«Начинай уже сейчас жить той жизнью, какой ты хотел бы видеть ее в конце.»
Марк Аврелий
Когда четверо девиц, гогоча и топоча, словно рота солдат, ворвались в трактир, Вероника была уже на позиции – за барной стойкой. Встречал посетительниц Марк. Но даже внушительная стать трактирщика меркла перед общей массой девчат, мгновенно заполнивших собой пространство холла. Хотя были они не сказать чтобы сильно рослые, да и молоденькие совсем, лет по четырнадцать-пятнадцать.
– Четыре кока-колы! – запыхавшись от быстрой ходьбы, выпалила та, что ввалилась первой. Ее короткие густые волосы были выкрашены во все цвета радуги, начиная с красной пряди над левым ухом и заканчивая фиолетовой над правым.
Вероника успела подумать, что для полноты образа можно было бы прицепить еще серьгу в виде фазана. Но ответила гостье с обычной любезностью:
– Добрый день. У нас нет кока-колы.
– Нет?! – девица изумилась так, словно ей сообщили о наступлении конца света. – А пепси?
– Тоже нет. Как и прочих подобных напитков.
– Жесть! – возмутилась радужная. – На фига тогда мы вообще сюда перлись?
– Реально надо было оставаться на трассе, – поддакнула вторая, невысокая, но фигуристая не по годам, с пышной каштановой копной на голове. – Я же вам говорила, давайте голосовать!
– Ты че, Светка, батяня сказал дожидаться другой машины!
– Так ведь целых два часа ждать! – перешла на крик фигуристая Светка. – Так и подохнуть можно…
– А что у вас есть? Ну, попить? Соки там или минералка? – догадалась спросить третья девица, весьма строгого, даже сурового вида. Возможно, она и не была такой по натуре, просто широкие, будто сажей нарисованные брови придавали тонкому бледноватому лицу устрашающе воинственный вид.
– Могу предложить свежевыжатый сок, – сказала Вероника. – Или домашний лимонад.
– Домашний – это как? – удивилась Светка.
Но радужная не нуждалась в объяснениях.
– Давайте уже ваш лимонад! – решила она за всех и повернулась к бровастой: – Лилька, суточные у тебя? Заплати.
– Присядьте, пожалуйста, за столик, – перенял эстафету Марк, пока жена доставала кувшин из холодильника. – Я принесу ваш заказ.
Девчонки направились к ближайшему столику и шумно задвигали стульями.
– Позвольте, я возьму ваши куртки, – предложил Марк.
– Да ладно, у вас тут не больно-то и жарко, – отмахнулась радужная. Затем все же повернулась к хозяину и пояснила: – Наш бусик сломался. Можно, мы у вас подождем, пока другой пришлют?
– Разумеется. Желаете перекусить? Горячие бутерброды, салаты, сырный пирог?
– Сырный? Это типа хачапури?
– Вроде того.
– О, класс! Всем по хачапури? – радужная окинула взглядом компанию. Никто не возражал. – Да, давайте четыре.
– А мороженое у вас есть? – спросила фигуристая.
– Разумеется, – кивнул Марк. – Фруктовое, карамельное, шоколадное…
– Мне шоколадное!
– Светка, хорош лопать сладкое! Наберешь лишнего – батяня вмиг выгонит из команды, – вмешалась строгая Лилька.
– Да и цены здесь наверняка до небес! – поддакнула радужная.
– Наши цены вас вполне устроят, барышни, – пообещал Марк. – Желаете что-нибудь еще?
Пожеланий больше не было, и он вернулся к стойке, где Вероника уже ставила тарелки на поднос.
– Слышали – «барышни»! – прыснула фигуристая Светка, едва Марк отошел от столика.
– А что, приятно… – впервые подала голос высокая, худая девчонка, до сих пор не проронившая ни слова.
– Ага, мы тут все прям такие леди-миледи! – съязвила радужная. – Может, ты, Мышка, еще и туфли на шпильках напялишь? И айда десять кругов вокруг стадиона! – она захохотала, остальные вторили.
Только та, которую подруги называли Мышкой, не засмеялась, а снова замкнулась в себе. Она и вправду была похожа на мышь: неопределенного цвета волосы, собранные в тощий хвостик, острый нос, плотно сжатые бесцветные губы. Живыми казались только глаза – большие, темные, блестящие. Девочка с безучастным видом потягивала через трубочку лимонад, однако пристальный взгляд из-под ресниц говорил, что она не теряет бдительности.
Она первая заметила сквозь стекло приближение еще одной гостьи и подала знак подругам, вовсю уплетавшим горячие хачапури. Когда дверь, тихонько звякнув, отворилась, уже вся четверка дружно глазела на вошедшую.
Посмотреть было на что. Девушка лет двадцати с небольшим будто сошла с рекламного щита – чего-то вроде дорогого парфюма или автомобилей класса люкс. На ней было длинное платье, подчеркивающее идеальную фигуру, сизо-синее, под цвет глаз, жемчужно-серый палантин, небрежно перекинутый через плечо, и лаковые туфли-лодочки. Золотистые прямые волосы были собраны на затылке в длинный хвост, лишь тонкие прядки у висков обрамляли выразительное лицо с неброским романтическим макияжем.
Она направилась через холл прямо к стойке, улыбаясь хозяевам, однако не забыла кивнуть и девчонкам в обеденном зале. Те, засмущавшись, тут же опустили глаза. Но ненадолго. Как только новая посетительница повернулась к ним спиной, юные спортсменки опять уставились на нее.
– Ну ни фига себе! – пронзительный шепот девицы с радужной челкой прервал тишину, воцарившуюся за столиком. – Вот вам и леди-миледи…
– Ага, зарулила за тыквенным латте по дороге в Париж! – добавила Светка.
– В Милан, – поправила ее Лилька. – Теперь они туда за шмотками гоняют.
Однако девушка, с ходу причисленная спортсменками к неким полумифическим им, попросила лишь стакан воды с каплей вишневого сиропа. Четверка слышала, как в ответ на предложение хозяина пообедать или хотя бы выпить кофе, она сказала тихим четким голосом:
– Благодарю, я всего на пару минут… – и грациозно присела на край высокого табурета у стойки.
А в следующее мгновенье наблюдательницы дружно ахнули: откуда-то слева вдруг появился гигантский черный пес, неторопливо подошел к гостье и замер, преданно глядя ей в глаза. Девушка улыбнулась, протянула руку, и зверюга тут же пристроил огромную голову ей на колени, явно ожидая ласки. Одной рукой поглаживая собаку, девушка приняла поданный хозяйкой стакан, кивком поблагодарила и сделала несколько глотков. Затем повернулась к широкому окну, словно высматривая во дворе кого-то, вздохнула, рассеянно обвела глазами зал и остановила взгляд на пианино в дальнем углу.
– Можно? – кивнув на инструмент, спросила она Марка.
– Нужно! – хмыкнул тот.
Девушка встала, не спеша пересекла зал и снова села, теперь уже за пианино. Гигантский пес последовал за ней, даже не обратив внимания на девчонок, которые испуганно съежились, когда он шествовал мимо. Тихонько клацнула блестящая черная крышка, тонкие пальцы приветственно пробежались по желтоватым от времени клавишам и тотчас, почти без перехода, зазвучала нежная мелодия.
– Ну разумеется, Шопен… – вздохнула Вероника, опустилась на свой стульчик за стойкой и прикрыла глаза, вслушиваясь в переливы ноктюрна.
Марк с довольным видом поглаживал короткую курчавую бороду, однако бдительности не терял, то и дело поглядывал на четверых посетительниц в зале. Те тоже слушали музыку, каждая по-своему. Строгая Лилька облокотилась на столик и недоуменно хмурила боевые брови. Фигуристая Светка не переставала жевать; она даже не заметила, как доела свою порцию и принялась за стоявшую рядом. Девица с радужной челкой откровенно скучала, вздыхала, ерзала на стуле, но шуметь не смела. А молчаливая Мышка, казалось, и вовсе уснула: сомкнутые ресницы, неожиданно длинные и густые, смягчили острые черты лица, голова чуть склонилась набок, плечи расслабленно опустились.
Нет, она не спала. Она смотрела живую картину, которая разворачивалась перед ее закрытыми глазами, следуя чарующей мелодии ноктюрна №20.
***
Поначалу кино кажется вполне романтичным: парень и девушка, молодые, красивые, влюбленные. Эдна и Шон – нередкие имена в Ирландии середины девятнадцатого века. Они помолвлены, собираются поженится, как только Шон достроит домик на задах отцовского участка. Их семьи небогаты, выращивают овощи на арендованных землях, в основном, конечно же, картофель: им засажена, считай, половина Изумрудного острова.
Однако в то лето от заразы гибнет весь урожай картофеля. По всей стране.
– Эдна, давай по-быстрому обвенчаемся и уплывем в Америку! – упрашивает Шон невесту. – Маккензи уже отбыли, всей семьей, О’Конноры тоже собираются, с ними молодой Джеллет. Его старшие братья уже год как обосновались на восточном побережье, ты же знаешь; пишут, что непросто там, конечно, но жить можно!
– А как же свадьба, Шон? – растерянно моргает Эдна. – Мать уже материю на платье купила…
– Какая свадьба, милая! – парень старается сдерживать негодование: неужто она не видит, что вокруг творится? – В газетах пишут, что в центральных графствах люди уже мрут от голода. Надо уезжать, пока не поздно, пока есть возможность!
– Америка… Это же другой край света, никого из родных! – Эдна никогда не ездила дальше соседнего городка, она ужасно боится чужих людей, чужих обычаев.
– Но я же буду с тобой, моя маленькая трусишка! И вообще, говорят, ирландцев там уже больше, чем негров!
Все уговоры напрасны. Родители Эдны поддерживают страхи дочери, уповая на милость Всевышнего: даст бог, жизнь скоро наладится. Увы, небывалые морозы лишь усугубляют положение. Эпидемия тифа косит обессилевших от голода людей. Шон снова настаивает на эмиграции в Штаты. Эдна снова отказывается: после смерти матери младшие сестры остались у нее на руках. Шон уплывает один, пообещав вернуться за ними, как только устроится.
Проходит еще один страшный год «картофельного голода» – An Gorta Mor, Великого Голода, в итоге унесшего миллион человеческих жизней. Отец и сестры умирают от холеры – очередной кары божьей. Эдна выживает лишь благодаря надежде, что Шон вот-вот заберет ее к себе. Увы, от него давно нет вестей. Как и от других знакомых, уехавших следом. Старые посудины, битком набитые эмигрантами, не зря называют «плавучими гробами»: далеко не всем пассажирам удается живыми пересечь океан. Но это не останавливает бегущих от голодной смерти. За четыре года Ирландию покидает более миллиона человек.
Маленькая трусишка Эдна уходит из жизни в самом начале второй волны холеры, почти обезумев от горя, страха и постоянного чувства голода. А Шон, пройдя полосу тяжелых испытаний, встает на ноги, начинает свое дело. Правда, он так и не женится, остается бездетным. Зато усердно помогает семье своего друга Уильяма, с которым познакомился на «гробовозе», что доставил обоих в Америку. Теперь у Уилла своя ферма в окрестностях Детройта. Генри, сын того ирландского фермера-иммигранта, позже станет изобретателем и промышленником, основателем «Ford Motor Company»…
***
…Какое грустное кино! Еще печальнее осознавать, что трусишка Эдна – это она сама, Мышка. Эта история приключилась именно с ней. Откуда она это знает? Да ниоткуда, просто знает, и все. А еще знает, что несчастная Эдна твердо-натвердо заучила урок: нужно быть сильной, целеустремленной, не бояться риска и самой прокладывать свой путь, ни на кого не полагаясь – ни на родителей, ни на мужа! И поэтому теперь, в следующей жизни, она активно занимается спортом, превозмогая собственную хилую природу, и борется со своими слабостями, воспитывая в себе решительность и силу воли…
Тогда почему ей это все не в радость? Почему не хочется вставать по утрам, порой даже видеть никого не хочется?.. Может быть, смысл урока был в чем-то другом? Ведь если бы Эдна сразу доверилась своему жениху и уехала с ним еще до начала катастрофы, их жизнь наверняка сложилась бы счастливо?..
Музыка плавно смолкла. Мышка открыла глаза – и увидела Шона: он стоял в нескольких шагах от нее, прислонившись спиной к стене, сложив руки на груди – тоже слушал Шопена. Тут парень выпрямился, повернулся к ней лицом, и чувство разочарования больно стиснуло сердце: нет, не Шон! Это был совсем другой парень, ну может, чуточку похож на Шона из ее странного видения: такой же гордый взгляд, волевое лицо, сильное тело. И одет он был по-другому, элегантно, словно танцор или музыкант: брюки, жилет, белая сорочка. Вот только рукава сорочки были закатаны по локоть, а верхние пуговицы расстегнуты.
Едва красавица убрала руки с клавиш, молодой человек быстро пересек обеденный зал и протянул ей руку:
– Я поменял колесо. Можем ехать, Полина.
Девушка встала, опираясь на его руку, и вдруг рассмеялась:
– Герман, ты похож на трубочиста!
В руке Полины откуда ни возьмись оказался белоснежный носовой платочек – из рукава, наверное, как у фокусника. Привстав на цыпочки, она вытерла почти незаметное пятнышко у парня на виске. А парень поймал ее руку и на мгновенье нежно сжал.
Трепетно-интимная сцена, хоть и мимолетная, не осталась незамеченной: теперь юные спортсменки пялились на парочку с удвоенным любопытством. И не без зависти.
Провожаемые четырьмя парами блестящих глаз, Герман и Полина вернулись к барной стойке и о чем-то заговорили с хозяевами. О чем, девчонки не расслышали, так как в этот момент запиликал телефон строгой Лильки.
– Да? Что? Уже?.. Ага, идем… – бормотала она. – Выбегаем, говорю!
– Батяня, что ли? – радужная вскочила с места. – Так быстро?
– Другой бусик подъехал. Велено через две минуты быть на шоссе!
Лилька направилась к стойке, чтобы расплатиться за всю команду – шаг решительный, нелепые брови недовольно сдвинуты к переносице. Заметив на полу белый платочек, оброненный Полиной, она молниеносно нагнулась, схватила его и спрятала в карман спортивных штанов. Невесомая кружевная тряпица источала тонкий цветочный аромат. Остальные вроде ничего не заметили.
– Что ж, велено, так велено… – фигуристая Светка поднялась из-за стола вслед за подругами, однако не забыла прихватить с собой кусок сырного пирога, к которому так и не притронулась молчаливая соседка. – Мышка, ты че расселась? Бегом марш!
Но Мышка продолжала сидеть, устремив затуманенный взгляд на старинное пианино, которое так и стояло с открытой крышкой, маня и соблазняя всеми пятью октавами: ну же, сыграй!
– Жека, ты уснула, что ли? – Светка толкнула подругу в плечо.
– Давай быстрее, Мышь! –нетерпеливо обернулась радужная. – Опоздаем из-за тебя – всем влетит!
– Я не Мышь, – большие темные глаза на бледном заостренном личике горделиво вспыхнули. – И не Жека.
– А кто? – опешили подруги.
– Меня зовут Евгения. И я не поеду на сборы.
– Ты че, совсем рехнулась? – цветная челка колыхнулась и встала дыбом. – Тебя же попрут из команды!
– Я сама ухожу. Совсем!
Прошло минут десять после того, как три девчонки с мерным топотом умчались в сторону шоссе, а Евгения, которую прежде звали Мышью, все продолжала сидеть за столиком и смотреть на пианино. Она очнулась, лишь когда Полина легонько тронула ее за плечо.
– Поехали, Евгения. Мы тебя подвезем.
Девочка не стала отказываться. Просто встала и пошла к выходу вслед за Полиной. Герман придержал для них створку двери. Уже с порога Евгения вдруг обернулась – хозяева провожали ее одинаково теплыми взглядами.
– Спасибо, – сказала она.
– В добрый путь! – прозвучал ответ в два голоса.
Позже, уже сидя в машине рядом с Полиной, укутанная в ее благоухающий палантин, Евгения доверчиво поведала незнакомой красавице о своем решении снова заняться музыкой. Ведь до того как удариться в спорт, она успела окончить пять классов музыкальной школы. Мама только обрадуется, она ведь сама преподаватель сольфеджио. Папа тоже не будет против – спортсменов в доме и так хватает, братья-то без ума от футбола.
– Музыка – это хорошо, – одобрила Полина. – А чего ты еще хочешь? От жизни?
– Стать такой, как вы, – зардевшись, призналась девочка. – Такой… красивой.
Полина тихонько рассмеялась. Даже Герман за рулем на миг обернулся через плечо:
– А чем тебя собственная красота не устраивает?..
***
Вероника и Марк сидели в своей маленькой уютной кухне, недоступной для посетителей, и пили чай. Рыжий кот довольно урчал на коленях у хозяйки, а пес снова отправился за кресло у камина – бдеть.
– Хороший был день, правда? – Марк первый прервал задумчивое молчание. – С братьями вроде все получилось. А с девчонками… Думаю, одна из четырех – тоже неплохо.
– Две, – поправила его жена. – Лилия уйдет из спорта сразу после сборов.
– Та, что с ужасными бровями?
– В ее понимании это модно, – снисходительно пожала плечами Вероника. – Девочка давно мечтает стать моделью и сегодня окончательно определилась.
– Из огня да в полымя…
– Не так все плохо, милый. Она начнет заниматься пластикой, учить языки. Только ее не возьмут в модели. А вот в стюардессы – возьмут. Лилия практически спасет жизнь двум сердечникам. И примет роды у итальянки, которой приспичит произвести на свет сына в небе над Альпами… и вскоре выйдет замуж за брата этой женщины!
– Уже лучше, – согласился Марк. – Надо полагать, девочка проживает свою первую жизнь, ей хочется всего и сразу.
– Все так начинают. А потом исправляют ошибки… – Вероника встала из-за стола, согнав кота на пол. – Поздно уже, пойдем искать Алису. А Герман, надо полагать, вернется только под утро?
– Да, наверняка захочет проводить Полину.
Вероника протяжно вздохнула:
– Я так скучаю по ней…
Марк тоже встал, обнял жену, успокаивающе погладил по плечу:
– Она там, где должна быть. Хорошо еще, что находит возможность нам помогать – сегодня она была неотразима!
– А все же удивительно, что никто не распознает в них брата и сестру! – сквозь слезы улыбнулась Вероника. – Они ведь так похожи, если присмотреться.
– Каждый видит то, что хочет видеть, – усмехнулся в ус Марк. – Тебе ли не знать этого, о лучшая из жен?
Не смерти должен бояться человек; он должен бояться никогда не начать жить. (Марк Аврелий)
Колокольчик над дверью затренькал в начале пятого. На дворе было еще совсем темно – осень, как-никак. Тихонько поднявшись, Марк включил свет на обоих этажах. Теперь дом будет сиять издалека. А в холле лампы и так никогда не выключались, ведь гости могли нагрянуть в любую минуту. Вот как этот.
Жену будить он не стал, нутром чуял: снова его очередь. Спустившись в зал, первым делом подкинул сухих поленьев на подернутые золой угли в камине. Рекс, зевая, вылез из своего укрытия за креслом и ткнул массивной головой ему под дых. Пес по-прежнему был размером с теленка, но уже не лабрадором – догом. Причем довольно редкого для догов окраса: серого с голубым отливом. Стальные мускулы играли под лоснящейся шкурой, белая отметина на груди смахивала на манишку в вырезе фрака.
– Ну ты и расфрантился, приятель! – Марк погладил пса. – Что, нравится быть большим и сильным? Понимаю. Рекс, то бишь король, а приходится тявкать в облике шпица или таксы. Что поделать, работа у нас такая – под каждого подстраиваться!
Пес мотнул головой, то ли соглашаясь с хозяином, то ли вежливо возражая: дескать, благородную суть в любой оболочке видно. И вдруг застыл, резко повернувшись в сторону входа.
Дверь распахнулась. Увидев вошедшего, Марк полностью одобрил выбор своего пса.
Новый гость и сам напоминал крупную служебную собаку: высокий, под два метра, поджарый, широкоплечий. Бледно-голубые глаза, воспаленные от нехватки сна, ярко выделялись на уставшем загорелом лице. Темный бобрик волос был влажным от дождя. Держался парень очень прямо и уверенно. Одет был просто: черные джинсы, такая же куртка, под ней водолазка. Офицер, хоть и в штатском, сходу определил Марк. Боевой офицер.
– Здравствуйте, к вам можно? – проговорил гость хрипловатым усталым голосом. – Я подумал, раз трактир, значит, круглосуточно…
– Так и есть. Добро пожаловать. Меня зовут Марк.
– Константин.
Марк шагнул навстречу посетителю, Рекс тоже.
– Ого, серьезная у вас охрана! – Константин ни капли не испугался, наоборот, улыбнулся. – Высший класс!
– У нас здесь всё по высшему разряду… – жестом велев собаке вернуться на место, Марк прошел за барную стойку и осведомился тоном заправского трактирщика: – Чего желаете, сударь?
– Кофе, да покрепче – чуть не уснул за рулем. Сделаете?
– Всенепременно, – кивнул Марк. – Хотя я бы посоветовал сначала вздремнуть хотя бы полчасика, затем душ, горячий завтрак, а тогда уже кофе.
– Ха! И сколько мне будет стоить такое благолепие? – гость огляделся, слегка прищурившись. – Больно уж фешенебельное у вас заведение…
– А я сделаю вам скидку как первому сегодняшнему клиенту, хотите?
Посетитель сразу напрягся:
– Я в состоянии заплатить за себя!
– Ничуть не сомневаюсь, – примирительно развел руками Марк и потянулся к ящику стола. – Вот вам ключ от комнаты. Но сначала присядьте туда, ближе к камину, а я сделаю вам стакан грога: отлично способствует расслаблению.
– А давайте, – легко согласился Константин. – И вправду надо хоть немного поспать, иначе могу и не доехать…
Развернувшись, он прошел в левую часть зала и опустился в глубокое кресло перед камином.
– Уф, хорошо, когда в доме живой огонь… Правда, охранник? – Константин подмигнул псу, который последовал за ним и уселся напротив.
Рекс коротко гавкнул в ответ.
– Тише, приятель, всех постояльцев перебудишь… Много у вас постояльцев, хозяин? – поинтересовался гость, когда Марк подошел к нему со стаканом горячего золотистого напитка, в котором плавала долька лимона. Запах гвоздики приятно щекотал ноздри.
– Достаточно, – кивнул Марк. – Только успевай крутиться.
Было видно, что Константину с трудом дается вежливая беседа, настолько он был измотан. Опустошив стакан, он тяжело поднялся.
– Благодарствую. Теперь бы еще до постели дойти…
– Наверх и налево, вторая дверь, – Марк кивнул в сторону лестницы. – Отдыхайте. Душ в номере.
– Разбудите меня в семь… нет, в половине седьмого, ладно? Ух ты, а это что за зверь?
На нижнем столбике перил сидел рыжий кот. Соизволил-таки явиться, бродяга. И даже разрешил гостю себя погладить, мало того, громко заурчал, что в принципе с ним случалось нечасто.
– Уйду в отставку, заведу себе такого же, – проговорил Константин, почесывая кота за ухом.
– А что сейчас мешает? – поинтересовался Марк.
– Так у меня пока что и дома нет: месяц там, два – сям…
– Могу одолжить нашего на пару часиков, если хотите.
– Хочу! – Константин потянулся к коту. – А ты хочешь?
Рыжий не колеблясь запрыгнул гостю на руки и дал себя унести.
Дождавшись, пока захлопнулась дверь наверху, Марк опустился в кресло, где только что сидел посетитель. Полтора часа пробегут быстро. А что дальше? Трудно сказать. Пока всё идет гладко. Слишком гладко для столь непростого клиента…
В начале седьмого явилась Вероника, свежая и жизнерадостная, сварила кофе. Марк поведал жене о новом госте.
– Приготовлю-ка завтрак поплотнее, – сказала она, повязывая фартук и скручивая в узел длинные волосы.
– Давай. А я пойду разбужу нашего вояку, уже половина седьмого.
Однако гостя в комнате не оказалось. Марк осмотрелся: постель едва примята, куртка аккуратно висит на спинке стула. В ванной тоже пусто, полотенца не тронуты. Пропал человек. Испарился. Сбежал. Да еще кота с собой прихватил! Хотя кот, пожалуй, мог и сам за ним увязаться…
– Так и знал, что с этим парнем будут проблемы, – сказал он жене, снова спустившись на кухню. – Пойду искать. Управишься без нас? Рекса беру с собой, разумеется.
– Герман вот-вот вернется, поможет, – успокоила мужа Вероника. – Иди, за нас не волнуйся.
Пес вертелся вокруг хозяина в предвкушении долгой прогулки. В том, что прогулка будет долгой, Марк не сомневался. Невозможно предугадать, в которой из своих предыдущих жизней застрял Константин, а значит, придется заглянуть в каждую, в обратном порядке. Но сначала они поднялись на второй этаж, в комнату гостя.
– Ищи, Рекс! Ищи!
***
Больше всего это смахивало на документальный фильм о крупнейших военных конфликтах двадцатого века – фильм предельно объективный и безжалостно реалистичный. Апрель 1985 года, Афганистан, провинция Кунар, рядовой в составе бригады спецназа; март 1965 года, Вьетнам, район Дананга, безусый лейтенант морской пехоты США; 1939 год, Испания, Арагон, подросток, после расстрела отца франкистами затесавшийся в партизанский отряд; февраль 1916-ого, Западный фронт, французский летчик, сбитый в самом начале «Верденской мясорубки»… Каждый раз – ужасная, бессмысленная гибель. И каждый раз парню не больше двадцати. Он будто сам лез под пули…
– Похоже, наш добрый молодец совсем не дорожит жизнью, – ворчал Марк, глядя с вершины скалистого утеса на догорающую крепость Макдэлы, где только что покончил с собой эфиопский император Теодорос II, не желая сдаваться в плен британцам.
Рекс лежал рядом, устало опустив голову на вытянутые передние лапы. Он только что снова учуял след: среди двух десятков погибших солдат англо-индийских войск лежал и неугомонный Константин, или как там он звался в эпоху правления королевы Виктории. И снова они явились слишком поздно: всякий раз, когда они выходили на беглеца, тот был уже мертв. Да, именно беглеца. Чутье подсказывало Марку, что странный гость не случайно застрял где-то в собственных прошлых воплощениях: он намеренно вернулся туда.
– Он просто не хочет жить, вот и прет, где погорячее, – вслух рассуждал Марк, поглаживая няпряженную спину пса. – Найдем причину этого нежелания – найдем и нашего неугомонного вояку. Хорошо бы живым… Ну что, немного отдохнул, дружище? Тогда вперед! То есть назад…
…Ландшафт почти не изменился: высокогорье, субтропики. Внизу по узкой долине бурной реки двигалась армия Симона Боливара. Он вернулся, чтобы вслед за Венесуэлой освободить от испанского господства всю Южную Америку. Среди отчаянных пастухов-льянерос, перешедших на сторону Боливара, был и тот, кого они искали. И снова упорно двигался к смерти. А та была уже недалеко: за перевалом повстанцев поджидали колониальные войска. Будет бой, Боливар прорвется, правда, не без потерь…
– Хорошо хоть, в девятнадцатом веке он воплощался всего дважды, – заметил Марк, обращаясь к верному псу. Тот согласно кивнул массивной головой. – Что ж, давай проверим восемнадцатый. Полагаю, наш драчун никак не мог пропустить Семилетнюю войну…
Чутье и в этот раз его не обмануло. Бесстрашный воитель нашелся в штабе генерала Тотлебена. Молоденький адъютант отличился отчаянной храбростью, лез во все стычки союзников с войсками Фридриха и погиб доблестно, своим телом прикрыв командира при взрыве пушечного ядра.
– Значит, причина кроется еще глубже, – вслух размышлял Марк, издалека наблюдая за торжественным погребением павших: трубы, флаги, аксельбанты, эполеты… – До сих пор наш герой ни разу не жил мирной жизнью крестьянина или торговца, ученого, ремесленника или хотя бы бездельника-аристократа. Такое впечатление, что он воплощается лишь для того, чтобы записаться в ближайшую армию, едва молоко на губах обсохнет, и тут же погибнуть. Но что-то же затянуло его в эту бесконечную бойню! Давай, Рекс, ищи… Стой! – он схватил пса за ошейник. – Вот я дурак, сразу не подумал! Надо искать не храброго вояку, а нашего кота! Понял, Рекс?
Пес гулко гавкнул – что же тут непонятного? – принюхался и резко рванул вперед… вернее, почти на сто лет назад.
Даже страна была та же – Австрийская империя, только называлась она тогда Священной Римской империей, поскольку ненасытные Габсбурги вознамерились захапать всю Европу. Османы желали того же – вот вам и конфликт интересов. Почти полтора века назад турки уже осаждали австрийскую столицу. Теперь же, крепко засев на Балканах и заручившись поддержкой мятежных венгров, они снова нацелились на Вену. Готовясь к неизбежной войне, император Леопольд срочно наращивал численность своей армии. А жители многонационального государства не знали, чего им больше бояться – войны или чумы. «Черная смерть», бушевавшая в Европе пять лет назад, унесла около миллиона жизней. Теперь, по слухам, со стороны Турции катилась новая волна эпидемии…
Эту и другие новости возбужденно обсуждали посетители кабачка на окраине селения в центральной части Богемии. Ремесленники, крестьяне, мелкие торговцы тесно облепили черные от времени и пролитого пива столы. Марк же сидел в гордом одиночестве. Только сам хозяин, краснолицый рыжебородый здоровяк, осмелился подойти к нему – остальных пугал грозный вид огромного пса, лежавшего у ног незнакомца.
– У нашего герцога почти такие же песики, – сказал хозяин, ставя перед гостем кружку пива и деревянную тарелку с жареными колбасками. – Их еще называют кабаньими собаками.
– Значит, герцог любит охоту? – полюбопытствовал Марк.
– Больше всего на свете!
– Это хорошо. Поскольку я намерен устроиться к нему на службу. Егерем, например.
– Можешь попытаться, конечно, – рассудительно заметил здоровяк-кабатчик. – Да только у его сиятельства достаточно егерей. К тому же Иржи недавно вернулся, а он наш лес знает как свои пять пальцев.
– Откуда вернулся?
– Так говорили, он в Баварию подался, в императорскую армию. Однако вернулся, когда узнал о смерти старого лесника.
– А что так?
– Ну так Элишка, дочь старика – вроде как невеста Иржи. Вот девка обрадовалась, поди! Ведь одна-одинешенька осталась…
– А где бы мне найти этого Иржи? – осведомился Марк.
– А тебе зачем?
– Если здесь не удастся устроиться, быть может, тоже в армию запишусь. Хотелось бы разузнать, что там да как.
– Эх, не пойму я вас, служивых – какая вам выгода за Леопольда помирать? – покачал головой здоровяк. – Но мое дело маленькое: пиво варить да колбасы шпиговать… А Иржи найдешь в доме Элишки, где ж ему еще быть?
Разъяснив иноземному гостю, как добраться до избушки лесника, и получив за это двойную плату, хозяин поспешил к новым посетителям: день был воскресный, народу хоть отбавляй. А Марк скормил Рексу знаменитые чешские колбаски, и четверть часа спустя они уже шагали по наезженной лесной дороге. В густой листве пели птицы, скакали по веткам белки, разок даже пятнистая косуля перемахнула через тропу – только сверкнул в кустах белый зад.
Марк не любил путешествия в прошлое. Никто из трактирщиков не любил – слишком много горя. В истории человечества крайне редко выпадали периоды мирного созидания. Такие места и эпохи, где Марк с удовольствием гостил, можно было на пальцах пересчитать: глянул на Фра Филиппо за работой, послушал фугу Баха, не дошедшую до потомков, поболтал с Хайямом о радостях жизни…
Увы, по долгу службы иногда приходилось погружаться, обычно в поисках пропавших постояльцев. Как правило, в не самые благополучные места и времена. Чаще всего люди застревали в прошлом с перепугу: поддавшись панике, забывали дорогу назад. В таких случаях достаточно было просто разбудить потерявшегося: ведь в предыдущем воплощении пребывало лишь сознание клиента, тело же продолжало спать в уютной комнате трактира.
Однако случались и такие казусы, как с бравым воякой Константином: человек самостоятельно отправлялся в путешествие по своему прошлому, осознанно или неосознанно воспользовавшись порталом трактирщиков. Заведомо разглядеть в постояльце задатки темпорального путешественника было практически невозможно, приходилось разыскивать его уже постфактум. Для этой цели и держали собак вроде Рекса – регресс-ищеек. Правда, иногда мало было найти пропавшего: некоторые наотрез отказывались возвращаться. В таких случаях приходилось звать на помощь курьеров. Михаил, старший сын Марка и Вероники, как раз и был проводником-курьером, большую часть времени пропадал на заданиях и домой наведывался редко. Полина работала в Италии экспертом по Позднему Средневековью и Возрождению. Герман пока учился и не спешил покидать отчий дом, ну а младшенькая, Алиса, была еще ребенком, хоть и самостоятельным не по годам. Они и помогали родителям в работе с постояльцами.