Иван Гоготов
Самая дружная семья
Моя семья
Мама
Маме готовить меня к появлению на свет было нелегко, будто крохотного космонавта к полёту по Вселенной. Она делилась силами, уставала больше обычного, порой теряла душевное равновесие, а её красота с каждым днем становилась всё загадочней.
Когда впервые я увидел этот яркий мир, маму переполняло счастье. Я сразу стал самым любимым человечком на Земле. Она ни на шаг не отходила от меня, говорила: «Павлуша – мой ненаглядный малыш». Малыш же постоянно плакал, хотел есть (или не хотел), мало спал. Маме удавалось прикорнуть, и ни минуты не оставалось на себя. Я часто недомогал, тогда она не находила себе места до тех пор, пока болезнь не исходила из моего беззащитного тельца. Мамочка души не чаяла во мне: любовалась, смеялась, убаюкивала.
Я продолжил познавать мир в садике благодаря маме, сменившей работу, способную дать много, на работу рядом с домом. «Главное – Павлуша под боком», – повторяла она. Моя труженица вежливо отпрашивалась у директора и брала нежелательные для других сотрудников больничные, чтобы отвести меня к врачу или не смыкать глаз, склонившись надо мной, температурящим. Перед сном читала умные сказки, умело пародируя сказочных героев. А по выходным дарила много радости: мы посещали детские выставки и кафешки со вкусным детским меню.
Когда я пошёл в школу, мамуля, отработавшая целый день на ногах, гоня прочь усталость, помогала решать домашние задания и водила на кружки. Неслась сломя голову, если ночью я просыпался от тревожного сна. На юге, сойдя с трапа самолета, её путешественник частенько заболевал, и мамин отпуск оборачивался сущим кошмаром. Но мама, суперженщина, за пару дней, проведённых у моря, успевала набраться сил и одолевала следующий год.
Мамуля работала не покладая рук для того, чтобы в старших классах не приставки-игрушки появлялись у меня, а мощные персональные компьютеры. Друзья завидовали белой завистью, а я не придавал этому значения. Потом платные репетиторы вошли в наши жизни. Итог многочасовых штурмов интеллектуальных высот – поступление в специализированную школу, обучение в которой тоже не было безвозмездным. Я же, устраивая крикливые скандалы на ровном месте, не произнося ни слова вечерами, «хорошо благодарил» маму. Мамуля всё прощала и молилась за неразумного, небережливого Павла.
В университете, с головой окунувшись в студенческую жизнь, я вовсе забыл про её существование. Уходил ни свет ни заря, приходил под утро, а выходные бестолково пропадал вместе с однокурсниками в ночных клубах. Мама от меня, сыночка, слышала только два слова: «пока» и «привет». Но всегда невесть кто готовил вкусные завтраки и ужины и оставлял деньги, что совсем удивительно.
Я стал уважаемым человеком. В этом мамина заслуга, ведь она наставляла глупого потерянного подростка и без устали боролась за него. А после женитьбы всё изменилось в худшую сторону. Я сжёг последний мост, обрубил оставшиеся нити, связывающие нас. Перестал общаться. Много лет мама даже мельком не видела меня, не слышала голос «ненаглядного малыша», не могла дождаться строчки. Самый близкий человек, Павлуша, бросил погибать подругу детства своего – маму.
Перелом произошел в одно мгновение. Я увидел женщину, чертами лица напоминавшую маму, и молодого человека, кричавшего, не желавшего её видеть до конца дней. А у женщины – полные сумки в руках и одета по-простому. Стало очень её жалко. А затем что-то кольнуло в сердце. И мне так захотелось увидеть маму и попросить у неё прощения. Я совершил преступление!
Наша встреча состоялась спустя десятки лет. Мамуля не упрекнула блудного сына, целовала, плакала. Гостеприимно усадила мою семью за богатый стол, была весела, разговорчива, будто прошли мимо обидные слова, горести, годы молчания и одиночества, болезни. Глаза наполнились слезами: я окончательно прозрел, понял, кто такая мама! Долго не отпускал хрупкую мамочку из объятий, пообещал искупить свой грех, наконец стать сыном, никогда не оставить.
Теперь я окружаю маму заботой, не отказываю ни в чём, преподношу цветы, и мы вместе часто проводим выходные. Внуки тоже оберегают бабушку. И так будет всегда, потому что мама – это человек, который подарил жизнь, любит тебя больше жизни, вырастил, поставил на ноги, отдал тебе лучшие десятилетия своей жизни. Я излечил свою сердечную болезнь. Сердце снова наполнилось любовью. Тяжёлый камень упал с души. Я никогда не брошу свою маму. Я понял: правда – в любви, а в разлуке её нету!
Папа
За верандным столом – мы с папой, сидим друг напротив друга, точно шахматисты за клетчатой доской. Только не просчитываем ходы, а думаем совсем о другом: какую садовую скамейку смастерить. Перед каждым – по листу бумаги цвета проплывающих над дачным участком облаков. Карандаши остро наточены, да, могут посоперничать с зубочисткой, лежащей на папиной стороне. Металлические линейки ждут не дождутся своего часа. И мы приступаем к творчеству!
Как я ни старался, но у меня начертилась обыкновенная лавчушка, деревенская, бабушкина. У папы же – такая необычная, красивая и удобная: с узорными спинкой и сиденьем, подножкой для ног, обтекаемыми подлокотниками и подголовниками разной высоты. Увидев папин вариант, я аж подпрыгнул от удивления. Он по-гроссмейстерски одержал победу.
Далее папа расхаживает с рулеткой, сдвигает стулья, просит маму и меня присесть, не шевелиться.
– Лев, непоседа, представь, что наблюдаешь вон за той птицей, – видно, мастер взялся за дело. – А теперь приподнимите ноги.
Мы отрываем их, воображая, что человек-невидимка моет под нами пол. Всё для того, чтобы закупить материал в необходимом количестве.
– Каркас «чудо-скамейки» – Лев, ведь ты её так назвал! – металлический, а остальное – из древесины. – Папа продолжает размышлять.
Вскоре ворота строительной базы распахиваются перед нашим автомобилем. Вот я несу нелёгкую банку бесцветного лака и пакет: с саморезами необходимой длины (миниатюрными ледобурами); широкой малярной кистью, волосяной (а будто из иголок дикобраза); тканевыми строительными перчатками (как ни надень – не сгодятся для культурного отдыха); шлифовальной шкуркой (прямо асфальтированная дорога, об неё легко раздерёшь пальцы); сварочными электродами и диском (не Блю-рей) по металлу для болгарки, или, по-научному, угловой шлифовальной машины.
Папа ловко размещает на рейлингах над крышей автомобиля: строганую доску хвойных пород (когда-то такие доски, неудавшиеся Буратино, были бревном); профильную трубу, точнее трубочку, квадратного сечения (при желании в неё, металлическую, можно подуть, а сыграть мелодию вряд ли получится); строганый сухой брус из сосны, вытянутый и квадратный (такой, как если бы у папы Карло опять ничего не вышло); стальной пруток, внешне напоминающий предлинную жевательную конфету. Привязываем вместе: я, словно юнга, поднимающий парус, тяну за один конец верёвки, а папа другим концом обматывает строительный материал, который доставляем на свой участок.
Следующий день выдался дождливым: то вода лилась как из ведра, то редкие капли падали. Нам не терпелось приступить к работе, но своенравному дождю не прикажешь.
Открыли глаза, когда соседский петух покрикивал: «Ку-ка-ре-ку!» Слышался разноголосый, поразительно спетый, птичий хор, что говорило о солнечной погоде. Мы, потирая руки, берёмся за работу. Наконец-то!
Диск болгарки, крутясь будто колесо гоночного болида, с оглушительным звуком разрезает профиль и прут под напеваемую папой песню: «Нам песня строить и жить помогает!» А затем мастер, облачившись в костюм сварщика (астронавта), прибегнув к моей помощи (подмастерья), умело собирает каркас (стройный скелет чудо-скамейки). При этом я менял электроды и придерживал элементы свариваемой конструкции. Если же проявлял любопытство – мелкие салюты ослепляли.
А потом пошла не менее приятная работа с живым деревом на столярном верстаке, специальном столе, созданном папой для превращения неказистых деревяшек в произведения искусства. Для меня это самая приятная часть работы, так как запах обрабатываемой древесины вкусен, если можно так описать его.
– Пили всем полотном, Лев, и с рывком на выходе, – обучает меня мастер.
Если перерыв, то не без пользы: мой лучший учитель рассказывает про наших «отцов», как они возводили из стойкого дерева сторожевые башни, оборонительные стены, русские избы, ещё вырезали из него, податливого, посуду, украшения и многое другое, а я слушаю и замечаю: какие же у отца мозолистые руки – настоящего работяги.
– Когда подрастёшь, Лев, вместе построим гостевой дом, – делится он планами.
– Я только «за»! – Мне очень бы хотелось.
Далее доводим до ума всю распиленную древесину. Благодаря папе, моей филигранной работе под его руководством и, конечно, наличию ещё инструментов: электролобзика, электрорубанка и ленточной шлифовальной машины – папиными верными друзьями (а теперь и моими), появляются узорные края: спинка – восходящее солнце с лучами, сиденье – набегающие на берег волны. А подлокотники, подголовники и подножка теперь идеально закруглены. Да-да, я сам проверил, что электролобзик незаменим для выпиливания кривых, что элетрорубанок, второй помощник, без сомнения рождён для шустрого строгания острых углов, а ленточная шлифовальная машина – для безупречного округления. Каждая дощечка отшлифована той же самой шлифмашиной и отполирована мной вручную. Уверен, ни одну занозу не подцепишь!
Включив дрель-шуроповёрт в режим закручивания, сменив один раз сверло по дереву на сверло по металлу, смахивая скапливающуюся вокруг отверстий благородную древесную пыль и кудрявую металлическую стружку, подготавливаем деревянные части чудо-скамейки и металлический каркас для соединения друг с другом саморезами. Через несколько минут готово! Подголовники, кстати, надеваются на пруток аналогично автомобильным. Не сложнее, чем собрать конструктор, правда?
Оказывается, что переливать лак, как и любую краску, и правильно мазать кистью – это целая наука.
– Сын, опрокидывай банку резко, но аккуратно. Понял? Молодец, получилось! Дальше пропитывай лаком кисть, отжимай её о край корытца, но смотри, не перестарайся. И широкими движениями втирай его в дерево. Слышишь, Лев? Оно благодарит, с удовольствием впитывает, будто знает, что он – надёжная защита от дождей и зноя, – наставляет папа.
Итак, садовая скамейка повторно покрыта лаком, не скрывающим природного цвета древесного волокна. Красота!
Наступает четвёртый день отпуска и каникул, пришло время присесть на чудо-скамейку, сделанную своими руками. Не достаёт синей ткани, чтобы медленно стянуть её с памятника «Смекалке и умелым рукам».
Маме очень нравится, особенно подножка, узорные края и подголовник. Мы, переполненные гордостью, опускаемся справа и слева от мамы.
– Ве-е-щь! – Я вмещаю в одно слово свой восторг.
– Она нам сразу полюбилась, – утверждает папа, и мы с мамой киваем.
А спустя час я уже сладко сплю на ней, подогнув колени, солнце – моё одеяло…
Мой папа – настоящий мастер, рукастый! Он, предвкушая удовольствие, берётся за всё, у него получается с первого раза и идеально. Его вещи имеют душу, хранят тепло рук. Я запоминаю всё, чему он учит, перенимаю опыт. Папа – лучший учитель и друг! Я люблю трудиться с ним. Мы сделаем ещё и ещё, наши дома и вещи будут радовать нас долгие годы. Я люблю его, а он меня, своего сына, и вовсе не потому, что он – гениальный строитель, а я – способный ученик, а потому что мы – семья!
Письмо старшему брату
Дорогой Лев, поздравляю, сегодня – твой день! Очень жаль, что волею судеб ты находишься в другой стране и не многокрылые снежинки кружатся за твоим окном, а пальмы тянутся к голубым небесам, своими стволами похожие на кожуру ананаса. Ты сам не раз говорил: «У меня разрывается сердце при мысли о том, что в свой день рождения я не увижу необъяснимо любимых родителей и тебя, Павел». Пишу электронное письмо, потому что в этот праздничный день хочу повспоминать о нас, неразделимых. Конечно, сегодня не раз созвонимся и пообщаемся по видеосвязи. Но вначале лови письмо настоящей дружбы, братской.
Лев, помнишь, после уроков, во дворе, малышня собиралась вокруг тебя. Мы били по футбольному мячу носами потрепанных кроссовок, и он влетал в ворота без сетки, отскакивал от стен, шустро убегал и приходилось догонять беглеца без рук и ног; устраивали гонки на велосипедах по кварталу, проносились по лужам после тёплого дождя, поднимали пыль с тротуаров, возились с колёсами (это ты научил меня менять прохудившиеся камеры и пропускающие воздух ниппели); разбивали скейтборды, заскакивая на поребрики и ступени.
Вечерами, когда солнечные лучи тянулись к горизонту, я постигал азы математики, решая твои задачи. Ты объяснял мне и законы Ньютона. Например, закон инерции так: бросал, как шар для боулинга, домашнее яблоко с червоточиной, и оно само, никем не подталкиваемое, катилось по дощатому полу веранды дачного дома.
В подробностях рассказывал о битве за Ленинград: «Двадцать три тысячи четыреста один человек погиб в лужском “котле”! Брат, это не просто цифры, а люди, спасшие нас ценой собственных драгоценных жизней! Мы в вечном долгу перед ними». А я представлял, как они, бесстрашные герои, в гимнастёрках, испачканных землёй и кровью, с криком: «Ура! За Родину!» – идут в проверенную столетиями штыковую атаку на дрогнувшего фашиста, но не вырываются из преисподней, кольца окружения.
Бывало, я стирал до дыр кнопки геймпада, не мог пройти сложный уровень компьютерной игры. А ты уставал смотреть, как я пытаюсь победить искусственный интеллект, садился на моё место и через несколько минут примерял лавровый венок.
Ты научил меня разбираться в компьютерном «железе», операционных системах и азах программирования. Мы собирали компьютеры с закрытыми глазами, как конструкторы. А если на рынке появлялись более совершенные комплектующие, мчались туда, где их продают дешевле всего, и нас, подростков, ничуть не страшили неизмеримые глазами расстояния между районами мегаполиса из незнакомых многоэтажек. Мы часами, без бутербродов и без глотка чая, зависали в магазинах электроники, открытых студиях, изучали сверкающие новинки от и до. Под твоим руководством я нарисовал улыбающуюся рожицу на экране моноблока с помощью одной клавиатуры, то есть сотворил её, не дотронувшись до экрана, способного чувствовать наши дружеские прикосновения, изобразил, не взявшись за двухкнопочную мышь, посеявшую хвост. Чудеса! А так же создал свой первый не публичный сайт, рассказывающий о развитии самой мощной компании Рунета.
Брат, ты привил мне любовь к чтению, познакомил с величайшими писателями и их шедеврами. Они жили в своих книгах. Передавали опыт, мысли и чувства, а я впитывал как губка. Я уединялся с книгой на кухне и проваливался в книгу. Мои уши глохли, а глаза, казалось, не видели букв, потому что работало воображение. Я поднимал восстание с гладиатором Спартаком, я был пятым мушкетёром, я жил в индейском племени и научился неслышно ступать по лесному ковру, охотиться на бизонов и не доверять ковбоям. Читая книги взахлеб, я менял эпохи, страны и жизни! За это отдельное спасибо, старший брат.
Лев, по выходным ты рано будил меня, чтобы я умылся, позавтракал и ещё успел поудобней устроиться перед телевизором до начала познавательных телепередач, которые шли друг за другом этаким составом. И я путешествовал по Кубе, Аргентине, Мексике, общался с незнакомыми, но обаятельными людьми, а ещё дивные животные, морские глубины и нетронутые леса поражали меня. Казалось, ты давно знал про всё это, потому что в разговорах часто блистал своей эрудицией. «Срежь поверхностный слой лавы, разлившейся год назад, и окажется, что её нижний слой – отличная конфорка, можно сварить ароматный кофе и супчик с морепродуктами». «Четыре тысячи лет – это “золотой” возраст африканских баобабов, и они помнили бы самого Христа, если бы Мессия прошел рядом». Ты и сейчас эрудит, каких поискать!
Когда я хотел посмотреть какой-нибудь игровой фильм, ты отсеивал тупые картины, и я восхищался советской и зарубежной классикой, героями со стержнем, атмосферностью. Ты научил меня слышать, разбираться в музыке: мой смартфон наполнился треками, которые сотрясли прошлые десятилетия, как мощные землетрясения будоражат материки, а их исполнители – это нестареющие легенды. Мы и сейчас постоянно обмениваемся фильмами, музыкой, книгами, друг другу пополняем библиотеки.
Я люблю вспоминать наши прогулки по родному городу. Грациозные памятники, подпирающие небо соборы, богатые дворцы, дома великих писателей говорили со мной твоими устами, ведали про архитекторов-зодчих, венценосных особ, про хозяев с гусиным пером и чернильницей. После твоих уроков я часами бродил по вместившемуся в сердце городу, и счастье переполняло меня.
Я видел тебя, увлечённого учёбой. Слушал, как с жаром рассказываешь о том, что узнал, как преклоняешься перед преподавателями, как общаешься со своими друзьями-интеллектуалами на научном языке и на иностранном. Поэтому выбрал твой университет, пошёл по твоим стопам. И не жалею об этом, говорю: «Спасибо, Лев!» Ты указал мне верный путь, направил туда, где я смог состояться. Моя любимая работа кормит меня и мою семью, даёт нам свободу, и мы не страшимся будущего.
Я женился первым, и ты находил время для моих детей, дарил им волшебные выходные: они бороздили просторы Вселенной в планетарии, подружились со зверятами из всех уголков планеты в зоопарке, перешагнули границу настоящего, и прошлое окружало их в музеях, а ты дополнял экскурсоводов, рассказывал про всё, как и мне когда-то.
А какую ты нашёл жену! Она как моя старшая сестра, а для наших родителей как еще одна долгожданная дочка.
Брат, ты – пример для подражания. Знаешь, как ребёнок должен относиться к своим старикам. Вникаешь в пустяковые проблемы родителей, одариваешь маму и отца подарками, находишь лучших врачей, и сейчас поднимаешь связи и находишь, даришь незабываемые путешествия. Ты – солнце! Вокруг тебя вращаются планеты: мама, папа, сестра, я, наши жёны и дети. Ты любишь вспоминать, как до отъезда собирал всех родных на родительской даче. Ты объединяешь и оберегаешь всю семью как крёстный отец.
Спасибо, братан, за то, что ты есть у меня. Следующий год станет годом воссоединения, и будет крепкое рукопожатие. А пока судьба разделяет нас, я, конечно, не раз выйду на связь, и ты засыплешь звонками и сообщениями…
Прочесть ещё раз в восемь вечера, когда ты появился на планете Земля. Да-да, я помню. Лев, жди отдельных поздравлений от родителей. Пока всё, пока!
Победителям
– Мам, пап, мы написали письмо ветеранам.
– Дети, прочитаете?
– Конечно.
«У вас была жизнь до войны. И она осталась. Никакой враг не смог забрать у вас ту жизнь, довоенную. Вы сражались за неё и победили.
Первая любовь не сводила глаз. Тихо плакала жена. Дети верили, что папа вернётся уже завтра. Сестра в летнем платье обнимала. Братик, поправляя кепку, жал руку. Сердца родителей разрывались. Друзья шли рядом.
Вы с волнением покидали родные города, деревни, хутора, аулы, где сердце помнило каждый дом. Раскачивались мохнатые ели, тонкие берёзы, цветущие липы, клонились стебли полыни и ковыля, словно трепещущие платки на перроне разлук.
Сколько дорог – заснеженных, разбитых дождями, иссушенных солнцем, невидимых небесных, пенящихся морских – прошли вы?
В гимнастёрках, пропитанных потом, полушубках, спасающих от лютых морозов, тельняшках, продуваемых солёными ветрами, лётных куртках, сшитых только для полётов.
Сражались и погибали – геройски. Под градом пуль и снарядов первыми поднимались в атаку. С адовыми гранатами бросались под многотонные танки. Грудью закрывали клокочущий вражеский пулемёт. Вместе с подбитыми кораблями ложились на дно. Применяли против неприятеля ужасающий воздушный таран. Не щадили врага Родины и бесстрашно били его кулаком, штыком, винтовкой, пистолетом, автоматом, пулемётом, пушкой, танком. Чем только не били.
Русский мороз, неладное бездорожье, испепеляющий зной – ваши союзники с начала и до конца.
А льющаяся во время затишья песня – верная подруга. Письма-треугольники, написанные у землянок, в осыпающихся окопах, среди руин отбитых городов, связывали с теми, кто ждал.
Много вас осталось на кровавых полях сражений. Многие пропали без вести, не дождались освобождения лагерей смерти. Скольких искалечила война?
Нами не позабыт ваш подвиг. Благодаря вам Родина не умерла, и живы мы.
Вы и сейчас, если бы могли и пришлось, снова встали за Родину, за своих.
Вы подали пример, и мы, когда враг змеёй подползёт к нашим границам, так же, не задумываясь, встанем и пойдём сражаться за Матушку-Родину, за любимых.
Мы благодарим вас, живых и ушедших, вспоминаем и гордимся. Спасибо вам, деды, от внуков Победы!
С любовью Лев, Павел и Ася».
– У вас получилось хорошее письмо, дети.
– Тогда мы в школу…
