John Hall
365 дней тоски
– Проклятье, – срывается с моих губ легким шёпотом. – Мне это не нравится… Мне это совсем не нравится! – мои размышления вслух свистят и шипят, прорываясь сквозь зубы и минуя до мяса обветренные губы. – До этого момента на дно спускался только я… Теперь я нахожусь на поверхности, а вот мои друзья познают одну из граней бесконечного безумия, сокрытого внутри сложных структур разносоставных организмов, и это меня пугает. – Я хочу вам помочь! – из меня прорывается чистое, обезжиренное желание. – Но вы должны найти собственный путь борьбы со своим безумием… Мои методы вам не подойдут…
Мои методы действенны только для меня… и я крайне сомневаюсь, что Правда будет рада шраму, пересекающему одну из сторон лица от угла глаза, вниз, до щеки. Я тоже не рад этому… Но на тот момент, когда я сражался со своим безумием, близкое знакомство зеркала и лица было неизбежным.
Мой психоз смеётся в сопровождении хора сильных слабостей, которые внимательно слушали это откровение. Мои паранойя и страх, мои нерешительность и решимость, даже мой рассудок – все эти черты сейчас откровенно глумятся надо мной… Внутри такое чувство, будто бы плюнули в душу… Хотя хуже этого чувства… Такое, словно сам вдруг осознал свою абсолютную никчёмность, попытался скрыться от этого осознания и наступил в разочарование самим собой.
– Это все из-за моего бессилия, – произношу я, понимая, что никак не могу помочь моим друзьям, что стали мне семьёй, которая сопровождает туда, где будет хорошо не только мне, туда, где всем нам будет хорошо.
День двести пятьдесят второй.
Мы достигли места встречи. Андроид уже был на месте и вёл себя крайне странным образом. Он был похож на ребёнка, которому есть что рассказать, а нутро переполняют эмоции, готовые разорвать изнутри… по принципу взрывчатки, сработавшей в сейфе и разворотившей неприступные снаружи стены.
– Как дела? – спросил я у друга, придерживая обессилевшую Правду под прохладную руку.
– Я его нашёл! – довольно заметил организм из стали, нержавейки, пластика, резины, силикона и других материалов, из которых были изготовлены составляющие части, сплавленные, скрученные, сваренные в рабочие узлы.
– Где он?! – Правда не просто оживилась, она ожила так, как спортсмен оживает после слоновьей дозы в несколько капсул термогенических жиросжигателей, запитых лютым предтренировочным энергетическим напитком.
– В одном замечательном месте.
Наш механизированный друг подмигнул ей так, как может подмигнуть только человек. Я почувствовал холодные ладони страха в своих ладонях. Правда же заинтересованно посмотрела на андроида. Её лицо изменило цвет в сторону более ярких и тёплых тонов.
– Кстати! – он полез рукой в карман широчайшей куртки, скрывающей его каркас. – Что это тут у нас?!
Его произношение и манера говорить претерпели колоссальные изменения за последнюю пару часов. Правда, находящаяся в состоянии аффекта и лёгкой эйфории, не обращала внимания на происходящее. Мне же всё выкручивало так, будто бы рассудок вращал чувства и эмоции, наматывая их на ручку бура, предназначенного для зимней рыбалки. Дело в том, что я никак не мог определиться, решить, как я отношусь к очеловечиванию моего друга. На одной чаше весов была безграничная радость, а на другой… На второй чаше вместились щедро рассыпанные сомнения, включающие в себя разные, сложные для окончательной формулировки вопросы.
– А у нас тут наши документы, карточка и билеты… Правда, билеты просраны… и денег нет… – сказал он, сыграв нотками разочарования в голосе. – Зато всё остальное получилось вернуть, так что вам есть смысл сгонять в участок и отменить заявление, сетуя на внезапное возвращение украденных документов, – сказал наш друг, после чего заговорщически улыбнулся, прибавив: – А потом мы пойдём кое-куда, я кое-что покажу.
День двести пятьдесят третий.
– Внутри так много… новых… ощущений. Так много новых мыслей! Не подвластных алгоритмическому вычислению! Не зависящих от математических формул, от букв и цифр!
Электроны носятся по мозговой системе андроида, приближаясь к скорости, равной скорости света. Всю дорогу до участка он улыбается, освещая разноцветный, но серо-чёрный город Творцов загадкой и счастьем.
– Что ты задумал? – спрашивает заметно расслабившаяся Правда. – Или что ты хочешь нам такого показать? – в её голосе любопытство.
– Увидите!
Если друг хотел спровоцировать на заинтересованность в её крайней фазе – у него это получилось, и мы с Правдой были готовы забить на заявления и отправиться смотреть на сюрприз. Одно весомое «но», которое нудило моя нерешительность, заставляло задуматься, представить и ужаснуться, и по этой причине я не бросал, пускай и тщетных, попыток отвлечься от мультипликационных вставок, выдвигаемых воображением.
«Не старайся описывать сочащийся кровью кусок мяса, ставший таковым после преобразования из человека в отбивную… – мой рассудок сдерживает всеобщий рвотный порыв. – Не думай об этом… думай о документах… о том, что карточка Правды вернулась к владельцу, и благодаря этому компании будет где переспать, поесть и появится возможность зайти на второй круг выбивания средств из лоснящегося жиром живота этого города».
«Я чувствую себя так… будто бы я попробовал то самое яблоко, – рассудок моего… нашего друга уносится в желеобразном полимерном сплаве пластмасс. – Наверное, человечество – роботы своего рода, которые вышли из строя, попробовав ядовитый плод. – его черепная коробка вмещает примерно полтора-два килограмма вещества, являющегося его мозгом. – Человек, в известной теории о появлении вида, поддался искушению и опробовав запретный плод, обрел сознание… – думал андроид, пропуская большое количество небольших электрических зарядов, воспроизводимых аккумулятором, через субстанцию в голове. – А я обрёл собственное сознание, без привязок и рамок, благодаря несовместимости программных элементов разных компонентов тела… и это чувство… оно ПРЕКРАСНО!»
Андроид громко рассмеялся, приковав наши с Правдой взгляды к нему.
День двести пятьдесят четвёртый.
Мы забрали заявление. Не без проволочек и залипаний сотрудников правоохранительных органов этого чокнутого города, но мы совершили задуманное. На всё ушло несколько часов, поэтому, когда мы вышли из небольшого помпезного здания, была уже ночь. Ноги Правды подкашивались из-за усталости, которая выражалась и физическим истощением, и моральной уничтоженностью, настигнувшей этим, по-настоящему дерьмовым, днём. Я чувствовал себя пропущенным через мясорубку, лопастями которой являлись мои друзья… С одной стороны, в спираль была закручена линия жизни действительно сильной, действительно талантливой девушки, которую выворачивали наружу потуги местных псевдогениальных творцов… На противоположной стороне закручивалась ещё одна спираль, обусловленная превратностями существования и существа моего друга, что внезапно обрёл душу… или которому подарил душу мистер Маммона… Не понять, не разобрать. Лишь можно посмотреть на его счастье и реальность чувств и ощущений, проявившихся только сегодня.
– Давайте скорее!
Андроид чуть ли не подпрыгивал на месте, зазывая, подбадривая и обещая показать нам какой-то сногсшибательный сюрприз.
– Может, мы найдём, куда закинуть кости? – спросила Правда, которая совсем выбилась из сил и еле волокла свои ноги по шершавому, практически пористому асфальту.
– Не переживай! – сказал механический друг. – Я уже связался с дядькой, что сдавал нам хату, – на его лице была обворожительная улыбка. – Уже застолбил на ближайшую пару недель, – передача эмоций была выше всяких похвал, на уровне лучших киноактеров нашего небольшого шарика, наполненного меланхолией. – Дядька сказал, что ключ для нас оставит у консьержа, и чтобы деньги мы занесли завтра.
– Неплохо, – высказался я, несколько раз одобрительно кивнув. – Очень неплохо… Это заслуживает того, чтобы угробить время на просмотр твоего сюрприза, – я улыбнулся, подошёл к механическому человеку и приобнял его за плечи. – Давай, Васко Да Гама, веди нас по маршрутам, что Сусанину не снились!
Услышав это, андроид приободрился.
– Только ты того, девочку нашу подцепи на ручки свои беленькие, сильные… иначе она распрощается с нами от усталости, – сказал я, подумав о состоянии Правды, которая через шаг шаркала подошвами по асфальту и спотыкалась через три-пять шагов.
День двести пятьдесят пятый.
Киборг взял Правду на свои кибернетические руки, которые не способны чувствовать усталость, и мы продолжили создание уникального пути под нашими ногами, выкладывая его неровной кладкой из жёлтого кирпича, тротуарной плитки и хлюпающего, размякшего грунта. Остаток пути мы молчали. Это было так здорово… так приятно и умиротворяюще, что я вспомнил начало совместного преодоления уровней игры под названием «Чёртово существование на планете Меланхолии».
Примерно через двадцать минут мы оказались в районе каких-то гаражей и складских помещений. Что примечательно, местность была частично заброшенной и совершенно лишена красочности, которой гипертрофированно изолировал город Творцов.
– Где это мы? – спросил я, посматривая на спящую Правду, что удобно утроилась на руках замаскированного под человека робота.
– Это часть старого города. Это часть настоящего города… Это та часть, которая сохранилась в рамках… даже не знаю, как сказать, – мой друг говорил как человек, что окончательно вписало его в мою память как живое существо.
– В смысле, «часть старого города»?
Я не понял, о чём говорит андроид. Точнее, я понял слова, осознал смысл, но у меня не уложилось в голове информация про «старый город».
– Я узнал об этом месте кое-что интересное, – сказал мой друг. – Но, попрошу, не надо вопросов, – в его словах сочеталась и играла загадка. – Скоро ты сам все увидишь! Скоро ты сам все услышишь! – на его лице появилась совершенно маниакальная улыбка.
Я решил поступить так, как просил механический человек, и закрыл свою «варежку». Конечно, все мои внутренние слабости взбунтовались от такого моего решения, и громче всех неистовствовал психоз, который принял данную просьбу и данное решение оскорблением своей великой личности… Спасибо рассудку и решимости, которые жестко заломали руки данной особенности моего свернувшего с дороги адекватности разума.
Мы зашли в огромный обветшалый ангар, в котором было бы невероятно темно, если бы не яркий свет от практически полной луны, нависшей своим мёртвым ликом над нами. Мы зашли в ангар, и я увидел то, что мне не понравилось. Правда пока что сладко сопела на руках киборга.
День двести пятьдесят шестой.
– И? – протянул я. – Что это такое?! – я старался говорить так, чтобы в моём голосе было как можно меньше осуждения.
– Это тот, кто тиснул наши вещи, – спокойно проговорил андроид. —Но он в порядке. Просто кляп. Не более того. Я был нежным и аккуратным, – и он улыбнулся.
От его слов проснулась Правда. Она медленно открыла глаза и посмотрела сначала на искусственного человека, потом на меня. Её глаза нехотя вычленяли тусклые лучи света, благодаря которым она смогла рассмотреть наши лица и привязанного к колонне спящего пленника.
– Что… тут… происходит? – спросила она, медленно приходя в сознание. – Кто это?! – Правда внезапно поняла, что перед ними есть некто, привязанный к колонне.
– Это тот, кто расскажет нам много интересного об этом удивительном городе! – сказал кибернетический человек. – Я решил не вдаваться в расспросы без вас, так-то кое-что я уже успел услышать, мне понравилось и это меня заинтересовало!
– А ты уверен в том, что мы хотим что-то знать? – сумрачным голосом поинтересовалась Правда, которой всё меньше нравилось то, что происходило.
– Разве вам не интересно узнать о том, как этот город стал этим городом? – спросил наш друг, внезапно ощутив совершенное недоумение по поводу нашего негодования.
– Не особо, – хмуро ответила Правда, которая просто хотела отдохнуть. Забыть этот неудавшийся день и перейти к следующему в надежде, что тот будет лучше, легче, интереснее.
– Да ладно тебе… уже притащились… послушаем, – сказал я и посмотрел на приходящего в сознание пленника, который расслышал наши перекидывания словечками. – Тем более, этот чувачок должен нам неплохую сумму. А так сделаем вид, что своей историей он отработал долг.
– А как же возмездие?
Удивление в голосе кибернетического друга подскочило до зашкаливающего уровня и приблизилось к черте под названием «сарказм». По всей видимости, он старался познать новые способы выражения эмоций.
– Такого нам не надо, – буркнула Правда. – Я не хочу спускаться до уровня бандосов… и вам не желаю такого. Плюс, знаете, если вы решите сотворить подобное, думаю, мне придётся покинуть вас.
Она была серьёзна, и я прекрасно понимал, о чём она говорит.
День двести пятьдесят седьмой.
Раздалось длинное, протяжное, глухое «м-м-м» в исполнении пленника, который начал дёргаться и явно не был в восторге от той ситуации, в которой оказался и по своей вине, и благодаря внезапно открывшимся способностям кибернетического человека с механическим нутром. Глаза этого мужчины бегали и старательно цеплялись за наши смутные черты, тускло подсвеченные луной сквозь отверстие в потолке. Заложник был напуган, обеспокоен и зол.
– Смотри, – сказал наш реактивированный друг с девиантным поведением, обратившись к мужчине, привязанному к колонне. – Сейчас ты будешь повествовать так, как повествовал несколько часов назад. Это понятно? – Андроид безотрывно смотрел в глаза заложника, а манера и тон, с которыми он обращался, были гипнотически спокойными. – Теперь внимание, ага? – мой друг кивнул, заложник повторил вслед за ним так же медленно. – Если ты начнёшь голосить, орать или что-то типа того, с твоими суставами постепенно будут происходить следующие преобразования, – он взял камешек с пола и, при помощи указательного и большого пальцев, превратил его в пыль. – Всё понятно?
Киборг был увлечён назиданием, и это пробирало до самого нутра, а когда он растворил камешек, я увидел то, как глаза воришки расширились, а на лбу проступили капельки пота, причиной которых стал страх.
– А теперь я развяжу тебя и достану кляп. Надеюсь на твою сознательность и осознанность.
Мы с Правдой не лезли в эти разборки и просто молча наблюдали за происходящим. Атмосфера была тяжёлой, гнетущей, но каким-то образом приковывавшей к себе внимание. Даже Правда, которая изначально выступала против, послушав монолог пере-недочеловека, заинтересовалась и теперь хотела узнать, что об этом городе сможет рассказать житель города. Тем более, что за время проживания у нас возникло большое количество вопросов, ответов на которые самостоятельно мы не смогли отыскать.
Киборг сделал так, как сказал. Пленник, словно загипнотизированный, сидел спокойно, молча. Он наблюдал за нами, щуря глаза и стараясь запомнить наши лица. От этого мне хотелось подойти и садануть ему с локтя по затылку так, чтобы маленькие, красные, заискивающие глазки покинули свои орбиты и лично познакомились с холодным бетоном. Внезапно для себя я почувствовал пробуждение чего-то нового, странного… хотя… Нечто подобное я уже ощущал раньше. Когда летел из флористской лавки лицом навстречу асфальту и когда нажимал на курок, там, на Свалке.
День двести пятьдесят восьмой.
– Что рассказывать-то? – достаточно звонкий и живой голос заложника прозвучал в тёмном, частично разрушенном, разложившемся ангаре. – Давайте быстрее, иначе я передумаю.
Этот мужчина напомнил мне меня самого, так как выглядел он крайне плохо, а вот голос… судя по голосу, он был как бы не младше меня.
– Пойми, – андроид приблизился к пленнику, – время – это последнее, что тебя должно беспокоить, – его гулкий и тяжелый голос зазвучал на дичайшем контрасте. – А теперь начинай с самого начала. Ты же помнишь, что рассказывал мне?
– Я вмазан был! Я и тебя не помню! И вообще, что я тут делаю?! Вы не знаете, с кем связались! – он начал дёргаться в крайне жалких попытках ослабить узлы.
– Как же… Думаешь, не знаем? – Андроид улыбнулся. – Тебе двадцать два. Приехал сюда, чтобы поступить на инженера электротехнических конструкций, но с позором вылетел с первого курса из-за привычки шляться по барам за копейки, зарабатываемые бариста.
Наш друг был живее всех живых, и это чувствовала Правда, и это чувствовал я.
«Черт… он намного моложе меня», – подумал я.
– От… отку… да?! – простонал пленник, перейдя на сверхвысокие диапазоны звука. – Откуда ты всё это знаешь?!
– Я знаю гораздо больше, чем ты можешь догадаться. – Андроид улыбнулся так, как улыбался мистер Маммона во время словесных баталий за наши с Правдой души. Заложника тряхануло во все стороны одновременно.
– Давай так… честь по чести. – Правда приблизилась к парню и присела на корточки, чтобы поравняться с ним и посмотреть в глаза. – Ты успокаиваешься и честно отвечаешь нам на все наши вопросы, и тогда с тобой ничего не произойдёт. Договорились? – её интонация и манера были спокойны, её голос – приятно прохладен и содержал в себе решительность, коей она была лишена несколько часов назад.
– Я не доверяю этим, – он махнул головой в сторону, где стояли киборг и я. – Они меня пугают… Особенно этот… странный, – пленник использовал голову, чтобы жестом указать на искусственного человека, обретшего душу.
– Пообещай мне, – Правда провернулась к андроиду, – пообещай мне, что не тронешь его, – сказала она и проникновенно посмотрела моему другу в глаза. Этот взгляд заставил и его, и меня одновременно сказать: «Обещаю!»
День двести пятьдесят девятый.
– Мы… этот город… принадлежал… жит… ремесленникам, – проговорил пленник. – Каждый житель по-настоящему хорош в каком-то своём деле… был. Кто-то ювелир, кто-то токарь, кто-то пекарь, кто-то занимается… занимался художественной ковкой, – он спотыкался и долго раздумывал над тем, как подойти к своему повествованию. – Мы жили не то чтобы бедно, но и достатком тот уровень дохода сложно назвать. Практически все занимались самонаёмным трудом…
– Фрилансеры? – поинтересовалась Правда, грубо сбив с мысли заложника. Тот, словно влетев носом в стеклянную дверь, несколько секунд смотрел перед собой с таким видом, будто бы ему явился всевышний.
– Да… что-то типа того, – бросил он в ответ, словно нащупав эту фразу в глубине собственного сознания. – Мы были самозанятыми… по большей части. Многие также совмещали два дела, одновременно оказывая услуги в гипермаркетах и занимаясь какими-нибудь заказами.
– А кто отвечал за здравоохранение, за правонарушения и прочее? – не удержавшись, спросил я.
– В полиции работали так же, как на складах. И в больницах точно так же. Правда, раньше преступность была на слишком низком уровне, так как все жители были абсолютно вымотанными, уставшими. А вот болезни, сопровождаемые неврозами, бессонницами, запоями и депрессией, были в избытке, – заложник начал говорить чуть быстрее, словно высвобождаясь от капустных листьев своей обертки.
– А «венерка»? – с усмешкой спросил я, прекрасно понимая, что проблемы, связанные с сексом и, как следствие, с половыми заболеваниями, должны быть здесь в порядке вещей… или должны были быть здесь.
– Я же уже сказал о том, что мы, жители, слишком сильно загонялись на работах, – проговорил заложник. – Не стану отрицать, что это присутствовало… но его было не так много, как белогорячных или готовых воспользоваться запасным выходом в окно… А потом здесь, неподалеку, открылся большой фармакологический центр, который предлагал большие и хорошие деньги за приём экспериментальных препаратов, вызывающих чувство эйфории и счастья. Деньги были очень приятные, и по этой причине все согласились принимать участие в разработке инновационных средств по борьбе с депрессией и тоской, – мужчина рассказывал с горечью в каждом слове.
День двести шестидесятый.
– Ой-ёй! – протянула Правда, которая когда-то душила и тоску, и апатию, и усталость на грани депрессии, и депрессию на грани усталости, лёгкими седативными препаратами, что так замечательно улучшали настроение и давали сил, чтобы дотянуть до конца этого и каждого после идущего дня.
– В лаборатории шли все и вели вслед за собой детей, – продолжил рассказывать мужчина. – На эту дрянь сажали всех и вся, по-доброму приправляя весь этот яд витаминными комплексами: от облысения и для эрекции для мужчин; обезболивающими и контрацептивными препаратами для женщин. Так, весь город оказался в зависимости от фармакологии.
– Мрачняк, – выдохнул я. – И что теперь?
– Теперь? – непонимающе переспросил пленник. – А разве не видно, что теперь? – он спросил и тут же начал самостоятельно отвечать на свой вопрос: – Весь город безвылазно торчит под прикрытием государственного заказа! Нас сначала приучили к таблеткам, капсулам и порошкам, выплачивая нам большие деньги, а теперь всё обернулось таким образом: мы сами платим за то, чтобы над нами экспериментировали! Мы сами покупаем всё новые и новые лекарства, пишем рецензии и описания… Вот за что нам платят. Треть суммы от стоимости самого препарата.
– А вы не пробовали не принимать? – спросила Правда. – Всё в ваших руках, развязать этот Гордиев узел невозможно, а вот разрубить – тут всё гораздо проще…
– Нет… – резко ответил пленник. – Невозможно… ведь пастух не дурак… Пастух знает, как привязать к себе стадо, – поэтично проговорил он. – Пастух добавляет в препараты добавки, которые держат нас тут… Пастух точно знает, как обеспечить стаду два пути: на бойню или на стрижку.
– Круг замкнулся, – проговорил киборг. – Вы не можете не принимать, но и принимать не можете, – сказал он.
– Что-то вроде того… – проговорил пленник. – И нет возможности слезть с этой дряни, – он проговорил это чуть ли не плача. – Если её не принимать, становится плохо… Если не принимать никаких препаратов, становится совсем плохо.
– В каком смысле? – спросил я. – Вы чувствуете ломку или что, или как? – я не понимал, почему все повально сидят на медикаментах.
– Потому что каждого посещает такой страх, какой не хочется ощутить вновь, – проговорил пленник. – Такой страх, который на контрасте с тотальным счастьем и творческими способностями кажется концом всего сущего… Многие из нас, кто не смог обеспечить себе порцию таблеток, уже не с нами, – сказав это, мужчина он.
– Раз вы всё знаете об этом… раз вы всё прекрасно понимаете, как это работает… Почему вы не сопротивляетесь?! – спросила Правда, сознание которой взбунтовалось против такого положения вещей.
– А в чём смысл такого бессмысленного бунта? – вздохнул пленник. – В том, чтобы собраться в одном месте и обеспечить наше быстрое устранение? И в чём смысл? Причём, подумай, в этом нет пользы для государства. Так что нас будут бить, унижать, использовать как куклы для запугивания… И что изменится? В наших жизнях станет больше боли, на этом всё и закончится, – проговорил наш заложник и повесил голову так, будто бы он отключился.
День двести шестьдесят первый.
– Эй! Э-э-эй! – я слегка похлопываю мужчину по его щекам в попытке разбудить. Он медленно поднимает голову. В его глазах густой туман, зрачки и радужки покрыты толстым слоем жидкого стекла. Мужчина медленно переводит взгляд с меня на Правду, а потом и на андроида. Ощущение такое, будто бы после этого короткого отключения от сознания в форме внешнего мира он забыл всё то, о чем мы говорили до этого.
– Таблетки есть? – спрашивает он, и мы понимаем, что мужчина всё помнит. – Дайте мне таблеток! – его колотит так, словно в него вселилась тварь из потустороннего мира и так, будто бы это нечто проходит через ритуал экзорцизма. – Пожалуйста, каких-нибудь седативных или обездоливающих… Прошу, пару дисков!… – в голосе мольба, вызванная приступом боли, которая и является той дымкой, окутавшей кристаллик глаза – Хоть что-нибудь… быстро… пожалуйста!
Заложник еле сдерживает крик, вызываемый болью странной природы и неизвестной силы. Между тем, сосуды на его лице начинают плавно вздуваться, словно их накачивают большим количеством переливаемой крови.
– Кажись, он сейчас завернется… – испуганно проговаривает Правда, которая не привыкла видеть человеческие страдания. Мне тоже внезапно становится не по себе, и я даже забываю о той ненависти, которую испытывал по отношению к заложнику.
– Мы ничего не покупали из таблеток? – спрашиваю я у Правды, которая обычно занимается нашей с ней аптечкой и маслами для андроида.
– Нет! – резко отвечает та. – В этот раз мы обходимся без плохого самочувствия, мигреней и простуд, – проговаривает она. – Так что нам повезло, что мы не подсели на всю эту дрянь!
– Дай карту механику, – говорю я, обращаясь к Правде и переводя взгляд на андроида. – Ты быстрее сможешь сгонять в ближайшую аптеку и взять что-нибудь там… – Я ловлю себя на мысли о сочувствии и желании помочь этому человеку. – Мы должны ему помочь, чтобы узнать больше об этом месте!
Сочувствие и любопытство переполняют мои мысли и подпитывают все мои сильные слабости. Рассудок хихикает от предвкушения чего-то большого и странного. Психоз готов обгрызть ногти по самые пальцы. Паранойя и страх заняли сторону типа: «Меньше знаешь, крепче спишь» и умоляют не лезть в чужие дела.
День двести шестьдесят второй.
Андроид побежал на поиски аптеки, чтобы купить не столько препарат, сколько дурь, которая смогла бы унять боль и страх пленника, к которому остались вопросы. Мы с Правдой остались с мужчиной, который боролся со своими внутренними демонами, которому было больно и страшно и который был поглощен мультипликациями, что вдоволь насытили бездонное брюхо обыденности, соединившись в один сплошной психоделический поток кошмара.
– Что мы будем делать? – спросила Правда, по спине которой мерными рядами солдат шагали муравьи мурашек. – Я никогда раньше ничего подобного… точнее, подобное – да… но никогда раньше в такой странной форме… – проговорила она.
– Знаешь, – ответил я, – в моей практике вообще не было подобного. Да, я видел, как люди ловят бельчат, допившись до кондиции единения со Вселенной и танцев под колонкой, но никогда ничего, связанного с наркотой… Как-то, до этого момента, эта сторона многогранности нашей жизни отворачивалась от меня. – Я просто смотрел на мучения мужчины, и мне казалось, что я частично ощущаю то же самое, что и он.
– И для чего мы тут остались? – спросила Правда, которая отвернулась от извивающегося, стонущего тела. – Мы ведь бессильны… и от этого так паскудно внутри… Плюс все разрывается от звуков и от того, как всё это проистекает.
– Ты права, – я грустно повесил голову и ощутил свою никчёмность. – У нас точно вообще ничего нет, чтобы дать ему? – в моих словах мелькнула надежда.
– Точно. Ничего. Нет, – проговорила она. – Здесь мы не закупались препаратами. Мистер Маммона снарядил нас добротной сумкой на все случаи жизни, словно заранее зная о том, что мы тут задержимся на неопределенный срок. Там даже были отличные антидепрессанты, которые, время от времени, я принимала в своём городе, чтобы заглушить тоску. Кстати, именно их я и пропивала тут, чтобы не искать крючок с подвешенной на нем курткой Бейна.
«Оказывается, она нас понимает…
Она понимает нас намного больше, чем казалось вначале…
Правда понимает тебя напрямую, без скрытых подтекстов… вот поэтому вы… мы и идём вместе!»
Мой психоз начал восторженно вопить в моей голове, и этот звук сливался со стонами пленника и переходил в резонирующее состояние, что оглушало и пронизывало меня теплом и холодом одновременно.
День двести шестьдесят третий.
На наших глазах мужчина умирал от ломки, и это было чем-то абсолютно страшным. Даже убийство тех ублюдков со Свалки не воспринималось так… жёстко… жестоко… потому что там всё решало мгновение, без мук, а тут словно длительная, сильнейшая и невероятно ужасная пытка выбивала из хрупкого тела то, что называется душой.
– Да где же механик?! – проговорила Правда, вернувшись с небольшого, импровизированного дозора на входе в тот амбар, где был наш пленник. – Он вообще собирается возвращаться или решил скрыться, повесив на нас это тело?! – она была крайне недовольна.
Я понимал все переживания Правды. Она не хотела впутываться в столь мерзкое дело, в котором может самообразоваться труп. Плюс она морально не могла выдержать того давления, которое производил корчащийся и стонущий от ломки мужчина, и, скажу честно, мне тоже было нестерпимо тяжело и хотелось уйти, но я должен был оставаться здесь, чтобы проследить за ним.
«Хорошо… он рассказал о том, по какой причине город стал таким, какой он есть, но что это за место?!» – подумал я и тут же обрёл ответ благодаря своей решимости.
«Это территория старой фармакологической лаборатории, где производились первые прототипы и дальнейшие препараты. Это то место, где проводились тесты и эксперименты над жителями города, и это то место, где был выведен один, или не один, мощный наркотик, – голос решимости говорил логичные и очень правильные вещи, в которых действительно был смысл. – И, кстати… вы уверены, что хотите накачать наркомана дурью? Вам не кажется это жестокостью?» – спросила моя решимость, которая выдвинула несколько своих догадок, которые были очень сильно похожими на истину.
«Нет… – отвечал рассудок. – Это не совсем жестокость… – У моего мировоззрения своё мнение на этот счёт. – Это необходимая жестокость… Необходимая, чтобы добыть информацию… Необходимая, чтобы выбраться отсюда… не с пустыми руками!» – мой рассудок был прав, и нам придётся пойти на этот шаг, который включал столько необходимой жестокости, сколько не унести на одних плечах… Один не сможет нормально справиться с ношей, в которой мы толкаем человека на это пластмассовое существование, по причине того, что мы не можем обеспечить ему быстрого исцелением от недуга… и по причине заинтересованности в получении информации.
День двести шестьдесят четвёртый.
– Вот вода и колёса! – слышу я крик где-то вдалеке. – Успел?!
Это наш механический друг.
– Давай бегом! – голос Правды голодной пираньей вгрызается в мрачную атмосферу, заполнившую опустошенность склада. – Дави на свои стальные палки, иначе будет поздно! – кричит она, и я понимаю, что она различает андроида подобием чёрной точки в багровом небе рассвета.
Я наблюдаю за тем, как на глазах пленника появляются кровавые слёзы. Я слушаю его слабое бормотание, в котором содержатся мольбы и проклятия, в котором сокрыты его недетские анимационные мультфильмы, в которых его тело растворяется в кислотно-щелочной среде сознания. Я наблюдаю за этим, попутно слушая причитания, смех и ворчание моих внутренних слабостей, из которых выделяется психоз.
«На этом месте мог быть ты».
