Ирма Гринёва
Запомни меня такой… А это зависит от того… И этим всё сказано. Пришвартоваться в тихой гавани
– Я… У меня… Испания… Срочно… Нотариус… Отец… Бумаги… Ребёнок… Королева…
И всё в том же духе. Френсис решил набраться терпения, чтобы из этих обрывочных слов составить представление о её проблеме, но, когда из её прекрасных глаз неудержимым потоком хлынули слёзы, не выдержал. Нежно прижал Анхелику к себе и усадил на скамейку. Ласка произвела обратный эффект – Анхелика ещё больше разрыдалась. Он баюкал её как ребёнка, пока не увидел, что слёзы иссякли, и что она уже может его слышать и воспринимать.
– Я буду говорить, а ты кивни мне головой, если я прав. Хорошо? – как можно спокойнее произнёс Френсис, и, дождавшись согласного кивка, продолжил, – У тебя умер отец, и тебе надо ехать в Испанию, чтобы разобраться с наследством, так? А ты боишься ехать одна из-за ребёнка, так?
Френсис не смог присоединить к этой логической цепочке слова «бумаги» и «королева», но, поскольку получил ответ «Да» на оба своих вопроса, ему и так стало понятно, что делать.
– Сделаем так: сегодня мы никуда не поедем, ты слишком устала и перенервничала, а мне надо сделать распоряжения по хозяйству. Отправимся завтра поутру. Согласна?
Ещё бы Анхелика не была согласна! Френсис оправдал самые смелые её ожидания! Они вместе отправятся в Испанию! С Анхелики вмиг слетело напряжение, довлеющее над ней последний месяц, после того, как она почти одновременно узнала о беременности и о смерти отца, а потом разыскивала Френсиса, и она почувствовала, что она, действительно, бесконечно, смертельно устала. Но теперь рядом есть человек, который взвалил на свои плечи её заботы. Только замужество он ей так и не предложил… Что ж, впереди у них несколько месяцев вместе, придётся довольствоваться и этим…
В доме Френсис развил бурную деятельность. Приказал мажордому приготовить Анхелике горячую ванну и комнату, послал садовника в деревню, чтобы подобрали расторопную девушку в качестве служанки для мадам, озадачил конюха подготовить к завтрашнему утру дорожную бричку с парой самых выносливых лошадей, велел накрыть обед на двоих в парадной столовой, обсудил с управляющим дела на время своего отсутствия.
Анхелика расслабилась, она безучастно переходила из рук в руки, и мгновенно провалилась в сон, как только её тело коснулось пахнущих свежестью простыней. Она не слышала, что Френсис говорил о ней своим слугам, как о «мадам де Лорье», что немало их озадачило, особенно мажордома, которому мадам представилась сама, ведь за прошедшие четыре месяца их хозяин ни разу не упоминал, что женат. Эх, сколько же надежд потенциальных невест на выданье будет разбито в округе вдребезги!
55 – в переводе – «храброе копьё»
56 – в переводе – «нечувствительный, сон»
57 – коммуна во Франции в регионе Нормандия. В конце XIX века в деревне поселился французский художник Клод Моне, один из основателей импрессионизма. Серия его картин, запечатлевших сиюминутную красоту сада, пруда с лилиями в утреннем, полуденном, осеннем, летнем и весеннем освещении, сделали деревушку знаменитой.
58 – в переводе – «домашний правитель»
21
Чем ближе они подъезжали к Анжеру, тем тоскливее становилось на душе у Анхелики. Ведь она собиралась остаться в Испании, а Френсис, как только засвидетельствует её официальное замужнее положение, отправится домой, во Францию. И она больше никогда его не увидит! Трусливая мыслишка, что она прощалась с ним навсегда уже не один раз, а потом судьба всё равно их сводила вместе, грела её только в самом начале пути.
И Френсис, как назло, вёл себя безукоризненно. Не к чему было даже придраться, чтобы облегчить расставание. Взял на себя все хлопоты по найму экипажей, устройству на ночлег, обеспечению безопасности, поиски пропитания. Заботился и оберегал её настолько, что она даже иногда скучала. Как только он это замечал – сразу же начинал развлекать рассказами о лихой поре своего пиратства. Слушая его весёлые истории, можно было подумать, что не было в той его жизни ни грязи, ни боли от ранений, ни страха смерти, ни жадности, ни пьянства, ни предательства.
Иногда они разговаривали и о серьёзном. Френсис рассказывал о своей семье, расспрашивал о её. Анхелике трудно было сказать что-то позитивное об её отношениях с отцом, а говорить что-то плохое об умершем не хотелось. Мать она почти не помнила, так что все рассказы о её семье сводились к Доминго. Анхелика не взяла своего друга в это путешествие. Доминго на старости лет нашёл своё счастье в Англии, и они с женой со дня на день ждали пополнения в семействе.
Френсис чутко улавливал, о чём Анхелике говорить больно или не хочется, и тогда уводил разговор в другую сторону. Между прочим, в их судьбах было немало общего: ранняя потеря матери, отсутствие душевной близости с отцом, а, в случае с Френсисом, ещё и с братьями, решительность во взятии собственной судьбы в свои руки. Даже их отцы умерли примерно в одно и то же время. Только Френсис успел помириться и проститься со своим, а она – нет.
В постели был неизменно осторожен и нежен. Только первую ночь в Живерни Анхелика провела без него. Проснулась в середине ночи, долго не хотела открывать глаза, боясь, что так чудесно закончившийся разговор с Френсисом, всего лишь сон. Волшебный сон. А когда, всё-таки, естественные потребности взяли верх, и ей пришлось это сделать, увидела над собой не грубые дощатые доски придорожной гостиницы, а красивый потолок из резного дерева. Боже мой! Сколько было радости!
В этой уютной комнате нашлась не только ночная ваза. Не успела Анхелика подумать о том, что, кажется, проголодалась, как заметила на прикроватном столике поднос, заботливо укрытый салфеткой, и кувшинчик. На подносе обнаружилось нарезанное тонкими ломтиками холодное мясо и щедрые куски хлеба, яблоки и груши. В кувшинчик был налит яблочный сидр. Заботливый хозяин предусмотрительно создал все возможные удобства для своей гостьи. Только вот сам отсутствовал, к сожалению. Один раз она пришла к нему первой, но больше – дудки! Этого не повторится. Решение с сомнительной выгодой для себя, но, уж, какое есть. А то ещё подумает, что она из-за беременности слишком от него зависит.
Но уже перед первой остановкой на ночлег Анхелика готова была наплевать на гордость и отказаться от своего твёрдого решения, а потому сильно занервничала. Френсис понял её состояние по-своему:
– Дорогая! – сказал он, ласково взяв её за руки, – Я понимаю, что ты беспокоишься о нашем дитя. Я знаю, в испанских семьях при беременности жены близость супругов прекращается, но, поверь, это всё предрассудки. Посмотри, ни во Франции, ни в Англии нет такой традиции, и дети рождаются вполне себе здоровыми. Если ты будешь настаивать – я смирюсь, но тогда нам надо будет брать две отдельные комнаты. Я не смогу справиться со своим желанием, когда ты будешь от меня на расстоянии вытянутой руки!
Анхелика чуть не расхохоталась на этот его монолог (у неё вообще настроение менялось резко на противоположное по нескольку раз на дню: то она впадала в уныние, даже слёзы ни с того, ни с сего на глаза наворачивались, то, вдруг, чувствовала себя бесконечно счастливой, такой, что хотелось смеяться и кричать во всё горло), но сдержалась и благосклонно согласилась на одну комнату и, соответственно, общую кровать.
Дальше – и дни, и страстные ночи, всё шло, с точки зрения Анхелики, как по маслу. А вот Френсису его безукоризненное поведение давалось с трудом. Анхелика капризничала, как малое дитя, выясняющее границы дозволенного. Френсису, привыкшему командовать, а не выполнять чьи-то, по большей части, вздорные прихоти, едва удавалось сдерживаться. Но, как только в прекрасных оливках глаз любимой закипали слёзы, он таял и готов был ради неё бежать хоть на край света. А её отчаянная страстность в постели, как будто эта конкретная ночь последняя в их жизни, искупала все её дневные причуды.
Нотариус отца Анхелики находился в Толедо, туда супруги и отправились в первую очередь, тем более что это было по дороге и ближе, чем Анжер. Выяснилось, что финансовые дела сеньора Альвареса находятся, действительно, в плачевном состоянии. Имение заложено и перезаложено, а дохода от ювелирных мастерских едва хватает на покрытие процентов по закладным. Анхелика не собиралась жить в Толедо и совсем ничего не понимала в управлении производством, а потому они распорядились о продаже мастерских. Хватит ли вырученных за них денег на покрытие всех долгов, Анхелика не знала – переговоры вёл Френсис. Он только уточнил у неё: намерена ли она оставить за собой имение под Анжером? Получил утвердительный ответ и дальше распоряжался уже сам. Анхелика так и не узнала, что Френсису пришлось вложить часть своих денег, чтобы очистить имение от долгов. Он прекрасно понимал, что Анжер так же дорог Анхелике, как для него Живерни. И пусть теперь его имение станет родным и для жены, и для их будущих детей, но и испанские корни Анхелики не будут обрублены.
Пробыв в Толедо неделю, Анхелика и Френсис отправились в Анжер.
22
– Дорогая, пора возвращаться домой! – полуутвердительно, полувопросительно произнёс Френсис.
Такую манеру разговора с Анхеликой Френсис нащупал по дороге в Анжер. Она, вроде бы, и командной не была, но, в тоже время, направляла мысли жены в правильное русло (пригодилась выучка управления пиратской вольницей, когда тоже приходилось лавировать, а не брать нахрапом).
Возвращаться и, правда, было пора. Они и так слишком задержались в Анжере. Здесь все дела были сделаны – могила сеньора Альвареса приведена в порядок, с долгами покончено, нанят толковый управляющий и слуги для поддержания имения в надлежащем состоянии. На дворе уже конец октября, погода вот-вот испортится, и возвращение в Живерни, которое и при хорошем раскладе должно занять две недели, может затянуться на все три, а то и месяц. А там и до родов недалеко. Нет! Решительно надо отправляться в обратный путь!
– Да, – понуро ответила Анхелика.
Она не представляла себе жизнь одной. Не то, что она будет одна (справилась же она в Англии, а тогда она была и младше, и глупее, и в чужой стране, и без крыши над головой и, считай, без денег), а то, что она будет без Френсиса… Но у неё теперь есть ради кого жить, есть на кого направить всю свою любовь – её дочка.
– Когда ты планируешь выехать?
– Послезавтра. Одного дня нам на сборы хватит.
– Да… Конечно… Я соберу твои вещи…
– А свои ты уже собрала?
Анхелика не смогла ответить на этот простой вопрос – её душили слёзы. Она только горестно покачала головой. Френсис подошёл поближе, обнял жену и попытался заглянуть ей в глаза:
– Дорогая! Ну что опять случилось? Почему у тебя глаза на мокром месте? Ты плохо себя чувствуешь?
– Прекрати делать вид, что ничего не понимаешь, – ответила Анхелика, высвобождаясь из объятий мужчины, – В качестве кого я с тобой поеду? В качестве вечной любовницы? Наши фальшивые бумаги обманули отца и нотариуса – и, слава богу! Но мы-то с тобой знаем, что наш брак не настоящий!
Френсис так опешил от этого заявления, что сразу даже не нашёлся, что ответить. Он внимательно посмотрел на Анхелику – может, она так шутит? Но – нет! В её бездонных чёрных глазах плескалась неподдельная боль, а в позе тела чувствовалась обречённость. Так вот откуда странности в её поведении! Интересно, с чего это она взяла, что их брак ненастоящий? Об этом он её и спросил, отойдя подальше к окну, чтобы она не заметила весёлых чёртиков, пляшущих в его глазах:
– Есть какие-то ошибки в нашем свидетельстве? Не правильно написано твоё имя?
– Нет, – замялась Анхелика, – в моём ошибок нет.
(Ещё бы, – подумал Френсис, – оно же с королевского письма списано!), а вслух сказал:
– Уверяю тебя, чтобы ты не подумала тогда, на церемонии, о моём имени и титулах, в бумагах всё написано правильно.
По вспыхнувшим алым цветом щёчкам Анхелики, Френсис понял, что не ошибся в предположении, что его она тогда посчитала наглым самозванцем. Конечно! Пират и виконт! Где один и где другой?!
– Так в чём же проблема?
– А отец Тимотео? Он, конечно, хороший, добрый человек, но какой из него монах? Талантливый актёр, не более того!
– Так вот в чём дело! По-твоему нас обвенчал ряженый актёришка?
– Да! И Корентайн так сказала!
– Ну, да! Кто же ещё! – Френсис сделал два упругих шага в сторону Анхелики и навис над её хрупкой фигуркой, как тогда, на суде, – Скажи мне, жёнушка, кому ты веришь: мне или ей?
– Тебе…, – прошептала Анхелика, отступая.
– Ну, то-то! Тогда послушай, как к нам попал отец Тимотео: мы напали на судно, шедшее из Индии во французский Нант. Мои пройдохи притащили упирающегося падре, который прижимал к себе ларец. Там явно находилось что-то, чем можно было поживиться, но упрямец заявил, что прежде, чем они завладеют его содержимым, им придётся его убить. Поднять руку на священника ни у кого рука не поднялась. Нам пора было уже убираться с корабля, и мы захватили падре вместе с его драгоценной ношей с собой. В качестве гостя, конечно, а не пленного. Уже в лагере отец Тимотео, ничего не утаивая, рассказал, что везёт дары от одного раджи из Индии, которого он сумел обратить в католическую веру. И конечным пунктом его паломничества является приют для мальчиков в Тулузе при монастыре ордена Святого Августина59, к которому он сам и принадлежит. Отца Тимотео мы тогда не тронули, и даже помогли добраться до французского берега. А через два месяца он к нам вернулся сам, на утлой лодочке, без приборов, даже без элементарного компаса, один, пройдя десятки километров по бушующему морю…
– Господи, да как же так?! – воскликнула Анхелика, уже вовсю вовлечённая в историю, – Как это возможно? Одному? На лодке по морю?
– Сказал, – пожал плечами Френсис, – что Господь не оставляет чистых душой своим небесным промыслом.
– И зачем же он вернулся?
– Объяснил так: понял, что не потеряны для Господа ещё наши души, а потому надо ему вернуться и донести слово божие каждому, у кого тлеет ещё в душе искорка веры. Так мы обзавелись собственным падре.
– Понятно. Крестил, исповедовал, венчал…
– В основном беседовал с ранеными, пытался наставить их на путь истинный, и отпевал. Крестины довелось проводить только один раз. Венчание вообще ни разу, кроме нашего. Венчание это один раз и на всю жизнь, а какому вольному пирату этого захочется? То ли дело – объявил на сходке, что разводишься, и свободен, всего и делов то! А ещё любил заступаться за обиженных и взывать к справедливости и милосердию.
Анхелика осторожно спросила:
– А отец Тимотео… Ты так говоришь о нём, словно он… Он жив?
Френсис горько вздохнул и отвернулся к окну. Голос его прозвучал глухо:
– Не знаю. В лагере всё было разворочено, когда я туда наведался, но ни свежих могил, ни виселиц там не было. Надеюсь, что все, кто там оставался, успели спастись.
Анхелика почувствовала боль мужа, как свою. Подошла сзади, обняла за талию, прижалась к его напряжённой спине:
– Ты ни в чём не виноват! Ни в чём, слышишь? Так сложились обстоятельства.
Френсис развернул жену к себе и, уткнувшись в её пушистые волосы, произнёс:
– Двенадцать лет они были моей семьёй… Какие бы они ни были – я их любил…
– Я знаю, знаю…
Разговор о прошлой семье и любви, натолкнули Френсиса на мысль, что, не пора ли окончательно разобраться в семье сегодняшней, а потому он решительно отстранил Анхелику и строго спросил:
– Постой, если ты считала, что мы не муж и жена, почему же с такой охотой ложилась со мной в постель? В лагере понятно. А потом? По дороге из Толедо в Бордо? Из Живерни сюда, в Анжер?
– Можно подумать, что тебе это не нравилось! – попыталась улизнуть от ответа Анхелика.
– Не увиливай! Пока не скажешь почему – не притронусь к тебе!
– И даже не поцелуешь?
– Даже не взгляну! Итак?
– Я… Я просто люблю тебя!
– Ну, наконец-то! – воскликнул Френсис и, подняв любимую над собой, закружил её по комнате, – Три тысячи чертей на румбу! Слава тебе, морской дьявол! Значит, в правильной гавани я пришвартовался!
59 – уже в конце XVIII века в здании бывшего августинского монастыря был учреждён Музей изобразительных искусств Тулузы. В его экспозиции есть полотна Рубенса и Тулуз-Лотрека, Гвидо Рени и Жана-Батиста Удри; работы Пьетро Перуджино и других мастеров.
август 2018
И этим всё сказано
1
Как Бьорн1 не торопился – все равно опоздал. Пароход еще стоял на приколе в бухте Форти-Майла2, но женщин уже разобрали. Женщины были самым дефицитным и ходовым товаром. В краю, в основном населенном молодыми авантюристами, жаждущими быстро разбогатеть на промывке золота, женщин катастрофически не хватало. Даже старатели посолиднее, уже имеющие семью в Старом свете, не торопились тащить ее сюда, в суровый край вольности и крутых нравов. А потому бизнес капитанов пароходов по доставке во время короткой навигации женщин легкого поведения в салон «Китти», соблазненных тащиться в такую даль почти вечной зимы высокими заработками, и различных воровок, налетчиц, аферисток и даже убийц, предпочтивших "псевдосвободу" нахождению в тюрьме или даже на каторге, процветал.
– Куда же делась Вивьен3? – ехидно поинтересовался у расстроенного Бьорна Феликс4, хозяин трактира и по совместительству буфетчик, – Или ты решил гарем себе завести?
– Вивьен сбежала, – угрюмо буркнул Бьорн, не став уточнять, что она к тому же и умерла, замерзнув в лесу. Не успел он ее нагнать…
Феликс тут же потерял интерес к дальнейшему разговору, поскольку такой исход семейной жизни не был редкостью: женщины часто пытались побегом решить свои проблемы – свобода оказывалась слаще, чем жизнь с нелюбимым «мужем». Даже тюрьма казалась не таким уж плохим местом. В ней хотя бы был понятен срок отсидки, который светил огоньком в конце тоннеля. Ради него можно было перетерпеть побои и унижение, холод и голод. В «замужестве» же все это было бесконечным, поскольку мужчины с купленными женщинами не церемонились, справедливо полагая, что те должны сполна отрабатывать потраченное на них золото – и по хозяйству и в постели… Единицам удавалось справиться с «муженьком» и создать хотя бы подобие семьи.
Одной из таких крутых бабенок и была Ребекка5, которая напряженно вслушивалась в разговор трактирщика с Бьорном…
Ребекка должна была пойти на виселицу за убийство своего сожителя (никого не интересовало, что женщина защищала свою жизнь, она-то в итоге осталась жива, а он – нет) и, конечно, предпочла отправиться в далекое плаванье с надеждой на жизнь, пусть и страшно пугающую, неизведанную, глухую, и оказалась, таким образом, в первой партии доставленных в Форти-Майл женщин. Тогда он, правда, еще так не назывался, а был просто палаточным городком золотоискателей. Строился и расцветал, а потом и получил название, город уже на глазах замужней Ребекки.
Ребекка сразу решила довести до сведения своего новоиспеченного муженька из-за чего она оказалась в этих краях и предложила ему не испытывать судьбу – то, что получилось у нее один раз, она сможет ведь и повторить, не так ли? А потому ему будет выгоднее обращаться с Ребеккой поласковее. Так ли уж испугала она Пласидо6, или нрав он имел не такой крутой, как у некоторых, или с мозгами у него дело обстояло получше, или просто приглянулась ему отчаянная бабенка, только жили Ребекка с Пласидо душа в душу. А когда Пласидо погиб (убили, скорей всего, менее удачливые старатели), Ребекка искренне по нему горевала. Замуж второй раз не вышла, хотя многие подкатывали, а благоразумно прилепилась к тогда еще только набиравшему обороты бизнесу Феликса. Так они стали компаньонами (было что вложить в общее дело – спасибо Пласидо), а любовниками они стали ещё до этого. Теперь можно было не скрывать свои отношения, никто не осудит (не смотря на вольность и приоритет единственного закона – силы, супружеская верность ценилась превыше всего, а прелюбодеяние жестоко осуждалось и наказывалось). Куда еще могла деться вдова с двумя детьми, как не прилепиться к другому мужчине? У Ребекки хватило бы средств вернуться в Старый свет, но она боялась, что Матео7, ее обожаемый сыночек, не перенесет долгого морского путешествия, поскольку рос нежным и болезненным ребенком, а потому оставался единственный вариант – переждать пока его организм перерастет подростковые немощи, окрепнет, но так, чтобы золото, намытое Пласидо, не проелось, а пошло в дело, приумножилось. Да и тащить в Старый свет Джейн8, дочь младшего брата Пласидо – Джермана9, Ребекка не собиралась.
Пласидо уговорил брата приехать с семьей в Форти-Майл , когда он сам уже твердо стоял на ногах. Ребекка не возражала – чем больше будет клан Стоунов, тем проще и безопаснее будет их жизнь здесь. Но все пошло не так, как планировалось. Жена Джермана не перенесла трудного пути и умерла по дороге. И в итоге, получилось, что Пласидо пришлось опекать убитого горем брата, а на Ребекку свалилась забота над его дочкой – Джейн. Девочка была немой с детства – что-то там ее испугало, и она перестала говорить, хотя слышала и понимала все прекрасно. Была не по-детски серьезной и развитой.
Дети как-то сразу сдружились. Хотя Матео и был на четыре года старше Джейн, он стал сразу же подчиняться ей, что в играх, что в серьезных делах. Именно она научила его читать, считать и писать. Как это ей удалось при ее немоте, было совершенно не ясно. А вот Ребекке девочка не пришлась по сердцу. Пока жив был ее отец, она не слишком обращала на нее внимания, а когда погиб вместе с мужем – стала сильно раздражать. Уставится своими огромными темными глазами и молчит. О чём думает? – не понятно. И постепенно Ребекка перевела Джейн на положение служанки. А что? очень удобно – платить за работу не надо. Мало того, Ребекка провела ревизию тайников, где Пласидо с Джерманом хранили золото и деньги, и выгребла не только заработанное мужем, но и его братом, полагая это платой за содержание сироты…
На данный момент встал ребром вопрос, что делать с Джейн? Ей уже исполнилось 16. Она выглядела вполне зрелой девушкой, да по сути таковой была. О том, что они с Матео уже два года как живут половой жизнью, Ребекка прекрасно знала. И ее это очень устраивало. Должен же с кем-то ее обожаемый сынок набраться опыта? Все лучше с чистой девушкой, чем в салоне «Китти» с проститутками. Но что совершенно не устраивало Ребекку, так это то, что молодые люди начали строить планы совместной жизни. Сначала она обратила внимание на мягкие и нежные взгляды, которые Матео то и дело бросал на Джейн, как все время старался дотронуться до ее руки, как хмурился и кусал от досады губы, когда мать намеренно грубо подчеркивала ее подчиненное положение, хотя сама Джейн даже взмахом ресниц не давала понять, что ее это задевает. Девушка стоически принимала свою судьбу, чем еще больше раздражала Ребекку, ведь придраться было не к чему… Мать стала следить за сыном и не раз слышала, как он говорил об их счастливом совместном будущем, как о деле решенном. Странные это были разговоры, поскольку говорил один Матео, а Джейн только что-то нечленораздельно мычала в ответ. Но Матео, очевидно, понимал ее, поскольку продолжал разговор, как будто получал ответ или слышал вопрос. И Ребекка поняла, что с этим срочно надо что-то делать. Просто так выгнать девушку из дома она не могла – так можно в одночасье лишиться и сына и уважения окружаюших. Ребекка всю голову сломала, прикидывая и так и этак: как ей избавиться от Джейн, отправив её куда-нибудь подальше, и тут, словно сжалившись над ее терзаниями, судьба (в бога Ребекка не верила – где он был, когда Франц чуть не забил ее до смерти?) представила ей выход из положения в лице Бьорна.
Бьорн жаждал найти жену – Ребекка могла на правах родственницы выдать за него замуж Джейн. Бьорн жил глубоко в глуши леса – так отлично! Чем дальше, тем больше вероятность, что Джейн с Матео никогда больше не увидятся. И опять же удача – Матео вернется в Форти-Майл только через неделю, поскольку уехал в соседний городок по делам трактира. Осталось сломить сопротивление Джейн, но тут Ребекка решила действовать хитростью. У нее словно крылья за спиной выросли, голова работала четко и ясно, быстро находя ответы на все заковыристые вопросы…
Ребекка подсела к удалившемуся за дальний столик в углу трактира с кружкой пива Бьорну, и заговорила первой:
– Ты, я слышала, жену хотел себе найти?
Бьорн молча кивнул головой и Ребекка подумала: «Неразговорчивый какой! Вот и будут с Джейн два сапога-пара!»
– А я ищу своей племяннице хорошего мужа…Так что мы можем помочь друг другу.
Бьорн вскинулся и подозрительно уставился на Ребекку – слишком уж необычно все это звучало.
– Хорошая девочка, работящая, немая только, но все слышит и понимает. Да оно и к лучшему, меньше ссориться будете, в тишине-то, – хохотнула Ребекка, – Боюсь, чтоб не пошла по кривой дорожке – очень уж ей мужчины нравятся. Потому и хочу пристроить в хорошие руки, пока не обрюхатил кто. Здесь где, уж, мне, одинокой вдове, с этим справиться? А я брату мужа обещала о сиротке позаботиться, как о собственной дочери. Вместе они погибли, муж мой и брат его, – закончила Ребекка, вытирая почти не притворную слезу маленьким кружевным платочком, – Так что, договорились?
Бьорн опять утвердительно кивнул головой, не в силах выговорить слова от свалившейся на его голову удачи. Он сначала слушал подкатившую к нему женщину с недоверием, но когда она упомянула о погибшем вместе со своим братом муже – расчувствовался. Он тоже в этом суровом краю потерял брата, да и сам еле выжил, когда на них напали любители поживиться за чужой счет. Именно поэтому, похоронив брата, Бьорн завязал с золотоискательством, удалился в глушь, построил себе крепкий дом и начал промышлять охотой. Это у него хорошо получалось: взгляд был остр, а руки росли из правильного места, так что и мясо животных и их шкурки, которые он сам научился выделывать, всегда пользовались спросом. Зверья в округе хватало. В ловушки и капканы, остроумно сварганенные Бьорном, попадались и волки, и лисы, и песцы, и даже пумы. Так что жил Бьорн и сытно и свободно, что очень отвечало его нелюдимой натуре. Только вот женщины не хватало…
Видя, что дело слаживается, Ребекка продолжила:
– Ты приходи ко мне попозже, как стемнеет. Мой дом приметный – петушок на крыше. Я Джейн, так мою племянницу зовут, снотворного подкину, чтоб не натворила чего, сам понимаешь, какой ветер у нее в голове, а уж ты, как до дому ее довезешь, сам ей внушишь, какое почтение и повиновение она должна оказывать мужу…
На том и порешили. И разошлись, оба довольные совершенной сделкой.
1 – в переводе – «медведь»
2 – Форти-Майл – заброшенный сейчас населённый пункт, расположенный в канадской территории Юкон. Первое постоянное поселение в Юконе в месте слияния рек Фортимил и Юкон, до этого были только торговые посты, один из центров клондайкской золотой лихорадки (из Википедии)
3 – в переводе – «живая, оживлённая»
4 – в переводе – «удачливый»
5 – в переводе – «заманивающая в ловушку»
6 – в переводе – «спокойный»
7 – в переводе – «подарок бога»
8 – в переводе – «добрая, но твердая»
9 – в переводе – «брат»
2
Джейн очнулась в незнакомом месте и никак не могла понять – она уже проснулась или все еще спит?…
Она почувствовала себя очень усталой почти сразу после ужина, даже посуду помыть не успела, так обессилила. Ребекка отпустила ее к себе в комнату, что само по себе уже было очень необычно, поскольку обычно спуску ей хозяйка не давала. (Джейн стала про себя называть Ребекку «хозяйкой» как только они с отцом приехали в Форти-Майл. Она почувствовала чутким детским сердцем отношение женщины к себе и своему отцу, а потому переход к положению служанки не был для нее неприятным сюрпризом. Просто ее это не тронуло. Главное, чтобы ее любил Матео, а с остальным они как-нибудь справятся вместе…)
Джейн, спотыкаясь, поднялась к себе в комнатку в мансардной части дома, куда ее переселила Ребекка после смерти отца, достала свою любимую книжку со сказками, которую ей подарил Матео, и почти сразу провалилась в сон, даже не успев помечтать, как она это делала обычно, а особенно, когда Матео куда-нибудь уезжал, о своей будущей счастливой жизни с ним…
Джейн не успела даже толком испугаться в незнакомом месте, пока над ней не нависло страшное, заросшее густыми черными волосами, лицо монстра, который произнёс, чеканя каждое слово отдельно:
– Ты. Теперь. Моя. Жена! А я. Твой. Муж!
И навалился на нее всей тяжестью своего огромного тела. И только когда он начал срывать с нее одежду, до Джейн дошел весь ужас сказанных им слов. Она начала сопротивляться изо всех сил, но это было абсолютно бесполезно. Джейн чувствовала себя придавленной огромным деревом – ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни пошевелиться… Мужчина грубо овладел ею, затверждая свои права мужа, и тут спасительная пелена обморока накрыла несчастную…
Бьорн был озадачен реакцией девушки на свои действия. Что-то не вязалось ее сопротивление со словами тетки о ее поведении. С другой стороны, девственницей она тоже не была. Впрочем, Бьорна бы это не остановило – слишком долго он был без женщины. Просто, если бы она не засопротивлялась, он бы был поласковее, а так уж получилось, как получилось. С другой стороны, может оно и к лучшему – пусть сразу понимает свое место в его доме…
3
Когда Джейн очнулась в следующий раз, в доме было темно. Рядом в кровати храпел мужчина. И на Джейн навалилась неизбежность произошедшей перемены в ее участи, разом рухнули все волшебные замки, которые они с Матео понастоили друг для друга… Джейн тихонько завыла, боясь разбудить спящего рядом монстра, ужас сковал ее тело, а из глаз непрерывным потоком полились горючие слезы…
Но в конце концов, она, видимо, провалилась все-таки в сон, потому что следующее ее пробуждение было уже утром. Словно в насмешку над ее судьбой, в окошко радостно заглядывало солнце, а через приоткрытую форточку слышалось суетливое постукивание дятла и размеренный стук топора.
Джейн осторожно подошла к окну и взглянула наружу. За высоким частоколом забора, окружавшего двор дома, везде, куда только доставал взгляд, виднелись деревья. А чуть сбоку от крыльца вчерашний великан колол дрова. Будто почувствовав ее взгляд из-за занавески, мужчина выпрямился, отложил топор в сторону и стал подниматься по ступенькам. Джейн юркнула обратно в кровать и натянула на себя одеяло по горло.
Бьорн зашел в комнату и увидел испуганные детские глаза, черные от ужаса, наблюдающие за его приближением.
– Ты – моя жена, а я твой муж! – повторил он вчерашнюю фразу, как будто она должна была объяснить перепуганной девушке абсолютно всё, – Вставай! Вон твои вещи, – кивнул он на узел, валявшийся в углу, – И приготовь завтрак.
