Карл Генрих Маркс
Капитал. Том второй

Это последнее замечание целиком и полностью относится к нашему Родбертусу. И он остаётся в плену тех экономических категорий, которые он нашёл у своих предшественников. И он окрестил прибавочную стоимость именем одной из её превращённых подчинённых форм: ренты, которую он к тому же сделал совершенно неопределённой. Результатом этих двух промахов было то, что он снова впадает в экономическую тарабарщину, что, сделав шаг вперёд по сравнению с Рикардо, он критически не идёт дальше, а вместо этого поддаётся искушению сделать свою недоработанную теорию, ещё не освободившуюся от скорлупы, основой утопии, с которой он выступил, как и всегда, слишком поздно. Памфлет, появившийся в 1821 г., уже полностью предвосхитил «ренту» Родбертуса 1842 года.

Наш памфлет – только самый передовой аванпост обширной литературы, которая в двадцатых годах использовала теорию стоимости и прибавочной стоимости Рикардо в интересах пролетариата против капиталистического производства и побивала буржуазию её собственным оружием. Весь оуэновский коммунизм, поскольку он вступает в экономическую полемику, опирается на Рикардо. Но наряду с ним был ещё целый ряд писателей, из которых Маркс уже в 1847 г. в полемике против

Прудона («Нищета философии», стр. 49 ^{26}) приводит лишь некоторых: Эдмондса, Томпсона, Годскина и т. д., и т. д., «и ещё четыре страницы и т. д.». Из этого огромного количества сочинений я беру наудачу только одно: «An Inquiry into the Principles of the Distribution of Wealth, most conducive to Human Happiness, by William Thompson, a new edition, London, 1850». Это сочинение, написанное в 1822 г., впервые увидело свет в 1824 году. Богатство, присваиваемое непроизводительными классами, и в этом сочинении везде характеризуется тоже как вычет из продукта рабочего, и притом в довольно сильных выражениях.

«Постоянное стремление того, что мы называем обществом, состояло в том, чтобы при помощи обмана или убеждения, страха или принуждения заставить производительного работника исполнять труд за возможно меньшую долю продукта его собственного труда» (стр. 28). «Почему же рабочий не должен получать абсолютно весь продукт своего труда?» (стр. 32). «Это вознаграждение, которое капиталисты взыскивают с производительного рабочего под именем земельной ренты или прибыли, они требуют за пользование землёй или другими предметами… Так как все физические вещества, на которых или посредством которых неимущий производительный рабочий, не обладающий ничем, кроме своей способности производить, только и может проявлять эту свою производительную способность, – так как эти вещества находятся в обладании других лиц, интересы которых противоположны интересам рабочего и согласие которых является предпосылкой его деятельности, – то не зависит ли и не должно ли зависеть от милости этих капиталистов, какую долю плодов его собственного труда они пожелают дать ему в вознаграждение за этот труд?» (стр. 125) «… долю по отношению к величине удержанного продукта, называются ли эти присвоенные части продукта налогами, прибылью или кражей» (стр. 126) и т. д.

Признаюсь, я написал эти строки не без некоторого стыда. Я ещё могу допустить, что антикапиталистическая английская литература двадцатых и тридцатых годов совершенно неизвестна в Германии, несмотря на то, что Маркс ещё в «Нищете философии» прямо указывал на неё, а кое-что из неё – памфлет 1821 г., Рейвнстона, Годскина и т. д. – неоднократно цитировал в первом томе «Капитала». Но то обстоятельство, что не только literatus vulgaris ^{27}, «действительно ничему не научившийся» и в отчаянии цепляющийся за полы сюртука Родбертуса, но и профессор по должности ^{28}, «кичащийся своей учёностью», до такой степени забыл свою классическую политическую экономию, что серьёзно упрекает Маркса в краже у Родбертуса таких вещей, которые можно найти уже у А. Смита и Рикардо, – это обстоятельство доказывает, как низко пала в настоящее время официальная политическая экономия.

Но в таком случае что же нового сказал Маркс о прибавочной стоимости? Как это случилось, что теория прибавочной стоимости Маркса произвела такое впечатление, как удар грома с ясного неба, и притом во всех цивилизованных странах, тогда как теории всех его социалистических предшественников, в том числе и Родбертуса, не оказали никакого действия?

История химии может пояснить нам это примером. Как известно, ещё в конце XVIII века господствовала флогистонная теория, согласно которой сущность всякого горения состоит в том, что от горящего тела отделяется другое, гипотетическое тело и абсолютное горючее вещество, получившее название флогистона. Эта теория была достаточна для объяснения большей части известных тогда химических явления, хотя в некоторых случаях она объясняла их не без большой натяжки. Но вот в 1774 г. Пристли описал разновидность воздуха, «которую он нашёл настолько чистой или настолько свободной от флогистона, что сравнительно с ней обыкновенный воздух представлялся уже испорченным». Он назвал её дефлогистированный воздух. Вскоре затем такую же разновидность воздуха описал Шееле в Швеции и доказал её наличие в атмосфере. Шееле нашёл также, что она исчезает, если в ней или в обыкновенном воздухе сжигать какое-нибудь тело, в назвал её поэтому огневым воздухом [Feuerluft].

«Из этих данных он вывел такое заключение, что соединение, образующееся при сочетании флогистона с одной из составных частей воздуха» {следовательно, при горении}, «есть не что иное, как огонь или теплота, которая улетучивается через стекло».^[2]

Пристли и Шееле описали кислород, но они не знали, что́ оказалось у них в руках. Они «оставались в плену» флогистонных «категорий, которые они нашли у своих предшественников». Элемент, которому суждено было ниспровергнуть все флогистонные воззрения и революционизировать химию, пропадал в их руках совершенно бесплодно. Но вскоре после этого Пристли, будучи в Париже, сообщил о своём открытии Лавуазье, и Лавуазье, руководствуясь этим новым фактом, вновь подверг исследованию всю флогистонную химию и впервые открыл, что новая разновидность воздуха была новым химическим элементом, что при горении не таинственный флогистон выделяется из горящего тела, а этот новый элемент соединяется с телом, и таким образом, он впервые поставил на ноги всю химию, которая в своей флогистонной форме стояла на голове. И если даже Лавуазье и не дал описания кислорода, как он утверждал впоследствии, одновременно с другими и независимо от них, то всё же по существу дела открыл кислород он, а не те двое, которые только описали его, даже не догадываясь о том, что́ именно они описывали.

В теории прибавочной стоимости Маркс по отношению к своим предшественникам является тем же, чем Лавуазье по отношению к Пристли и Шееле. Существование той части стоимости продукта, которую мы называем теперь прибавочной стоимостью, было установлено задолго до Маркса, точно так же с большей или меньшей ясностью было высказано, из чего она состоит, именно: из продукта того труда, за который присвоивший его не заплатил никакого эквивалента. Но дальше этого не шли. Одни – классические буржуазные экономисты – самое большее исследовали количественное отношение, в котором продукт труда распределяется между рабочим и владельцем средств производства. Другие – социалисты – находили это распределение несправедливым и выискивали утопические средства для устранения несправедливости. И те и другие оставались в плену экономических категорий, которые они нашли у своих предшественников.

Но вот выступил Маркс. И притом в прямую противоположность всем своим предшественникам. Там, где они видели решение, он видел только проблему. Он видел, что здесь перед ним был не дефлогистированный воздух и не огневой воздух, а кислород, что здесь речь шла не о простом констатировании экономического факта, не о противоречии этого факта с вечной справедливостью и истинной моралью, но о таком факте, которому суждено было произвести переворот во всей политической экономии и который давал ключ к пониманию всего капиталистического производства, – давал тому, кто сумел бы им воспользоваться. Руководствуясь этим фактом, он исследовал все установленные до него категории, как Лавуазье, руководствуясь открытием кислорода, исследовал прежние категории флогистонной химии. Для того чтобы знать, что́ такое прибавочная стоимость, он должен был знать, что́ такое стоимость. Прежде всего необходимо было подвергнуть критике саму теорию стоимости Рикардо. Итак, Маркс исследовал труд со стороны его свойства создавать стоимость и в первый раз установил, какой труд, почему и как образует стоимость, установил, что стоимость вообще есть не что иное, как кристаллизованный труд этого рода, – пункт, которого до конца дней своих не понимал Родбертус. Маркс исследовал затем отношение товара и денег и показал, как и почему – в силу присущего ему свойства стоимости – товар и товарный обмен должны порождать противоположность товара и денег, его основанная на этом теория денег есть первая исчерпывающая теория их, получившая теперь всеобщее молчаливое признание. Он исследовал превращение денег в капитал и доказал, что оно основывается на купле и продаже рабочей силы. Поставив на место труда рабочую силу, свойство создавать стоимость, он разом разрешил одно из затруднений, которое привело к гибели школу Рикардо: невозможность согласовать взаимный обмен капитала и труда с рикардовским законом определения стоимости трудом. Лишь установив разделение капитала на постоянный и переменный, Маркс смог до деталей изобразить действительный ход процесса образования прибавочной стоимости и таким образом объяснить его, чего не сделал ни один из его предшественников, следовательно, он установил различие в самом капитале, различие, с которым решительно не в состоянии были справиться ни Родбертус, ни буржуазные экономисты, но которое даёт ключ для решения самых запутанных экономических проблем, убедительнейшим доказательством чего здесь опять служит книга II и ещё более – как это будет видно позже – книга III. Далее, он исследовал саму прибавочную стоимость, открыл две её формы: абсолютную и относительную прибавочную стоимость, и показал, какую различную, но в обоих случаях решающую роль играли они в историческом развитии капиталистического производства. Основываясь на теории прибавочной стоимости, он развил первую рациональную теорию заработной платы, какую мы теперь только и имеем, и впервые дал основные черты истории капиталистического накопления и изложил его исторические тенденции.

А Родбертус? Прочитав всё это, он – как всякий тенденциозный экономист! – нашёл здесь «нападение на общество»^{29}, нашёл, что он уже сам сказал много короче и яснее, откуда происходит прибавочная стоимость, и, наконец, нашёл, что хотя всё это справедливо для «современной формы капитала», т. е. для того капитала, который существует исторически, но не годится для «понятия капитал», т. е. не годится для утопического представления господина Родбертуса о капитале. Совершенно так же, как старик Пристли, который до конца дней своих клялся флогистоном и ничего не хотел знать о кислороде. Только Пристли действительно первый описал кислород, тогда как Родбертус в своей прибавочной стоимости или, точнее говоря, в своей «ренте» вновь открыл только общее место, а Маркс, в противоположность поведению Лавуазье, был выше того, чтобы утверждать, что он первый открыл факт существования прибавочной стоимости.

Всё остальное, что внёс Родбертус в политическую экономию, стоит на таком же уровне. Его переработка теории прибавочной стоимости в утопию уже была непреднамеренно подвергнута Марксом критике в «Нищете философии»: всё, что можно было ещё сказать об этом, сказано мной в предисловии ^{30} к немецкому переводу этой работы. Его объяснение торговых кризисов недостаточным потреблением рабочего класса имеется уже у Сисмонди в «Nouveaux Principes d'Économie Politique», liv. IV. ch. IV.^[3] Только Сисмонди при этом постоянно имел в виду мировой рынок, между тем как горизонт Родбертуса не простирается дальше прусской границы. Его умозрительные рассуждения о том, берётся ли заработная плата из капитала или из дохода, относятся к области схоластики и совершенно упраздняются содержанием третьего отдела этой второй книги «Капитала». Его теория ренты осталась его исключительным достоянием и может безмятежно почивать, пока не появится в печати рукопись ^{31} Маркса, содержащая её критику. Наконец, его проекты освобождения старопрусского землевладения от гнёта капитала опять-таки совершенно утопичны; а именно, они обходят единственный практический вопрос, о котором здесь идёт речь, – вопрос о том, каким образом старопрусский юнкер, получая из года в год, скажем, 20 000 марок дохода и проживая, скажем, 30 000 марок, может всё-таки не делать никаких долгов?

Школа Рикардо около 1830 г. потерпела крах на прибавочной стоимости. То, что она не могла разрешить, оставалось тем более неразрешимым для её преемницы, вульгарной политической экономии. Два пункта, о которые она разбилась, следующие:

Во-первых. Труд есть мера стоимости. Но живой труд при обмене на капитал имеет меньшую стоимость, чем овеществлённый труд, на который он обменивается. Заработная плата, стоимость определённого количества живого труда, всегда меньше, чем стоимость продукта, который произведён этим самым количеством живого труда или в котором этот труд выражается. В таком понимании вопрос действительно неразрешим. Марксом он правильно поставлен, и тем самым на него дан ответ. Труд не имеет стоимости. Как деятельность, создающая стоимость, он так же не может иметь особой стоимости, как тяжесть не может иметь особого веса, теплота – особой температуры, электричество – особой силы тока. Покупается и продаётся как товар не труд, а рабочая сила. Как только она становится товаром, её стоимость измеряется трудом, воплощённым в ней как в общественном продукте; эта стоимость равна труду, общественно необходимому для её производства и воспроизводства. Следовательно, купля и продажа рабочей силы на основе такой её стоимости отнюдь не противоречит экономическому закону стоимости.

Во-вторых. По закону стоимости Рикардо два капитала, применяющие одинаковое количество одинаково оплачиваемого живого труда, предполагая все прочие условия равными, производят в течение равного времени продукты равной стоимости, а также прибавочную стоимость или прибыль равных размеров. Если же они применяют неодинаковые количества живого труда, то они не могут произвести прибавочную стоимость или, как говорят рикардианцы, прибыль равных размеров. Но в действительности имеет место противоположное этому. Фактически равные капиталы в равное время производят в среднем равную прибыль независимо от того, много или мало живого труда они применяют. Следовательно, тут явное противоречие закону стоимости, которое заметил ещё Рикардо и разрешить которое его школа тоже была неспособна. Родбертус также не мог не заметить этого противоречия; но вместо того чтобы разрешить его, он сделал его одним из исходных пунктов своей утопии («Zur Erkenntniß», S. 131). Это противоречие Маркс разрешил уже в рукописи «К критике» ^{32}; по плану «Капитала» решение будет дано в книге III ^{33}. До её опубликования пройдут ещё месяцы. Следовательно, для экономистов, желающих открыть в Родбертусе тайный источник теории Маркса и его несравненного предшественника, представляется случай показать, что́ в состоянии дать политическая экономия Родбертуса. Если они покажут, каким образом может и должна образоваться одинаковая средняя норма прибыли не только без нарушения закона стоимости, но как раз на его основе, тогда мы будем разговаривать с ними дальше. Однако пусть они соблаговолят поторопиться. Блестящие исследования этой книги II и совершенно новые результаты их в почти нетронутых до сих пор областях представляют собой только вводные положения к содержанию книги III, в которой изложены заключительные выводы из исследования Марксом процесса общественного воспроизводства на капиталистической основе. Когда появится эта книга III, меньше будут говорить о каком-то экономисте Родбертусе.

Вторую и третью книги «Капитала», как об этом часто говорил мне Маркс, он хотел посвятить своей жене.

Лондон, в день рождения Маркса, 5 мая 1885 г.

Фридрих Энгельс

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ ^{34}

Предлагаемое второе издание в основном представляет собой дословную перепечатку первого. Исправлены опечатки, устранены некоторые стилистические погрешности, опущено несколько коротких абзацев, содержавших только повторения.

Третья книга, которая представила совершенно неожиданные затруднения, теперь также почти готова в рукописи. Если здоровье мне позволит, её печатание может начаться уже этой осенью.

Лондон, 15 июля 1893 г.

Ф. Энгельс

* * *

Для более удобного обзора здесь приводится краткая сводка мест, взятых из отдельных рукописей II–VIII.

ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ

Стр. 31–32 из рукописи II. – Стр. 32–43 из рукописи VII. – Стр. 43–47 из рукописи VI. – Стр. 47–133 из рукописи V. – Стр. 134–137 – заметка, найденная среди выписок из книг. – Со стр. 138 и до конца отдела из рукописи IV; однако на стр. 147–149 вставлено место из рукописи VIII. – Стр. 152 и 159–160, примечания из рукописи II.

ОТДЕЛ ВТОРОЙ

Начало, стр. 172–183, представляет собой конец рукописи IV. – Отсюда и до конца отдела, стр. 188–393, всё из рукописи II.

ОТДЕЛ ТРЕТИЙ

Гл. 18 (стр. 394–403) из рукописи II.

Гл. 19: I и II (стр. 404–438), из рукописи VIII. – III (стр. 438–440) из рукописи II.

Гл. 20: I (стр. 441–444) из рукописи II, только заключительный абзац из рукописи VIII.

II (стр. 445–448) в основном из рукописи II.

III, IV, V (стр. 448–477) из рукописи VIII.

VI, VII, VIII, IX (стр. 478–495) из рукописи II.

X, XI, XII (стр. 495–545) из рукописи VIII.

XIII (стр. 546–555) из рукописи II.

Гл. 21 (стр. 556–596) вся из рукописи VIII.

КНИГА ВТОРАЯ
ПРОЦЕСС ОБРАЩЕНИЯ КАПИТАЛА

ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ
МЕТАМОРФОЗЫ КАПИТАЛА И ИХ КРУГООБОРОТ

ГЛАВА ПЕРВАЯ
КРУГООБОРОТ ДЕНЕЖНОГО КАПИТАЛА

Процесс кругооборота^[4] капитала проходит три стадии, которые, как изложено в первом томе, образуют следующий ряд:

Первая стадия: Капиталист появляется на товарном рынке и на рынке труда как покупатель; его деньги превращаются в товар, или проделывают акт обращения Д – Т.

Вторая стадия: Производительное потребление купленных товаров капиталистом. Он действует как капиталистический товаропроизводитель; его капитал совершает процесс производства. Результатом является товар большей стоимости, чем стоимость элементов его производства.

Третья стадия: Капиталист возвращается на рынок как продавец; его товар превращается в деньги, или проделывает акт обращения Т – Д.

Следовательно, формула для кругооборота денежного капитала такова: Д – Т…П…Т' – Д', где точки обозначают, что процесс обращения прерван, а Т', равно как и Д', означает Т и Д, увеличенные на прибавочную стоимость.

В первом томе первая и третья стадии исследовались лишь в той мере, в какой это было необходимо для понимания второй стадии – процесса производства капитала. Поэтому там остались нерассмотренными те различные формы, в которые на различных своих стадиях облачается капитал и которые он то принимает, то сбрасывает при повторении кругооборота. Теперь они составляют предмет более подробного исследования.

Чтобы понять эти формы в их чистом виде, необходимо прежде всего отвлечься от всех моментов, которые не имеют ничего общего со сменой форм и образованием форм как таковыми. Поэтому здесь предполагается не только то, что товары продаются по их стоимостям, но также и то, что это совершается при неизменных обстоятельствах. Следовательно, оставляются в стороне те изменения стоимости, которые могут произойти в течение процесса кругооборота.

I. ПЕРВАЯ СТАДИЯ. Д – Т^[5]

Д – Т представляет собой превращение известной суммы денег в известную сумму товаров: для покупателя – превращение его денег в товар, для продавцов – превращение их товаров в деньги. Этот акт общего товарного обращения становится в то же самое время функционально определённым отделом в самостоятельном кругообороте индивидуального капитала прежде всего не вследствие его формы, а вследствие его вещественного содержания, вследствие особого характера потребления тех товаров, которые меняются местом с деньгами. Это, с одной стороны, – средства производства, с другой стороны – рабочая сила: вещные и личные факторы товарного производства, особый характер которых, конечно, должен соответствовать тому виду изделий, который предполагается производить. Если мы назовём рабочую силу Р, средства производства Сп, то покупаемая капиталистом сумма товаров Т = Р+ Сп, или, короче:

Следовательно, рассматриваемый со стороны своего содержания акт Д – Т представляет собой

, т. е. Д – Т распадается на Д – Р и Д – Сп; денежная сумма Д разделяется на две части, одна из которых идёт на покупку рабочей силы, а другая – на покупку средств производства. Эти два ряда покупок имеют место на совершенно различных рынках: один – на собственно товарном рынке, другой – на рынке труда. Но кроме этого качественного разделения той суммы товаров, в которую превращается Д, акт

представляет собой также и весьма характерное количественное отношение.

Мы знаем, что стоимость, соответственно цена рабочей силы, уплачивается владельцу последней, продающему её как товар, в форме заработной платы, т. е. как цена известной суммы труда, заключающей в себе и прибавочный труд; таким образом, если, например, дневная стоимость рабочей силы = 3 маркам, продукту пятичасового труда, то в контракте между покупателем и продавцом эта сумма фигурирует как цена или плата, скажем, за десятичасовой труд. Если подобный контракт заключён, например, с 50 рабочими, то они должны доставить покупателю в течение одного дня в общем 500 часов труда, из которых половина, 250 рабочих часов, = 25 десятичасовым рабочим дням, составляет просто прибавочный труд. Количество, равно как и размеры тех средств производства, которые необходимо купить, должны быть достаточны для применения этой массы труда.

Следовательно,

выражает не только качественное отношение, не только то, что определённая сумма денег, например 422 ф. ст., превращается в соответствующие друг другу средства производства и рабочую силу: оно выражает и количественное отношение между частью денег, затраченной на рабочую силу Р, и частью, затраченной на средства производства Сп, – отношение, заранее определённое суммой того избыточного, прибавочного труда, который будет затрачен определённым числом рабочих.

Следовательно, если, например, в какой-либо прядильне заработная плата 50 рабочих составляет 50 ф. ст. в неделю, то на средства производства должно быть затрачено 372 ф. ст., при том предположении, что это – стоимость средств производства, превращаемых в пряжу недельным трудом в 3 000 часов, из которых 1 500 часов – прибавочный труд.

Здесь совершенно безразлично, в какой мере в различных отраслях промышленности применение добавочного труда обусловливает добавочную затрату стоимости в форме средств производства. Речь идёт лишь о том, что при всех обстоятельствах затрачиваемая на средства производства часть денег, т. е. купленные в акте Д – Сп средства производства должны быть достаточны, следовательно, должны быть заранее на это рассчитаны, доставлены в соответствующей пропорции. Иначе говоря, количество средств производства должно быть достаточным для того, чтобы поглотить соответствующее количество труда, чтобы при посредстве последнего превратиться в продукт. Если бы налицо не было достаточно средств производства, то избыточный труд, который получает в своё распоряжение покупатель, не нашёл бы себе применения; его право распоряжения этим трудом не привело бы ни к чему. Если бы налицо было больше средств производства, чем труда, имеющегося в распоряжении его покупателя, то они остались бы ненасыщенными трудом, не превратились бы в продукт.

Когда акт

совершился, покупатель располагает не только средствами производства и рабочей силой, необходимыми для производства какого-либо полезного предмета. Он располагает бо́льшим количеством приводимой в действие рабочей силы, или бо́льшим количеством труда, чем необходимо для возмещения стоимости рабочей силы, и в то же время располагает средствами производства, требующимися для реализации или овеществления этой суммы труда; следовательно, он располагает факторами производства изделий бо́льшей стоимости, чем стоимость элементов их производства, – или располагает факторами производства товарной массы, содержащей прибавочную стоимость. Следовательно, стоимость, авансированная им в денежной форме, находится теперь в такой натуральной форме, в которой она может реализоваться как стоимость, порождающая прибавочную стоимость (в виде товаров). Другими словами: она находится в состоянии или в форме производительного капитала, который обладает способностью функционировать как созидающий стоимость и прибавочную стоимость. Обозначим капитал в этой форме через П.

Но стоимость П = стоимости Р + Сп = Д, превращённому в Р и Сп. Д есть та же самая капитальная стоимость, как и П, только форма её существования другая; а именно, это – капитальная стоимость в денежном состоянии, или в денежной форме: это – денежный капитал.

Поэтому акт Д – Т<РСпили, в его общей форме Д – Т, т. е. сумма всех актов купли товаров, будучи актом общего товарного обращения, в то же время, как стадия в самостоятельном процессе кругооборота капитала, есть превращение капитальной стоимости из её денежной формы в её производительную форму, или, короче, превращение денежного капитала в производительный капитал. Следовательно, в той фигуре кругооборота, которая здесь рассматривается в первую очередь, деньги являются первым носителем капитальной стоимости, а потому денежный капитал является той формой, в которой авансируется капитал.

Как денежный капитал, он находится в состоянии, в котором он может выполнять функции денег, например в данном случае – функции всеобщего покупательного средства и всеобщего средства платежа. (Последнее постольку, поскольку рабочая сила, хотя она и покупается раньше, но оплачивается лишь после того, как она действовала. Поскольку на рынке не имеется готовых средств производства и приходится их заказывать, постольку в акте Д – Сп деньги также действуют как средство платежа.) Эта способность вытекает не из того, что денежный капитал есть капитал, а из того, что он – деньги.

С другой стороны, капитальная стоимость в денежном состоянии может выполнять лишь функции денег и никаких иных. Что превращает эти последние функции в функции капитала, так это их определённая роль в движении капитала, а потому и связь стадии, в которой они выступают, с другими стадиями его кругооборота. Например, в случае, который прежде всего занимает нас, деньги превращаются в товары, соединение которых составляет натуральную форму производительного капитала, а потому в скрытом состоянии, в возможности, уже заключает в себе результат капиталистического процесса производства.

Часть денег, выполняющих в

функцию денежного капитала, совершая само это обращение, переходит к выполнению функции, в которой исчезает их характер капитала и остаётся лишь их характер денег. Обращение денежного капитала Д распадается на Д – Сп и Д – Р, на куплю средств производства и куплю рабочей силы. Рассмотрим последний акт сам по себе. Со стороны капиталиста Д – Р есть купля рабочей силы; со стороны рабочего, владельца рабочей силы, это есть продажа рабочей силы, мы можем сказать здесь, – продажа труда, ибо форма заработной платы уже предполагается. То, что для покупателя представляет собой Д – Т (= Д – Р), здесь, как и при всякой купле, для продавца (рабочего) есть Р – Д (= Т – Д), продажа его рабочей силы. Это – первая стадия обращения или первый метаморфоз товара («Капитал», книга I, гл. III, 2a); со стороны продавца труда это есть превращение его товара в денежную форму. Полученные таким образом деньги рабочий постепенно расходует на известную сумму товаров, которые удовлетворяют его потребности, на предметы потребления. Следовательно, обращение его товара в целом представляется в виде Р – Д – Т, т. е., во-первых, Р – Д (= Т – Д) и, во-вторых, Д – Т; следовательно, в виде общей формы простого товарного обращения Т – Д – Т, где деньги фигурируют как простое средство обращения, играющее мимолётную роль, как простой посредник в обмене товара на товар.

Д – Р является характерным моментом превращения денежного капитала в производительный капитал, потому что это – существенное условие для действительного превращения стоимости, авансированной в денежной форме, в капитал, в стоимость, которая производит прибавочную стоимость. Д – Сп необходимо лишь для того, чтобы реализовать ту массу труда, которая куплена в акте Д – Р. Поэтому акт Д – Р был рассмотрен с этой точки зрения в книге I, отдел II, «Превращение денег в капитал». Здесь же необходимо рассмотреть дело ещё и с другой точки зрения, а именно по отношению специально к денежному капиталу как форме проявления капитала.

Акт Д – Р вообще признаётся характерным для капиталистического способа производства. Но отнюдь не по той указанной выше причине, что купля рабочей силы есть такая сделка, в которой обусловлено доставление большего количества труда, чем необходимо для возмещения цены рабочей силы, заработной платы, в которой, следовательно, обусловлено доставление прибавочного труда, основного условия для капитализации авансированной стоимости, или, что то же самое, для производства прибавочной стоимости. Нет, – напротив, он признаётся характерным из-за своей формы, потому что в форме заработной платы труд покупается на деньги, а это считается признаком денежного хозяйства.

Здесь опять-таки характерным считается не иррациональность формы. Напротив, этой иррациональности не замечают. Иррациональность же заключается в том, что сам труд, как элемент, образующий стоимость, не может иметь стоимости, а потому и определённое количество труда также не может иметь стоимости, которая выражалась бы в его цене, в его эквивалентности с определённым количеством денег. Но мы знаем, что заработная плата есть просто замаскированная форма; форма, в которой, например, дневная цена рабочей силы представляется ценой труда, приведённого в течение одного дня этой рабочей силой в текучее состояние, так что, следовательно, стоимость, произведённая этой рабочей силой в течение, скажем, 6 часов труда, становится выражением стоимости её двенадцатичасового функционирования, или двенадцатичасового труда.