Ирма Гринёва
Запомни меня такой… А это зависит от того… И этим всё сказано. Пришвартоваться в тихой гавани
И, лакомясь то этим, то другим,
От сочных вишен – к яблокам тугим
Спущусь и попаду в долину лилий:
Там вечное блаженство мне сулили
В Обители восторгов, где почти
Сливаются два Млечные пути
И где уста мои на глади снежной
Трактат оставят о науке нежной.
Я соскользну к подножию холма,
Где зарослей густая бахрома,
И всю пыльцу, все сорванные сласти
Смешаю в перегонном кубе страсти
И дивное добуду вещество -
Хмельной нектар для улья твоего.
Тогда, обвив тебя, сплетясь с тобою
Всей мощью необузданно-слепою,
Я в этот млечный, мирный океан
Ворвусь, как разъяренный ураган,
Как сам Юпитер, властелин могучий,
Что на Данаю ливнем пал из тучи!
Но буря пощадит мой галеон,
В пролив Венеры груз доставит он:
Твоя рука на руль бесстрашно ляжет
И, словно лоцман, в гавань путь укажет,
Где встать на якорь должен быстрый челн
И ждать, вздымаясь мерно среди волн.
Вот все тесней, все крепче и желанней
Мне узы рук твоих, и вкус лобзаний
Пьянит, как драгоценный фимиам,
Угодный тем неведомым богам,
Что искони влюбленных привечают
И наши игры нежные венчают
Мгновеньями услады неземной,
Забвеньем и блаженной тишиной…
Там нас с тобой ничто не потревожит:
Беседам откровенным внять не сможет
Ничей ревнивый слух, и наших встреч
Завистливым глазам не подстеречь,-
Не то что здесь, где верная прислуга
Продаст не из корысти, так с испуга.
Не будет там постылых брачных уз,
Там некому расторгнуть наш союз;
Там незачем скрываться и таиться:
Жена и муж, монашка и блудница,
Стыдливость, грех – всего лишь горстка слов,
Чье эхо не достигло тех краев.
Там нет запретов юным и влюбленным:
Все то, что происходит по законам
Природы мудрой, – там разрешено,
И лишь любви противиться – грешно!
Там ждет нас необычная картина:
Лукреция, за чтеньем Аретино,
Магистра Купидоновых наук,
Прилежно проводящая досуг.
Она в мечтах Тарквиния смиряет
И гибкость юных членов изощряет,
Копируя десятки сложных поз,
Что на стволах каштанов и берез
Начертаны стараньями влюбленных
На память о восторгах исступленных
Под сенью их ветвей… Гречанка там,
Что пряжу распускала по ночам,
Оставила пустое рукоделье
И с юношами, в играх и веселье,
Забыла итакийского царя,
Уплывшего от милой за моря.
Там Дафна, чьи стремительные ноги
Врастили в землю мстительные боги,
Навстречу Аполлону мчит стремглав,
Свивальник свой древесный разорвав!
Сияет он; она, дрожа от жара,
К его плечу прильнула, как кифара,
И гимны страсти, что поет она,
Его дыханьем пламенным полна,
Достойны новых лавров… Там Лаура
За верность награждает трубадура,
Чьи слезы, как любовный эликсир,
Приворожить сумели целый мир.
Там и другие, что угасли рано
Под гнетом чести – грозного тирана -
Воскрешены, и каждый жаждет в срок
В казну любви внести двойной оброк.
Идем же к ним! Возможно ль медлить доле?
Здесь мы рабы – там будем жить на воле,
Что нам властитель и его престол!
Подумать только – нежный, слабый пол,
Не созданный природой для лишений,
Опутал он сетями устрашений
И узами несносного поста!
А нас его могучая пята
Толкает ежечасно к преступленью
Законов божьих: по его веленью
Я должен биться с каждым наглецом,
Кто вздумает сравнить с твоим лицом
Иные лица, с каждым, кто обиду
Нам нанесет! Опередив Фемиду,
Я должен сам противника сразить -
Не то бесчестье будет мне грозить.
Но ведь господь убийцам не прощает,
Кровопролитье церковь запрещает,
Зачем же чести ненасытный дух
Безбожников плодит? Зачем не шлюх?!
41 – Thomas Carew – английский поэт, придворный и дипломат XVII века
42 – стихотворение «Зеркало» в переводе С.Командровской:
Поверхность эта в блеске серебра
Хранит твое изображение с утра,
А милые черты – лишь обоюдная игра.
Твое холодное лицо уже сродни ему,
Ты отраженье равнодушное всему,
Тебя, застывшую, как лед, я не пойму.
Собой любуясь, в зеркало глядишь
И гордо равнодушный образ зришь,
Взгляд неподвижен, ты с собою говоришь.
Нарциссом властным станешь непременно,
Коли свой взгляд не оторвешь надменный
От зеркала, сверкающего хладом неизменным.
Я побледнел, страдаю, посмотри.
Твой образ взял меня в оковы изнутри,
Мой разум в подчинении тебе горит
В огне блистающих очей прелестных,
Любовь свою мне в дар отдай чудесный,
Целуй, и пусть объятья наши станут тесны.
43 – парусные суда XVI-XVIII веков с хорошими мореходными качествами, высокой скоростью и большой вместимостью при сравнительно небольшой численности экипажа в 60-65 человек. Штурвал и стеньги впервые появились именно на флейтах. Использовались, главным образом, в качестве военно-транспортных судов.
11
Анхелика никак не могла привыкнуть к жизни среди пиратов. До своего «замужества» она чётко понимала, к чему стремилась – свобода! Обретение свободы – вот то главное, что поддерживало её в жизни, то жизненно необходимое, что определяло её мысли и поступки.
Сразу после скоропалительной свадьбы тоже было понятно, что делать: залечивать раны Доминго. Но вот уже прошло больше месяца, Доминго встал на ноги, и надо было определяться, что делать дальше. Вначале Анхелика наивно думала, что её пребывание в лагере пиратов не затянется надолго: ведь Френсис женился на ней ради получения каперской лицензии, а для её получения надо было ехать в Лондон, где, как полагала Анхелика, их пути разойдутся окончательно и бесповоротно. Она уже несколько раз заводила разговор о поездке, но «муж» каждый раз уклонялся от прямого ответа.
Своей среди пиратов она не стала, да и не стремилась к этому. Мужчины относились к ней нейтрально, женщины – с палитрой чувств от настороженности до ненависти. Анхелика плевать хотела на их отношение, ведь жить среди них до конца своих дней она не собиралась, но…
Собственно говоря, ненависть проявляла к ней только одна женщина – Корентайн44. Её злые зелёные глаза кололи Анхелике спину, куда бы она ни направлялась. А вот на Френсиса те же глаза смотрели со страстью. Корентайн постоянно находила поводы, чтобы оказаться рядом с предметом своей страсти. Анхелика не раз заставала парочку о чём-то беседующими. О чём конкретно они говорили, она не слышала, но и одного их вида было достаточно, чтобы рот наполнялся горечью, а ладони невольно сжимались в кулаки. Что это, если не ревность? Да и как тут оставаться спокойной, если женщина одну руку кладёт на грудь твоего мужа, туда, где бьётся его сердце, другой ласково проводит по его волосам, нежно заглядывает ему в глаза, едва не касаясь его губ своими губами…
Нашлась и доброжелательница, которая просветила Анхелику о взаимоотношениях Корентайн и Френсиса. Конечно, они были любовниками. Во всяком случае, до появления Анхелики. А, может, их связь продолжается и сейчас? Только более скрытная… Впрочем, ничего особенно нового Моник45 Анхелике не открыла, только подтвердила её подозрения.
Корентайн вместе с мужем добровольно остались с пиратами после нападения на корабль, на котором они пытались перебраться из Франции в Новый свет в поисках лучшей доли. Причём, инициатором была скорее женщина, чем её муж. Корентайн, не скрываясь, соблазняла Френсиса, да он и не был против, только её замужнее положение сдерживало. Если главарь не будет соблюдать установленные им же правила, то как он сможет добиться их исполнения от остальных? Ну, так, в лагере пиратов для развода обивать пороги судов не нужно, объявил на сходке, что разводишься, и ты – свободен. Только не могли себе такого позволить жёны пиратов – ведь тогда они лишались мужниной защиты, вмиг оказываясь во всеобщем пользовании. Каждый, кому приспичило, мог и в постель к себе затащить, и обидеть, и заставить батрачить на себя. Другое дело стать любовницей главаря…
Продолжала ли Корентайн быть его любовницей, Анхелика, не выдержала, напрямую спросила у Френсиса. Тот, вальяжно растянувшись после жаркого секса во всю длину своего почти двухметрового роста, также прямо ответил, что – нет, пока (подчеркнув «пока» ехидством тона) ему хватает жёнушки…
Но разговор всё-таки имел последствия – встречи с Корентайн прекратились, а вскоре её саму выдали замуж за Бом-Брамселя, ведь первый её муж уже давно сгинул где-то. Только для самой Анхелики устранение соперницы обернулось не только радостной стороной. Приходилось теперь самой и обстирывать мужа, и еду ему готовить, и посуду мыть, и в комнате убираться. Поползновения Доминго заменить Анхелику на этих работах были жёстко пресечены. Ладно, уж! Хорошо, что хоть общественными работами по готовке и стирке заниматься жену главаря не заставляли. И на том – спасибо!
А ещё Анхелику мучило чувство долга: ведь поручение королевы она так и не выполнила. Бог весть, чем это обернулось для герцога К. Ведь не с любовной же запиской отправила её к нему королева…
Но переживала Анхелика напрасно. Герцог К. уже давно был предупреждён о готовящемся на него покушении. Некий человек в чёрном плаще с капюшоном и в маске подстерёг его в тесном переулке, когда герцог возвращался от своей любовницы, ловко лишил возможности защищаться, прижав к стене, и слово в слово воспроизвёл письмо королевы Анны, не называя, конечно, имён, но точно описав её личную печать.
– Это провокация! – вскричал герцог, – Вы меня с кем-то перепутали!
– Ваша воля, Ваша Светлость, верить или не верить полученной информации. Возможно, известная Вам особа зря подвергла опасности морского путешествия некую Анхелику, если Вам что-нибудь говорит её имя. И ещё! Последний совет от Благородного Френсиса: если кто-то смог сегодня застать Вас врасплох, то это же самое может сделать и кто-то другой, менее дружелюбный.
С этими словами человек в плаще исчез также неожиданно, как и появился, а герцог задумался о том, что его слова были слишком похожи на правду. Слог переданного письма, описание печати точно соответствовали манере письма его доброго друга, подруги, Анны, с которой они провели вместе детство. Да и угроза, постоянно висевшая над ним со времён Севеннской войны46, тоже была реальна. Герцог не принимал в ней непосредственного участия, но всем сердцем сочувствовал людям, борющимся за свою веру, что не было секретом для подозрительного и лицемерного короля Франции Людовика XIV47, продолжавшего преследовать восставших, не смотря на заключение мира на условиях признания веротерпимости. Дружба герцога с королевой Англии Анной в условиях объявленной Франции войны за испанское наследство48, и его близкое знакомство с Жаном Кавалье49, предводителем восстания гугенотов, всё это делало его практически предателем в глазах французского короля. Пожалуй, стоит прислушаться к предостережениям, даже если они окажутся ложными, и принять дополнительные меры безопасности. И, наверное, будет лучше пока убраться из Парижа куда-нибудь в глубинку, и, тем временем, проверить правдивость послания…
Герцог К. так и сделал. Его посланнику с письмом повезло больше, чем в своё время Анхелике, он благополучно пересёк океан и был принят при английском дворе. Так королева Анна узнала, что её любимица находится в плену у пиратов, но её друг, тем не менее, был вовремя предупреждён о нависшей над ним опасности, и счастливо избежал ловушки. И за обоими этими событиями стоит знаменитый пират – Благородный Френсис, который уже давно сидит занозой в её королевской заднице, дерзко нападая на английские корабли, впрочем, так же, как и на испанские, и французские…
44 – в переводе – «ураган, буря»
45 – в переводе – «сообщающая, советующая»
46 – восстание в Севеннских горах французских протестантов, или как их ещё называли – гугенотов, кальвинистов. Один из эпизодов многовековой религиозной борьбы протестантов за свою веру и права. Самым ярким событием в истории этой войны была Варфоломеевская ночь. Борьба началась в XVI веке, а окончательно гражданские права были возвращены гугенотам ноябрьским эдиктом 1787 года (из Википедии)
47 – король Франции, известный как «король-солнце», царствовал 72 года – дольше, чем какой-либо другой европейский король в истории (из Википедии)
48 – крупный европейский конфликт, начавшийся в 1701 году после смерти последнего испанского короля из династии Габсбургов, Карла II. Карл завещал все свои владения Филиппу, герцогу Анжуйскому – внуку французского короля Людовика XIV – который впоследствии стал королём Филиппом V Испанским. Война началась с попытки императора Священной Римской империи Леопольда I защитить право своей династии (также Габсбургов) на испанские владения. Когда же Людовик XIV начал более агрессивно расширять свои территории, некоторые европейские державы (главным образом, Англия и Голландская республика) выступили на стороне Священной Римской империи, чтобы воспрепятствовать усилению Франции (из Википедии)
49 – борец за свободу кальвинистской веры, главный предводитель армии камизаров в Севеннской войне 1700-х годов, первый и последний герцог Севеннский, возведённый в титул благодарным народом, несмотря на своё крестьянское происхождение (из Википедии)
12
– Валила бы ты отсюда, пока не поздно!
Анхелика вздрогнула от неожиданности и резко повернулась на голос. В шаге от неё стояла Корентайн. Глаза несчастливой соперницы смотрели на Анхелику с такой жгучей ненавистью, что девушка даже поёжилась, физически ощущая, как они выжигают дырки на её коже. А, может, ей это только казалось, поскольку она сидела на траве, свесив ноги с крутого обрыва над рекой, и Корентайн смотрела на неё сверху вниз?
– Молчишь?! Думаешь, вышла замуж за Френсиса, и стала выше всех? Так у нас тут всё по-простому: сегодня кошечкой трёшься о капитана на палубе, а завтра гальюны в трюме драишь!
Нет, ненависть Анхелике не показалась, она выплёскивалась через край каждого произнесённого Корентайн слова. Но молчала Анхелика не потому, что зазналась, считая своё положение жены главаря выше всех остальных, как думала Корентайн. Она и сама понимала шаткость и неустойчивость своего «титула». Просто Анхелику поразило сходство своих собственных мыслей и размышлений, всё неотступней мучивших её последнее время, с едкими фразами, которыми расстреливала её соперница.
Анхелика молчала бы и дальше – собака потявкает, потявкает, да уйдёт! Но Корентайн сократила и так небольшое расстояние между ними, сделав шаг вперёд. Не ровен час сбросит с обрыва, толкнув в спину, и поминай, как звали!
Между вариантами сконцентрироваться, чтобы с наименьшими потерями скатиться по склону, получив унизительный пинок под зад, или принять словесный бой (хорошо бы не дошло до рукопашного!), попытавшись вскочить на ноги, чтобы нейтрализовать главенствующее положение Корентайн, Анхелика выбрала последний вариант.
– Ты что же, пришла мне на свою судьбу жаловаться? Я к тебе в подруги, вроде как, не набивалась! – произнесла Анхелика, сама не узнавая свой голос, сочившийся ядовитым елеем.
Корентайн, не ожидавшая такой прыти от этой девчонки (только что сидела на краю, казалось, чуть дотронься пальцем, так и покатится вниз, а теперь уже стоит, натянутая, как струна, и, хоть и ниже тебя на полголовы, а кажется выше), вздрогнула, как от пощёчины. Анхелике даже жалко её стало на мгновение. Но – нет, Корентайн быстро собралась с духом и пошла в наступление:
– Думаешь, он тебя вечно любить будет? Поиграется, пока не надоешь, и бросит. Уж, каких я тут особ рядом с ним не перевидала – не тебе чета!
Анхелика слышала уже нечто подобное от самого Френсиса, когда уговаривала его жениться на себе. Её и тогда задели эти слова… Вернее, не её, а её гордость. Но сейчас их было слышать не просто унизительно, а больно, очень больно. Она отступила на шаг от соперницы, предусмотрительно сделав этот шаг в сторону подальше от обрыва, и холодно спросила:
– И с каждой он играл свадьбу?
– Ой, уж, свадьба! – обидно расхохоталась Корентайн, – Кучка ряженых за одной половиной стола и куча пьяниц и обжор за другой!
Анхелика и сама понимала всю горькую справедливость этих слов. Её свадебное платье – застиранное, с чужого плеча, топорщащееся бельевыми прищепками… И чего стоят их с Френсисом клятвы перед, пусть добрым и праведным, но, всё-таки, всего лишь переодетым в рясу священника человеком? А о том, каким образом одеяние падре попало в руки пиратов, лучше вообще не задумываться…
Корентайн с удовольствием наблюдала, как серые тени сомнений пробегали по лицу молодой женщины, и решила закрепить успех, добавив:
– Нагуляется и бросит! Ко мне, как всегда, вернётся!
– Ну, что ж, тогда тебе надо только набраться терпения, чтобы дождаться этого неизбежного момента! – отчеканила Анхелика, развернулась и пошла прочь.
Корентайн так и не поняла – выиграла она этот словесный бой или проиграла? По тому, что соперница сбежала с поля сражения, выходило так, что – выиграла, но вот ощущение было такое, что – проиграла.
Не знала, на чьей стороне победа, и Анхелика. У неё и так душа была в раздрае, а после стычки с Корентайн стало ещё хуже. Одно дело, когда сам мучаешься сомнениями, оценивая своё положение, и совсем другое, когда самые худшие твои подозрения озвучивает кто-то другой со стороны. В то, что отсюда надо «валить», как выразилась Корентайн, Анхелика и сама была уверена. А вот во всём, что касается Френсиса…
Как бы было просто, если бы она не полюбила! Какая была бы ясность в действиях и спокойствие в душе! Я готова выполнить свою часть соглашения, а ты сам отказываешься, ну, и катись в пасть к морскому дьяволу! Будешь всю свою жизнь палубу драить, крыса морская! А я на такое не подписывалась! Но…
Но так она могла рассуждать только в первые дни близости с ним. Когда его жаждало только её тело. А сейчас, когда душа болела, а сердце было готово остановиться только от одной мысли, что она не увидит больше его искрящихся лукавством глаз, не услышит мечтательный голос, рассказывающий о морских приключениях, не почувствует его надёжное плечо, за которым можно спрятаться от любых неприятностей, не ощутит учащённый ритм биения его сердца, когда в минуту грусти утыкаешься носом ему в грудь…
В Френсисе Анхелику восхищало всё: не только его красивая внешность – высокий рост, широкие плечи, узкие бёдра, накаченные мышцы, широкие ладони, смешливые глаза и задорная улыбка, открывающая ровный ряд белоснежных зубов, но также и его ум и интеллект – они могли часами говорить о музыке, поэзии, живописи. Как? Ну, как, сидя на своём острове в окружении малограмотных пиратов, в большинстве своём озабоченных только тем, чтобы набить себе брюхо и залить горло, он умудрялся быть в курсе всех политических событий, разбираться в искусстве и, даже, в современной моде?!? Невольное уважение вызывали его твёрдая воля и актёрские способности, с которыми он управлял своими пройдохами, на дух не переносящими даже слово «дисциплина», но, тем не менее, абсолютно ей подчиняющиеся. Он искренне любил этих несчастных, обделённых судьбой людей, и вот этого Анхелика понять никак не могла, но чувствовала, что так оно и есть.
А ещё Анхелика чувствовала, что совсем чуть-чуть, и она влюбится в Френсиса, как кошка! Забудет о своей судьбе, превратиться только в жаждущее ласки хозяина животное. И тогда Френсис её разлюбит и бросит, Анхелика твёрдо была уверена в этом. Спасибо Корентайн, поведение которой удерживало Анхелику от этого «чуть-чуть».
Но именно этого «чуть-чуть» ждал от Анхелики Френсис. Он понимал, что есть в душе любимой крохотный уголочек, который ещё пока ему не принадлежит, и очень страшился, что, окажись они в Лондоне, в привычной для Анхелики и такой уже давно забытой для него среде, из этой малости вырастит огромная пустота, которая навеки разъединит их. Он, такой свободолюбивый, дерзкий, циничный, не боящийся ни жизни, ни смерти, ни бога, ни дьявола, полюбил в первый и последний раз в жизни. И сам не заметил, когда и как это произошло: то ли когда она всеми силами сдерживала себя в постели в первую их брачную ночь, а потом утонула в потоке его страсти, то ли когда мужественно держалась на суде, защищая не себя, а друга, всего лишь слугу, то ли ещё раньше, когда он не дал ей утонуть, вытащив из воды, и она бездыханной русалкой распростёрлась на палубе у его ног…
13
Весть о прекрасной возможности сбежать с острова принесла Анхелике Моник. Она слышала, как пираты во главе с Френсисом, выбирали на какой корабль им напасть: английский бриг, шедший из Испании в Англию, или испанский галеон, возвращающийся из Франции к родным берегам? Выбрали, в итоге, испанский галеон по двум соображениям: во-первых, последнее время Френсис старался не нападать на английские суда ради получения каперской лицензии от английской королевы, во-вторых, бриг шёл курсом, слишком близким к острову, что ставило под угрозу разоблачения нахождения их основного лагеря в случае поражения.
Было и третье обстоятельство, которое Френсис не озвучил на сходке: английское судно по дороге домой, да ещё в пределах видимости с острова, создавали Анхелике идеальные условия для побега. Он бы и сам не смог придумать и организовать лучше. У Френсиса засосало под ложечкой от страха, что Анхелика может покинуть его, но он мужественно решил подвергнуть её любовь этому искушению. Если она и сейчас останется с ним, то сразу после захвата галеона они вместе отправятся в Лондон. Да прямо на галеоне и отправятся! Что может быть лучше для просителя, как не богатый дар, преподнесённый будущему сюзерену, да ещё и добытый с уроном для его врагов?
Но Анхелика предпочла сбежать. Когда пираты вернулись в лагерь с богатой добычей, включая захваченный галеон (его команду пришлось почти всю уничтожить, за исключением тех, кто добровольно сдался в плен. Но здесь совесть Френсиса была чиста: предложение капитулировать капитан галеона категорически отверг, полагаясь на своё вооружение, но проиграл в честном бою), Анхелики и Доминго в лагере уже не было. От двух своих соглядатаев, оставленных наблюдать за своей женой, наблюдать, но ни в коем случае не вмешиваться и не обнаруживать себя, и даже, в случае необходимости, помочь, что бы она ни делала, Френсис узнал, что беглецы благополучно попали на борт брига «Plimouth». Анхелика выбрала свободу, а не его любовь… Значит, так тому и быть! Но как же горько было осознавать своё одиночество!
Не радостно было и на душе Анхелики. Вроде и желание своё исполнила, и прошло всё удачно, как по маслу (она так никогда и не узнает, что «везение» было организовано Френсисом), бриг весело скользит по волнам, с каждым днём приближая её возвращение домой, а, вот, подишь, ты – на душе кошки скребут. Те самые, в которые ей так не хотелось превращаться. И даже самой себе Анхелика не хотела признаться, что каждую минуту своего побега ждала, что её вот-вот поймают и вернут обратно. И ждала она этого с надеждой, а отнюдь не со страхом…
14
Только почти через год после возвращения Анхелики в Англию, имя Френсиса опять возникло в её жизни.
Если бы не история полуторогодовой давности с герцогом К., королева Анна вряд ли бы обратила внимание на донесение своих шпионов о том, что в Испании схвачен один из главарей шайки пиратов, некий Френсис, именующий себя «благородным». Ещё на одном пирате затянется петля виселицы – и, слава богу!
Но это имя также было тесно связано и с её воспитанницей. Анхелика целый месяц после успешного бегства веселила двор своими рассказами о жизни в плену у пиратов. Сценки показывала в лицах, щедро разбавляя речь солёными пиратскими словечками. Для Анны, отходившей от очередной неудачной беременности50, это оказалось лучшим лекарством, чем снадобья лекарей и притворная забота разочарованного супруга.
Не меньше, чем Анне, эти рассказы были нужны самой Анхелике, чтобы вместе с насмешкой над обстоятельствами, вырвать из сердца Френсиса, смириться с расставанием с ним навсегда, забыть его, как сладкий предутренний сон, когда ещё помнишь, что снилось что-то хорошее, радостное, но уже не помнишь, что конкретно. Вернуться в колею своей судьбы, которую выбрала сама, сбежав из родительского дома.
Анна сообщила новость Анхелике. Реакция девушки озадачила королеву. Анхелика побледнела, как лист бумаги, что при её смуглой коже смотрелось особенно страшно, но мужественно дождалась, когда они с королевой останутся наедине, а потом начала страстно умолять Анну спасти пирата.
Но чем английская королева могла помочь в Испании, где уже вовсю хозяйничали французы? Да и на каком основании она будет защищать человека, который предпочёл остаться пиратом, так и не удосужившись обратиться к ней за каперской лицензией, хотя, как уверяла Анхелика, и имел такие намерения?
Но отчаяние и мольба, которые королева увидела в прекрасных глазах Анхелики, тронуло её сердце, и Анна решила обратиться за помощью к герцогу К. В конце концов, он обязан жизнью главарю пиратов, и находится до сих пор, насколько знала королева, где-то на границе с Испанией. Возможно там, на месте, ему будет проще найти возможность помочь пленнику? Обнадёживать Анхелику Анна не стала, и та ушла от королевы в полном отчаянии.
А Анна задумалась о том, насколько изменило Анхелику пребывание в плену у пиратов. Уезжала смазливая девчонка, застенчивая, неуверенная в себе, полная романтических бредней о приключениях. А вернулась знающая себе цену красивая женщина, острая на язык, опасная, гордая. И всё ли она рассказала своей королеве? Откуда столько страсти по поводу жизни главаря пиратов? И не в нём ли кроется причина охлаждения отношений между Анхеликой и её покровителем? А отнюдь не в том, что сэр Хэвишем успел завести себе новую любовницу за те полгода, что не было Анхелики? Он ведь сразу её бросил, но Анхелика его не простила.
Для Анхелики новая фаворитка её покровителя оказалась счастливым поводом разорвать отношения с сэром Уильямом. Сразу по возвращению она попыталась занять своё прежнее место и в его постели. Но не смогла! Пусть сэр Уильям благоухал духами, а кожа Френсиса насквозь была просолена морским ветром, смешанным с терпким мужским потом. Пусть сэр Уильям был даже в постели одет изящно, а Френсис носил простые практичные вещи, не всегда первой свежести и чистоты. Даже если бы сэр Уильям был писаным красавцем, богатым и молодым, он бы всё равно в глазах Анхелики не смог сравниться с Френсисом.
И это его, её любимого, собираются запихнуть в петлю, надев на его прекрасную голову пыльный мешок и повесив на шею позорную табличку?!? Анхелика вспомнила, как выглядели повешенные, которых она видела, и содрогнулась. Нет, не бывать этому! Она его спасёт! Спасёт, во что бы то ни стало! И не предупредив никого, даже не взяв с собой верного Доминго, Анхелика рванула в Испанию.
50 – несмотря на брак с Георгом Датским и 17 беременностей, Анна умерла, не оставив наследников, став последним монархом из рода Стюартов (из Википедии)
15
Анхелика безучастно наблюдала за первым лучиком солнца, пробивающимся сквозь узкое оконце под самым потолком комнаты, в которой она находилась уже почти два месяца, с тех самых пор, как буквально через три дня после того, как она ступила на землю своей родины, была схвачена, так и не добравшись до Бильбао, где ожидал своей участи Френсис, и доставлена в родительский дом. Отец поместил её сюда, в комнату, из которой невозможно было сбежать, и посадил на хлеб и воду в отместку за то, что она категорически отказывалась выходить замуж за сеньора Родригеса, так и не оставившего свои матримониальные планы в отношении неё за три прошедших года.
Но вчера она дала своё согласие. И сегодня состоится её свадьба. И последний день её жизни тоже сегодня. Потому что вчера Доминго принёс ей достоверные сведения о том, что казнь Френсиса уже состоялась…
Буквально на следующий день после отъезда Анхелики, Доминго кинулся догонять свою нетерпеливую хозяйку, но так и не смог сократить расстояние между ними. Каково же было его изумление, когда он не нашёл её в Бильбао. Пятеро пиратов уже болтались в петлях виселиц, установленных на самой оживлённой рыночной площади этого портового городка. Их трупы так были изуродованы, что распознать, кому не повезло попасться к мастерам пыточного дела в руки, не представлялось возможным. Да и, слава богу! Доминго тяжело было бы узнать, что кто-то из тех, с кем он провёл полгода жизни, как бы он к ним не относился, закончили свою жизнь в муках. А так о бедолагах можно было думать, как о незнакомцах.
Френсиса среди висельников не было. Об этом Доминго узнал тут же, на рыночной площади. Поговаривали, что на показательную казнь неуловимого пирата, которому удача, наконец, изменила, должен приехать сам король Испании – Филипп V51, чтобы лишний раз доказать, что его королевская власть распространяется и на эти северные земли, которые неоднократно ускользали из его рук к Карлу VI52, который продолжал претендовать на испанский престол. А ещё народ шептался, что власти надеются прибрать к рукам несметные сокровища Френсиса Благородного, для чего и отложили казнь на неопределённое время.
Доминго решил, что Анхелика уже тут, и скрытно занимается поиском возможностей спасти Френсиса, а потому не стал о ней расспрашивать, чтобы не навредить. Так что ему оставалось только молиться за её благополучие и надеяться на нечаянную встречу, ну, или на встречу в день казни.
Расплата за десять лет успешного пиратства затянулась на целых две недели. Но вот, наконец, глашатаи возвестили о времени казни. Филипп V так и не появился, но тянуть уже, видимо, было нельзя. Доминго и так показалось, что Френсис уже был мёртв, когда на его шею одевали петлю. Видимо, палачи перестарались, добывая сведения о нахождении его богатств…
Анхелику Доминго на рыночной площади так и не встретил и, больше не представляя, где искать хозяйку, решил на всякий случай наведаться к её отцу. Вдруг девочка, помутившись рассудком от горя, отправилась искать утешение у него? В родовом имении семьи Альварес под Анжером не было ни её, ни сеньора Альвареса. Тогда Доминго отправился ещё дальше – в Толедо, где хозяин держал несколько мастерских по изготовлению украшений с гравировкой золотом и серебром. В доме сеньора Альвареса Доминго помнили и любили, а потому он без труда узнал истинное положение дел и смог передать весточку хозяйке о судьбе Френсиса. Только вот придумать, как спасти её из заточения, так и не вышло…
И зачем оставаться на этом свете, если любимого на нём уже нет? Надо было выбираться из этой комнаты, в которой нет ничего, что могло ей помочь покончить с жизнью. И, если ради этого надо согласиться на замужество, то, значит, так тому и быть.
Анхелика невольно усмехнулась, вспомнив, как уже собиралась распрощаться с этим светом с помощью ножа и вилки, которые утащила со свадебного стола пиратской свадьбы. Что ж, то, что не осуществилось тогда, должно состояться сейчас.
