Иван Бурдуков
Изгой
– Мне казалось, что ты решишь остаться в Московске…
– Мне тоже так казалось, но ты сам подумай, чем я тут займусь? Пойду работать в армию с Васей и его чокнутыми дружками? – Он указал на привязанного к стулу Диму. – Это не по мне.
– Если так, то куда ты желаешь поехать?
– Я думаю рвануть на юг, прямиком на море – вот там жизнь! Там и народ другой, который ближе мне по духу. Денег будет достаточно на первое время, чтобы освоиться, на то, на сё.
– Знаешь, я скажу: хороший выбор. Я думаю поступил бы также, но у меня есть некое стремление к оседлости. К такой, знаешь, умиротворённой оседлости. Я привык к такому образу жизни.
– Помнишь тех парней, которые были в сауне? Тощий такой и толстый. Мы же вчера с ними повздорили. Точнее Дима этот. Накинулся на толстяка, повалил его, начал что-то вопить несуразное. Мы их разняли, и вот тогда он убежал на улицу, где мы его уже поймали.
– Во его здорово понесло, – засмеялся я.
– И не говори. Ну, мы вчера посидели с этими ребятами. Вроде поладили. Дима этот конечно, подставил всех. Они какими-то шишками тут были в городе – таких видно. Один точно, который толстый.
Мы окончательно оделись. Барон отнёс наркотики в машину. Подняли всех на ноги и отмотали от стула Диму. Он начал извиняться, когда ему рассказали о вчерашних подвигах. Все постепенно пришли в максимально возможный порядок и мы оплатили солидный счёт.
9
Вызвали такси, которое приехало спустя двадцать минут. Таким же образом мы уселись по машинам и поехали. Все были вне вчерашнего состояния энтузиазма, возможно кроме меня, Дианы и Барона. Мы успели буквально отъехать метров двести от сауны, как нашу машину подрезал чёрный джип. Мне пришлось припарковаться на обочине. У всех затряслись коленки, Настя спросила:
– Кто это?
– Не знаю, – сказал я. – Сейчас узнаем.
Из джипа вышли двое, и подошли к нашей машине; вытащили из неё меня и Барона. Потом вышел ещё один, показал на Барона и сказал: «Этот». Это был тот самый толстяк из сауны, которого было трудно узнать в костюме и пальто. Один из мужиков ударил Барона в живот и тот упал на землю, мужик начал яростно бить его ногами, пока толстяк не сказал: «Хватит». Барон начал кашлять. Я хотел помочь ему, но мне по лицу ударил другой мужик и держал меня, чтобы я не рыпался.
– Как тебя зовут-то, дружок? – произнёс толстяк, подойдя к лежащему Барону.
Барон молчал. Тогда тот мужик пнул его ещё раз. Я уже не мог смотреть на это, и поделать с этим ничего не мог – против здорового мужика, который меня держал, у меня не было никаких шансов.
– Как фамилия твоя, парень?
– Барон.
Все дружно посмеялись. Толстяк продолжил:
– Да ты не Барон, ты сраный наркобарон. Знаешь, что у нас в городе делают с барыгами?
– Я не барыга… Я тут проездом.
– Да ничего с ними не делают, расслабься, – посмеялся толстяк, присел на корточки и хлопнул Барона по плечу. – Их полным-полно здесь. Важным здесь является вот что: тебе со своим коксом здесь не место. Хочешь, чтобы тебя зарыли сейчас в лесу? Мы всё ещё успешно практикуем этот метод, который использовался в далёких девяностых. А знаешь почему? А?
– Не знаю.
– Потому что девяностые здесь не закончились. Здесь всё по тем же правилам. – Он встал и показал на Барона пальцем. Мужик опять начал пинать Барона.
– Хватит! – крикнул Барон.
– Где наркота?
– В багажнике… в чемодане, – тихо проговорил Барон.
Один из мужиков – тот, который бил Барона – открыл багажник и забрал оттуда чемодан. Удивительно, что он не заметил мешок, по-прежнему набитый деньгами.
– Советую тебе убраться из города как можно скорее, иначе тебе будет плохо. Теперь ты здесь считай в чёрном списке, – сказал он Барону. – Всё, поехали, – сказал он мужиками. Они сели в машину и быстро удалились, тогда как я подбежал к Барону и помог ему встать. Из его прежней раны в плече шла кровь. Я довёл его до машины, где сидели перепуганные Настя и Диана.
– Возьми аптечку и обработай ему рану, – сказал я Насте, которая смотрела на нас вытаращенными глазами.
Настя успешно обработала рану Барона, от неожиданного страха и стресса немного поплакала. Барон был бледный и выглядел болезненно. Диана молчала и держала меня за руку.
– В больницу, Слава? – спросил я.
– Нет-нет, всё в порядке. Что это за херня на нас нечаянно свалилась? Мы вчера нормально с ним посидели, пообщались.
– Не знаю. Тогда я завезу Настю домой, а потом тебя Диана.
– Я поеду с тобой, – сказала Диана.
– Диан, ты слишком поспешлива, тебе не кажется? – Было не самое время для откровений, но я решил воспользоваться случаем.
– Что это значит? – спросила она.
– Нам нужно выбираться отсюда. Ты слышала, что сказал этот толстяк?
– Я всё обдумала, просто заедем ко мне, я заберу кое-какие вещи, и уедем. Куда угодно поедем, я всё решила. – Она сжала мою руку, и мы посмотрели друг другу в глаза.
10
Теперь мы с Дианой, уставшие, измождённые, бешенные от динамики жизни, сидим в баре, на окраине городка. Мои зубы мозолит мартини со льдом и лимоном. Диана сидит напротив с опрокинутой на окно головой и дремлет, может спит. Барон спит в машине. Кругом мертвецкое молчание. Время странное для гостей бара – утро, ближе к полудню. Хотя я думаю, что выпивают утром не только аристократы и дегенераты, но и просто люди, которые видят неправильность всего окружающего и стараются заглушить гул иронии человеческого существования. Да, это вполне понятно. Нет, для начала главное принять на грудь, а потом размышлять над положением дел. Нужно иметь правильное сознание, чтобы находиться в данном противоречивом мире.
Уже второй день нового года, а он начался с того, с чего собственно закончился – с проблем. Странно, что я хотел видеть этот год другим – каким-то совершенно иным и… правильным. Не знаю, что нам предстоит сделать, чтобы всё исправить и расставить на свои места, но нужно к этому стремиться.
Синдром Постоянного Чуда бывает нескольких типов. Пассивный – бездейственное ожидание момента. Маниакальный – бешеное преодоление преград бытия, где это самое чудо – результат деятельности человека. Пассивно-маниакальный – воззрение о том, что всё заведомо предрешено и действие из данного правила. Последнее я уже затрагивал и использовал, как и первое. Пришло время второму – погоней за счастьем. Оптимизм сменил мой жизненный пессимизм, но только в отношении к самой жизни; к людям, моё отвращение по-прежнему сильно.
Я знал, что хочу: уехать в село и основаться – Диана тому способствовала. Так, видимо, я и поступлю, но вот как же Барон? Стоит ли недооценивать его выбор поехать на юг, который мне кажется заведомо провальным? Он будет там один, без знакомых, без жилья, без всего, если даже считать деньги, которые мы поделим, всё равно этого недостаточно, чтобы начать новую жизнь. Один за тысячи километров от своих ближайших знакомых и друзей – не знаю, что из этого всего выйдет.
У меня сложилась привычка просчитывать всё наперёд – дурная привычка. Когда стараешься предугадать все ходы, то начинаешь осознавать, что верного варианта выбора нет, и тогда в действительности можно понять всю субъективность выбора, каким бы он не был. Позже привычка становится образом жизни, порядком вещей и воззрением и тогда можно совершенно рехнуться. Постепенно в жизнь человека входит паранойя, недоверчивость к людям и лёгкая шизофрения, становишься перфекционистом и пессимистом – ожидание чего-то плохого становится наиболее рациональным проявлением, и скрывать этого нет смысла. А вообще, это ли называется словом «рехнуться»? Может быть это совсем наоборот – обретение правильной жизненной позиции? А по мне это инстинкт самосохранения, который эволюционировал под воздействием интеллектуальной развитости. Этот инстинкт стал прогрессивней, человек учится планировать и решать многие будущие проблемы в настоящем, требующие взвешенного решения; но также могут отчётливо появиться такие проявления как эгоцентризм и ксенофобия. С умом человек получает неограниченные возможности, но парадокс всей ситуации в том, что человек начинает придумывать собственные ограничения, объяснить которые можно только дивной человеческой природой.
Я допил свой коктейль и потихоньку поднял Диану, которая пробудилась и сразу улыбнулась мне. Я взял в дорогу бутылку водки и сока, сел в машину и разбудил Барона.
– Что мы будем делать? – сказал я.
– Давай выбираться из этого города, – сказал пробудившийся Барон и взял протянутую ему мною бутылку водки.
– Куда ехать? – иронично спросил я. – Нам везде теперь небезопасно.
– Тогда нам нужно расходиться и поступать так, как мы обговорили будучи в сауне.
– Что ж, придётся, – сказал я и выпил водки из протянутой бутылки. – Ты в порядке? Рулить сможешь?
– Вроде как да. Эх… кокаин жалко, мать его дери.
– Тогда мы направимся сегодня в гостиницу и там что-нибудь решим. Тебе бы тоже не мешало отдохнуть, выспаться и со спокойной душой выдвигаться.
– Погнали. За один день с нами ничего не случится.
Мы прибыли в гостиницу и заняли два номера. Диана улеглась спать, как и Барон. Мне почему-то не спалось, и я решил дать волю творческому озарению. Я вновь писал обо всём что происходило с нами, но со стороны переживаний, чувств, эмоций – так, как это происходи глубоко изнутри, не снаружи. События были не так важны, как их насыщенность и сам опыт. Я описал ситуацию на дороге, как противостояние добра и зла, победителем из которого вышло зло, но добро не потеряло свой дух. Многое я описал гиперболически, но не теряя важной основы – правды. Конечно, моя правда – это моя правда и она не имеет всеобъемлющих масштабов, и с этим трудно поспорить.
Ближе к вечеру, Барон был готов выдвинуться, хоть я ему говорил, что лучше ехать с утра. Он категорично настоял на отъезде прямо сейчас. Мы поделили оставшиеся миллион шестьсот двадцать тысяч поровну и начали прощаться.
– Тогда наши дороги расходятся здесь, – сказал ему я.
– Видимо да, брат. Может, всё же двинем вместе? – сказал Барон.
– Нет, я уже всё решил. Но не теряй надежду, что когда-нибудь мы обязательно увидимся.
– В этом можешь не сомневаться – пройдёт время, и мы обязательно должны встретиться вновь.
– Ладно, давай. – Я обнял его и мы разошлись. Он оставил мне свой номер, я дал ему номер Дианы, чтобы мы могли связаться.
Вот и всё: Барон исчез на горизонте. Этот парень внёс большой вклад в мою жизнь. Он полностью поменял её. Кто-то бы сказал, что теперь всё оказалось вверх дном, и в этом виноват Слава Барон. А я считаю правильным всё, что мы с ним делали, всё что делал он. Я сейчас не один уже более, у меня есть брат, хоть и чёрт пойми где. У меня есть Диана – возможно девушка моей мечты. Она, как и я – абсолютно без крыши на голове… и над головой.
Я вернулся в номер.
ЧАСТЬ 5
1
Прошло время. Достаточно, чтобы основаться в небольшом посёлке, под названием «Чехов». Тогда мы решили начать с того, что купили домик, на те деньги, что разделили с Бароном. Через риелтора я продал свою квартиру в городе и организовал свою ферму, где дал работу людям. Постепенно, сначала работали двое, потом расширились, и пришлось нанять десятерых, теперь уже двадцать человек, не считая водителей, которые возят продукцию в Московск. Денег хватает с лихвой, чтобы обеспечивать семью, вовремя платить зарплату работникам и откладывать на «чёрный день» или дальнейшее расширение. Все довольны. В выборе места я не промахнулся: население приветливое, природа завораживает и зимой и летом. С Дианой мы поженились, и она родила мне сына – Сашу, которому сегодня исполняется пять лет. Счастье привалило, и одно я понял точно – за ним необходимо гнаться, иначе оно тебя не воспринимает всерьёз.
Параллельно фермерским обязанностям, я продолжаю заниматься писательством. Используя тетрадные фрагменты, память и фантазию, я написал книгу о приключении двух братьев. Что-то я взял из нашего с Бароном небольшого путешествия. В книге вышло много критики социальных проблем и не только проблем; было описано сверхъестественное преувеличение ценности денег, а также проблемы борьбы внутри человека, его самобичевание, а также чрезмерную лесть к самому себе… Впрочем, там было ещё многое. Книгу полюбили и восприняли на ура. Я, наконец, нашёл себя, делаю то, что мне нравится, и полюбил жизнь. Ненависть к людям пропала вместе с одиночеством и запустелым образом жизни.
Барон был в восторге от написанной мною книги, первый экземпляр которой я сразу отослал ему. Насчёт Барона. У него тоже всё замечательно и он тоже женился. Он основался в Туапсе – в небольшом городке на юге России. Кстати, я не стал интересоваться о том, как у него всё вышло так складно. Оказалось, что Настя ушла от Васи и уехала к Барону. Сам Вася вроде как спился и теперь представляет собой фигуру жалкого подобия человека. Вышло немного необычно: два брата женаты на двух сёстрах. Барон тогда звал нас на свадьбу, но мы решили не ехать, так как Диана должна была вот-вот родить ребёнка. Всё пошло своим чередом и привело нас к тому моменту, который я когда-то в далёкие институтские годы ждал. Все помнят тот момент, когда начинаешь задумываться, что «Потом, потом всё настанет. Если чего-то нет сейчас, то потом это обязательно будет». Теперь настало это «потом».
Сейчас же я направился к моему другу, с которым привычно веду беседы о многих вещах. Такого друга должен иметь такой человек как я. Его зовут Дао Васильев – местный мыслитель. Он живёт в двухэтажном кирпичном домике. Этажи у него идут не вверх, а вниз. Нельзя назвать подвальное помещение подвалом, если там всё организовано как полноценный этаж. Вообще он интересный собеседник: он видит мир иначе, – это мне и нужно. Специфичность этого человека выражалась во всём.
При входе на стене у него висела картина, два метра на два: дуло ружья, в которое была вставлена ромашка; на заднем плане, поблекшем и не особо важном в данной композиции, была толпа людей. Я никогда не понимал, и не спрашивал его о том, какого мировоззрения он придерживается. Скорее всего, это что-то восточное, типа буддизма, даосизма, дхармы, может конфуцианства, бог знает, в общем.
– В мире летает какое-то тайное знание. Я хочу его получить, – сказал он. Он злоупотреблял чаем, не простым, а особым, как, к примеру, Пуэр, Да Хун Пао, Те Гуаньинь. Вообще он был пропитан китайской культурой. Его мать была китаянкой, в его внешности это не особо выразилось или просто мы так привыкли к восприятию русскоговорящего населения азиатской внешности?
Он продолжил:
– Естественны ли чистые волосы? или грязные мысли? – Он всегда задавал мне подобные коаны и заставлял задуматься о том, о чём никогда в жизни не приходится задуматься. Хороший парень, если выводить среднее арифметическое. – Ты будешь чай? – спросил он.
– Не откажусь, – сказал я. Мы всегда пили чай в духе китайской традиции: на коленях и с маленького столика, на котором невозможно даже посидеть, если такое вздумается. Чай опьянял и аккуратно сменял сознание – ни как наркотики.
Я вновь сказал:
– Что-то меня стала мучить бессонница. Лежу порой час, другой, третий – и всё не могу уснуть. Баранов считал; дошёл до ста тысяч восьмидесяти… или ста тысяч девяноста…
– Недоспать – это грех в религии Мировой морали. Не стоит нарушать заповеди, привнесенные в этот мир батюшкой-природным-сочетателем-душ. Правильный настрой даёт бодрость – и значит, батюшка был прав. Стоит верить ему. Бред всегда состоит в агонии, он кратковременен, непонятен и непревзойдёнен. В нём существует что-то сверхъестественно чудесное и, что меня радует, неподвластное обычному обывателю. Бред питается смыслом, какой бы он ни был. Величие бреда недооценено, а величие ныне великого переоценено. Когда ты недосыпаешь, то ты находишься постоянно в этой агонии, а значит, бредишь, – произнёс Дао, притом сидя в позе лотоса и абсолютно не двигаясь.
– Переводя на русский – это значит: «я не могу стабильно мыслить, от того, что недосыпаю». Знаешь, в этом проблем нет, – сказал я.
– Тогда славно. Попробуй медитацию: она помогает сосредоточиться и призвать организм к послушанию. Организм проявляет мятеж – подави его. А лучше попробуй йогу – отличное средство привести себя в порядок.
– Нужно попробовать. Что посоветуешь?
Он дал мне книгу, которая называлась «Гхеранда-самхита» и сказал, что там я найду ответы на все свои вопросы, добавив притом: «На каждый ответ есть вопрос». С чая «плющило»; в комнате пахло благовониями. Я вдруг подумал, что если жить в такой обстановке и вести аналогичный образ жизни, то можно действительно сойти с ума – стать таким же как он. Посидев у него ещё с часок, я пошёл домой.
У меня начались абсолютно житейские проблемы: от бессонницы до радикулита. Пропало желание думать и говорить о морали, обществе, том или ином, о религии – всё пропало неизвестно куда. Видимо, моё подсознание отложило всё в долгий ящик и поставило иные приоритеты – всё ведёт к этому. Новых знакомых много и это новое – давно забытое старое. Друзья: либо деревенщины, либо рутинные романтики, либо чайный пьяница – не от мира сего – Дао.
2
Этой ночью я спал, но мне снился слишком странный сон. Сначала я бежал куда-то, зачем-то; и вот я забежал в комнату, подбегаю к сейфу, где висит замок – что меня расстраивает (у меня нет ключа). В комнату забегает неизвестный человек с блестящим, от падающего на него лампового света, пистолетом в руках, тотчас же направляет его на меня и стреляет: сначала попадает в живот, затем – прямо в лоб. Я валюсь на кровать (была ли она до этого здесь?), но падаю медленно, и вообще всё вокруг замедляется. Я чувствую щиплющую, жгучую боль от зияющей во лбу дыры, чувствую её форму, до мельчайших подробностей. Что странно – секундное падение на кровать длилось, по меньшей мере, пять минут, причём я успел обдумать всю ситуацию. Что меня удивило более – это то, что я не умер мгновенно, при данном выстреле. Появился страх, не простой страх, а самобичующий, корюющий страх, как будто ты обещал что-то сделать и не выполнил обещание; я бы назвал этот страх – совестливым. Затем я всё же умер и, скажу честно, я познал, что значит смерть: я уснул. Уснул во сне, но тот «мёртвый сон» был максимально осознанный и как я понял – вечный. Помимо того, что сон был осознанный, он ещё и был с пониманием собственной смерти. Стоит только позволить своему воображению представить такую ситуацию: ты в бесконечном сне, из которого невозможно выбраться, притом ты отчётливо помнишь свою смерть, так же как и свою жизнь – и с этим тебе остаётся бесконечно жить в этом бесконечном сне.
Утро не задалось – этот сон сломил меня. Я встал не с той ноги и долго пытался перебороть в себе ненависть ко всему: Диане, Сашке, кровати, шкафу, двери, зубной щётке и множеству вещам, попадающимся под руку. Откуда взялась эта ненависть, этот гнев ко всему что я видел и слышал? Я стоял в ванной перед зеркалом и злился на себя. Не заглушающаяся ненависть с самого утра.
Ещё час я провёл в ванной, закрылся и сидел на полу. Я не хотел выходить из неё и причинять боль близким. Причинить боль сейчас было бы не трудно – внутри сидел демон, не питающий жалости и любви ни к кому. Диана волновалась и спрашивала в порядке ли я, я отвечал: «В порядке, просто стоит подождать немного».
Я принял холодный душ и подумал, что я наконец отошёл. Вдруг мне стало плохо и меня стошнило. По неизвестной причине с моим сознанием начались твориться непонятные вещи, обрушившиеся на меня горстями воспоминаний из старых жизней. Вспомнились ситуации, где я испытывал сильнейший стыд, которые сокровенно желал исправить; вспоминались люди, доверявшие мне и люди, которым я доверял – то и другое доверие оказалось в итоге ошибкой; и как я совершал ошибки, непростительные самому себе ошибки. Эмоции прошлого сконцентрировались сейчас во мне. И там ли я сейчас, где должен быть? Я мог не повстречать одного лишь человека в своей жизни, которого повстречал, и сейчас быть совершенно не здесь. Всё зависит от этих встреч и отношений, взаимопонимания, ссор и беспощадного случая. Во мне будто шла баталия между добром и злом, между порочностью и добродетелью, а порой казалось, что между жизнью и смертью.
Диана сопереживала мне и успокаивала меня. От этого мне становилось ещё хуже, и ненависть снова преступала, заставляя меня глубоко и учащённо дышать. Психика сошла с резьбы и не давала мне прийти в порядок.
Позвонила Настя и сказала, что Барон сорвался. Он сидит на «фене» (амфетамине), полдня носится как бешенный, полдня, словно овощ – ничего не соображает – обычное дело при приёме этой дури. Давно заметно, что «отходняк» (побочный эффект) после приёма наркотиков противоположен их действиям. Уже неделю так. Как ей помочь? Сорваться и поехать к ним в Туапсе? С горем пополам да разберутся. Всё-таки, с другой стороны, Барон человек усердный, с крепкими бараньими рогами: если решил подсесть на наркотики – будет сидеть до последнего. До последнего чего?
«Какая-то чертовщина!» – сказал я и приложил холодные ладони ко лбу.
Потом уже позвонил сам Барон.
– Эта треклятая наркомания… она… заставляет меня это делать, – начал он. – Я будто умираю без неё. Я без неё злой как собака, нервы ни к чёрту. Ты займёшь мне денег, брат? Мне нужно немного, сколько дашь. Сколько дашь?
– Я не пойду на это, извини меня.
– Немножечко. Я тебе верну, как только всё наладиться. Мне нужно придти в себя. Прошу тебя. Ну, так как?
Я молчал.
– Я брошу всё. Ты же знаешь меня. Разок ещё бахну и – в завязку.
– Слава, ты должен перебороть это в себе. Я не могу дать тебе денег.
– Помнишь, я говорил про апостолов, которые безжалостно кинули Иисуса? Ты мой апостол, и ты будешь смотреть за тем, как я умираю на кресте?
– Не выдумывай, ты не умираешь.
– Я умираю от жажды.
– Ничего. Это не жажда воды – переживёшь, – сказал я и положил трубку…
Диана посоветовала мне пойти к доктору. Я отказался, из-за своего предрассудочного недоверия врачам. Впрочем, она настояла.
Местный доктор – пятидесятилетний Борис Витальевич – осмотрел меня сверху до низа, подумал, поглядел на меня и заключил: «Это определённо нервно-психическое перенапряжение, возможно неврастения». В общем, он выписал мне покой, больше витаминов, воды, опять же покоя и на всякий случай дал рецепт хорошего успокоительного, которое Диана приобрела в аптеке. По существу, он мне ничего не сказал, на что я в принципе и рассчитывал. Зато Диане стало спокойнее.
3
Всю ночь я ворочался и душераздирающе кричал. Диана не спала, и Саша вставал множество раз. Мне снились ужасные сны. Там убивали, насиловали, извращались как могли. Всё это делали жуткие монстры в виде людей, только склизкие, покрытые чешуёй, с лицами Кристины и Софьи. Были Гена и Максим, Голодяев, Родион – только уже в качестве жертв. Их расчленяли, резали, пытали, бросали в костёр – всё делали эти монстры. Я кричал в настоящем, во сне я молчал, наблюдал и… получал удовольствие.
Утро оказалось вновь таким же. И вновь я сидел в ванной. Теперь я посмотрел в зеркало себе в глаза и заметил, что в них появился странный красный отблеск. Приняв холодный душ, я снова стал более-менее в порядке.
К обеду появился человек, который назвался Иваном Стромским. Он сказал, что приехал из отдела экологической безопасности и экспертизы объектов регионального уровня из Московска с целью проинспектировать сию ферму. Погуляв немного по ферме, осмотрев загоны, поля, он заключил: «Отличная ферма». Диана пригласила его в дом, и за обедом он начал рассказывать мне о перспективе моей фермы. Он говорил, поочерёдно вставляя такие слова как «модернизация», «прогресс», «технологии». Половина всех его слов полетела в моё личное мусорное ведро, где хранятся ненужные мысли. Я дослушал его до конца.
Я сказал:
– Вы нашли что-то неподобающее у меня на ферме?
– Нет, что вы. Это прекрасная ферма, вы – профессионал своего дела.
– Мне не о чем беспокоиться?
– Как сказать, – заявил он.
– Тогда в чём заключается проблема?
– Государство собирается вернуть эту землю себе. Собственно, вернуть и ферму, – проговорил он. – Я прибыл сюда именно для того, чтобы сообщить руководству об условиях на этой ферме. Говоря прямо, у вас отберут эту ферму с лёгкостью. Я советую вам, как специалист, так сказать, эксперт, не вести войну с властью, ради всего святого.
– Как это понимать вообще?
– Это просто. Законодательство Российской Федерации предусматривает исключение из частной собственности некоторые виды имущества, которые в соответствии с законом не могут принадлежать гражданам или юридическим лицам.
– Разве так можно?
– Да, ведь эта земля федерального значения. Лучше думайте не об этом, а о будущем: что вы собираетесь делать и как поступите без своей фермы, – так будет выгоднее.
– Не собираюсь я ни о чём думать! С какой стати они вообще взяли, что могут вот так просто придти и нас отсюда выкинуть?
– Очень просто. Я вам это из чисто человеческого сожаления сказал. Помяните моё слово – оно дорогого стоит.
– А что если вы скажете им якобы на ферме не порядок?
– Тогда будет ещё хуже: приедут другие эксперты, с фиктивной внеплановой проверкой и обнаружат что я навыдумывал. Всё закончится тем же, но моя голова слетит, доверие ко мне пропадёт, вместе с моей карьерой. Мне этого никак нельзя допустить.
– Да это чушь собачья! – вспылил я.
– Мои глубочайшие соболезнования. Просто эта ферма приносит хорошие доходы. Кому-то наверху захотелось приручить этот бизнес, а обладая достаточной властью и юридической компетенцией, это сделать достаточно просто.
Он поблагодарил нас за обед, ещё раз сказал: «Соболезную вам». – И вышел из дома.
– Этого просто не может быть! – сказал я.
– Какой кошмар, – сказала Диана.
– Нужно нанять хорошего адвоката, – пришла мне в голову идея.
– Стой. Ты думаешь, стоит вести с ними войну? – начала Диана. – Подумай, у нас достаточно денег, как ты называешь «на чёрный день», давай возьмём их и купим квартиру. На всё хватит.
– Диана, ты о чём говоришь? Это наш дом. У нас всё так замечательно и прекрасно, и если кому-то почудилось, что он может отнять у нас это, то он ошибается.
– А может вправду, а? Не стоит воевать с ними. У них этих адвокатов – сотни и все первосортные, бесплатные, то есть государственные – что тоже важно.
– Прорвёмся, главное не переживай. Я хочу здесь старость встретить и обязательно с тобой. Чтобы Сашка ещё от этой фермы кормился. Всё будет в порядке.
– Миша, мне хочется тебе верить, так сильно, что я практически поверила тебе. Но не могу… Кстати, ты себя вообще как чувствуешь?
– Вроде нормально.
– Побереги себя, свои нервы, меня, Сашку, в конце концов…
– Диан, я это и собираюсь сделать – сберечь ферму. Сколько мы в неё вложили сил, я уж не говорю о деньгах, скольким людям помогли – ведь работы попросту нет. Куда они пойдут? Половина сопьётся, другая половина будет сводить концы с концами, а мы жить-поживать в квартирке? Прости меня, но я буду на своём.
– Ты понимаешь, что все деньги уйдут на адвокатов? Если ты проиграешь дело, то у тебя не останется ни гроша!
– Да, я ставлю на всё.
4
Я дозвонился адвокату и тот сказал, что вскоре заедет, дабы ознакомиться с ещё не открытым делом. В этом деле хоть что-то играло на нас – время. Им нужно было воспользоваться.
Сам адвокат – Филатов Пётр Семёнович – можно сказать, предвидел данную ситуацию. Я встретился с ним в Московске в юридической конторе. Туда я приехал по поводу расширения, уже с готовым бизнес-планом, чтобы согласовать некоторые юридические аспекты. Когда он проходил мимо меня, то случайно обронил свой телефон, я его поднял и отдал ему. Тот сказал:
– Вы, я вижу, солидный человек. Время от времени солидным людям нужна помощь адвоката – их всегда окружают проблемы.
– У меня своя ферма, – сказал, было, я.
– Ферма – это здорово. Меня зовут Пётр Филатов – я адвокат, говорят хороший, – сказал он и протянул мне визитку.
– Я думаю, мне не нужна помощь адвоката – всё идёт наладом. Я сейчас как раз думаю расширяться.
– Это для страховки. А вообще, мне знаком такой парадокс: когда бизнес начинает приносить хорошую прибыль, стабильную прибыль, да ещё и расширяется – то это плохо. Бывают такие ситуации, что человек попросту становится банкротом с ровного места, а его бизнес продают за бесценок. Просто, если что-то пойдёт не так – звоните мне. – Он улыбнулся и подал мне руку. Я пожал ему руку, и он ушёл.
Он приехал к вечеру, и я ему рассказал обо всём.
– М-да, придётся попотеть, – сказал он. – Нужно для начала выстроить грамотную защиту. Иметь дело с государством – требует приноровиться. Они ведь и создают все эти законы, по которым все живут. Благодаря им же они могут проворачивать подобные дела и заведомо знать расклад всего дела, поэтому с ними необходимо бороться ни так как правильно по закону, ни так как они борются, а совсем иначе.
– Как это тогда? – спросил я.
– Вот над этим нам и стоит поработать. Скажу прямо – шансов мало, очень мало.
Время было позднее, и я предложил Петру остаться у нас, а с утра благополучно уехать. Он было отпирался, проявляя этику, но согласился. Я налил Петру виски со льдом, а себе сделал свежевыжатого сока и мы сели у камина. Тусклый свет освещал гостиную, Диана с Сашей спали, а мы сидели и говорили по-дружески, словно знакомы не первый день. Почему-то стало легко на душе, и нависшие проблемы оказались неважны. Моя психика умиротворилась вместе с состоянием.
– Почему же нам не дают выбор как жить? Почему всегда нужно манипулировать людьми, создавать марионеточные лагеря из городов? – сказал я.
– Им так проще, – сказал Пётр и показал пальцем вверх. – Они и рвутся-то туда. – Он опять указал вверх. – Чтобы из марионетки стать кукловодом.
– Хочешь пожить по-человечески, работаешь, никого не трогаешь, даже наоборот помогаешь, улучшаешь всё вокруг – а они тебе на! Берут и влезают в твою жизнь. Вот вам и власть, вот вам и свобода выбора.
– Знаешь, какова свобода выбора сегодня? Это когда приходится выбирать из четырёх человек, двое из которых фанатики, один вообще никому неизвестен. Все выбирают одного и он потом кричит, что его выбрало большинство, потому что он такой хороший. Нет, его выбрали, потому что остальные ещё хуже. И это, мой друг, называется свобода выбора и демократия. – Он сделал глоток виски. – А хотя о чём я говорю. Деньги – вот каков выбор. Кто больше заплатит, тот самый правильный. Своего рода аукцион, где за деньги покупаются голоса ни о чём не подразумевавших людей.
Критиковать власть – это вообще вечная платформа для обсуждений. Всегда можно критиковать власть и всегда это делается. Это уже стереотип, проявляющийся на генном уровне, достающийся нам от отцов, отцам от их отцов. В том ли тут проблема, что вина во всём этого стереотипа или всё-таки можно допустить виновность власти? Всегда есть недовольные чем-то, по каким-то своим причинам, иногда этому дают названия, ярлыки, иногда могут назвать это синдромом. Столько людей было, жило, столько людей живёт теперь, рождается и умирает, однако у всех свои взгляды на мир. Отчего так? Это какая-то метафизическая шутка, или метафизическая штука? Мы живём и всегда руководствуемся одним правилом: нравится нам что-то или нет. Безразличие – это не нулевая точка, между положительным отношением и отрицательным, это отрицательное отношение.
