Живиль Богун
Дети Зари. Время доблестных
Аглая невольно улыбнулась: умеют же некоторые делать комплименты.
– Я не совсем местная. Всего год назад переехала: получила дом в наследство. Раньше жила в Калининграде. Семья и сейчас там.
– Муж, дети? – вежливо поинтересовался Рауль. Хотя было видно, что силы у него на исходе.
– Сын и родители…! Еще чуть-чуть потерпите, скоро будем дома.
В обнимку да пошатываясь, они наконец вышли на поляну, отделявшую лес от деревни. Дорога вместо десяти минут заняла более получаса. Дом Аглаи, аккуратная избенка с мансардой, стоял чуть в стороне от соседей, окруженный старым садом.
– Вы уж простите меня, Рауль, что так много болтаю, – сказала Аглая, направляясь к деревянной калитке, выкрашенной, как и весь заборчик, в оптимистичный лимонный цвет. Бонифаций уже ждал у калитки, радостно виляя хвостом. Освободив изрядно затекшую правую руку, Аглая откинула крючок. До крыльца Рауль дошел самостоятельно, следуя за сенбернаром – тот больше не выражал к нему недоверия. – Это от нервов… Если честно, я очень испугалась, когда увидела вас под деревом – подумала, что мертвый! Со мной впервые такое… приключение. В смысле, еще не доводилось находить бездыханных людей в лесу. Ну вы поняли…
Рауль вымученно улыбнулся:
– Если честно, я тоже впервые в жизни с таким удовольствием слушал женскую болтовню.
На этом его учтивость и закончилась. Силы тоже. Он пошатнулся и чуть было не свалился на крыльцо – Аглая едва успела поймать. Она кое-как довела гостя до дивана в гостиной. Он лег не сопротивляясь. Но полежав неподвижно несколько минут, открыл глаза и пристально посмотрел на нее.
– Только не вызывайте врача! – сказал с нажимом. – Мне просто надо немного поспать… Не хочу, чтобы меня здесь видели…
Он снова закрыл глаза и через несколько минут задышал ровно и медленно. Похоже, уснул. Аглая накрыла его узорчатым пледом, который сама связала прошлой зимой. Затем осторожно приложила ладонь к высокому лбу: жара вроде не было.
«Может, и вправду обойдется без вмешательства медицины? – думала Аглая, с любопытством глядя на спящего. Удивительно, но его тонкое, одухотворенное, очень красивое лицо отнюдь не выглядело неуместным на древнем диване с потертой кожаной обивкой, на вышитых крестиком подушках. Или она успела привыкнуть к появлению мировой знаменитости в ее скромной жизни, пока тащила эту знаменитость из леса? Нетрудно было понять, почему он не хотел, чтобы его здесь засекли. Вопросы вызывало другое: как он вообще оказался в глухом лесу, да еще в таком виде?
Наверняка за этим крылась какая-то тайна… Но в жизни Аглаи никогда не было тайн. И эта тоже была чужая.
«Не волнуйся, Рауль Кауниц, у меня нет привычки лезть в не свои дела, – мысленно заверила она гостя. – Так что спи спокойно и проснись завтра здоровым!»
Глава 3. Барышни и кавалеры
Комфортабельный автобус натужно преодолел последний, самый крутой подъем перед курортным поселком, который с гордостью именовался зимним раем для горнолыжников. Именно зимним. По сравнению с Альпами, Высокие Татры не такие уж высокие, летом снега здесь не найдешь – для лыж мертвый сезон. Зато уже сейчас, в начале июня, начинается наплыв туристов. Вон, полный автобус любителей полазить по пещерам и поглазеть на горные озера.
Большинство пассажиров досматривали последний утренний сон. Клим же старательно смотрел в окно, на панораму предгорий, хотя взгляд его то и дело косил влево, через проход. Там вольготно расположились две девицы, тоже русские, лет пятнадцати-шестнадцати, не старше. Брюнетка, правда, отчаянно строила из себя взрослую и всю дорогу щебетала с французским прононсом, выразительно жестикулируя и притоптывая стройными ножками. Клим не мог не заметить их стройность, поскольку на «француженке» было легкое короткое платьице, зеленое в крупный белый горох. Она же, в свою очередь, упорно притворялась, что не замечает взглядов соседа – между прочим, довольно привлекательного парня. Да что уж там, чертовски привлекательного парня! По уверению большинства одноклассниц, стрижка андеркат идеально сочеталась его богатырским сложением…
Клим улыбнулся собственным мыслям, и брюнетка тут же стрельнула в него глазками. Вторая девушка вела себя скромнее. Ее голубой сарафан на тонких бретельках был длиннее, а светлые волосы, в отличие от модной стрижки темноволосой подруги, заплетены в обычную косу. Первая красотка стрекотала без умолку, вторая в основном отмалчивалась, а если и говорила, то так тихо, что Клим не слышал. И как могут дружить такие разные люди? Хотя… Он где-то читал, что все люди делятся на ведомых и ведущих. Есть доминирующие, как эта бойкая брюнетка, и те, над кем доминируют, как ее светленькая подруга. Наверное, правду говорят: противоположности притягиваются.
Интересно, а он сам к какому психотипу относится? Ведомый он или ведущий? Хм, так сразу и не скажешь. В зависимости от ситуации, наверное… Но женщине он не позволит собой командовать, это точно!.. Кроме мамы. Маме Клим старался не перечить. И не потому, что она была властной и требовательной. Наоборот, мама была такой безотказной и беззащитной, что Клим с малых лет чувствовал себя главой семьи – мужчиной, обязанным заботиться и защищать…
Пока он ломал голову над парадоксами психологии отношений, автобус плавно подъехал к автовокзалу. Конечная остановка маршрута! Пассажиры возбужденно засобирались, самые нетерпеливы ринулись наружу, едва водитель открыл дверь. Сразу же образовалась очередь за багажом, ехавшем в недрах автобуса. Клим встал в самый хвост, поскольку торопиться ему было некуда: маршрутка до деревни отходила лишь через час. Плюс два часа пути, в итоге на место прибудет не раньше полудня.
Его прелестные попутчицы тоже не суетились и оказались последними в очереди за багажом. Блестящие дамские чемоданы выделялись на фоне спортивных сумок и рюкзаков не меньше, чем их владелицы – на фоне толпы туристов. Среди последних было немало женщин и девушек, все в футболках, в джинсах или шортах. И только эти две порхали в ярких летящих платьях, словно экзотические бабочки среди гусениц. Клим помог барышням достать чемоданы, за что был награжден одной приветливой улыбкой и одним томным «мерси».
Окрылённый, он решил предложить свою помощь в доставке гламурного багажа до стоянки такси, однако завозился с собственным: как назло, отцепился ремень от папки-портфеля; и не хотел же эту папку брать, да только листы А3 в рюкзак не запихнешь!
К тому времени, когда Клим, наконец, разобрался с ремешком, барышням его помощь была уже без надобности: обе повисли на стройном красавце в наимоднейших солнцезащитных очках, светло-голубых джинсах и белой рубашке с широким воротом, точь-в-точь как у Байрона на всех известных портретах. Расцеловав обеих, последователь лорда-поэта ловко выдвинул ручки чемоданов и покатил в сторону серебристого кроссовера, припаркованного шагах в двадцати. Красотки грациозно продефилировали следом и привычно уселись на заднее сиденье авто.
«Везет же некоторым!» – подумал Клим. Не без зависти. Глупо, конечно, но ведь кольнула же зараза! Усмехнувшись, он закинул рюкзак на правое плечо, на левое повесил неудобную папку и потопал в другую сторону, на стоянку местных маршруток. Только уселся на лавочку и полез в рюкзак за книгой, как рядом притормозила машина. Он поднял глаза: серебристый кроссовер!
– Привет, тебе куда? – из окна автомобиля высунулся парень в байроновской рубашке.
Ну надо же, тоже русский! Клим назвал деревню, где жила мама.
– Нам по пути. Садись, подвезем!
С трудом веря такому везению, Клим сгреб свои вещи и в три шага оказался у машины.
– Давай все сюда, – незнакомец уже открывал багажник.
Рюкзак удалось втиснуть между чемоданами девчонок и большой сумкой-холодильником. Осталось пристроить злосчастную папку.
– Рисуешь? – незнакомец уважительно кивнул на неё.
– Да так, первый класс, вторая четверть, – признался Клим. – Хочу попрактиковаться летом: думаю поступать в архитектурный, а там без рисования никак!
– Понятно… Давай-ка поставим сумку боком, а папочку твою положим сверху… Ага, вот так!
– Мороженое на весь полк? – придерживая сумку-холодильник, с пониманием осведомился Клим.
– Да нет, продукты всякие – мама выдала целый список… А мороженое мы сами делаем, в сто раз вкуснее магазинного.
Клим одобрительно кивнул: его мама тоже сама готовила мороженое, наверняка уже полморозилки им забила в ожидании любимого сыночка.
– Ну все! – парень закрыл багажник и протянул Климу руку: – Виктор.
– Клим.
Рукопожатие получилось настоящим, свойским, будто из тех нескольких слов, которыми они успели обменяться, они поняли друг о друге самое важное.
– Садись вперед, – сказал Виктор. – Сзади у меня оранжерея… с попугайчиками!
Последняя его фраза не проскользнула мимо ушей пассажирок: спустив стекло задней дверцы, они с любопытством наблюдали за парнями.
– Кого это ты попугаями обозвал, Виктор? – накинулась на шутника темпераментная брюнетка, едва он сел за руль, причем имя его произнесла по-французски, с картавым «р» и ударением на последний слог.
– Не попугаями, а попугайчиками-неразлучниками – очень милые птички, между прочим! – отразил выпад Виктор. – Вы же у нас неразлучные подружки, такие же милые… И такие же болтливые! – шепнул он Климу, заводя машину.
Глянув на девчонок через плечо, Клим заметил, что вторая, светленькая, примирительно сказала подруге:
– Считай, это был комплимент! – у неё оказался удивительно нежный голос.
– Дождешься от него комплиментов, как же! – буркнула брюнетка и тут же переключилась на нового пассажира. – Может, вы наконец представитесь, молодой человек? Жду не дождусь… от самой границы!
Клим, не ожидавший такой прямоты, на секунду замялся, и Виктор его опередил:
– Знакомьтесь, девочки, это Клим.
– Ева, – улыбнулась кроткая подружка, светловолосая.
– Надин! – звонко отчеканила вспыльчивая брюнетка. – А Клим – это типа Климент? Клема по-нашему?
– А Надин – это Надя по-нашему? – не остался в долгу Клим. – Типа Надежда?
Надин не снизошла до ответа, лишь негодующе поморщилась, зато Виктор расхохотался, а Ева отвернулась к окну, пряча улыбку.
– Нет, брат, ни малейшей надежды! – весело сказал Виктор, сворачивая на ю. – Надин – это Надин, наша единственная и горячо любимая кузина из самого города Парижа…
«Вот оно что – кузина! А Ева, должно быть, сестра…»
И Клим сам себе поставил два минуса. Первый за стереотипность мышления: ведь он почти позавидовал ровеснику, которого кинулись целовать сразу две красотки… И не почти, а точно позавидовал, что уж себя-то обманывать! А в придачу еще и определил парня в бонвиваны, по сути, только за белую рубашку да хороший автомобиль, причем скорее всего, отцовский.
Второй минус – за невнимательность. И как он сразу не заметил, насколько похожи Виктор и Ева? Оба высокие, но тонкокостные, у обоих открытые лица с четко очерченными скулами. Только подбородок у Виктора тяжелее, да волосы, собранные в длинный хвост, чуть темнее. А глаза у брата, наоборот, были светлее, чем у сестры – серо-голубые и прозрачные, тогда как во взоре Евы колыхалось штормящее море: Клим вырос на Балтике, и «цвет моря» для него всегда был серый.
Кузину Надин с ними роднила лишь стройность и грациозность. Волосы у нее были черные, очень густые, глаза карие, губы полные, а носик чуть вздернут…
Сравнительный анализ внешности родственников Клим провел, украдкой поглядывая в зеркало заднего вида. Увы, его маневры не остались незамеченными.
– Ну и каков вердикт? – поинтересовалась Надин, при этом не отрывая взгляда от смартфона, в котором показывала Еве фотки.
Клим чуть помедлил, делая вид, что раздумывает, но в конце концов смилостивился:
– Положительный.
Виктор рассмеялся и хотел что-то сказать, но тут его внимание привлекла встречная «шкода», сигналящая фарами.
– Сразу видно – русские едут! Только наши предупреждают о дорожном патруле… – он скосил взгляд на Клима. – Пристегнулся? Хорошо. Не хотелось бы, чтобы остановили: я без прав…
– В смысле? – напрягся Клим.
– А Вику права не положены: он у нас еще маленький! – тут же встряла Надин.
– Мне восемнадцать будет только через полгода, – признался Виктор, не обращая внимания на подколы кузины. – Но сегодня отец никак не мог сам встретить девчонок, вот и разрешил мне взять машину…
«Ага!» – на сей раз Клим мысленно поставил себе плюсик.
Тут неожиданно подала голос Ева:
– Да не волнуйся ты, Вик, папину машину никогда не останавливают.
– Это когда он сам за рулем!
– Без разницы, – качнула головой Ева и вернулась к смартфону.
«И кто же у них отец? Наверняка важная птица…» – подивился Клим, но Надин не дала ему додумать мысль.
– А тебе уже есть восемнадцать, Клим? – осведомилась она невинным голоском.
– Нет. Будет весной, – ответил Клим, мысленно добавив: «Тебе-то какая разница, сама еще ребенок!»
– Так ты тоже в одиннадцатый перешел? Выглядишь старше, – заметил Виктор.
– Потому что он большой и мускулистый – явно с утра до вечера качается! – вставила Надин.
– Это у одной маленькой девочки язык большой и мускулистый – явно с утра до вечера качается! – парировал Виктор.
– Кто маленькая? – мгновенно взвилась французская кузина. – Мне шестнадцать… почти!
– Ага, будет в следующем году!
– Зато у меня есть жизненный опыт! Я давно сама по себе. А ты и в тридцать будешь держаться за подол маминой юбки!
– Только маму мою не тронь!
Атмосфера в машине стремительно накалялась. Клим чувствовал себя неловко: перебранка-то началась из-за него. К счастью, вмешалась миролюбивая Ева.
– Ты ведь не местный, Клим? – спросила она, меняя тему разговора. – К нам на каникулы? На турбазу?
– Не-а, к маме, – Клим благодарно глянул на нее через плечо. – Я в Калининграде живу, а мама здесь. Год назад поселилась: как приехала посмотреть, так больше не захотела уезжать.
– Да, у нас тут красиво, – подхватил Виктор. – На мой взгляд, даже лучше, чем в Альпах.
– Да ты Альпы толком и не видел! – снова встряла Надин.
– Как не видел? Мы же ехали к вам через Тироль и Швейцарию!
– И ты думаешь, что за два дня смог рассмотреть Альпы? Нет, ну ты хоть представляешь, какие они большие?
– Откуда? – пожал плечами Виктор. – Мы же люди темные, в школе географию не изучали, книжек отродясь в руках не держали… Сама знаешь – у нас в доме даже телевизора нет!
Снова завязалась перепалка. Похоже, для этих двоих не существовало безопасных тем.
– Они всегда так, – Ева виновато пояснила Климу. – Хлебом не корми – дай поспорить! Как подумаю, что придется слушать эту грызню все лето…
– Это не грызня, а полемика! – тотчас ввернул Вик, на мгновенье отвлекшись от разгоряченной кузины.
– Скажи еще, прения! – хмыкнула Надин. – В любом случае, ты должен быть мне благодарен – на ком бы еще ты оттачивал свой сомнительный ораторский талант!
– Понеслось… – покачала головой Ева.
Клим сочувственно улыбнулся симпатичной девчонке, она улыбнулась ему в ответ и тут же смущенно опустила глаза, даже щечки порозовели. И Клим вдруг подумал, что в жизни еще не встречал девушки, так мило краснеющей от смущения…
Виктор и Надин все еще спорили – теперь уже о преимуществах горнолыжных курортов – когда Клим, не забывавший следить за дорогой, заметил нужный указатель.
– Останови здесь, – попросил он Виктора, раскрасневшегося не меньше сестры, только не от робости.
– Так ведь до поселка еще километр! – удивился тот, но свернул на обочину.
– По прямой короче. Срежу угол и сразу выйду на шлях. Я прошлым летом здесь все окрестности излазил, вплоть до хутора.
– До хутора? Тогда понятно… Погоди, сейчас открою багажник.
Он помог Климу нацепить на плечи рюкзак и торжественно вручил папку-портфель.
– Ты рисуй, не ленись! Встретимся – покажешь.
– Спасибо, что подбросили, – Клим протянул руку новому знакомому.
– Всегда пожалуйста, – Виктор крепко пожал ему руку и вдобавок хлопнул по плечу. – Пока!
– Пока! – Клим заглянул в боковое окно. – Пока, девчонки! Рад знакомству.
– До свидания!
– Au revoir!
Дойдя до подножья скалы, откуда начиналась тропинка, Клим оглянулся, но серебристого автомобиля уже и след простыл. И только тогда он понял, что так и не узнал, куда направляется веселая троица и кто они такие вообще.
Глава 4. Отправная точка
Аглая проснулась, как всегда, в пять утра, безо всякого будильника. Хотя легла позднее обычного: убедившись, что гость крепко спит, она еще долго возилась на кухне – готовила любимое мороженое для сына. Гостиную от кухни отделял длинный коридор, так что жужжание миксера вряд ли могло потревожить сон больного. А закончив, вспомнила, что не покормила собаку. Сенбернар терпеливо ожидал ужина во дворе. В теплое время года он спал под верандой, в добротной будке, которую соорудил Клим прошлым летом, когда Боня был ещё толстым дурашливым щенком.
Уже за полночь она тихонечко прошла в свою комнату. Раньше здесь была спальня хозяйки, старой Зофии – называть её просто Зосей даже у местных язык не поворачивался. Зофия была сестрой ее бабушки. Аглая видела ее всего два раза в жизни: в детстве, когда приезжала в деревню с мамой, а затем лет двадцать спустя в Калининграде, когда Климу было уже семь.
Второй раз, в отличие от первого, Аглая до сих пор помнила до мельчайших деталей. В тот день она получила письмо от мужа, который тогда стажировался в США. В письме он прямо, без обиняков сообщил ей, что остается в Штатах, так как в России нет возможностей для профессионального роста, убедительно просил ее не тянуть с разводом, чтобы он смог поскорее снова жениться и получить американское гражданство, а также клялся не оставлять сына без материальной помощи. Надо признать, что слово он сдержал – деньги присылал регулярно. Да и сама Аглая вскоре поняла, насколько легче ей стало жить без постоянного ворчания непризнанного гения…
Однако в тот знаменательный день она горько рыдала над письмом, когда неожиданно затрезвонил дверной звонок. На ходу утирая слезы, Аглая поплелась открывать дверь. На пороге стояла Зофия. Несмотря на минувшие десятилетия, Аглая сразу ее узнала. Польская родственница совсем не изменилась: все такая же прямая спина, гладкая, волосок к волоску прическа и не поддающееся старости лицо, которое можно было бы назвать красивым, не будь оно столь суровым. Бабушка как-то рассказывала, что много лет назад муж и сын Зофии погибли в горах под обвалом – их тел так и не нашли. Тогда она и поселилась в деревне недалеко от места трагедии, работала учительницей в начальной школе и всю жизнь прожила одна. В округе ее уважали, однако побаивались: поговаривали, будто она колдунья. Глупости, конечно. Просто Зофия, биолог по образованию, хорошо разбиралась в травах…
– Муж бросил! – не спросила, а заявила гостья, едва глянув на заплаканное лицо внучатой племянницы.
В тот момент Аглая лишь отрешенно подивилась, откуда дальняя родственница могла знать о ее беде, если она сама лишь час назад получила письмо. Да и как вообще оказалась в Калининграде? Впрочем, на второй вопрос, хоть и не заданный, гостья ответила сама:
– Я приехала сказать, что свой дом в горах завещала тебе. Ты единственная, кому он принесет счастье. Когда уйду в мир иной, приезжай и живи.
Сказала – и пошла обратно к двери. Правда, с порога обернулась и добавила, чеканя слова:
– Не плачь. Он был не твой мужчина. Своего встретишь позже. Но сначала воспитай сына достойным человеком!
Больше Аглая ее не видела. Но и о своей одинокой доле больше не горевала. Некогда было горевать – надо же было воспитать сына достойным человеком… Клим хорошо учился, занимался спортом, заботился о дедушке с бабушкой. В общем, вырос серьезным и ответственным. А полтора года назад пришло известие о кончине Зофии: как оказалось, ей было уже девяносто семь. Для храбрости прихватив с собой Клима, Аглая поехала глянуть на доставшееся ей наследство.
И с первого взгляда влюбилась: в дом, в местный люд, в сказочной красоты горы! Однако Климу надо было учиться. И тогда Аглая решилась на самый смелый поступок в своей жизни: поселилась в Татрах одна, оставив сына с родителями. А чтобы маме было не так одиноко, Клим подарил ей щенка сенбернара, потратив немалые деньги, которые копил на новый компьютер…
Подарок оказался очень кстати: Бонифаций не меньше любимой работы помогал Аглае коротать время между свиданиями с сыном. Взять хотя бы вчерашнее приключение: если бы не пёс, она бы не нашла в лесу раненого Рауля Кауница – талантливейшего музыканта, мировую знаменитость…
Кстати, надо бы посмотреть, как он там! Когда Аглая перед сном заглянула в гостиную, гость крепко спал. Головная боль, похоже, его больше не тревожила, и лицо уже не было таким бледным. Ему действительно становилось лучше…
Быстро натянув цветастый сарафан – небо было ясным и день обещал быть теплым – Аглая застыла перед зеркалом с расческой в руке. Волосы у нее были приятного светлого оттенка, но тонкие и слабые. Так что косы она никогда не могла себе позволить, максимум удлиненное каре. А чтобы стрижка выглядела действительно классической и хоть как-то обрамляла лицо, далекое от эталонного овала, Аглая каждые три месяца ездила стричься в Калининград, к единственному парикмахеру, которому было под силу оживить унылую растительность на ее голове.
И за руками следила тщательно, с любовью: раз уж они с утра до вечера мелькали перед ней на клавиатуре компьютера, то не должны были раздражать своей неухоженностью. Стрижка и маникюр были единственной роскошью, которую Аглая позволяла себе в отношении внешности. В остальном действовала по принципу ограничения. Косметикой почти не пользовалась – зачем краситься, если безвылазно сидишь дома? За новыми нарядами не гонялась по той же причине. С детства склонная к полноте, регулярно отказывала себе во вкусненьком, чтобы одежда привычных фасонов оставалась комфортной. Правда, недавно она обнаружила, что ее любимые многослойные наряды вдруг стали модными и теперь называются бохо, а не «цыганщиной»…
И чего это она сегодня застряла перед зеркалом? Вот что значит мужчина в доме! Опомнившись, Аглая пару раз провела расческой по волосам, нанесла на руки по капле ароматического масла, потерла бледные щеки. Ну все, достаточно, скоро сын приедет, еще и гостя надо накормить! Интересно, как Клим воспримет Рауля?..
Все еще улыбаясь над воображаемой реакцией сына, она спустилась на первый этаж, тихонько приоткрыла скрипучую дверь и заглянула в гостиную. Гостя там не оказалось! На стареньком диване лежал только аккуратно сложенный плед.
Рауль обнаружился на кухне: пил родниковую воду прямо из бутылки, глядя в окно на горные вершины над полосой леса.
– Доброе утро! – поздоровалась она. – Не спится?
Он обернулся, озадаченное выражение вмиг сменила приветливая улыбка:
– Доброе утро, Аглая. Привык рано вставать… Ничего, что я выпил всю воду?
– Пейте на здоровье, она целебная, с серебром, из горного источника. Я еще принесу… – тараторя куда быстрее, чем самой хотелось, Аглая включила плиту и сняла с полки турку. – Кофе будете?
– С удовольствием.
– А вам точно можно?
– Нужно! Поверьте, я прекрасно себя чувствую – только кофе для полного счастья и не хватает.
Аглая скептически хмыкнула: вряд ли шишка могла сойти за ночь, да и плечо наверняка еще болело. Понятное дело, хорохорится. Мировая знаменитость, а такой же, как все мужики…
А гость устроился на широком подоконнике – здесь же любил сидеть и Клим, даже горшки с геранью пришлось убрать – и стал с любопытством наблюдать за процессом приготовления кофе. Аглая сразу засмущалась: куда ей до вершин кулинарного искусства, к которым наверняка привык гость? Если верить журналистам, родители Рауля Кауница принадлежали к старейшим дворянским родам Европы… Но постепенно многолетняя утренняя привычка взяла верх. Она не спеша разогрела турку, всыпала туда ложечку тростникового сахара, подождала, пока тот начал плавиться, и лишь тогда добавила кофе, специи и крупинку соли. Главное, вода была правильная: мягкая, чистая, из колодца во дворе.
– Я уже подумала, что вы сбежали, когда не увидела вас в комнате, – сказала Аглая, не отрывая взгляда от турки.
– Ну что вы! Было бы верхом невежества уйти, не попрощавшись и не поблагодарив за спасение! Да и ваш мохнатый защитник вряд ли бы меня выпустил…
– Про защитника это сто процентов! – кивнула Аглая. – Последите за кофе, я отнесу Боне попить!
Сенбернар приветствовал хозяйку бодрым гавканьем. Плеснув ему в миску воды из ведра, стоявшего на краю колодца – воспитанный пес не лазил в ведро сам – Аглая поспешила обратно на кухню. Успела как раз к тому моменту, когда кофейная пенка начала вздыматься. Рауль послушно караулил у плиты с прихваткой в руке.
– Вижу, вы тоже кофеман, – Аглая забрала у него прихватку и сняла турку с огня.
– Ага, причем потомственный… Можно спросить, почему вашего сенбернара зовут Бонифаций? У меня с этим именем только одна ассоциация: крестовые походы! – гость явно был готов говорить о чем угодно, лишь бы не о себе.
– Тех Бонифациев, помнится, было даже несколько: два короля и два маркграфа, – вежливо поддержала тему Аглая.
– Вы что, историк? – откровенно удивился Рауль. – Никогда бы не сказал! Для историка вы слишком… – он вдруг осекся.
– Какая?
– Слишком настоящая.
«И что это значит?» – теперь уже удивилась Аглая. Но уточнять не стала, постеснялась.
Чуть поколебавшись, Рауль сам объяснил:
– Мне кажется, вы человек творческий, но при этом не оторванный от земли.
– Со стороны виднее… А что касается королей и маркграфов Фессалоники, так я наткнулась на упоминание о них в одном историческом детективе. – Тот факт, что детектив этот она не просто читала, переводила, Аглая скромно опустила.
– А мне еще в детстве пришлось выучить историю давно сгинувшего государства крестоносцев – только чтобы сделать матери приятное…
Рауль не договорил, но Аглая и сама догадалась, что речь идет о родовых корнях. Все же ей больше повезло с предками: будучи людьми вполне обычными, они, конечно, историю не творили, но и ничего такого не вытворяли, чтобы века спустя потомки мучились зубрёжкой их «подвигов».
– Да уж, в старушке Европе на трон лезли все, кому только было не лень, – иронично заметила Аглая, отчего-то уверенная, что собеседника это не оскорбит. – В России желающих было куда меньше, но и тех уже мало кто помнит: нынче молодежь не склонна учить историю. Ее можно понять. Учиться у предков надо хорошему, а нехорошее…
– Забыть?
– Хотя бы простить… Так что для большинства моих соотечественников Бонифаций – это добрый лев из мультика! Устав от ежедневных представлений в цирке, лев Бонифаций отправился отдыхать в Африку, но и там в течение всех каникул веселил черных ребятишек.
– Трудоголик! – покачал головой Рауль.
– Мне тоже всегда было жалко доброго льва, поэтому мультик этот я не любила. Имя псу придумал мой сын.
Она разлила кофе по чашкам – милым маленьким чашечкам ручной работы. И хотя это был отнюдь не мейсенский фарфор, а всего лишь прибалтийская керамика, Рауль одобрительно оглядел сервиз. А когда попробовал сам напиток, закатил глаза от восторга.
– Скажите честно, откуда вам известен этот рецепт? Тоже в книжке вычитали?
– Да нет, сама составила. Экспериментировала, пробовала… А что?
– Представьте себе, в нашей семье именно так варят кофе – причем уже несколько веков! Эх, непростая вы женщина, Аглая!
«Ишь как – непростая! К тому же настоящая… А вчера ведьмой обзывал! Или он этого уже не помнит, был не в себе?»
Улыбаясь про себя, она достала из холодильника клубнику, собранную еще вчера, и взбитые сливки, оставшиеся от приготовления мороженого.
– Прошу к столу!
– Вот это завтрак! – у Рауля аж глаза заблестели, будто он в жизни подобной вкуснятины не ел. Резво спрыгнув с подоконника, он плюхнулся на угловой диванчик, совсем как это делал Клим.
– Ешьте, вам надо силы восстанавливать, – она поставила на стол большую вазочку с клубникой и маленькую со сливками.
Гостя не пришлось уговаривать. Лишь когда обе вазочки наполовину опустели, он виновато спохватился:
– А вы?
– Пока не хочется. А кофе повторю, пожалуй. На вас варить?
Он кивнул, глядя на нее совершенно счастливыми глазами. Просто мальчишка какой-то, а не мировая знаменитость…
– Вы что, сами выращиваете клубнику? – поинтересовался Рауль, отправляя в рот очередную ягоду.
– Конечно. Здесь все ее выращивают. И овощи тоже. Я, правда, пока только учусь огородничать.
– Вы вроде бы говорили, что недавно здесь поселились?
«Ага, значит, не забыл!»
– Всего год назад, – подтвердила Аглая, снова колдуя над туркой. – Этот дом достался мне от двоюродной бабушки.
– Это её портрет висит в гостиной? Красивая женщина. Вы чем-то похожи… Вы были с ней близки?
Смущённая такой внимательностью гостя к обстановке дома, а ещё больше – вниманием к ее персоне, Аглая попыталась уйти от ответа:
– Вам вправду интересно? Я и так слишком много болтаю…
– Вправду интересно. И очень приятно вас слушать: мелодичная интонация, теплый тембр с мягкими обертонами – это я вам как музыкант говорю! И вообще, я ваш голос на всю жизнь запомнил…
– Да ладно!
– Честное слово! Вы только представьте: я открываю глаза и вижу перед собой клыкастую звериную морду. Естественно, я сразу же закрываю глаза. Первая мысль – приснилось. Опять открываю: морда никуда не делась, мало того, еще и улыбается! Ну, думаю, мне конец… И вдруг зверь говорит нежным женским голоском: «Эй, что с вами?»
Рауль рассмеялся. Смех у него был до того заразительный, что Аглая не выдержала, тоже засмеялась.
– Разве такое приключение забудешь? – подытожил он.
– Да, – согласилась она, – будет о чем детям и внукам рассказать…
И осеклась: от невинной, в сущности, присказки лицо Рауля неожиданно помрачнело. Он резко встал из-за стола, подошел к окну и снова уставился на горы вдалеке. В общем, опять закрылся в себе.
Остался один выход – задать прямой вопрос. Верх бестактности, конечно, особенно по меркам высшего общества. Но у нее не было ни времени, ни желания ходить вокруг да около.
– Рауль, я же вижу: вас что-то беспокоит. И понимаю, что вы не просто так оказались в нашем лесу. Я не собираюсь лезть в ваши дела, но, быть может, я смогу вам помочь. Вы что-то ищете? Или кого-то?
Рауль Кауниц долго молчал, глядя в окно на горную панораму. Было заметно, что он колеблется, говорить ей правду или не говорить.
Аглая не стала настаивать, хотя, естественно, ее распирало от любопытства. И не только от любопытства. Было еще предчувствие. Оно появилось еще вчера, когда она только увидела лежащего на земле человека, и с каждым часом крепло. Ничего конкретного, увы, однако Аглая чувствовала, что их встреча в лесу была судьбоносной! Да, именно так: она, Аглая Галицкая, скромный филолог и начинающий огородник, могла сыграть важную роль в судьбе этого человека – блестящего музыканта, выдающегося деятеля мировой культуры и, что греха таить, весьма привлекательного мужчины: от его присутствия рядом голова у нее шла кругом, а сердце прыгало, как у шестнадцатилетней школьницы… В общем, предчувствие ей говорило, что случайности не случайны.
