывая свою историю. Всегда, когда я присутствую, он смотрит на меня. Будто так ему легче.
Все расселись. Судья объявил о начале заседания. Первым слово взял адвокат Олега:
– Итак, Олег. Мы выяснили, что жертвы выбирались одной из ваших альтер личностей, по имени Созон. Расскажите нам, как именно он их выбирал?– из-за родства Ангелины с Олегом, дело усложнилось. Дело вернули на доследование, и сменился прокурор. Теперь обвинение настаивает на прямом умысле. Постоянно подвергает сомнению расстройство Олега. Ходатайствует о пересмотре дела, и переквалификации статьи обвинения. Муж одной из жертв – Марины, сильно зол. Когда узнал, что убийца его жены – брат Ангелины, начал вмешиваться в ход дела, добился смены прокурора. Обвиняет Ангелину в покрывательстве Олега, и, в том, что Олег симулирует расстройство, чтобы избежать тюрьмы. Он приходит на каждое заседание, смотрит волком. Я даже в клинике сообщил, чтобы его не пускали, если придёт. Чёрт его знает, куда его может завести эта злость… Заговорил Олег:
– Внешне они были похожи на мою сестру. Созон сильно злился на неё, считал её виновной в том, что случилось со мной. И из-за того, что я скучал по ней… Но особенное бешенство у него вызывали женщины, у которых была зависимость, которые были неблагополучны.
– Почему? – спросил адвокат. Олег посмотрел на своего врача, тот кивнул ему.
– Когда меня пытали, и собирались убить, то держали в доме женщины с алкогольной зависимостью. Вообще-то, она не причиняла мне зла, даже кормила, когда не была пьяна до беспамятства. Но для Созона она была, сродни тем, кто пытал меня и хотел убить.
– Созон появился ещё тогда… Расскажите нам, как вы жили эти пятнадцать лет? – попросил адвокат, но тут вмешался прокурор:
– Ваша честь, протестую!
– Вообще-то, это даст вам понимание как Олег передвигался по разным городам. Это же один из ваших вопросов, – ответил ему адвокат.
– Стороны, не препираться во время суда! Обвинение, ваш протест отклонён. Продолжайте, обвиняемый, – судья жестом предоставил Олегу слово.
– Как я жил? – в задумчивости проговорил Олег. – Я почти не присутствовал. Чаще всего, жил Созон. Я, или видел отрывки происходящего, как через мутное стекло; либо не видел, не слышал, не чувствовал, не помнил ничего… – я услышал, как муж Марины запыхтел и забубнил что-то. Судья застучал молотком:
– Тишина! – в зале стало тихо, и Олег продолжил:
– Когда я приходил в себя, то был в какой-нибудь подворотне, или заброшенном доме, здании. Или ехал в грузовом поезде.
– Где вы брали деньги? – спросил адвокат.
– Насчёт Созона, не знаю. Я пытался работать. Но, как я говорил, я мало жил…
– Расскажите про сами убийства. Как вы оставляли знаки – просьбы о помощи? – прокурор снова запротестовал:
– Протестую!!! Обвиняемый не жертва!
– Адвокат, перефразируйте вопрос, – попросил судья.
– Расскажите, что вы помните об убийствах? – я видел, как Олег испугался, он впился в меня глазами. Я кивнул ему, поддерживая.
– Когда я приходил в себя… Во время убийств. То был напуган, я не понимал что происходит, где я. Почему мои руки в крови, почему женщина молит о пощаде. Это было ужасно… Я пытался остановить Созона. Много раз. Сначала я боролся с ним, но он был сильнее. Потом я пытался найти помощь у посторонних людей, но он пригрозил мне, что убьёт их, если я обращусь к кому-то. Я даже… – он замолчал, посмотрел на своего врача, тот кивнул ему. – Я пытался покончить с собой. После очередного убийства, я пришёл в себя и попытался перерезать себе горло, прямо там, на месте убийства, но Созон не дал мне. Любые мои быстрые решения, импульсивные, становились известны Созону. Тогда я решил действовать по-другому. Я уличал момент, всего на несколько секунд, чтобы Созон этого не понимал, и оставлял наводки на себя.
– Почему вы не пошли в полицию? – спросил адвокат.
– Я пытался… – в его голосе была вина. – Много раз. Как только моё сознание прояснялось, или я брал контроль, я звонил, шёл, бежал, кричал, писал записки… Для полиции. Но Созон быстро возвращался, и все мои попытки оказывались безрезультатны. Однажды, за мою настойчивость, он чуть не убил человека. Тот хотел помочь, стал спрашивать. И Созон собирался его убить. Тогда я пообещал, что прекращу попытки и просил его не трогать того человека. К счастью, он его не убил.
– Вы сожалеете о том, что совершили? – от мужа жертвы снова послышалось бубнение.
– Больше всего на свете. Я считаю, что лучше бы меня убили шестнадцать лет назад, тогда не было бы столько убийств и горя, – на слове горя он склонил голову, я понял, что он думает об Ангелине.
– У меня всё, – сказал адвокат.
– Обвинение, у вас есть вопросы? – спросил судья.
– Да, – сказал прокурор, вставая. – Мы можем поговорить с этим Созоном? – он так небрежно произнёс это имя, было понятно, что он не верит Олегу. Олег смотрел на своего врача и молчал. Тогда врач встал и заговорил:
– Ваша честь, я могу ответить за моего пациента?
– Протестую! – вмешался прокурор.
– В этом есть необходимость? – спросил судья у врача.
– Олег не может объяснить врачебную часть своего состояния.
– Хорошо. Обвинение, протест отклонён.
– Олег находится на медикаментозном лечении. И в нынешнем состоянии, он благодаря ему, и длительной терапии. Лишний раз давать власть Созону – опасно для состояния моего пациента. И предвкушая ваш протест, – он обратился к прокурору, – Есть записи с наших сеансов, где вы можете лицезреть Созона, «духа», девятилетнего Олега и всех остальных альтер личностей, – прокурор остался недоволен. А врач Олега спокойно сел на своё место.
– Почему три ножевых? – продолжил прокурор допрос Олега.
– Я точно не знаю. Могу предполагать, что это связано со случаем с моей сестрой.
– И снова сестра…
– Она чуть не погибла, когда ей было три года. А я не спас её, я замер от страха… – его речь дополнил врач:
– С этого момента началось расстройство идентичности.
– Не говорите без разрешения, – попросил его судья.
– Извините.
– И Созон знал об этом случае? – спросил прокурор у Олега.
– Он узнал от других. От Лизы, которая узнала от Макара, а он от Олега-ребёнка.
– Да, сколько их там в вас? – возмутился прокурор.
– Протестую! – запротестовал адвокат.
– Обвинение, вы или докажите, что он симулирует, или оставьте язвительные высказывания при себе. Защита, протест принят, – судя по виду судьи, он начинал раздражаться этим процессом.
– Сколько всего личностей в вас? – исправился прокурор.
– Четырнадцать, – голос Олега прозвучал тихо. Но по залу пошёл гул.
– И вы всех их знаете?
– Сейчас – почти всех. А раньше, только Созона.
– И кто они? Все эти четырнадцать? – прокурор, кажется, заинтересовался.
– Я, я – девятилетний, Созон, восемь личностей, как мужского так и женского пола, по одной на каждую из жертв-женщин. И три мужские – по одной на каждого из моих мучителей.
– Да, на вас же ещё убийства по старому делу… – как между делом заметил прокурор.
– Те заслужили… – очень тихо сказал Олег, я едва расслышал. А вот прокурор всё прекрасно расслышал:
– Ну, да. Вы же бог или судья…
– Они пытали меня и собирались убить. Пытали ради забавы, а убить собирались, чтобы я не рассказал никому об их чёрном бизнесе. Они собирались торговать органами бродяг, бездомных, в том числе детей! Они своему же другу голову почти отрезали!! Они были ублюдками!!! – Олег завёлся. Даже встал. Врач подошёл к нему.
– Обвинение! Вам хочется участвовать и во втором деле? – судья уже не скрывал своей злости.
– Нет, ваша честь.
– Тогда придерживайтесь своего дела! У вас есть ещё вопросы?
– Нет, ваша честь.
– Тогда следующий свидетель… – я вообще-то свидетель со стороны обвинения.
Я прошёл, и сел, был готов отвечать. Мой допрос начал адвокат Олега:
– Расскажите, пожалуйста, как это дело оказалось у вас? – я только открыл рот, чтобы ответить, но зазвонил телефон. Я достал его.
– Телефоны нужно отключать, – обратился ко мне судья. Но тот, кто высвечивался на экране не мог быть проигнорирован.
– Ало.
– Просто бардак! – с возмущением воскликнул судья.
– Алексей, добрый день, – в трубке говорил врач Ангелины. – У Ангелины была остановка сердца и функции мозга ещё снизились.
– Сейчас приеду… – не дослушав его, выговорил я. И встал.
– Вы куда? – с круглыми глазами, спросил судья.
– Извините. Мне нужно ехать… – уже на ходу я услышал:
– Чёрте что! Заседание переносится! – судья стукнул молотком.
Я успел взглянуть на Олега, он смотрел с вопросом. Я оставил его без ответа.
*** Повествование от лица Алексея ***
Я вышел из суда, и сел в машину, даже не помню как. Казалось, всё происходит не со мной. Страх сковывал. Однако, разум активно искал варианты, как вернуть Ангелину, как мне не потерять её, как помочь ей. Я ехал в очень напряжённом состоянии.
– Думай! Нужно вытащить её! – заставлял я себя искать новые способы вернуть её, стоя на очередном светофоре, и сжимая руль со всей силы. Мысль, что её не станет, практически парализовывала меня. Потому что, что я мог?
Так, не осознавая себя, я добрался до клиники. Даже не поздоровался с персоналом, по пути в её палату. Там меня встретил врач:
– Добрый день.
– Добрый. Как она? – я подошёл к ней, и погладил по голове.
– Стабильна. Но, как я говорил, чем дольше она в таком состоянии, тем меньше шансов, что она выйдет из него. Организм уже не справляется… – он так произнёс последние два слова, что я уставился на него. – В ближайшее время, всё будет ухудшаться, – стал объяснять он. – Начнут отказывать органы. Если мозг раньше не умрёт… – умрёт, умрёт, умрёт – стучало у меня в голове.
– Что можно сделать? – он посмотрел на меня озадаченно. – Поддержите её состояние. Подключите к аппаратам. Всё, что нужно, сделайте! – моё голос срывался, от переполнявшего меня бессилия.
– С внутренними органами, частично, мы можем её поддержать. Но вот мозг… К сожалению, это не остановить, – мягко, но уверенно, сказал доктор. Эти слова были, как приговор. Я сел. Взял её руку и посмотрел на неё. Врач тактично вышел. Я готов был кричать.
– Ангел… – голос предательски сорвался. Я погладил её руку большим пальцем, пытаясь совладать с собой. Я встал, и придвинулся к её лицу. – Любимая… – прошептал я. – Я тебя умоляю, услышь меня. Я не представляю как мне жить без тебя… – я уткнулся ей в плечо, ощущая, как дрожат мои губы. – Мама, Олег… Они ждут тебя. Ты им нужна. Ты мне нужна… – я посмотрел на неё. – Максим… Ждёт тебя, – меня покоробило, что пришлось врать. Но только бы она вернулась. – Хочешь он сейчас приедет? – я достал телефон, и стал набирать его, и, только сейчас понял, что в глазах слёзы. Я быстро вытер их.
– Ало, – заговорил он.
– Привет. Ты можешь сейчас приехать в больницу?
– Я на работе. Что-то случилось? – мне должно быть показалось, что в его голосе была печальная надежда. Он что хочет её смерти? Да, нет, бред!
– Ангелине становится хуже… – он молчал. – Ты можешь приехать?
– Нет, – коротко ответил он. Я забыл как дышать. – Я не буду смотреть как она умирает. Приложи трубку к её уху, я попрощаюсь.
– Она не умрёт!! – проорал я.
– Не надо было тебя слушать! Я должен был проститься с ней вчера!!! – заорал он в ответ.
– Да пошёл ты к чёрту! Оставь себе свои поганые прощания! Она не умрёт!! – я швырнул телефон и он разбился о стену.
Если можно представить себе безвыходное положение, то это было оно. Я ходил по палате, как разъярённый зверь, из угла в угол, пока не успокоился. Я подошёл к ней снова, и наклонился над её лицом:
– Милая, пожалуйста… – погладил её волосы. – Помнишь наше детство? Я влюбился в тебя ещё тогда… Я подарил тебе ветку сирени, и ты так смотрела на меня… Я много вспоминал из наших старых времён, из нашего детства. И, думаю, именно тогда я почувствовал к тебе нечто иное, чем дружба или привязанность. Думаю, именно тогда я влюбился в тебя… – слёзы капали на её лицо, я вытирал их. – Как мне вернуть тебя? – я наклонился и поцеловал её в губы. – Если тебя не станет… – я оборвал это. Не смей сдаваться!!! Я снова поцеловал её. Внимательно посмотрел на её лицо. За столько дней и ночей рядом, я знаю её лицо наизусть. Без улыбки оно совсем другое. – Я бы всё отдал, чтобы снова увидеть твою улыбку. Всё… – я сел на кровать, рядом с ней.
Не знаю сколько я так просидел. Я говорил с ней в своих мыслях, я беззвучно рыдал, умолял её вернуться ко мне, целовал её руку. Потом я сходил на пост медсестёр, взял у них сотовый, узнал у Карины номер Максима, и набрал его снова.
– Ало, – его голос был полон печали.
– Это Алексей. Поговори с ней. Попроси её не уходить, а вернуться к тебе.
– Не проси меня о таком…
– Почему? – он помолчал.
– Я просто хочу с ней попрощаться. Сказать ей, что мне жаль. И отпустить её. Понимаешь? – я беззвучно плакал. – Мне кажется, это правильно. Потому что она уже не живёт, а мучается. Пришло время отпустить её.
– Я не могу.
– Ты мне как-то сказал, чтобы я принял решения, исходя из её интересов. Кажется, теперь этот совет нужен тебе.
– Я не знаю, как жить без неё.
– Я тоже. Но мучить её – неправильно.
– Я дам тебе поговорить с ней. Но не ради тебя. А ради неё, – и я, с тяжёлым сердцем, приложил телефон к её уху.
– Ангелина… – услышал я его глухой голос. – Это Максим… – я стиснул зубы, чтобы сдержать эмоции. – Прости меня за всё. И знай, что я любил тебя. И я никогда тебя не забуду, – я ревел. Без звука. Слёзы просто текли непрерывно по моему лицу. – Прощай… – я убрал трубку от её уха и понял, что он отключился.
Я убрал телефон, и уткнулся ей в грудь и зарыдал. От боли и бессилия. Если бы можно было, я бы поменялся с ней местами. Если бы только было можно…
Когда я успокоился и сел, то подумал о её маме и позвонил её врачу. А потом врачу Олега.
– Ангел, твоя мама и Олег едут к тебе… – чтобы проститься… Моё сердце было разорвано в клочья. Я взял её руку и уткнулся лбом в её ладонь. И стал молиться: – Господи, пожалуйста… Верни её. Я готов поменяться с ней местами. Только пусть она живёт…
Я всё молился, а потом пытался убедить себя, что её нужно отпустить. Отрицал это, и снова молился. Поднялся, поцеловал её, и шепнул ей на ухо:
– Я люблю тебя, Ангелина… И я не готов тебя отпустить. И никогда не буду готов… – я всмотрелся в её безмолвное, безмятежное лицо, то ли пытаясь запомнить его, то ли гипнотизируя её на пробуждение. Но её лицо так и осталось умиротворённым. Я снова сел. Положил голову щекой на её ладонь. Снова ревел и снова молился.
Я закрыл глаза и думал о том, как мне её отпустить. О том, что это правильно и уже пора. Бесконечно возмущался этим, отрицал, винил себя, молился, просил её. Я никак не мог заставить себя отказаться от неё. Никак.
Не знаю, сколько прошло времени. Потому что я не находил себе места. Я, то пытался быть рядом с ней, то пытался уйти, не уходя. Я метался в палате, в своих мыслях, чувствах… Когда мне стало казаться, что время вокруг остановилось, и, что я так навсегда и останусь здесь, рядом с ней, эта идея стала греть мне душу и сердце, я сел на стул у её кровати, положил, уже привычно, голову рядом с ней, и её руку на свою голову.
Я так хотел задержаться в этом моменте навсегда. Я шептал, что люблю её, и никогда не смогу отпустить. Я закрыл глаза, представляя её улыбку, её смех, её голос, испытывая чудовищные страх и боль, от того, что больше никогда не увижу, и не услышу их. Я почувствовал, как её рука проскользила по моим волосам, и скатилась с моей головы.
Я открыл глаза. Думал её рука соскользнула, как бывало и раньше, но её не оказалось у моего лица. Вместо этого, моей головы что-то коснулось, и задвигалось в волосах. Движения были плавными, нерешительными, даже слабыми. Я стал поднимать голову и её рука упала с моей головы. Я чуть не задохнулся от счастья, увидев её открытые глаза и руку, что пыталась поймать назад мои волосы. Я быстро встал и впился в её губы таким поцелуем, коротким, но самым горячим, пока этот мираж не исчез.
– Ох-ре-неть… – прохрипела она. А я улыбался, и даже нервно смеялся от счастья. В это не верилось, но она говорила!
– Господи, очнулась… – я не мог это осознать. Я влепил себе пощёчину. Смачно. – Больно! И ты тут! В сознании! – чуть ли не голосил я.
– Вы кто? – я растерялся и уставился на неё, наверное, с шоком на лице. А она заулыбалась. Я смеялся, как ненормальный идиот. А потом стал её обнимать.
– Ты же ведь помнишь меня? Знаешь кто я? – спросил я, выпрямившись, и посмотрев на неё.
– Старый друг? Цветочек? – если первое меня не удивило, то второе – очень.
– А имя моё как?
– Цветков Алексей Николаевич. Ты хочешь, чтобы у меня голова заболела?
– Нет, – и я снова обнимал её и целовал. В щёку.
Кипишь, что я поднял, привёл к нам сначала медсестёр, а потом врачей. Начался настоящий хаос. Когда тётя Аня и Олег зашли, то увидели толпу. И тётя Аня так испугалась, я поспешил её успокоить:
– Ангелина очнулась! – она заплакала. И Олег тоже. И даже врач Олега был переполнен чувствами.
Ангелину осматривали, проверяли, изучали. А я вспомнил о Максиме. И снова набрал его.
– Ало, – думаю, он ждал от меня совсем других новостей.
– Она очнулась… – хотел добавить приезжай. Но всё стало сложно. Он снова её оставил, в третий раз уже. На этот раз, лучше, чтобы насовсем. Он молчал. – Я не шучу, и я в своём уме. Её сейчас обследуют.
– Я сейчас приеду… – и он отключился.
Когда я пробился к ней, сквозь стену людей, она была немного растеряна.
– Всё нормально?
– Вроде, да. Просто, слишком шумно и много людей… – я смотрел на неё и не мог поверить. Она вернулась…
– Им нужно убедиться, что ты в порядке, – Олег и тётя Аня стояли рядом, держа её за руку. Они ревели.
– Чего вы плачете?
– Ты вышла из комы спустя почти год. Ты не представляешь какое это счастье.
– Год?
– Да, – я говорил, а сам улыбался, как идиот.
– Что ещё я пропустила? – ох ты ж, чёрт! Она же не в курсе, что Максим жив…
– Горский соврал насчёт смерти Максима и его семьи, – думал, она будет счастлива. И она обрадовалась, но не так, как я ждал.
Тут наш балаган стали выгонять, чтобы врачи могли её обследовать. А я позвонил отцу и сообщил самую счастливую новость.
*** Повествование от лица Алексея ***
Ангелина провела в больнице ещё неделю. Её полностью обследовали. Слух, зрение, речь – были в порядке. Выявили нарушения моторики и памяти. Ещё, врачи предупредили, что возможно возникновение психологических проблем из-за продолжительной комы, и трудностей в адаптации и реабилитации. Ей рекомендовали не жить одной после выписки, так как некоторые функции и память будут восстанавливаться поэтапно, и ей понадобится помощь. Я подумал, что Максим будет жить у неё, или она у него. Но она об этом ни разу не упомянула за неделю.
Я не присутствовал при их первой встрече. Только знал, что пробыл он не слишком долго, вышел от неё немного печальным, но всё же радостным. Потом он навещал её ещё, но я тоже при этом не присутствовал. Что в их отношениях, не знаю.
В день выписки его не было. Я подумал, что, может быть, он приедет забрать её после выписки.
– Лёш? – позвала она меня. Она собиралась, а я помогал.
– Да, – я повернулся к ней.
– Хотела тебя попросить. Надеюсь, не слишком нагло будет с моей стороны… – я молча ждал. – Мама не может со мной жить. Хоть, она почти самостоятельна. Но она привычна к своей комнате в клинике… – я, наверное, сплю?!! Она просит меня пожить с ней, пока она не восстановится?! – Ты можешь пожить у меня? Пока…
– Конечно. Без проблем, – она засмеялась. Видимо, мой торопливый ответ выдал меня. Я мысленно снова, наверное, в миллионный раз поблагодарил Бога, что он вернул её, что услышал меня, и я теперь вижу её улыбку и слышу её смех.
Мы собрались, а потом было долгое и трогательное прощание с персоналом клиники. Ангелину знали все: врачи, медсёстры, уборщицы. Она, конечно, всех их знала всего лишь неделю, но она очень тепло со всеми попрощалась.
Также на выписке были Олег, с врачом, тётя Аня, и мой отец. Они поздравили Ангелину, подарили цветы, и провожали нас, пока мы не уехали от клиники. Максим так и не появился.
Когда подъехали к дому Ангелины, она выглядела немного взволнованной, но радостной. Мне было очень интересно, что творилось в её голове, но я не стал лезть с расспросами.
Мы зашли в квартиру, она, правда, немного замешкалась с замком. Пальцы плохо слушались, и поворот ключа дался с трудом. Я поставил её сумки, и мы сняли верхнюю одежду.
– Ну, если я правильно всё в помню, то ты всё знаешь… – она посмотрела на меня, улыбаясь. В её глазах отражалась радость, наверное, от возвращения домой. И я радовался вместе с ней.
– Да. Знаю.
– Хорошо, – она кивнула, и пошла в спальню. А я, проводил её взглядом, и пошёл на кухню.
В её холодильнике, естественно, ничего не было. Да, и вообще из еды дома мало, что было. Я пошёл за ней, с предложением поехать в магазин за продуктами. Мы встретились в коридоре, идя друг другу навстречу.
– Тут…
– Надо… – начали мы почти одновременно. – Говори, – сказал я.
– Уборку надо сделать. Пылища годичной давности.
– И еды нет…
– Ты – за едой, я – уборку делать, – предложила она.
– Нет. Всё вместе. Сначала за едой. Поедим, потом уборку, – думал, она станет сопротивляться, как всегда. Но нет, она согласилась.
По пути в магазин, она всё смотрела в окно, с таким умиротворённым, и счастливым видом… Молчала всю дорогу, правда, но я всё равно радовался, видя её рядом, и улыбающуюся.
Мы выбрали продукты. Она даже шутила и болтала с кассиром, пока та пробивала продукты. А потом Ангелина не смогла вспомнить пин-код от своей карты, разозлилась и расстроилась. Предложил расплатиться моей, думал, она станет упрямиться, но нет, она спокойно позволила мне оплатить покупки, даже улыбнулась мне. У меня от этого мурашки по затылку пробежали.
Возвращались тоже, почти молча, она только поблагодарила меня, что я заплатил, пообещала вернуть мне деньги. Я постарался очень спокойно сказать, что не стоит, а внутри чувствовал какой-то невероятный трепет. Не мог понять его природу, списывал на радость, от того, что помогаю ей.
Дома, мы вместе всё распаковали. Я решил приготовить ужин. Выложил продукты на стол, и мыл руки.
– Сколько ты был в коме? – спросила она, сев за стол.
– Неделю.
– Пф. Новичок, – я улыбнулся её шутливому тону. – У меня немного путается всё в голове. То, что ты закрыл меня от Горского, было наяву или нет?
– Да. Было такое, – серьёзно ответил я, повернувшись к ней, вполоборота. – Если сомневаешься, то шрам во всю мою грудь, тому подтверждение… – она резко стала серьёзной. Я ругнулся мысленно на самого себя. – Извини. Я ляпнул. Наверное, у меня тоже проблемы после комы. Отдалённые последствия, – она улыбнулась мне, но, скорее, потому что была должна, чем искренне. И мне показалось, что в её голове происходит что-то, о чём она не говорит. Она о чём-то думала, но промолчала.
– Всё нормально? – спросил я.
– Да. Да! – она улыбнулась, но всем видом дала понять, что разговор продолжать не намерена. Я вернулся к готовке с мыслью, что язык мой – враг мой.
Так мы прожили две недели. Ездили на её реабилитацию. К её маме, на суды к Олегу. Мой отец приезжал к нам в гости. Большую часть времени, Ангелина была весёлой, но я замечал порой, что, когда она уходила в свои мысли, то становилась очень задумчивой, и отрешённой. Я старался не лезть, аккуратно интересовался у неё, всё ли хорошо, когда она из этого состояния выходила. Она всегда улыбалась, и отвечала, что всё замечательно.
Однажды утром, я услышал шорох в коридоре. Вышел. Она в наушниках, с очередной какой-то чудо-метал-хардкор-вынеси-мозги песней тягает огромного медведя.
– Помощь нужна? – не услышала. Коснулся её плеча. Она резко развернулась в боевой стойке.
– Прости!!! – прокричала из-за наушников. Сняла их. – Прости. Рефлексы. Не люблю…
– Когда подкрадываются. Да. Я помню. Помощь нужна?
– Хотела перетащить его к порогу. Его сейчас приедут забрать…
– Кто? – я не знал наверняка, но был почти уверен, что этот медведь от Максима.
– Его покупает какой-то романтичный парень, – «романтичный парень» она произнесла играя бровями. Я хохотнул.
– Здорово, – я взял и перенёс его к порогу. – Пойду завтрак сделаю, – я ушёл.
Минут через пять в дверь позвонили. Медведя забрали, а денег она не взяла, назвала какой-то фонд и попросила перечислить на лечение ребёнку. Почему мне кажется, что я совсем не знаю эту девушку??? – эта мысль всё чаще посещала меня, с самого момента, как я стал жить у Ангелины.
– Ты в порядке? – выдернула она меня из задумчивости. Я перевёл взгляд на неё, она смотрела на меня так внимательно.
– Да. А что?
– А то, что ты не вафли, видимо, делать собираешься, а резиновые подставки в виде вафель, – я опустил взгляд и понял, что взбил тесто до состояния поставь и будет стоять.
– Да уж… – посетовал я.
– Подвинься, – она подтолкнула меня бедром. – И подай воды и молока, – я принёс. – О чём ты так задумался? – хороший вопрос… Я немного помедлил.
– Мне кажется, ты изменилась… – она никак не отреагировала сначала. А потом посмотрела на меня.
– Это плохо?
– Непривычно.
– В хорошем или плохом смысле?
– И не хорошо и не плохо. Это просто по-другому.
– Хех, – хохотнула она от чего-то.
– Что?
– У меня всё ещё всё запутано в голове. Я не уверена, что знаю, как было по-другому… Расскажи, – и так посмотрела, что у меня икры дрогнули на ногах.
– Ладно… К примеру… Раньше, ты бы ни за что не согласилась, сделать, как я говорю. Я сейчас про поездку в магазин и дальнейший мой план. Ты бы сделала так, как решила ты… Ты стала больше шутить. Да, и вообще ведёшь себя иначе… – она, кажется, напряглась немного. Перестала замешивать тесто, и посмотрела на меня.
– Например?
– Ну, хоть с этим медведем. Деньги на лечение больному ребёнку?
– Я раньше не помогала другим?
– Помогала. Но иначе. Своей работой. Может быть и благотворительностью занималась, но я не знал… – мы замолчали. И я молчал о том, что ещё я заметил.
Было страшно даже самому в этом признаться. Она изменилась и в отношении ко мне… Не вздумай лелеять какие-то надежды – приказал я себе.
– Слушай, я пока была ту неделю в больнице, слышала не раз, что моё воскрешение это чудо. Так и не узнала в чём было это чудо. Расскажешь? – непринуждённо спросила она, продолжив замешивать тесто. Такс, приехали. И как такое расскажешь?
– Эм… Ну… – она посмотрела на меня серьёзно. – Всё было плохо. Очень плохо. Настолько, что твоя мама и Олег ехали прощаться с тобой…
– Ого! И что же произошло? – она внимательно всматривалась мне в глаза. А меня её вопросы наводили на мысль, что она знает больше, чем говорит. Сплетни в больнице? Потому что, кроме меня, о том, что там было не знает никто.
– Я умолял тебя вернуться. Как когда-то, так же делала ты.
– И после этого я вернулась? – она внимательно смотрела мне в глаза, а я не знал, что ей ответить. Я целовал тебя и говорил, что люблю, что не смогу жить без тебя, что не могу отпустить… – проговорил я мысленно. А потом серьёзно ответил:
– Я молился, – её брови взлетели.
– Ничего себе! Считаешь, это помогло?
– Не знаю. А ты не веришь в такое?
– Нет.
– А я, после случившегося, верю ещё больше.
– Это хорошо, – она улыбнулась, и перевела взгляд на миску с тестом.
– Кто ты? И что ты сделала с Ангелом? – она с лёгкостью рассмеялась. А я залюбовался её улыбкой.
– Да, кстати… Это прозвище. Твоя или Олега идея? – она спрашивала уже серьёзно, глядя мне в глаза.
– Я тебя так назвал. Когда тебе было шесть. Вслух. А Олег подхватил.
– Вслух?
– Мысленно я называл тебя так с трёх твоих лет.
– Да-да, про три года я помню, – и, улыбаясь, она снова вернулась к тесту. А я так и не понял, что в ней изменилось.
Мы делали очередную уборку вместе. Она включила музыку, от которой у меня уши в трубочку сворачивались, и голова начинала болеть. Не то, чтобы я не любил рок, но она слушает такой отвал башки, что просто… Да, ещё и через отличную акустическую систему.
– Твои соседи на слух или головные боли не жалуются? – спросил я, подойдя к ней вплотную, чтобы она меня услышала. Как она засмеялась. Я даже дыхание задержал.
– Нет. Не жаловались. Хочешь, можешь выключить. Или включи то, что тебе нравится, – я в очередной раз поразился изменениям, что произошли с ней после комы, но промолчал. Пошёл к ноутбуку и включил свой плейлист. Заиграла Coldplay – О. Она вытирала окно и замерла. Я подошёл к ней.
– Всё нормально? – она повернула лицо ко мне.
– Правда, что ты назвал меня «любимая» в больнице? – кроме всех прочих изменений, у неё ещё появилась способность задавать неожиданно компрометирующие вопросы. И смотрит, не отводя взгляд. Попробуй выкрутись, Алексей! А, к чёрту! В омут с головой!
– Правда, – она просто кивнула, повернула голову, и снова стала вытирать окно. Хотя, что-то в ней осталось неизменным. Она всё ещё обладает способностью совершенно выбить меня из колеи. Может, теперь она и делает это другим способом.