Несправедливость не всегда связана с каким-нибудь действием; часто она состоит именно в бездействии. (Марк Аврелий)
Проводив посетительницу, Вероника вернулась на кухню. Не прошло и десяти минут, как она выглянула оттуда, сильно встревоженная.
– Рекс! Рекс, где ты?
Пес выскочил из-за кресла: уши веером, морда длиннющая и улыбается во всю пасть. Кот, увязавшийся было за хозяйкой, презрительно фыркнул и шмыгнул обратно на кухню.
– Вот как, значит, – проговорила Вероника, глядя на гарцующего перед ней сеттера, такого ослепительно рыжего, что огонь в камине тускнел рядом с ним. Затем повернулась в сторону коридорчика, уходящего вглубь дома, и позвала: – Марк! Намечается серьезная мужская игра!
– Иду! – отозвался густой бас, а минуту спустя показался и его обладатель. Он шел, вытирая руки тряпкой. – Эх, снова вымазался морилкой…
– Я положила тебе перчатки, но ты…
– Но я всегда о них забываю, да. Зато какой красивый цвет получился! Потом зайди глянь – не комод, а сказка.
– Обязательно полюбуюсь, пока ты с гостями будешь разбираться, – Вероника со значением кивнула на пса, который снова растянулся перед камином, выжидающе глядя на хозяина.
– Однако! – Марк подошел к сеттеру и запустил пальцы в блестящую красноватую шерсть. – Давненько мы с тобой на охоту не ходили, дружище…
– Ладно, у меня там овощи на гриле, скажешь, когда подавать, – чмокнув мужа в курчавую бороду, Вероника снова скрылась на кухне.
Тренькнул колокольчик над парадной дверью. Марк еще минуту постоял, засунув руки в карманы брюк, затем не спеша вышел во двор.
Изумрудно-зеленый «бентли» затормозил у самого входа. Стекло водительской дверцы опустилось, и молодой человек приветливо осведомился:
– День добрый! Нам бы перекусить. Тут как, неплохо кормят?
– Пока никто не жаловался, – ответил Марк. – Наоборот, то и дело норовят переманить к себе нашего повара.
– Нам повар ни к чему, – весело сказал водитель, выходя из машины и разминая плечи. На нем были светлые джинсы и короткая кожаная куртка поверх пестрой футболки. – Нам нужен только обед, желательно быстро.
– Как скажете. Добро пожаловать!
Последнюю фразу Марк адресовал второму мужчине, одетому в темный деловой костюм. Недовольно хмурясь, он выбрался следом за водителем.
Хотя нет, вряд ли парень в косухе был его служащим. Во-первых, шоферы солидных людей одеваются по-другому, во-вторых, они были слишком похожи, водитель и пассажир, даже при значительной разнице в возрасте. Не отец и сын, но… родные братья, не иначе.
Марк открыл перед ними дверь. Внезапно младший брат перегородил вход старшему, пальцем указывая на девиз под вывеской:
– Глянь, падре! Оказывается, не ты один обожаешь латынь!
Старший поморщился.
– Я же просил тебя, Родион… – процедил он с досадой и первым шагнул внутрь, обойдя брата.
Тот лишь хмыкнул в ответ и проскользнул следом.
– Это наш обеденный зал, – Марк показал вправо. – Вот меню, ознакомьтесь, пожалуйста.
Он взял папочку с барной стойки и протянул ее старшему посетителю, но тот молча качнул головой. Младший с готовностью перевел:
– На ваше усмотрение, лишь бы побыстрее. У нас очень мало времени.
– Хорошо, я сейчас спрошу на кухне, что уже готово. А вы пока присядьте у камина.
Гости направились было в левую часть зала, но застыли на полушаге: грациозно переставляя длиннющие мохнатые лапы, им навстречу шествовал Рекс.
– Ирландец! – первым опомнился Родион. – Ущипни меня, падре – я, кажется, сплю! Красный ирландский сеттер, мечта всей моей жизни!
– Еще и сеттер? – старший криво усмехнулся. – Я думал, «харлей» – твоя мечта. Ты уж определись, пожалуйста…
– Не бухти, падре! – парень не сводил восхищенного взгляда с пса, а тот гарцевал перед ним, дружелюбно помахивая хвостом. – Ты только посмотри, какая красота!
Но старший брат равнодушно прошел мимо сеттера и уселся в кресло у камина.
– Рекс, иди отсюда, не мешай гостям, – сказал Марк, вернувшись из кухни.
– Что вы, он нисколько нам не мешает! – заверил хозяина Родион и похлопал ирландца по холке. – Рекс! Отличное имя для такого красавца…
Марк сообщил гостям, что обед будет подан через десять минут, и предложил напитки. Пока младший возился с собакой, старший вертел в руках стакан, неодобрительно косясь на брата. В конце концов не выдержал.
– Сядь пожалуйста, Родион. Нам надо серьезно поговорить.
– Зачем, Глеб? – младший даже головы не повернул. – Я знаю, что ты собираешься мне сказать.
– И? – Глеб раздраженно барабанил пальцами по подлокотнику. – Каков будет твой ответ?
– Все тот же: я не вернусь в университет.
– С ума сошел? Всего ничего доучиться осталось, полтора миллиона вложено…
– Но я не хочу быть юристом! – морщась, словно от зубной боли, перебил брата Родион.
– Хочу, не хочу! – передразнил его тот. – Ты ведешь себя как ребенок!
– Я был ребенком, когда на юрфак согласился.
– А что изменилось? – Глеб всем корпусом подался вперед. – Хочешь сказать, ты повзрослел?
Родион наконец повернулся к брату лицом.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду: деньги. Будешь попрекать меня квартирой, машиной, платой за учебу. Напомнишь, что ты начинал с нуля, а я живу на готовом… Всё так, не спорю. Но разве это повод предавать себя?
– Это ты про бренчание на гитаре?
Родион предпочел пропустить усмешку мимо ушей.
– Я собираюсь учиться, – твердо сказал он. – Буду поступать в консерваторию.
– Да ты музыкальную школу с трудом окончил!
– Дурак был. Но я подтяну гармонию и сольфеджио, подготовлюсь к экзамену – до него еще целых полгода…
– Надеешься, что я буду оплачивать репетиторов?
Младший набычился, но не успел ответить – хозяин трактира пригласил их за стол.
Яства, расставленные на белоснежной скатерти, благоухали так, что братьям стало не до споров. Едва покончив с чечевичным супом, они принялись за печеные овощи под сырной коркой. Когда же трактирщик предложил десерт, Глеб снова помотал головой:
– Нет, спасибо, мы очень спешим.
– Всё настоящее – лишь мгновение вечности!– не удержался Марк.
– Марк Аврелий… – по усталому лицу Глеба скользнула улыбка. – Ладно, тогда кофе, пожалуйста.
– Жена сейчас принесет вам кофе. А я пойду погуляю с Рексом – волчком вертится у двери, непоседа!
– А можно мне с вами? – выскочил из-за стола Родион.
– Почему бы нет…
– Ты куда? – старший брат попытался остановить младшего.
– Погуляю десять минут, пока ты будешь пить свой кофе, – бросил тот через плечо, удаляясь вслед за трактирщиком и псом.
Выйдя за ворота, сразу повернули в лес. Счастливый Рекс носился взад-вперед по широкой тропе, не менее счастливый молодой человек сначала бегал с сеттером наперегонки, а когда выдохся, пошел рядом с Марком.
– Уф, наелся до отвала, не до бега… Ваш повар и вправду отлично готовит! – сказал он.
– Моя жена, – с гордостью уточнил Марк.
– Невеста Глеба тоже старается, даже на кулинарные курсы записалась, но получается пока так себе.
– Дело в опыте.
– Позвольте не согласиться! – молодой бунтарь оказался на редкость хорошо воспитанным. И ему очень хотелось выговориться. – Нужен еще и талант… Зато моя будущая невестка – кажется, так называется жена брата? – обладает другим ценным качеством, в нашем случае куда более важным.
– И каким же? – участливо поинтересовался Марк.
– Терпимостью. В частности, по отношению ко мне… – Родион ласково потрепал за уши подбежавшего к нему сеттера, и тот, развернувшись, снова исчез в густом подлеске. А парень продолжил не без горечи: – Если б не святая Маня, мы с падре давно бы разругались вдрызг!
Марк с любопытством глянул на собеседника:
– Если не секрет, почему вы так называете брата? Я сначала решил было, что он католический священник, пока не заметил, как он реагирует…
– Ага, просто бесится! – кивнул Родион. – Я придумал ему это прозвище еще в детстве. Понимаете, наши родители погибли, когда мне было всего десять. Меня вырастил Глеб. Учился, работал – и воспитывал меня, оболтуса. Он обожает воспитывать, вы наверняка заметили. О женитьбе задумался, только когда я школу окончил. Отсюда и «падре»… Я прекрасно понимаю, чем обязан брату. Но разве это означает, что я всю свою жизнь должен прожить так, как он считает нужным?
Марк не стал отвечать – вопрос был риторическим. Лишь отметил про себя, что молодой человек действительно очень смахивает на сеттера: общительный, горячий, непокорный, но жизнерадостный и добродушный. А парень продолжал рассказывать, эмоционально жестикулируя:
– Меня всегда тянуло к музыке. Брат был не против: где-то вычитал, что игра на музыкальных инструментах развивает интеллект, и купил мне скрипку. Но когда я захотел сменить скрипку на гитару, разразился скандал! И пошло-поехало: Глеб попеременно махал то кнутом, то пряником, я регулярно бунтовал, но в итоге всегда сдавался… Поступил на юрфак, первый год даже пытался учиться, потом забил, чудом протянул еще несколько семестров…Но больше не могу, честное слово, тошнит уже! Другое дело – музыка. Это… как дышать!
– Понимаю, – сочувственно покивал Марк. – Однако ваш брат считает это занятие малоперспективным, верно?
– Блажь, которую я должен выкинуть из головы – так он считает, – Родион обреченно пожал плечами. – Не хочу с ним ругаться. Тем более, что действительно полностью завишу от него. Пока. Видимо, придется становиться самостоятельным… prestissimo!
– Рано или поздно это должно произойти, – рассудительно заметил Марк. – Главное, не рубить с плеча, чтобы не испортить отношения.
– Думаете, я этого хочу – испортить отношения?
Так они беседовали, бредя по лесной тропе. Десять минут давно уже прошли. Парень, как это свойственно молодым, напрочь забыл о своем обещании. А Марк не стал напоминать. Знал, что старшему брату время еще нужнее.
***
Глеб созерцал язычки пламени в камине, неторопливо попивая кофе. Принесла его хозяйка трактира, миловидная кареглазая блондинка. Представилась Вероникой. Держалась она просто, но в этой простоте не было ни капли фамильярности – скорее, заведомое уважение к каждому человеку и к себе в том числе. Она всего лишь поздоровалась с Глебом и спросила, чем может быть ему полезна, однако этого оказалось достаточно, чтобы он почувствовал неожиданный прилив уверенности в себе. Плечи сами собой расправились, разгладились даже вечные морщины на лбу.
Жаль, что таких женщин нечасто встретишь. Таких вот, способных вдохновлять одним своим присутствием. Зато снова вошел в моду аристократизм, ему даже учат на курсах. Глеб как-то видел объявление: «Мы сделаем из тебя леди всего за десять занятий!» Пигмалионы!.. Хотя пусть, хорошим манерам можно научиться. Только благородству, увы, никак – оно либо есть в человеке, либо его нет.
Он слышал, как Вероника прибирается за стойкой: звон посуды, шуршание полотенца – такие уютные, домашние звуки. Вероника… Хозяйке трактира удивительно шло ее имя: если верить этимологам, это анаграмма от «icona vera», то есть «истинный образ». Да и первоначальная форма, «Ференике» – «приносящая победу», ей бы тоже подошла: такую женщину легко вообразить рядом с царем-воином, мудро правящую дворцом и столицей, пока муж защищает рубежи государства. Недаром его так любили Птолемеи: у них что ни царица, то Береника, на македонский манер…
Глеб сидел, погрузившись в раздумья. Кофе он допил, однако не спешил отставлять в сторону опустевшую чашку – любовался акантовым орнаментом, довольно редким в современном дизайне, хотя в античные времена акант считался символом триумфа и преодоления жизненных испытаний. Посему было очень приятно увидеть его заостренные лепестки в таком неожиданном месте – на кофейной чашке в придорожной гостинице. Глеб не был любителем кофе, пил его редко, лишь по необходимости. Зато любил античность – историю, культуру, сам эллинский дух, такой разумный и одновременно наивный. Лет с двенадцати он стал заучивать наизусть сентенции античных мудрецов. И частенько развлекался тем, что мысленно сравнивал знакомых людей с известными мифическими персонажами. Маня ассоциировалась у него с верной Пенелопой, которая двадцать лет ждала своего Одиссея. А брат виделся юным Икаром, страстно мечтавшем летать. Глеб даже крыльями его снабдил – пусть порадуется дитя. Сам он, считай, так и не вкусил прелестей юности: кто-то должен был кормить их маленькую семью. И не только кормить. Родиона следовало обеспечить всем необходимым, чтобы строгие тетки из опеки не сдали его в детдом…
Лишенный родителей, малой рос, ни в чем другом не зная нужды. И, как часто бывает в таких случаях, особо не задумываясь, откуда вообще берутся деньги. Одиннадцать лет Глеб возился с братом, лишив себя личной жизни, – если бы Маня сама не проявила инициативу, до сих пор ходил бы бобылем, – а в результате воспитал безответственного лодыря. Ну какой из Родьки композитор? Блажь, да и только! Как говорил Платон, не прибавляй огонь к огню. Хватит тащить парня на себе. Денег не жалко, теперь он потянул бы целый полк юных оболтусов, но брату действительно пора становиться взрослым…
Глеб с трудом подавил зевок, потом второй. Странный кофе у этой царственной Вероники: вместо ожидаемой бодрости вдруг потянуло в сон. Да еще Родька, балбес, пропал куда-то, пошел чужого пса выгуливать, а ты тут сиди, жди!
Хотя в последнее время так редко выпадают минуты передышки! Как там говаривал Цицерон? «Я никогда не бываю так занят, как в часы своего досуга» – да, именно так. Глубоко вздохнув, Глеб устроился в кресле поудобнее и закрыл глаза…
***
Его разбудил запах – терпкий, резкий, с примесью ароматов сырой земли, палой листвы и еще чего-то горького. Он открыл глаза. Оказалось, это запах дыма. Сизый дымок лениво вился над костерком из полусырого валежника, уходя в низкое, уже совсем зимнее небо. Последняя листва трепыхалась на ветках вяза над головой, почти не заслоняя солнце: блеклое светило еще радовало, но уже не грело. Глеб, вернее, Джейкоб – ха, теперь его звали Джейкоб Блум! – полулежал, привалившись спиной к шершавому стволу дерева, глядел на унылую вересковую пустошь впереди и думал о том, что через неделю-две выпадет первый снег, а значит, утки наконец покинут свое излюбленное болото и улетят далеко-далеко. И это очень хорошо, потому что нет в мире ничего глупее охоты, в особенности на уток. И плевать, что об этом думает Эдвард Стэнхоуп!
Костер хищно затрещал: это Эд подкинул сухого хвороста, не поленился-таки поискать. Роща, отделявшая болотистое озерцо от пустоши, была совсем реденькой. Хороший строительный лес вырубил еще дед Эдварда, отец же распродал плодородные земли, так что молодой Стэнхоуп ничего не получит в наследство, кроме старого дома, утиного болота да титула. Баронет, разумеется, тоже неплохо. Но не для Милтонов: ведь другие претенденты на руку и сердце мисс Глэдис куда более знатны и состоятельны!
Джейкоб знал о терзаниях влюбленного друга, в меру сочувствовал, однако ничем помочь не мог. До сего дня. Эд только что поведал ему свой план, специально ради этого выманив на охоту. Как будто нельзя было все рассказать в тепле и сухости Экворт-холла! Джейкоб приехал сюда по приглашению школьного товарища, надеясь воспользоваться богатой библиотекой его предков. Без пяти минут баронету наука была ни к чему, он грезил лишь о прелестной дочери владельца соседнего поместья, тогда как его приятель Блум мечтал получить место профессора античной литературы в Оксфорде.
– Итак, что скажешь, друг? – Эдвард опустился на жухлую траву. Собаки – два спаниеля и красный ирландский сеттер, любимчик всего Экворт-холла – тотчас пристроились рядом, готовые в любую минуту вскочить и нестись во весь дух, куда прикажет хозяин.
– Скажу, что твоя затея весьма рискованна…
– Не рискуя, мы рискуем в сто раз больше! Разве не так говорил твой любимый Марк Аврелий?
– Говорил, не спорю. Но ты уверен, что вы с мисс Милтон успеете добраться до Шотландии и обвенчаться прежде, чем ее отец и братья вас догонят? Ты представляешь, что вас ждет в противном случае? Допустим, непослушную красотку наказывать не станут, просто по-быстрому выдадут замуж за достойного кандидата… – тут Эдвард презрительно фыркнул, но Джейкоб продолжал, не обращая внимания на его гримасы: – А что они сделают с тобой, ты подумал? Братья Милтоны – горячие парни. Вполне могут и пристрелить!
– Пусть! Мне без Глэдис все равно не жить! – пылко заявил влюбленный, затем добавил уже спокойнее: – Чтобы этого не произошло, я и прошу тебя отвлечь Милтонов.
– И каким же образом, скажи на милость?
– Ты явишься к ним поздно вечером и скажешь, что только что видел на пустоши двух волков, терзающих остатки овцы. Все поверят: эта серая парочка с лета орудует в округе, уже с полдюжины овец зарезала. Милтоны со своими людьми помчатся, куда ты укажешь, и будут рыскать по окрестностям до первых петухов. А когда вернутся, уставшие и злые, завалятся спать. И до полудня, ручаюсь, никто в доме не хватится мисс Глэдис. А мы с ней к тому времени будем уже на половине пути к Гретна-Грин! У меня все готово для побега: лошади, кучер, экипаж. Нужен только помощник…
– Соучастник, ты хочешь сказать? Ладно-ладно, шучу! – быстро поправился Джейкоб, увидев, как вытянулось лицо друга. – Конечно, я помогу. Хотя, если честно, считаю твою идею с женитьбой крайне неразумной…
– Это еще почему? – ощетинился Эдвард.
– На что вы жить будете, если Милтоны вдруг возьмут и отрекутся от своей непокорной дочери?
– Отрекутся от Глэдис? Брось! Они души в ней не чают.
– Ну или просто лишат ее приданого…
– Пусть! Проживем как-нибудь. Главное обвенчаться, а там видно будет.
Джейкоб с сомнением покачал головой, но переубеждать приятеля было бессмысленно.
– Ладно. Когда?
– Этой ночью.
– Уже сегодня?!
– А чего ждать? – горячность молодого Стэнхоупа могла сравниться только с его упрямством.
– Тогда пора возвращаться: я планировал поработать над переводом одного малоизвестного трактата Цицерона. Ты в курсе, что в вашей семейной библиотеке собраны все его труды?
– В том шкафу, где самый толстый слой пыли? – смеясь, вскочил на ноги будущий владелец сокровищ, к которым не испытывал и десятой доли той страсти, что питал к лошадям и собакам.
Джейкоб тоже поднялся с травы, кряхтя и пыхтя – он был раза в два тяжелее товарища, да еще ноги, непривычные к высоким охотничьим сапогам, нещадно ныли. Эдвард свистнул собак, и охотники отправились назад в поместье обедать. Правда, не дичью – до нее дело так и не дошло. Разочарованные псы уныло поплелись следом.
После трапезы приятели разошлись: Эдвард в наемном ландо покатил к Милтонам, в объезд, чтобы его никто не заметил, а Джейкоб остался в библиотеке ждать назначенного часа, когда, согласно плану, должен был скакать во весь опор туда же, но по прямой.
Речь великого римского оратора была настолько искусной и убедительной, а предыдущий перевод настолько дрянным, что время летело незаметно. И пролетело. Когда Джейкоб опомнился, было уже далеко за полночь. Сгорая со стыда, он тешил себя мыслью, что Эдвард, не дождавшись переполоха, вернется домой, и они провернут намеченное завтра. Однако утром в Экворт-холл доставили записку с сообщением, что молодой Стэнхоуп пойман при попытке похитить дочь соседей. И старый больной баронет был вынужден ехать к Милтонам вызволять сына.
Как сложилась дальнейшая судьба приятеля, теперь уже бывшего – надо ли говорить, что Эдвард его не простил? – Джейкоб узнал уже в Оксфорде из письма одного общего знакомого. Как он и предвидел, прелестная Глэдис Милтон стала супругой знатного дворянина, третьей по счету. Старый баронет скончался вскоре после того, как его единственный сын отправился в Китай на «опиумную» войну, дабы доблестью смыть позор со своего имени. И смыл, надо полагать. Однако унаследованный титул носил недолго: не прошло и полгода, как Эдвард Стэнхоуп погиб в Шанхае. Как потом выяснилось, в тот же день скончалась и Глэдис – скоропостижно, от внезапно проявившегося сердечного недуга.
Джейкоб Блум всю жизнь прожил один. Он стал самым молодым профессором в Оксфорде, однако его молодость никого не смущала, поскольку в тридцать с небольшим он был уже совершенно сед. Его уважали за бесспорный вклад в науку, но не любили – ни коллеги, ни студенты. А за что было его любить, если он живых людей ценил куда меньше, чем давно умерших, а то и вообще не существовавших…
***
Он очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо. С трудом открыл глаза. Лицо молодого Стэнхоупа маячило перед затуманенным взором.
– Эдвард…?
– Ты что, Глеб? Очнись, это я! – прозвучал взволнованный голос брата.
– Родион? Черт-те что… – Глеб помотал головой, прогоняя остатки сна. – Нечаянно задремал – и такой ужас приснился!
– Прости, брат, я не заметил, сколько времени прошло…
– Да ладно тебе! – прервал Глеб его извинения. – Но нам действительно пора ехать: негоже опаздывать на собственную свадьбу.
– И зачем надо было устраивать ее где-то в провинции? Почему не у нас?
– У Мани там полно родни, а нас с тобой всего двое…
– Целых двое!
– К тому же это весьма приятно – исполнять мечты тех, кого любишь, – назидательно продолжил Глеб. – Повзрослеешь, поймешь.
– А кто-то всего полчаса назад твердил, что я уже взрослый…
Глеб нарочито выпучил глаза:
– Ты – взрослый? Чушь собачья! Не-е, пока не женишься, ты еще пацан. Или пока не выучишься на кого ты там хочешь.
– Как скажешь, падре… – Родион не верил своим ушам. – Ой, прости, вырвалось!
– Да ладно, мне даже лестно, – неожиданно улыбнулся Глеб. И сразу стало видно, что он сам еще очень молод – лет тридцать, не больше. – Родька, давай ты снова сядешь за руль, а? У меня что-то голова тяжелая.
– Конечно! Ты отдыхай, а то явишься к невесте выжатый как лимон…
Глеб подошел к стойке, чтобы расплатиться с хозяевами.
– Береника, Марк, благодарю за всё! – он слегка поклонился
обоим и направился к выходу. Цепкий взгляд дельца скользнул по надписи над дверью, на губах мелькнула улыбка.
Младший брат вышел следом, ничего не заметив.
Когда ровный гул отъезжающего автомобиля затих вдалеке, Марк повернулся к жене:
– Береника?! Ну надо же…
– Ты тоже чуть не спалился… Аврелий! – невозмутимо парировала хозяйка, заправляя за ухо прядь светло-пепельных волос.
– И то верно – что-то я засуетился… Может, прогуляемся до озера?
– С непоседой сеттером? – усомнилась Вероника. – Чтобы он там всех уток перепугал до смерти?
Она повернулась к двери на кухню, где оставался Рекс, и ахнула: массивный черный лабрадор смотрел на хозяев с легкой укоризной.