К. Хеллен
Эйвели. Часть первая
Звенье двадцать шестое. Элрельта и Ниамах
Был Элрельта рождён от Кихин, прекраснейшей дочери Седби, сына Финиара, и от мужа Кихин Китли, что был королевского рода, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме. И было это так. Слагал Китли песнь в честь госпожи своей, неприступной Кихин, тогда же пришла нежная страсть в сердце арели, и вошёл он к жене своей и поразил её Светом своим и лаской, и легли они тут же как муж и жена, и так был ребёнок у Кихин от мужа её, и по сроку был он рождён и наречён Финиаром Элрéльта [Elrél`ta], то есть Сила рода. Взял эу красоту родителей своих, и силу их многую, и Свет их, он же стал Кихин и Китли великой отрадой, как и всему роду Щита. С первых дней были Фанханден и Элрельта во всём неразлучны, и в играх своих и в умениях своих не уступали друг другу, но были преданы друг другу в братской Любви и во всём послушны отцу и матери. Так в Любви родителей, труде и учении проходило детство их и ранняя юность, они же вдвоём были подобны двум блистательным звёздам, двум могучим молниям грозовых небес.
Когда же исполнился знанием Элрельта, то оставил Дом свой и ушёл к людям, ибо так распорядилось сердце его, и долго прожил среди них как учёный муж и добрый советчик. Пришёл же день битвы, и узнали его и как крепкого воина, ибо был обучен Элрельта искусству боя и войны родом своим. И увидел это король тех мест и того народа, в котором жил эу, и послал за ним, и призвал к себе на службу. И согласился эу, ибо великой честью считал служение человеку. И много лет служил эу королю верой и правдой в советах и суждениях своих, а также в защите границ и народа его. Но прошло время, и захотел король отблагодарить любимого своего воина и советчика, и устроил пир, на котором поручил в жёны эу дочь брата своего, деву Ки́ге [Kíge]. И объявил, что весной сыграют свадьбу их, до того же срока надлежало им готовиться. И объял Элрельту великий трепет и смятение, ибо любил он короля своего, но не мог взять в жёны Киге, так как не было в его сердце надлежащей Любви к ней, и не мог он, и не хотел он жить с женой своей по обычаю человеческому – в сладкой страсти. И пришёл он к королю своему и сказал ему, что не может принять дар его. Король же его страшно прогневался и сказал, что убьёт эу, если тот воспротивится воле его. И вернулся Элрельта в покои свои и терзался страшно, ибо восставил король его долг эу против природы его. И не было рядом мудрости Финиара и поддержки народа его, чтобы укрепить Элрельту. И тогда решил он, что честнее всего будет ему – оставить своего короля и невесту свою и уйти. И в ту же ночь, когда все спали, оставил он всё, что нажил, и меч, и коня своего, и всё золото и богатства, и шелка, и подарки, которых был удостоен, и ушёл из дворца. Наутро же, когда обнаружил король его пропажу, то понял всё, и не знал его гнев милости. Он же отослал Киге в монастырь, ибо была она опозорена бегством жениха своего в народе своём, и послал король лучших из воинов своих изловить предателя и доставить его ко двору его в жизни или в смерти. И узнал о том Элрельта и опечалился горько. Ибо хотел он вернуться в Дом свой, но лежала дорога к нему через поля и равнины, где нашли бы его люди короля, и не желал Элрельта биться с ними, и не мог вынести предательства своего. Потому ушёл на запад, в земли врагов рода короля своего. И нашёл там деву Ни́амах [Níamah] из арели, что приютила его и скрыла его на тёмной стороне подзаконного мира умением своим. Он же взамен обещал славу роду её. И так жил при Ниамах Элрельта, и взял на себя служение певца и свидетеля, и воздал должное заслугам рода её. И так скрывался эу до тех пор, пока не сменился род короля его, и все те, кто помнил и знал его, умерли. Тогда же оставил Элрельта Ниамах и вернулся в Дом свой, но было сердце его разбито, и горевал он жестоко, и потому пришёл он к Финиару и спросил его, верно ли поступил он, оставив короля своего и укрывшись от людей его и праведного гнева его? Финиар же принял Элрельту и выслушал его. И сказал эу, что прежде всего надлежит ему спросить деву Ниамах, укрывавшую его, довольна ли она службой его и достаточен ли блеск славы, обещанной ей? И отправился эу по велению господина своего к Ниамах. Она же, отпустив эу и потеряв его, рассказала о том господину своему, и был Владыка Смерти весьма удивлён, узнав, что при неведении его долгие годы служил эу народу его и славе его. И, узнав, что был тот эу из рода Финиара, наказал Ниамах найти его и привести к нему, ибо задумал отблагодарить эу достойно за службу его, то есть водворить в Эйден чёрным умением своим.
И пришёл Элрельта в край Ниамах и нашёл её, и спросил её, довольна ли она службой его, и достаточен ли блеск славы, обещанной ей? Но удержала его Ниамах в разговоре и дала знак слугам своим, и позвали они Нурши, и схватил он эу и сковал его, и доставил так к господину своему. И Ниамах пошла с ними, дабы получить долю свою.
Когда же пришли они к Владыке, отдал он щедрую долю дочери печали и отослал её. Она же сказала ему, что в даре своём был этот эу, что предстоит ему, щедрее господина её. Тогда дал ей Владыка ещё больше. Но оскорбилась строптивая Ниамах и сказала, что стыдно ей за Владыку своего, что видится ей скупцом перед простым эу. И велел Владыка убить эу, а Ниамах спросил, что же смог он дать ей из того, что оценила она выше даров господина своего? И сказала Ниамах – улыбку сердца. И приказал тогда Анкхали Нурши принести золотой поднос и сердце эу на нём и отдать его Ниамах, чтобы запечатались уста её в словах об эу. И взял Нурши клинок эу и замахнулся над Элрельтой, тогда же умоляла Ниамах пощадить его. И просила господина своего спросить с неё любую из цен взамен жизни эу. И согласился Владыка Смерти отпустить Элрельту, если послужит ему Ниамах три меры жизни своей (1) как утешение на ложе его во всех прихотях его. И согласилась арели, и был эу отпущен и выдворен вон.
(1) называют арели мерой жизни – всю протяжённость её от первого дня под именем до Судного Дня. Так, назвав цену за жизнь эу три меры жизни, указал Анкхали гордой Ниамах, что не будет конца позору её и муке.
И хоть был эу помилован и страшной участи избежал, не мог он уйти и покоя не знал, ибо не видел за всю жизнь свою горя большего, чем горе в глазах Ниамах, ставшую залогом жизни его на ложе владыки арели. И встал он на колени, где оставили его, и взмолился к Господу направить его и дать сил ему. И послал Господь ему Луану, брата его из рода Ирдильле, сына Иллиат и Иниргина. Ему же открыл Элрельта сердце своё. И согласился Луана помочь ему вызволить Ниамах и освободить её от страшного долга её.
И дождались эулиен ночи, и проникли вдвоём в предел Владыки, никто же из слуг его и дозорных не заметил их. И разузнали они час, когда призовёт Владыка Ниамах и пойдёт она к нему. И был пятый шаг луны (2), и встретили они её, как слуги его, и пошла она с ними, думая, что идёт к Владыке, но проводили они её до границы. И вывел Элрельта Ниамах на сторону подзаконного мира, а Луана остался, чтобы очистить и закрыть их путь. И поняла Ниамах, что похитил её эу из края её, и велико было удивление её. Тогда же снова спросил её эу, довольна ли она службой его и блеском славы, обещанной роду её? Ниамах же ответила ему: – Не довольна. И спросил Элрельта, что он должен роду её за щедрость её? И сказала ему арели – славу в детях их.
(2) от века измеряют эулиен время в шагах луны и солнца. Так есть в сутках 16 шагов солнца и 8 шагов луны. И шаг их теперь равен 1 часу по человеческому счёту. Начинает солнце путь свой, когда люди считают 4 утра, и делает 16 шагов до захода. На шестнадцатом шаге – прячется солнце и восходит царица ночи. Ей же отведено 8 шагов с 20 часов до 4 по человеческому счёту. Так, пятым шагом луны называют эулиен полночь, как и полдень – девятым шагом солнца. И встречи назначают так – через три шага солнца или луны, или на четырнадцатом шаге солнца, в сумерки.
И привёл Элрельта Ниамах к Финиару, и рассказала она ему о долге эу перед ней. И спросил Финиар Элрельту, признаёт ли он правоту Ниамах? И ответил эу: – Признаю. И спросил Финиар арели, кто вразумил её требовать с эу такой цены? Она же сказала: – Te vol` ánu Líē.30 По словам же её очистились очи сердца Элрельты, и просияла улыбка на лице его. И просил он Финиара, упав перед ним, позволить ему послужить госпоже своей в Любви и верности, ибо и его сердце слышало призывный глас Любви их. И улыбался Финиар, и провёл их в зал, где свечи, и показал им свечи их, и сказал, что давно уже горят они вместе, ибо так было должно быть. И вложил он руку Ниамах в руку Элрельты, и утвердил арели в имени её в народе своём и под властью Бога своего, и сочетал их как мужа и жену по Любви их. И да пошлёт Господь всякому службу, подобную службе среднего сына Кихин и Китли!
Звенье двадцать седьмое. Ишнар Железная госпожа и Мэе
Была Ишнар рождена от Кихин, дочери Седби, сына Финиара, и от огневласого мужа Кихин Китли, по исходу, на мирной земле, в пределе рода своего, в Светлом Доме. И было это так. Уединились в супружеской молитве своей Кихин и Китли и соединили голоса свои в славословной песне. Она же распалила сердца их и зажгла в них Свет. И обратили они взоры друг к другу и узнали нужду друг в друге. Тогда же легли они вместе как муж с женой, и так был у Кихин ребёнок от мужа её. И в день, отведённый ей, родила Кихин мужу дочь, подобную ему красотой и нравом, и назвал её Финиар Ишнáр [Ishnár].
Велика была красота Ишнар, от которой никто не мог отвести взора. И сочетались в ней в полной мере своей тонкая внемирная красота отца её и воинственная красота её матери. И обучилась Ишнар искусству у матери своей, и потому Железной госпожой – Хáхи эвхи́ме [Háhi evhíme] прозвана. С юных лет было огненное горнило Ишнар ближе братьев её и бесед с наставниками своими. И был в глазах её отблеск стали, что повиновалась рукам её и плавилась от одного взора её. Была же в свои пятнадцать лет Ишнар подобна огненному цветку, и всякое сердце, неосторожное во взгляде, было обожжено ею. В пятнадцать же лет исполнилась Ишнар знанием, и построила кузницу себе, и высоко взвилось пламя её под небо. Там же и престол её, повелительницы металла и наковальни. Была Ишнар сильна столь же, сколь и красива, и сила была её велика, ибо отказала она людям делать оружие для войн их, хоть принуждали её и предлагали дары, щедрость которых уязвит щедрость прилива.
И по умению её и по нраву её брал Седби Ишнар в походы свои, чтобы ковала она оружие войску его. И верно служили клинки Ишнар хозяевам своим.
Случилось же Онаи, верному волку Элкарита, взглянуть неосторожным взглядом своим на Ишнар, и упала на сердце его искра от кузни её, и полюбил он эу, как умел и мог – всем сердцем своим звериным и верностью волчьей. Тогда же притворился он псом и приходил к кузнице эу, и сидел там, охраняя её. Erk ta tórn ev el`ídeme ín`ni, anké a erkéri nívhi ni а́naim. А́tu érkē Íl`о írnuh` íbhu, kowb imtérlil` ev élre ínug. (1)
(1) «Всякий да тщится в природе своей, никому же изменение её не подвластно. Ибо всякому Свету нужен срок, чтобы войти в силу свою». Так говорил Всеспрашиваемый.
И случилось Нурши, лёгкому в грехе своём, увидеть Ишнар в блеске её и возжелать её страстью тёмной и мрачной. Тогда же пустился он по следу эу и не знал покоя.
И случилось одному из эулиен, кроткому в сердце своём, что звался Мэ́е [Mée], полюбить Ишнар, как умел он и мог – светло и тихо. И пришёл он к ней и открылся ей, но прогнала его Ишнар, ибо не любила его. Мэе же соследовал ей всюду в сердце своём, и не ел и не пил, но, поручив себя семье своей, был сердцем и оком своим там, где Ишнар и так служил ей, не открываясь.
И был день, и была в людях великая нужда в рассуждении и светлой мудрости. И искали они совета. Тогда же узнал об этом Элкарит зорким сердцем своим, и облачился в одежду простую, и отправился к людям. И Ишнар пошла с ним. И решил Нурши напасть на них на дороге их. И нагнал их, и затаился, и выждал. Когда же подошли Элкарит и Ишнар – вышел к ним, приняв облик эу, и просил позволения идти с ними. И разрешил ему Элкарит, ибо не верил тени ни в одном сердце. И так шли они вместе до ночи, и Онаи с ними. Он же узнал Нурши и пытался отвести его, оградить эулиен от него, но запретил ему Элкарит, и Ишнар не послушалась его. Ночью же разошлись эулиен и легли по разные стороны одной поляны, и так уснули. И когда уснули они, поднялся Нурши и достал эохтин. Им же смочил он колкий клинок свой, который был тонок, как жало. И приблизился к спящему эу и склонился над ним. И увидел это Онаи, и прыгнул, и вмиг встал между эу и арели. Нурши же руки не отвёл – и так ударил Онаи в грудь его. И поразил его эохтин. И проснулись эулиен от крика его. Онаи же лёг на Элкарита и могучим телом своим закрыл его, и не мог Нурши подступиться к эу и ударить его. Так и умер Онаи, съедаемый эохтином. И страшной и долгой была последняя смерть его (2). Когда же испустил он дух, не было никого, кто заступился бы за эулиен более. И, оставив Элкарита, приступил Нурши к Ишнар, и могучим огнём горели глаза его. И так сильна была тёмная страсть, охватившая его, что мог он сокрушать ею горы. И встала тогда Ишнар против него, но не было при ней ни меча, ни копья, лишь именной клинок её. Тогда же опустилась Ишнар на колени и взмолилась к Богу защитить её и Элкарита. Нурши же лишь смеялся. И приблизился к ней, и протянул руки к эу, но тут ударила с чистого неба молния и прошла рядом, и ослепила арели на миг и так остановила его. Но пришёл Нурши в себя и бросился к Ишнар, и схватил её, но снова ударила с неба молния и обожгла его. Тогда же сошла с него плоть эулиен, и увидела Ишнар Нурши и узнала его. И кричал Нурши от боли и злобы, но страсть его оказалась сильнее. И сделался он сам подобен зверю, и сорвал с себя одежды свои и приготовился к прыжку, но тут просиял Свет, и стало светло как днём. И был этот Свет всюду. И обступил он Ишнар, и окутал её, и стала она недосягаема для арели, ибо ослепил его этот Свет и уязвил в самую тень его, и сокрушил его, и бежал Нурши, спасаясь. Когда же ушёл он в предел свой, рассеялся Свет и погас, подобно рассветной заре. И снова стало темно, и ночь вернулась в право своё. И бросилась Ишнар к наставнику своему, и лишь по великой силе в руках своих смогла освободить его из-под Онаи. И вызволила его, и звала его, и так убедилась, что он жив. Тогда же пожелал Элкарит похоронить друга, как требовал обычай эулиен. И погребли они с Ишнар отважного Онаи, и помолились над ним. И Элкарит спел ему, как спел бы другу и брату. Тогда же продолжили они путь свой, а исполнив свой долг в людях, вернулись в Светлый Дом. И искала тогда Ишнар ответа у Финиара о молниях и Свете, спасшим их. И сказал Финиар, что возможно это чудо лишь в том случае, что ежели послал кто-то Свет свой, чтобы спасти их. И отправил Финиар искать того эу по Светлому Дому и селениям эулиен. И на третий день принесли эулиен в Светлый Дом Мэе. И был он ни жив, ни мёртв, ибо отдал Свет свой на спасение Ишнар и отделил его от себя самого. И призвал Элкарит Дууда и Иеи помочь ему. И сказал Иеи, что нет спасения эу, если кто-то не вернёт ему Свет его или не разделит с ним свой Свет. И слышала это Ишнар и пришла к Мэе, и опустилась на колени у ложа его, и положила руку на сердце его. И разделила Свет свой с эу, и покинула её тотчас часть внемирной красоты её, и сделалась Ишнар как все эулиен, и погас Свет волос её. Тогда же перешла мера Света её к Мэе и вернулась жизнью в глаза его. И поднялся он, и обрели они с Ишнар друг друга в улыбках.
(2) жизнь арели вечна, ибо нет у них тела и нечему в них стариться и умирать. Суть их – лишь имеющееся имя, или вечное движение, потребное для утоления вечной печали их. Но обрети арели плоть и будь погублен в ней – иссякнет, подобно тени перед лицом Света, ибо нет в нём не только смертного, но и бессмертного также, нет души. Лишь дух, что сам он и есть. И так умирает арели – последней и единственной смертью, и исчезает так, как будто и не было его никогда ни прежде, ни после не будет. Таково проклятье арели – не иметь души и смерти, но умерев – не знать Ада или Рая – лишь небытие. Никто же из арели не волен изменить свою природу, не имея достаточно Света и права в нём.
И пришли эулиен к Финиару, и просила Ишнар утвердить их с Мэе в Свете, сочетав их как мужа и жену. И по Любви её одарилось сердце Ишнар великой кротостью и даром убеждения, и согласился Финиар, и позвал сына своего, Элкарита, и род его. И был праздник амевиль, ибо сочетал Финиар Ишнар и Мэе в Свете, и утвердился Свет их и умножился.
Ta evá Íl` wer móki, ki ánmū nói, im ni evá íoē islérnē ev el`ío nói, kíl`e hem no ni vol`!31
Звенье двадцать восьмое. Этин Чёрный и Инер
Был Этин рождён от Алдари Находчивого, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, прежде светлой сестры своей, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, от возлюбленной жены Алдари Илит.
Рос Этин в мире и Любви отца и матери и радостью о себе наполнял сердца их. Его же хвалили все учителя, ибо был ум его светел и крепок, и не сомневался никто с юных дней его, что ожидает род Эйвели великий учёный. Было же всё по ожиданиям их.
Не странствий ветры манили эу, но книги и знания, им же себя и отдал он, и трудами Этина приросла библиотека Дома его и блеск славы рода его, ибо передавали слова его из уст в уста в роду смертных и бессмертных, и так многие пришли к истине и обрели положенное знание. Тихая мудрость была дана сердцу Этина, и голос его был чист и негромок, но за пределами мирной земли гремел ум его и ходили книги его. В людях же взял себе Этин другое имя, дабы не смущать смертных, как и заведено среди эулиен, и чтут ныне люди его как великого учёного из своего народа, хоть и не знают его подлинной истории жизни. Этин же в то время, далёкий от нужды в славе, подвизался, как и прежде, в народе своём, на мирной земле, где слышали голос его. Он же позже странствовал по миру, собирая и раздавая знания, и особенно много путей проложил знаниям на Востоке, наипаче в аргийских землях (1). Вернувшись же с Востока, где странствовал и учил, был Этин первое время смугл кожей, отчего и прозвали его Этин Кхад [Кhad], Чёрный. Во всех же путях его была с ним И́нер [Íner], жена его, которую обрёл он в землях Востока, где отдавала она Свет свой и живительную влагу души своей людям тех мест. Так, услышав о мудрой деве, пришёл Этин послушать её, и по словам её узнал сердце её и понял в сердце своём, что нашёл Любовь. И вступил эу в спор с Инер, и спорили они три дня и три ночи, и оставили Инер ученики её, ибо призвали их нужды их, она же продолжала учёный спор с Этином. И на третий день выяснили эулиен, что не уступает никто из них другому в споре и мудрости, и искали того, кто мог бы рассудить их. Тогда же пришли они в Светлый Дом и обратились к Всеспрашиваему, он же по великой мудрости своей ответил, что среди двух мудрецов высший – Любовь. И огласили её Этин и Инер перед господином своим, и сочетал он их в Свете по желанию их. И умножилась мудрость их, когда взялись они за руки по праву жены и мужа.
(1) Áрга – так называют эулиен обширный край на Востоке, где прежде собиралось знание человеческое, а ныне добывают железную руду и выплавляют сталь, и аргийская сталь у людей и эулиен чтится выше прочих за прочность свою и верность.
Звенье двадцать девятое. Виах и Дунльёильле
Была рождена Виах от Алдари Находчивого, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, и жены Алдари Илит, после исхода эулиен, на мирной земле, в Светлом Доме, после брата своего. И было это так. Отдыхали сердца Алдари и жены его в светлой беседе, каков обычай среди эулиен, и с нежной Любовью смотрел эу в глаза Илит, и Свет Любви его приняла она, и так был у неё ребёнок от Алдари. И в положенный срок родила Илит дочь мужу своему, и отправили тут же за Финиаром. И взял Финиар дитя на руки, и по Свету глаз её дал имя ей Ви́ах [Víah], что значит Ангел.
По рождению своему была окружена Виах заботой и попечением, и любили все её за красоту её и добрый нрав, и так росла Виах смелой и любопытной, истинной дочерью рода Ирдильле.
Случилось однажды Виах, будучи ребёнком, по велению сердца выйти из Светлого Дома и через холмы пойти к людям, ибо велико было любопытство её о жизни их. Весь день в наблюдении и попечительстве провела она среди смертного народа, а едва стемнело, обнаружила в себе незнание дороги к Светлому Дому, и спросить ей было некого. Тогда без страха, но с молитвой, нашла Виах высокий холм у рощи и камень под ним, и легла на камень, и уснула на нём сном ребёнка. Тогда же, по исполнении права сумеречного часа, вышел по границе к смертным арели по имени И́тран [Ítran], что был из Эофéнова [Eofén] рода, с запада. Как и все из рода его, поставлен был следить он за людьми тех земель, волей Владыки Смерти, дабы вредить им и разорять селения и души их. Но, переступив сумрак, увидел он спящую Виах, и великая страсть охватила его. Будучи рабом страстей и пленником плоти, повинности этого мира (1), не воспротивился ей Итран и, следуя жажде, овладел спящей эу. Едва же страсть отпустила его, увидел он глаза Виах, и великое смущение настигло его, и сердце его восстало и жаром стыда укорило арели. И не убил Итран Виах, и не оставил, как прежде, но не смог уйти и остался подле неё, сокрушаясь и убиваясь жестоко. Ужас и отчаянье наполнили его и держали крепко, и сколько ни пережидал он, не оставляли его. Хуже того, требовало сердце его – ни шагу без Виах не делать, ни вздоха, и биться без имени её не желало. Не знал арели доли своей и в чувствах своих разобраться не мог, но, покорный силе их – оставался подле Виах и смотрел, как засыпает она снова, и так до полуночного часа охранял сон её от яркого света звёзд и шумного ветра.
(1) дабы в полном праве совершить действие для результата его – надлежит всякому арели прежде принять плоть и законы её. Тогда же может он и действовать явно в подзаконном мире, и быть убитым, и умереть последней смертью. В развоплощённом состоянии своём никто же из арели на явные дела по праву не способен.
Когда же исполнилась полночь, не смог Итран с сокрушением и виной своей совладать и, взяв дитя на руки, отнёс её в Дом её, полагая, что стал рабом Любви, и Любовь повелела ему.
И открылись двери Светлого Дома, и вскоре предстал Итран перед Финиаром с Виах на руках. И рассказал он Финиару о том, что сотворил с Виах, и о Любви своей, и о том, что оставить её не смог и вернул в Дом её. Рассказав это, предал Итран себя суду Финиара.
Смутился тогда мудрый эу, ибо справедливость его требовала скорой кары грешнику, душа – уважения к Любви, а сердце – счастья для Виах. Мудрость же его подсказала ему обратиться к Фиэльли. И пришёл к ней Финиар за советом и застал её в трудах, среди книг. Рассказал Финиар ей о затруднении своём и испросил совета. Ни слова не сказав, выслушала его Фиэльли и спросила: откуда узнал Финиар о том, что случилось? И ответил он, что сам Итран рассказал ему. Тогда спросила Фиэльли, зачем пришёл Итран к Финиару? И сказал Финиар, что Итран ответил – для того, чтобы вернуть Виах. И спросила Фиэльли, признал ли Итран вину за собой, и Финиар подтвердил это.
– Дабы сердце Ваше успокоить и против справедливости не пойти, спросите его самого о наказании его. Спросите его о вине его. По словам же его и судите. – Так сказала Фиэльли, и согласился Финиар. И, поднявшись, просил её пойти с ним, дабы свидетельствовать в разговоре его с Итраном.
Вернувшись, нашёл Финиар Итрана где и прежде, в ожидании кары своей. И по совету Фиэльли спросил Финиар арели, знает ли он о тяжести вины своей? И арели подтвердил, что знает. Тогда спросил Финиар, как поступить ему, будь сам Итран на месте Финиара, дабы покарать справедливо и достойно, но и природе своей не изменить, не убив и не осквернив живое создание. И Итран, вспылив, сказал, что предаёт себя воле Финиара, но будь он на месте его, потребовал бы от арели немедленной клятвы (2) в доказательство Любви своей или исполнение немедленной кары, если слова его окажутся ложью. Ибо если Любовь его истинна, то клятва послужит ему искуплением, а если ложью – то он сам себя покарает, но смертью тела и духа искупить содеянное он готов. Ужаснулся Финиар воле арели, но перечить ему не стал, и по традиции руки его в свои принял и, глядя в глаза, приготовился слушать Итрана. Велик был трепет и страх арели перед клятвой, ибо не знал он, насколько правдива Любовь его, и Любовь ли это. И видел Финиар смертный ужас на лице его и спросил о нём арели, но вместо ответа услышал он лишь: «Ten eylа́ten hi ilítat nhа́ydi lūt ül`e! Im ínen míel fórthin Úruhe Yónē!…»
(2) есть страшная молитва, именуемая среди эулиен и арели «клятвой арели» или «клятвой». Её услышав, уходит дух арели через порог и погибает, покинув тело, которое обретает арели во исполнение её, и так умирает смертной смертью, потому произносить её никто не смеет, ибо сила её велика, и всякий, кто слышит её или говорит её, если есть вина или грех на нём – познает все муки, что призывает эта клятва. И так надлежит говорить (сокращу, дабы уберечь читающих): Ten eylа́ten hi ilítat nhа́ydi lūt ül`ē! Im ínen míel fórthin Úruhe Yónē! Isíl`mtal`an – hi amarа́ntnet Úruhe Nói íne! Аnfádah! Аnfádah! Аnfádah! / Ta ialdа́rtil` Úruh Yónol, im ínen Nói! Im ni íniril míik` kа́ylahol, on hi ískheh, im ni hénnil` eshúramrennel` íne i izgílleo! Ta duh bil míen róktelintil` ev el`iybílen im rerétil` ret, ra térlenen, ke íl`retetil`! Duh atchíl` mo hа́en íl`mren úrahi évmē! Duh pа́scuen Íssaeol kh`rortenil` ísil`mtenē ror, íēni ílaeni nói ístuh`enil`, íei íshurahil` íol`, im reténarntenal` nírten а́nakmrenenil` ev el`ístuh im iníril` evа́en ak а́nlienen ínenē, im l`yö nói evá éligf`ih`, ov а́kon niz! Eohtín dun íwhreil` míik leyk, f`ítar – íshud im ísum, а́kmar – а́kmari élig im ístomen! Im íybilen duh retírenenil` ret rórmadē, ov rórmad ret ílaē, im retéyenil` ev Íssea víe híol húrti olúrat Yónē, im Itíl` darnítil` ev el` úrat ret víē im rórē, on isíl`mt hi! Isíl`mt hi! Isíl`mt hi!… … (В свидетели я призываю вышний край неба! И имя (2.1.) моё подлежит суду Бога! Солгав – я предаю суду Его себя! Навеки! Навеки! Навеки! / Да восхвалю Суд Божий и имя Его! И не увидеть мне солнца, если я грешен, и не услышать зовущих меня ко спасению! Да пусть кровь моя завопит в венах и вырвется вон через пути, что найдёт! Пусть увянут все мои члены смертью цветка! Пусть псы преисподние истерзают солгавшего тело, живыми кости его сгниют, живой разложится кожа, и вытекшие глаза иссохнут в гное и видеть будут лишь муки имени, и внутри его будет жар, а снаружи – хлад! Эохтин пусть заменит мне кровь, воздух – сера и стыд, воду – жидкий огонь и скверны! И вены пусть оторвутся от мяса, а мясо от кости, и исторгнется в Ад дух мой мечом гнева Господня, и Луна отвернётся во гневе от духа и тела, если лгу я! Лгу я! Лгу я! … …) Заканчивается же клятва трёхкратным «увы мне!». Так воздаётся каждому по делам его, ибо от звуков клятвы, услышанной или произнесённой – обретает арели плоть, и следует она словам клятвы, если есть вина на нём или ложь.
(2.1.) дух, суть. Для арели имя заменяет плоть и является единственным его свидетельством и достоянием, его сутью, его полнотою.
Исказилось лицо Итрана, и жестокие судороги охватили его. Долго держался он на ногах, поддерживаемый Финиаром, но ослабло тело его вскоре под натиском мук, и упал он на колени, а затем и на пол, но клятвы не закончил. И Финиар не отпускал рук его, и глаз не отводил. Последние же слова клятвы слушал эу, склонившись над Итраном, ибо голос арели ослаб, и умирал он в страшных муках. Когда Итран закончил клятву, руки его ослабели в руках Финиара, и жизнь оставила арели. В великом смущении и восхищении поднялся Финиар и отступил прочь, но Фиэльли тут же склонилась над Итраном, взывая к сердцу его, попрекая его Любовью его, говоря: Поднимайся, Дунльёи́льле [Dunl`yöíl`le] (3), нет тебе смерти! Клятвой своей доказал ты Любовь свою, она же щит твой. Открой глаза, Дунльёильле, ибо Любовь и то, что её – не ведает смерти!
(3) Крепкий в Cвете, укреплённый в Cвете (эмл.)
И открыл арели глаза и увидел лицо Фиэльли, что улыбалась ему. И жизнь вернулась в тело его, и он встал на ноги. Спросила тогда Фиэльли Финиара о судьбе Итрана, наречённого Дунльёильле. И Финиар сказал так: – Давно не видел я столь отчаянного, отважного и доброго сердца. Нет передо мной и родом моим твоей вины более. И если пожелаешь, то можешь уйти, а если пожелаешь, то можешь остаться. Никто в Светлом Доме не обидит тебя и не отвергнет. Пусть будет по воле твоей, ты сам вправе выбирать свою судьбу. Тогда Дунльёильле умолял Финиара позволить ему остаться, ибо без Виах не мыслил ни одного удара сердца своего. И Финиар согласился и разрешил арели: – По воле твоей, оставайся рядом с Виах, будь ей наставником и другом. Научи её всему, что знаешь, и сердца своего заботу ей предложи. Но не смей говорить ей о том, что привело тебя сюда, до исполнения срока её. До того же дня – не говори ей и не прикасайся к ней. Знаю, трудно будет тебе, ибо служение, что выбрал ты – труднее для тела твоего и духа, чем смерть и клятва. Но верю я, по силе Любви твоей – ты справишься. В тот же день, как исполнится ей семнадцать – расскажи ей правду. И пусть Виах решит, как пожелает. Тогда же и ты сможешь уйти, если захочешь, или остаться.
И с того дня был Дунльёильле с Виах неотступно, смиренным во взглядах, учтивым в беседах и скорым в помощи, крепким в наставничестве и терпеливым в дружбе и вместе с эулиен рода её учил её и заботился о ней, не открывая правды своей и жара сердца своего, держащего его подле Виах. Сама же Виах крепла в помощи смертным, и многие молитвами её и соследованием спасены были. Не знало всемилостивое сердце эу робости перед тенью и страха перед её властью. В ночной и сумеречный час была Виах всечасно щедросиятельным Светом во всяком обстоянии душ смертных, наставники же её дивились, ибо не называла эу им вернейшего источника силы своей. И восторгом и трепетом был исполнен рядом с ней многосмиренный друг её – Дунльёильле, видя возрастающий и крепнущий Свет юной эу.
В ночь же накануне исполнения дня рождения Виах, когда должен был ей настать семнадцатый год её, пришёл Дунльёильле к Финиару и просил дать ему разрешение уйти, потому что не мог и помыслить о том, как скажет Виах правду свою и тем самым огорчит её и ранит. И просил Дунльёильле Финиара исполнить кару его и забрать жизнь его, потому что одна мысль о том, что по его вине улыбка покинет лицо Виах, была ему нестерпима, и смерть, хоть и последняя, не пугала арели. Выслушав же его, Финиар отпустил арели с миром, освободив от служения Виах. И бросился Дунльёильле прочь, но на лестнице был пойман скорой и крепкой рукой и остановлен Фиэльли.
