Kelly Newborn
Справедливости ради
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
*** Повествование от лица Ангелины ***
Мой взгляд блуждал по лицам людей, в поисках помощи, но никто не обращал на нас внимания. Я наконец сообразила, и набрала Николая Алексеевича.
– Ало.
– Лёша и Олег ранены. Их увезли на скорых. Я не знаю куда. Я с мамой у больницы Андрея. Точнее, Антона. Сына Горского… Они оба мертвы. Тут пожар и настоящий хаос… – понимаю, что говорю бессвязно, но мысли никак не собираются. – Я не знаю, что мне делать… – чувствую, что дыхание набирает обороты, как и сердцебиение. В глазах стало темнеть. Ангелина! Тебе нужно позаботиться о маме. Держись! Я с силой зажмурила глаза.
– Я выясню куда повезли Алексея и Олега. Отправлю людей на место, а пока полиция всё оцепит. Езжайте в ближайшую больницу, я позвоню, когда узнаю где парни, – его тон был спокойным и твёрдым. Это немного отрезвило меня.
– Хорошо, – он отключился, а я стала искать на чём нам уехать. Вокруг было много людей. Но это были: пациенты, и персонал больницы, они не могли нам помочь; и пожарные, которые были заняты делом. Нас заметил пожарный, который меня выводил.
– Вы всё ещё здесь? – он осмотрелся. И махнул кому-то. – Вам нужно в больницу. Отравление продуктами горения может проявится не сразу… – к нам подошёл ещё один пожарный, и повёл нас в только что подъехавшую скорую. Уже в машине я поняла, что даже спасибо им не сказала. У меня зазвонил телефон.
– Ало.
– Парней увезли в НИИ Склифосовского, – сказал Николай Алексеевич.
– Секунду… – я спросила у врача куда нас повезут. Оказалось туда же.
– Я слышал, – сказал Николай Алексеевич, когда я вернулась к разговору. – Я сейчас еду на место. Организую там всё. А потом приеду к вам в больницу.
– Хорошо, – я отключила звонок, с чувством, что паника чуть отступает. Но тут мама начала кашлять. Врач уложил её на носилки и надел кислородную маску. Я старалась держаться, хотя, голова кружилась, в горле саднило, но нужно было убедиться, что с мамой всё будет хорошо. А ещё нужно было узнать о Лёше и Олеге…
Дорога до больницы показалась мне долгой. Каждый раз, как скорая тормозила, я думала, что мы приехали, но это оказывался очередной светофор, поворот, или лежачий полицейский. И каждый раз, я собиралась с силами, чтобы продолжать этот путь.
В больнице, нас с мамой, быстро определили в одну палату. Маму подключили к кислородной маске и, наверное, от усталости она уснула. Меня тоже собирались уложить, но я настояла, что мне нужно найти Олега и Лёшу.
Пошла в хирургию. Путь оказался не таким уж простым. Во-первых, состояние было плохим – приходилось держаться за стену, весь путь. Во-вторых, персонал больницы ответственно выполнял свои обязанности, и меня четырежды пытались вернуть в палату.
Подходя к сестринскому посту хирургического отделения, я испытывала страх. С замиранием в сердце обратилась к медсестре, которая сидела за стойкой:
– Доброе утро… – мне пришлось подождать, пока на меня обратят внимание. Я опёрлась на стойку, потому что стоять было тяжело. Наконец медсестра посмотрела на меня. – Я хотела бы узнать о состоянии Миронова Олега Александровича и Цветкова Алексея Николаевича, – медсестра уже открыла рот с намерением узнать кто я такая, я ответила до её вопроса: – Я – сестра Миронова, а Цветков – мой руководитель, – и, прежде чем она отказала мне в предоставлении данных об Алексее, я показала своё удостоверение. Её губы сомкнулись, и она медленно склонилась к своим бумагам.
– Как фамилии, вы сказали?
– Миронов и Цветков, – у меня всё замерло внутри, в ожидании.
– Они оба на операциях сейчас, – она подняла на меня взгляд. Я по глазам поняла, что она больше не сможет мне ничем помочь.
– Спасибо, – поблагодарила я, и отправилась назад в свою палату.
По пути, пришлось дважды остановиться, потому что кружилась голова, и шумело в ушах. На кровать я опустилась с большим облегчением.
Я лежала, глядя в потолок, и пытаясь привести своё дыхание в норму, когда в памяти всплыли слова Горского о Максе. Я взяла телефон, и набрала номер Макса. Абонент – не абонент. К горлу подкатил комок. Пусть с ними всё будет в порядке! Пожалуйста!!! На меня стала наваливаться вся тяжесть текущей ситуации, пришлось собрать все силы, чтобы не поддаться отчаянию.
Я перевела дух, и набрала маминого врача, попросила приехать. Чёрт его знает что этот оборотень Андрей-Антон сделал с мамой и Олегом. Стало чудовищно тяжело на сердце, ведь я сама доверила этому человеку своего брата и маму. Я всего на секунду закрыла глаза и, видимо, отключилась.
Я не ощущала, что сплю, это походило на какое-то забытьё. Издалека услышала голос, который позвал меня: «Ангелина?». Перед глазами возникла куча лиц: Горский, Андрей, Лёша, Макс, Олег.
– Ангелина?! – я наконец открыла глаза. Николай Алексеевич стоял рядом с моей кроватью. – Как вы? – спросил он. Я стала приподниматься, и задела провод, что вёл, к надетой на моё лицо, кислородной маске.
– Олег? Лёша? – спросила я, сняв её, и сев повыше.
– С вашим братом всё в порядке, – заговорил Николай Алексеевич, когда я была готова слушать. – Я говорил с врачом. Порез оказался небольшим, и не было большой кровопотери. Его прооперировали, он в реанимации. Но вне опасности… – и на этом он замолчал. У него стал такой опечаленный вид, он даже взгляд опустил. У меня в районе желудка появляется узел из тревоги, и ноги резко начали неметь. Я выпрямилась, сидя. – Алексей в коме, – произнёс Николай Алексеевич не своим голосом, и посмотрел на меня. Новость оглушила меня. Я закрыла глаза, в попытке убежать от этой реальности. И почувствовала, как дрожит рука, поднесённая к лицу. Сделала усилие, чтобы открыть глаза и заговорить, потому что тело сковало от страха, что не продохнуть:
– Что говорят врачи? – прохрипела я, пытаясь удержать дрожь во всём теле.
– Пуля прошла в нескольких миллиметрах от сердца, но задела верхнюю полую вену, – я поняла, что не могу дышать. Страх пожирал меня, мысли, что он принёс с собой, почти ввергали меня в отчаяние. – Была остановка сердца, острая дыхательная и сердечная недостаточность… – и он снова замолчал. Я не дышала. Вообще. – Врач сказал, что никаких прогнозов дать не может. Ближайшие сутки станут решающими. Выживет он или… – всё. Это стало пределом. Что-то надломилось во мне. Я, будто развалилась на куски. Я разревелась. Он положил руку мне на плечо. В голове пульсировала лишь одна мысль: я не могу потерять и его.
– К нему пускают? – спросила я, когда смогла унять истерику. Слёзы не остановились, но я решила, что должна его увидеть немедленно. Смахнула их, и стала вставать.
– Вас пустят… – Николай Алексеевич помог мне встать. Мы вышли из палаты и пошли вместе по коридору.
– Могу я вас попросить? – как же тяжело было говорить это. И невыносимо думать.
– О чём? – я сглотнула ком, чтобы голос звучал нормально:
– Горский сказал, что его племянник Максим Пономарёв и его семья мертвы… Потому что они помогли нам. Данные на Горского, которые уничтожили его, были от них…
– Я узнаю, – он посмотрел на меня, кажется, с сочувствием, а потом пошёл к медсестре. Я осталась стоять посреди коридора, в полной неопределённости.
Николай Алексеевич обменялся несколькими быстрыми фразами с медсестрой, и вернулся ко мне, указывая рукой направление – по коридору, справа от меня. Он чуть придерживал меня за спину, когда мы шли к палате. Я своих ног не чувствовала, мне было очень страшно.
Когда он открыл дверь, и пропустил меня внутрь, моё сердце замерло. А от увиденного, мне стало больно. Чудовищно больно. Мониторы, датчики, трубки…
Я шла к Лёше, не чувствуя своего тела, и мне казалось, что вот сейчас я подойду, а там не он. Кто-то другой, не знакомый мне, и не родной… Но это был он. Глаза закрыты. За него дышал аппарат – пшшшшш ххх, пшшшшш ххх… Кардиомонитор издавал монотонный звук – пик…пик…пик… В носу защипало, а в груди собрался такой комок эмоций, что стало больно. Я взяла его за руку. Очень аккуратно. Хотела заговорить, но вместо слов из горла вышла тишина. Я поняла, что не могу говорить вслух. Тогда я наклонилась к нему и стала шептать:
– Лёша… Это Ангелина… – слёзы застилали мне глаза. Я закрыла их. Лучше бы не делала этого. Жизнь понеслась кадрами в обратном порядке. От момента, когда я несколько часов назад, спиной почувствовала спину Лёши, когда он встал перед Горским и закрыл меня. И до момента в детстве, когда мы гуляли и Лёша сорвал и подарил мне веточку сирени. Его такой ничего не значащий для него жест, и столько значащий для меня. Я сглотнула, чтобы снова смочь говорить. – Пожалуйста… – я услышала собственную мольбу и сердце сжалось. – Не бросай меня. Пожалуйста… – я сдерживала себя, чтобы не зарыдать, но всхлип всё-таки вырвался. Я услышала, как кардиомонитор стал пищать чаще. Я взглянула на него, а потом на Лёшу. И испытала счастье и надежду одновременно. Он меня слышит… Я снова наклонилась к нему. – Не плачу! Я больше не плачу! Только возвращайся, – я сжала его руку. – Всё будет хорошо. Я здесь. Возвращайся. Пожалуйста… – слёзы всё равно текли, но сейчас это были слёзы надежды.
Я ещё несколько минут задержалась у его лица. Слышала, что его сердцебиение пришло в норму. Кажется, как и моё. Выпрямилась, посмотрела на него. И боковым зрением заметила Николая Алексеевича, он стоял на расстоянии от кровати. Я повернулась к нему, хотела заговорить, но почувствовала, что губы снова дрожат и слёзы подступают. Я прикусила губу. Лёша слышал твои слёзы и заволновался. Так что держи себя в руках! Я перевела дух и заговорила:
– Поговорите с ним, – кажется, Николай Алексеевич сомневался. – Он слышит нас, – я улыбнулась ему сквозь слёзы. Он стал подходить, я наклонилась и шепнула Лёше: – Здесь твой папа. И я отпустила его руку, и отошла. На моё место встал Николай Алексеевич. Он нерешительно взял Лёшу за руку. Я видела, как ему тяжело. Он закрыл глаза. А потом наклонился и что-то шепнул Лёше. Я не слышала что.
Я решила, что лучше оставить их наедине, на какое-то время, и сходить проведать Олега. Вышла от Лёши с надеждой и тяжестью на сердце одновременно. Спросила у медсестры где лежит Олег. Она провела меня к его палате, и ушла. Я зашла, тоже нерешительно. Олег был ещё без сознания. Тоже подключён к кардиомонитору. Я подошла к его кровати.
– Олег… – я стала брать его за руку и одновременно говорила: – Это Ангелина… – он резко открыл глаза, я не успела ничего понять. Он схватил меня за шею с такой силой, что промелькнула мысль – он сейчас мне шею сломает. Я вцепилась в его руку, и пыталась её убрать, но она была как камень. Я била по ней и, кажется, била брата, в попытке отбиться. Я не могла дышать. Было очень больно горло. Всё уже плыло перед глазами. Я видела лицо брата, но оно было похоже на безликую маску. Без эмоций, без чувств. Пустой, бездушный взгляд. Он смотрел на меня, но, словно, сквозь меня. А дальше… Я не уверена, что то, что мне привиделось, было наяву. Это был не мой брат и не Созон. Это был даже не человек. Перед глазами встало существо с телом человека и лицом дьявола из моего сна. Это длилось всего мгновение. Наверное, мозг без кислорода, смешал реальность и сон. А потом наступила темнота.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
*** Повествование от лица Алексея ***
Всю ночь шёл дождь со снегом, и до сих пор не прекратился. Я вышел из машины, высоко подняв воротник пальто, и пошёл к пятиэтажному зданию клиники.
В пасмурную погоду оно выглядело так мрачно, что нагоняло уныние. Я остановился перед входом, закрыв глаза, и глубоко вдохнув. Воздух был свежим, и даже, слегка морозным, предвещая скорое наступление зимы. Я мысленно попытался настроиться на позитив, но это было нелегко…
Уже по привычке, я поднялся на пятый этаж, и зашёл в палату.
– Привет, Ангел. Как ты сегодня? – я прошёл и сел. Знаю, что ответа не последует, но, кажется, мои разговоры помогают больше мне. Я взял её за руку.
Прошёл почти год, с момента, как Олег её чуть не убил. Поганые Горские, даже после смерти, смогли причинить столько вреда.
Ублюдок Андрей, который Антон, основательно покопался у Олега в голове. Вытащил личность девятилетнего Олега и, используя злость Созона, создал в Олеге ещё одну личность, так называемый «дух». Это казалось мне немыслимым, пока я сам не увидел это своими глазами. И новый врач Олега не объяснил мне, что это не что-то сверхъестественное. При диссоциативном расстройстве идентичности, когда оно усугубляется, а ублюдок Андрей его усугубил, возможно появление не личности человека, а нечто одержимого.
Чтобы разобраться в этом, новому врачу пришлось проделать колоссальную работу. А в начале, это был кромешный ад. При произнесении имени Ангелины этот одержимый дух приходил в себя и творил страшные вещи. Он даже не разговаривал. Чтобы понять его, пришлось искать с ним контакт, через других личностей, тех, кто мог сообщаться с ним хотя бы немного.
В первый раз, когда он появился, мы тогда ещё не знали с чем имеем дело, он чуть не вырвался на свободу. А единственной целью существования этого чудовища, оказалось убийство Ангелины. А он и до этого уже почти справился…
Я мысленно вернулся в тот день, когда я вышел из комы, и заставил отца отвезти меня к ней. Вся её шея была синяя, хотя, прошло больше недели с нападения. Её спас Олег, как, блин, это не парадоксально. Не смог подавить этого духа, зато смог позвать на помощь. Он разорвал швы, чтобы остановить его, чуть не умер.
– Я сегодня был на суде у Олега… – заговорил я снова. – Ты знаешь, он молодец, у него с каждым днём всё больше успехов в лечении. Ну, с судами – сама понимаешь. Недееспособность. Принудительное лечение. Хотя, он и сам не имеет ничего против… – я поправил её волосы. – А мама твоя – просто нечто! Посещает суды, не все, но уже без сопровождающих. На медикаментозной терапии она способна теперь справляться сама… – это был долгий путь. Сначала её врач устранял последствия после Андрея. Тот тоже влез ей в голову и наговорил всякого бреда – что она мертва и теперь в мире мёртвых. А, когда она осознала, что Олег жив, воспряла духом. Про Ангелину мы не сообщали сколько могли. Это её снова подкосило, но она выбралась. – Хотя, может ты и сама это знаешь… – я всматривался в её безмятежное лицо. Лечащий врач Ангелины говорит, что она может слышать то, что происходит вокруг. Она здорова физически. Её даже выписали из государственной больницы, спустя пять месяцев комы, так как они больше ничего не могли сделать. А уход за человеком в коме – не их профиль. Я перевёз её в специализированную частную клинику. Тут её полностью обследовали, и новый врач подтвердил, что проблем со здоровьем у неё нет. За ней осуществляют соответствующий уход, врачи поддерживают её физическое состояние. Но из комы она не выходит. Мы с врачом долго анализировали и обсуждали в чём может быть причина, почему она не выходит из комы. Он сказал, что это из-за нечеловеческой перегрузки: физической и психической, которая предшествовала нападению Олега. Другими словами, она так устала, что организм взял передышку. А теперь она не возвращается. Причины неизвестны. Я закусил губу. Врач сказал, что чем дольше она в таком состоянии, тем меньше шансов, что она выйдет из него. Я перепробовал уже, наверное, все мыслимые и немыслимые варианты. Приводил тётю Аню, Олега привозили в смирительной рубашке. Они говорили с ней, просили вернуться, но тщетно. Сколько раз я просил её об этом сам. Умолял.
– Привет, – поздоровался Максим. А я не услышал, как он пришёл.
– Привет. Проходи… – он тоже с ней говорил. Но результата нет. А ещё… Он, кажется, готов оставить её. В начале он приходил часто. Спустя пол года – всё реже. И я понимаю, что он молод. И ему хочется жить. Да, и видеть, как она угасает – просто невыносимо. Но… Я не понимаю, как он может. Не понимаю.
– Как она? – он подошёл.
– Так же… – каждый раз я вижу всё меньше отклика в нём на эту новость. Сначала, это пугало его. Потом – злило. А теперь… Он просто спрашивает, потому что, вроде как, должен.
– Ладно, я оставлю вас, – я встал и пошёл на выход.
– Угу, – его тон мне не понравился.
Я вышел, но намеренно не стал уходить, а смотрел через стекло. Он сел и долго молчал. А, когда заговорил, то выглядел виновато и расстроенно. Я не продержался и пары минут. Вошёл.
– Извини… – он повернулся. – Могу я поговорить с тобой? Снаружи? – он нехотя встал и вышел ко мне. Я глубоко вздохнул. – Ты решил её оставить? – напрямую спросил я. Он не ответил. И я понимаю, что всё это тяжело для него. И происходящее, и принятое решение и этот разговор, и видеть её в таком состоянии. Но я всё равно неимоверно злюсь.
– Я не могу больше смотреть, как она умирает у меня на глазах.
– Она не умрёт! – почти прорычал я.
– Ты знаешь, что это не так, – он посмотрел мне в глаза, а в его была – боль. – Её показатели ухудшаются. Врач сказал, функции мозга снижаются. Это вопрос времени, когда её организм сдастся… – я хотел ему врезать. Аж кулаки сжал до боли в костяшках. Спокойно! От мордобоя конструктива не будет. Я отпустил злость.
– Послушай… – душу разрывало от того, что я должен был сказать, но, чтобы вытащить её, я готов на всё. – Она любит тебя, – он хотел меня перебить, но я его остановил. – Если ты оставишь её, у неё не останется причин бороться дальше… – мне казалось, что отчаяние переполняет меня. Я был готов умолять его, чтобы он остался.
– Может, оно и к лучшему… – я не поверил своим ушам. Это было, как удар в сердце. Я понял, что он сдался. Но я-то нет. И она тоже. Нет, ещё нет.
– Пожалуйста. Не уходи, не бросай её. Попробуй поговорить с ней снова…
– Ты знаешь, что я веду такие разговоры каждый раз, когда прихожу. И ничего… – я искал доводы, потому что отпустить его, как подписать ей смертный приговор. А я не мог этого допустить.
– Останься ещё ненадолго. Пожалуйста, – он посмотрел на меня, как на ненормального. Чёрт, он сейчас мне откажет! – Всего неделю! Прошу… – и что ты сможешь за несчастную неделю, чего ещё не сделал за почти год??? Внутренний голос прозвучал с насмешкой. Я послал его к чёрту. Максим смотрел на меня внимательно, а потом ответил:
– Ладно. Только неделя, – выдохнул он. – И я надеюсь, что за это время я не увижу её смерть, потому что… Я этого не переживу… – я ничего ему не ответил. Хотя, подумал – можно подумать, то, что он будет не рядом, как-то уменьшит его боль?! Я открыл перед ним дверь, пропуская его внутрь: – Я только скажу ей пару слов и пойду, – сказал он мне. – Можешь зайти, – он прошёл и я за ним.
Он подошёл к Ангелине, наклонился к ней и сказал: – Мне пора. Прости, не получилось поговорить. Я скоро приду снова. И, надеюсь, увижу тебя в бодрствовании… – в последней фразе было столько грусти, что мне стало тяжело. Он выпрямился, глянул на меня и пошёл на выход.
Когда за ним закрылась дверь, у меня внутри стал подниматься страх. Время уходит. Что же мне делать??? Я сел в кресло рядом с ней. Придвинулся ближе. И был полон воодушевления вернуть её немедленно.
– Ангел… – мысли разрывали мою голову. – Помнишь, ты попросила меня вернуться? – отец рассказал мне о том, как она приходила ко мне, когда я был в коме, и просила вернуться, не оставлять её. – Сейчас, я прошу тебя о том же. Мы все ждём тебя. Максим, я, Олег, твоя мама, мой отец. Все ждут тебя. Только возвращайся, – меня переполнял страх и боль, поэтому голос выдавал меня. Пусть. Пусть знает, что её уход причинит мне чудовищную боль. Да, что там… Не представляю, как переживу это. Просто не вижу себе без неё. Я наклонил голову. – Как же мне вернуть тебя???
– Привет, сын… – я обернулся.
– Привет.
– Молодец, что говоришь с ней, – я ничего не ответил. – Я ненадолго. Завтра снова куча работы. Когда уже эта эпопея с Горскими закончится… – он подошёл к Ангелине. – Здравствуй, Ангелина. Это Николай Алексеевич. Хотел рассказать анекдот по традиции, но что-то сегодня не весело совсем… – он бросил на меня неодобрительный взгляд. – Я всё ещё разгребаю делишки Горских… – перед своей смертью эти нелюди успели прилично нагадить. Пожар был устроен специально. А мы: я и Олег – были их планом отступления. Они планировали убить нас и выдать за себя. Мёртвых ведь не ищут. Наши с Олегом ДНК должны были идентифицировать, как Горского старшего и младшего. А Ангелины, как пациентки. Заменили ДНК в наших личных делах. Попробуй докажи, что ты – это ты, когда по документам это не так. Чёртовы упыри! – Но я почти закончил. Мне помогает чудесная девушка Ия. Она почти распутала махинации Горских с нашими личными данными… И скоро мы предадим Горских забвению… – продолжал отец. При словах о забвении мне стало не по себе.
Он ещё поговорил с ней и ушёл. А я всё сидел и смотрел на неё. Очень долго. Сначала перебирал в уме способы вернуть её, но, казалось, что всё уже испробовано; потом вспоминал о нашем совместном прошлом, о счастливом прошлом; потом долго разговаривал с ней в своих мыслях… Так и уснул в очередной раз, положив голову рядом с ней, а её руку на свою голову.
