Ирма Гринёва
Запомни меня такой… А это зависит от того… И этим всё сказано. Пришвартоваться в тихой гавани
И ещё не раз за сегодняшний день она проводила параллели с днём, который, как оказалось, был самым счастливым в её жизни. Ей принесли расшитое золотой вышивкой свадебное платье, подаренное сеньором Родригесом ещё три года назад, и оно тоже оказалось ей велико, как и то, в котором она «выходила замуж» за Френсиса. Только то тогда подгоняли по её фигуре с помощью прищепок, а над этим трудились три швеи. Но она готова была не задумываясь обменять это богатое на то, застиранное.
В скромную церквушку Сан-Томе, где должно было состояться венчание, Анхелика вошла, едва касаясь руки отца. Ей не требовалась его помощь, она шла спокойно и горделиво, как человек, точно знающий, что он хочет от своей жизни. Кроме священника и будущего мужа в церкви никого не было. На её свадьбе с Френсисом веселилась куча народа, меньше, конечно, чем на её первую несостоявшуюся свадьбу, где было приглашено более пятисот гостей. И состояться она была должна в величественном Кафедральном соборе Толедо, – вспомнила Анхелика. Но так даже лучше…
Анхелика стремительно преодолела два десятка шагов, отделяющих вход в церковь от алтаря, не задержавшись взглядом за любимую когда-то картину Эль Греко «Погребение графа Оргаса», ради которой частенько сюда заходила в своё время. Ей хотелось побыстрее рассмотреть священника, который будет их венчать, чтобы сравнить с «падре» Тимотео53, сыгравшего роль священника на их свадьбе с Френсисом.
И ничем они не отличались! Этот, также, как и Тимотео, длинно перечислил все её имена и титулы и задал вопрос: добровольно ли и без принуждения она надевает на себя брачные узы? Она не стала на него отвечать – один раз её уста уже солгали. Но священник, как ни в чём не бывало, продолжил церемонию, обращаясь уже к сеньору Родригесу. Его перечень имён и титулов был не менее длинным, чем у Френсиса, но, также как и тогда, она не вслушивалась и не пыталась их запомнить. Зачем ей это, если она не собирается их носить?
А вот следующей фразы, сказанной священником в пустоту церквушки, кажется, не было на предыдущей церемонии:
– Если здесь есть кто-то, кто может назвать непреодолимое препятствие для совершения таинства брака между этим мужчиной и этой женщиной, то он должен высказаться немедленно или замолчать навеки!
– Здесь есть такой человек, святой отец! – прозвучало как гром среди ясного неба.
Трое участников церемонии от неожиданности вздрогнули и повернулись, а падре сказал заученную фразу, хотя внушительных размеров мешочек реалов должен был сделать из него слепого и глухого:
– Кто же это?
– Это я – её муж. Виконт Донасьен Бернард Френсис де Лорье, к вашим услугам!
Священник, обрадованный тем, что нашлась возможность прекратить эту странную свадебную церемонию и при этом не возвращать деньги, строго спросил:
– И Вы можете представить доказательства Ваших слов?
– Конечно, святой отец! Свидетельство о заключении брака, совершённого монахом ордена Святого Августина54 отцом Тимотео, достаточное тому подтверждение?
Отец Анхелики попытался было что-то возразить, но падре с такой укоризной взглянул на него – мол, втянул священника в богопротивное дело, так теперь уж молчи, дай самому разобраться, внимательно изучил переданную ему в руки бумагу, вернул её Френсису и торжественно произнёс:
– В связи с открывшимися обстоятельствами, священное таинство брака между сеньоритой…, простите, мадам де Лорье и сеньором Арсенио Баутиста Васко Иниго Родригесом совершено быть не может.
– Храни Вас бог, святой отец! – с поклоном произнёс Френсис.
– И тебя, сын мой! – ответил священник, перекрестив новоявленного мужа несостоявшейся невесты, который уже схватил за руку застывшую мраморной статуей Анхелику и потащил её к выходу.
Сеньор Родригес двинулся было с грозным видом вслед за уходящей парой, но был остановлен четырьмя неизвестно откуда взявшимися в пустой церкви верзилами. Те ничего вроде и не сделали. Просто встали с самым скучающим видом, перекрыв все выходы из церкви. И сеньор Родригес отступил. А сеньору Альваресу священник ещё долго выговаривал за тот грех, в который он чуть было не втянул не только себя и свою дочь, но и ничего не подозревающего сеньора Родригеса.
51 – Филипп, герцог Анжуйский, внук Людовика XIV, король Испании с 1700 по 1746, занявший престол по завещанию умершего бездетным Карла II. Основатель испанской королевской линии Бурбонов
52 – император Священной Римской империи, король Чехии и Венгрии с 1711 года. Претендовал на престол Испании с 1700 по 1710 год, как последний потомок Габсбургов по прямой мужской линии (из Википедии)
53 – в переводе – «чтящий бога»
54 – этот орден был создан в середине тринадцатого века, а в середине шестнадцатого – причислен к трем остальным нищенствующим орденам (кармелиты, францисканцы, доминиканцы). Устав был достаточно простым и не включал в себя никаких жестокостей и истязаний. В основном, целью монахов было спасение человеческих душ.
16
Френсис усадил Анхелику в карету, на козлах уселся Доминго, а четверо молодцов окружили карету на лошадях, и кавалькада тронулась в путь. Оба, и Френсис, и Анхелика не знали, как начать разговор, и в карете установилась гнетущая тишина.
Френсис вообще был озадачен поведением Анхелики. Как-то она совсем не была похожа на женщину, которая очертя голову бросилась спасать его (это со слов Доминго). Другая бы на её месте, увидев любимого живым и невредимым, бросилась ему на шею, плакала бы от радости, ну, или, на крайний случай, в обморок бы упала, что ли. А Анхелика сидела ко всему безучастная, опустошённая. Может, королева Анна ошибалась, и она хотела этой свадьбы, а он ворвался и украл её надежду на счастье? Мало ли что могло измениться за прошедшее время? Те причины, из-за которых Анхелика сбежала из родительского дома, не подчинившись воле отца (и это в строгой Испании!), и о которых рассказала королеве, вполне могли теперь стать желанными. Нет, не понимал Френсис любимую.
Да и как он мог понять, что творилось у неё в душе? Он же не мог предполагать, что она уже попрощалась с жизнью, и такой резкий разворот судьбы привёл её в шок. Всё смешалось в её бедной головушке: неверие в чудо, что её любимый, которого она оплакивала, вдруг жив и здоров… страх, что кто-то из оставшейся в церкви троицы усомнится в подлинности представленных Френсисом бумаг, догонит их, потребует предъявить вновь и поймёт в итоге, что это фальшивка… робкая надежда на счастье – ведь именно Френсис спас её в последнюю минуту, спас не только от ненавистного брака, но и саму её жизнь… а сам-то он кто – действительно виконт? её пират – виконт? или настолько же настоящий виконт, как их брак?
Анхелика даже глаза боялась поднять от пола, даже голову в его сторону повернуть – а, вдруг, он это не он вовсе? Вдруг её зрение подводит, и она принимает желаемое за действительное? Анхелика осторожно потянула носом, чтобы попытаться почувствовать его запах, так отчётливо преследовавший её почти каждую ночь: смесь моря и мужского пота. Но… ничего знакомого не учуяла, всё перебивал запах духов. Тогда она решила положиться на слух и спросила первое, что пришло ей в голову, чтобы услышать его голос:
– Доминго видел… (она запнулась, не сразу решив, говорить с ним на «Вы» или на «ты») Вашу казнь своими глазами.
– Меня подменили в камере на труп какого-то бедолаги, – ответил сухо Френсис, которого резануло это «Вы», пожав плечами, – Во время казни я уже был далеко от виселицы…
Для Френсиса собственное спасение было также из разряда чудес, как и для Анхелики. Рассчитывать на чью-то помощь извне не приходилось. Иллюзий насчёт того, что передача своих богатств властям Испании, спасёт его от виселицы, он не строил, а потому стойко переносил все пытки, которыми его подвергали пыточных дел мастера. Принимал муки тела лишь как малую толику искупления своей вины. Нет, не вины за своё пиратское занятие, а вины за гибель своих людей. Ведь как ни крути, его братья погибли из-за него. После бегства Анхелики, он как с катушек слетел. Нет-нет, она ни в чём не виновата. Разве можно заставить сердце полюбить? Разве может быть виноват тот, кого любят, что он не полюбил в ответ? Чтобы заглушить боль потери, ему надо было постоянно чем-то занимать мысли, и он изменил своим правилам осторожно выбирать цель и тщательно готовиться к каждому нападению. Не успев толком разобрать награбленное с одного судна, его команда тут же нападала на первое подвернувшееся. Он как будто был беспробудно пьян. И, если говорить честно, то почти так оно и было. Когда-нибудь это неизбежно должно было закончиться трагедией. Так и случилось в конце концов. И так фарт длился слишком долго – целый год. Его пройдохи дрались до последнего, понимая, что лучше погибнуть в бою, чем на виселице. И почти все погибли. Схватили только тех, кто был без сознания, в том числе и главаря…
Пребывание в тюрьме слилось в одну нескончаемую боль. Но в какой-то момент (Френсис не сразу обратил на это внимание), характер пыток изменился. Боли они почти не причиняли, больше отражались на внешности, чем затрагивали внутренности. Сон в тюрьме был кратким мигом блаженства, и Френсис научился проваливаться в него без сновидений сразу же, как только его тело кидали в камеру после истязаний. И вот в один прекрасный момент он очнулся не у себя в камере, а в какой-то незнакомой комнате, и не на полу, а на самой настоящей кровати. Либо это сон, либо это смерть – подумал он. Первое – плохо, после счастливого сна действительность будет казаться ещё горше, а второе – хорошо, значит, его земные муки уже закончились.
Но это оказались не сон и не смерть, а чудесная действительность! Герцог К. не стал вдаваться в подробности, как он вытащил Френсиса из тюрьмы. Лишь бросил вскользь, что нет на этом свете почти ничего, что нельзя было бы уладить с помощью денег…
– А как Вы очутились в Толедо? – уже смело заглядывая Френсису в глаза, спросила Анхелика.
– Чтобы отдать герцогу К. долг за своё спасение, я вызвался выполнить вместо него просьбу королевы Анны о вызволении Вас из оков нежелательного брака…
На самом деле герцог был возмущён очередной просьбой своей подруги детства. Он считал, что его усилия по спасению пирата и так с лихвой покрывают его долг перед ним за собственную жизнь. А тут его опять просят скакать сломя голову через полстраны, чтобы вызволять какую-то девчонку, которой не нравится избранник её отца. Когда Френсис понял, о какой «девчонке» идёт речь, он загорелся тут же отправиться в дорогу вместо герцога. Герцог посчитал справедливым такое предложение. А окончательно оттаял и, можно даже сказать, проникся дружескими чувствами к Френсису, когда узнал о его благородном происхождении и получил заверения о компенсации понесенных затрат за избавление его от виселицы в десятикратном размере…
«Так вот кому и я, и Френсис обязаны своим спасением! – поняла Анхелика, – Добрая, великодушная королева Анна! Чем я смогу вернуть тебе свой долг?»
Услышанное Анхеликой и обрадовало её, и огорчило одновременно. Обрадовало тем, что рядом, действительно, сидит живой Френсис. А огорчило тем, что не любовь двигала его действиями, а всего лишь чувство долга. И Анхелика опять замкнулась.
– Куда Вы хотите, чтобы я Вас доставил? – вывел Анхелику из задумчивости голос Френсиса.
– В Лондон, конечно!
– Вы не сочтёте за грубость, если я провожу Вас только до корабля?
– Как! «Муженёк» не будет сопровождать свою «жёнушку» в путешествии по морю? А если нападут пираты? – игриво возмутилась Анхелика, решив взять шутливый тон.
– Разве моя «жёнушка» не знает, что последнего пирата повесили ещё месяц назад? – поддержал игру Френсис.
– Значит, Френсиса Благородного больше нет? А кто есть?
– Виконт Донасьен Бернард Френсис де Лорье, к Вашим услугам!
– Жаль, пират Френсис мне нравился, а виконта я ещё не знаю. И куда же направляется виконт Донасьен Бернард Френсис де Лорье?
– У виконта ещё есть неотложные дела в Испании, а затем он отправится к своей семье во Францию…
Шутливость тона сняла висевшее между Анхеликой и Френсисом напряжение, и дальше они уже болтали как двое давних знакомых.
Ах, как Френсису хотелось позвать Анхелику с собой! А как Анхелике хотелось, чтобы её позвали! Но он промолчал, боясь услышать отказ… А она не попросила, опасаясь показаться навязчивой…
17
Несмотря на усталость, заснуть Френсис не мог. Они гнали лошадей весь день и полночи, чтобы остановиться на ночлег уже во Франции, так как и Френсису, и Анхелике слишком опасно было оставаться на территории Испании. Лучше было бы забраться подальше вглубь, хотя бы до Бордо, но и люди, и лошади слишком устали, а потому они сняли комнаты в гостинице Байонны, в первом же французском городке на границе с Испанией.
За стеной в соседнем номере спала Анхелика, а Френсис заснуть никак не мог. Его магнитом тянуло к ней, но он, такой решительный и дерзкий во всём остальном, в отношении неё становился неуверенным в себе. Он мог предугадать её поступки, особенно если сам же их и провоцировал, но что касается её чувств к нему самому… Да и не мог он теперь поступать как главарь пиратов, который сам устанавливает правила. Эта глава его жизни закончилась. Он вернулся к своим истокам, своему происхождению, а, следовательно, должен подчиняться правилам светского общества. Но он ведь муж, в конце концов! Имеет полное право…
Френсис не успел встать с кровати, как вдруг, дверь в его номер тихонечко открылась. В коридоре тоже не было света, но он, привыкший совершать свои знаменитые пиратские налёты в предрассветной мгле, ясно видел образовавшуюся узкую щель. Френсис напрягся – это мог быть кто угодно: наёмники жениха или отца Анхелики, пущенные вдогонку беглянки, испанцы, догадавшиеся о его подмене, или расколовшие на допросе подкупленных герцогом К. людей… Но это была Анхелика! Он ясно разглядел её тоненькую фигурку в белой ночной рубашке.
Анхелика тоже никак не могла заснуть – всё ждала, что вот-вот откроется дверь, и Френсис войдёт в её комнату. Но так и не дождалась. Сейчас, в шаге от исполнения своей самой заветной мечты, что они смогут быть вместе, ведь социальные барьеры между ними рухнули, осталась самая малость – сделать этот последний шаг. И пусть они не смогут жить вместе в Англии (таково было одно из условий королевы Анны – никогда не появляться в её стране, наряду с обещанием не заниматься пиратством и отдать половину своих богатств в пользу английской казны), но ведь они могут жить и во Франции! Только позови! Позови, пожалуйста, Френсис! И, понимая, что эта ночь может оказаться как первой в череде множества их счастливых совместных ночей, так и последней в жизни, Анхелика решительно откинула одеяло и пошла к Френсису. Пусть даже и последняя ночь, но она будет!
Анхелика осторожно присела на край кровати, положила свою ладошку на его руку, лежащую поверх одеяла, и начала рассматривать любимого в неярком свете молодого месяца. Кажется, он похудел за прошедший год, насколько она его помнила. Нос заострился и выглядел ещё тоньше, чем был. В тёмных шелковистых волосах серебрится седина. Бедненький! Сколько же боли ему пришлось претерпеть в испанских застенках!
От неудобства позы у Анхелики затекла спина, и она привстала, чтобы её поменять, а Френсис решил, что она собралась уходить, и потому, вцепившись в её руку, резко потянул на себя. Анхелика даже охнуть не успела, как уже лежала поверх мужа, взгляд его бездонных глаз прямо приковал её к нему, а её пульсирующее лоно точно попало на его восставшую упругую плоть.
Говорить было не о чем и не зачем. Они вцепились друг в друга, как два изголодавшихся зверя, и не могли разъединиться даже на мгновение всю ночь. Когда уставала Анхелика, Френсис просто пытался поудобнее пристроить любимую на своём плече, нежно целовал за ушком, желая спокойной ночи, проводил рукой по её плечам, спине, ягодицам – ничего такого, просто желая убедиться, что одеяло хорошо подоткнуто и нигде не поддувает. Анхелика плотнее прижималась к нему, легонько касалась его губ своими устами, чтобы тоже пожелать спокойной ночи, не желая оставаться не вежливой. Губы их соединялись… поцелуй углублялся… И вот уже новый порыв страсти уносил обоих в ночную даль. Когда Френсис откидывался на подушку, почти теряя сознание после бурного взлёта и освобождения, Анхелика просто использовала время, чтобы изучить и приласкать его покрытое шрамами тело. Но это изучение не продвигалось дальше бёдер, потому что пока она до них доходила, там уже был поднят заградительный шлагбаум. Она ещё успевала подумать, что в следующий раз начнёт с ног, но почти сразу забывала об этом, и вообще обо всём.
Наконец, под утро Анхелику срубило на полуслове. Она ещё успела накрыться рукой Френсиса, как одеялом, поцеловать изгиб его локтя и произнести:
– Спасибо тебе за всё, любимый!
Но последнего слова Френсис уже не услышал.
18
Анхелика проснулась счастливой. Всё тело было полно неги, душа пела от радости. Она сладко потянулась и заозиралась в поисках Френсиса. Рядом в постели его не было. Ах, вот он где! Уже одет, и стоит у окна. Френсис услышал возню за своей спиной и обернулся:
– Вы проснулись, – прозвучало холодно-вежливое, больше похожее на утверждение, чем на вопрос, – Нам надо спешить, чтобы успеть на ближайший корабль из Бордо в Англию. Жду Вас внизу на завтраке.
И ушёл. Даже не взглянул на неё. Анхелика откинулась на подушки. Что это было? Где тот страстный, ненасытный, её Френсис, каким он был этой ночью? Нет, совсем не на такой приём рассчитывала Анхелика, после того, как первая пришла к нему! Где уж тут надеяться на то, что он позовёт её с собой?!?
Френсис не взял бы с собой сейчас Анхелику, даже если бы его не задело это её «спасибо», ясно говорившее о том, что не любовь привела её к нему в постель, а всего лишь благодарность за оказанную услугу.
Вначале ему надо было рассчитаться с долгами герцогу К. и королеве Анне. А это было слишком опасное предприятие, ведь он не знал, что могли вызнать пыточных дел мастера у его товарищей по несчастью, и не поджидает ли его ловушка у одного из схронов? Рисковать не только своей жизнью, но и жизнью Анхелики он не мог.
Не знал Френсис и какой приём ожидает его в семье. Простил ли отец своеволие младшего сына, не пожелавшего идти пастырской стезёй? Как сложилась судьба его старших братьев за двенадцать лет его отсутствия? Найдёт ли он приют в их родовом поместье или придётся искать новое место, чтобы создать своё собственное родовое гнездо, используя нажитое пиратским занятием богатство? Где уж, при таких обстоятельствах, сваливаться на голову родных ещё и с женой?
Если бы Анхелика любила его, он бы всё ей рассказал и попросил подождать его в безопасном месте, а так говорить было не зачем. Но всё равно Френсис твёрдо решил, что только когда разберётся со всем этим, заберёт жену, хоть из Англии, где ему запретили появляться, хоть из Испании, где находиться опасно им обоим… Да хоть откуда! И пусть Анхелика не любит его, как любит её он, он всё равно воспользуется своим правом мужа!
Анхелика продолжала стоять на палубе, даже когда высокая фигура Френсиса растаяла вдали, сначала превратившись в чёрную точку. Удивительное дело – две, воевавшие уже не первый десяток лет страны, продолжали торговать между собой. Не менее удивительное, чем то, что Френсис не ушёл с пирса после того, как она поднялась по шаткому трапу на борт бригантины, и смотрел на неё, не отрываясь. Она чувствовала его взгляд, утончающейся ниточкой связывающий их через неумолимо увеличивающееся расстояние.
19
Анхелика поняла, что беременна, только к исходу третьего месяца. Она редко находилась в Лондоне, предпочитая хвататься за любое поручение королевы, не только ради того, чтобы оплатить долг перед ней за две спасённые жизни – свою и Френсиса, но и чтобы занять свои мысли чем-то другим, кроме мыслей о любимом. Самой мучительной частью были возвращения в Лондон. Думать о том, как выполнить поручение уже не надо было, и тут тоска по Френсису налетала с удвоенной силой. Анхелика старалась думать о постороннем: о проплывающем пейзаже, это если она ехала в карете, или об удобствах, ожидающих её в придорожной таверне, как только она вылезет из седла. И тут-то однажды ей и пришла в голову мысль – когда она в последний раз испытывала неудобства, связанные с ежемесячным женским недомоганием? От неожиданности того, что последний раз это было ещё в Испании, в полуподвальной комнате, в которую заточил её отец, она так натянула поводья, что лошадь встала на дыбы, и она чуть не вылетела из седла.
Анхелике не удалось найти на ближайшей станции свободный наёмный экипаж, и она пересела в почтовый дилижанс. Так было безопаснее для ребёнка, чем верхом на лошади, и думать о своём, как ни странно, окружающие люди не мешали. Наоборот, среди них было как-то даже спокойнее, чем одной.
Итак, что же ей делать? Опять просить помощи у королевы? Не подходящий момент. Анна никак не могла отойти от смерти мужа, принца Георга Датского. Потеря опустошила её. Это событие стало поворотным моментом в её отношениях с герцогиней Мальборо – её подругой, помощницей, правой рукой, женой герцога Мальборо – главнокомандующего армией Её Величества. Бесславно вот-вот должно было закончиться и британское военное участие в войне за испанское наследство. Да и спокойно протекающая чужая беременность на фоне так и неудавшихся 17-ти попыток подарить мужу и стране наследника престола не добавляла положительных эмоций. Дамы из ближайшего окружения английской королевы рожали, конечно, но, как правило, больше не допускались в ближний круг.
Если бы Анхелика могла выйти замуж, хотя бы за сэра Хэвишема, но что толку об этом рассуждать, если они уже давно разошлись, как в море корабли. Да и судьба незаконнорождённых детей была не завидная. Девочек ещё можно было взять в дом в качестве воспитанницы (это если муж не возражал), вырастить, отдать замуж в хорошие руки, снабдив приличным приданым. А место мальчиков, в лучшем случае, было на конюшне или в саду. Максимум до чего они могли дорасти – это место управляющего в каком-нибудь дальнем уголке, подальше от законных наследников. Нет, не хотела Анхелика такой участи своему ребёнку.
Англия отпадает – рассмотрим Испанию. Кинуться в ноги к отцу? Уповать на то, что его сердце растает при взгляде на внука или внучку (Анхелика почему-то была уверена, что будет девочка), прикинуться несчастной вдовой? Оооочень сомнительный вариант! Но, если его отбросить, то остаётся только найти Френсиса, и броситься на шею к нему. В конце концов, это его ребёнок! Мужчины и женщины вступают в брак зачастую без всяких оснований, а у их брака есть целых два: общий ребёнок и взаимное желание.
Так до самого Лондона Анхелика и колебалась между двумя последними вариантами, но жизнь облегчила ей выбор. Добравшись домой, она получила известие о скоропостижной смерти отца. Ей необходимо было срочно ехать в Испанию. Но прибыть туда без бумаг о замужестве, да ещё и на сносях, означало отправиться прямиком в монастырь, лишившись наследства и разлучившись с ребёнком навсегда. Значит, остаётся единственный вариант – найти Френсиса.
20
Френсис с раннего утра объезжал поля, где уже заканчивался сбор урожая. Ей богу, управлять имением оказалось гораздо труднее, чем шайкой отчаянных головорезов!
После расставания с Анхеликой, месяц ушёл у Френсиса на то, чтобы облазить схроны, и расплатиться с долгами герцогу К. и королеве Анны. Герцогу он, как и обещал, выплатил десятикратный размер, даже с лихвой, его затрат на избавление его от виселицы. Герцог остался доволен, также как и английская королева, которой он переправил треть своих богатств. Она-то требовала половину, но с какой стати? Он грабил английские, французские и испанские корабли поровну, так что английских денег в награбленном было только треть. И по каперской лицензии, если бы он её получил, эта же часть отдавалась в казну. Да и откуда она может узнать – половина или треть ей досталась?
Это было мудрое решение, поскольку свою семью он застал в плачевном состоянии. Средний брат Жирард55 всегда бредил карьерой военного. Он покинул семью ещё до того, как Френсис сбежал из дома, а известие о его гибели пришло уже после. Со старшим Нарсисом56 они никогда не были близки. Свободолюбивому Френсису претили высокомерие брата, его чванливость и самовлюблённость. Передача управлением всего имущества семьи из рук часто болеющего отца в руки Нарсиса закончилась плачевно. Брат спустил и так не особо большое состояние в карты и на бегах, и кончил свою жизнь в придорожной канаве, убитый, скорее всего, своими кредиторами. Отец отдал долги сына, распродав имущество, и переселился в маленький домик в их деревушке Живерни57, да и тот уже был заложен и перезаложен. Здесь умирающего отца и обнаружил Френсис.
Старик цеплялся за жизнь, словно чувствовал, что должен, обязан дождаться младшего сына. Умирал 4-й маркиз Огюст де Лорье счастливым. Его Френсис развернул такую бурную деятельность, что к исходу лета все их поля, лесные угодья и обширные пастбища вернулись прежнему владельцу. Откуда сынок взял на это деньги, старый маркиз не спрашивал, только радовался, как дитя, происходящим переменам. В начале осени на Френсиса свалилась смерть отца, хоть и ожидаемая, но такая неожиданная, и уборка урожая. Слава богу, что к этому моменту он уже нашёл толкового и не вороватого управляющего. И теперь он, наконец, может заняться возвращением Анхелики. Сладкие планы, которые он гнал от себя все эти последние четыре месяца.
Как раз, когда Френсис легко взбегал по ступенькам крыльца, бросив поводья разгорячённого скачкой по полям жеребца, он обдумывал: рискнуть ли ему, отправившись за Анхеликой в Англию, или выманить её оттуда каким-нибудь способом, его с поклоном остановил мажордом Гарри58 Дживс, нанятый на эту должность не столько благодаря своей внушительной внешности, сколько полагаясь на соответствующее имя:
– Ваше сиятельство! (Френсис получил титул маркиза после смерти отца) В саду Вас ожидает дама, похоже, вдова. Она представилась как Анхелика Беатрис Катарина Альварес Сааверда.
Мажордом не пустил Анхелику в дом – слишком много развелось всяких просителей и просительниц, как только по округе прошёл слух, что к старому маркизу де Лорье вернулся богатенький младший сын. Но и прогнать красивую девушку в чёрном траурном платье рука не поднялась. Гарри избрал золотую середину – предложил ей погулять в саду.
Анхелика бродила по изумительной красоты саду в страшном смятении: того ли Френсиса де Лорье она нашла? И не придётся ли ей отправляться на его поиски дальше? Она и в его титуле виконта ещё до сих пор не была уверена, а уж когда узнала, что теперь виконт стал маркизом, и совсем оробела. А, если это тот Френсис, то как то он её примет? Она была уверена, что тот, прежний Френсис, не отказал бы в просьбе отдать ей на руки бумаги об их замужестве. Может, даже, согласился сопровождать её в Испанию. Ну, а, уж, с мечтами о том, что он предложит узаконить их отношения ради ребёнка, придётся распрощаться в любом случае…
Всё-таки красота сада взяла своё, и Анхелика понемногу успокоилась. Сад был обустроен вокруг пруда с извилистыми заболоченными берегами. Через пруд было перекинуто несколько мостиков, над самым большим из которых была обустроена галерея, вся увитая глицинией. Глициния к концу сентября уже отцвела, и то тут, то там, среди её изломанных стеблей вспыхивали красными фонариками цветы плетистой розы.
А в пруду благоухали сотни лилий и кувшинок. Это было царство лягушек. Они так оглушительно квакали, что заглушали и стрекот насекомых, и щебет птиц. Поэтому Анхелика прошла дальше вглубь сада по тропинке, сплошь усаженной по бокам цветами. Если бы не это творение явно человеческих рук, можно было бы решить, что этот уголок природы остался нетронутым, таким как она, природа, его и задумывала.
Френсис оббегал полсада, пока не увидел Анхелику, мирно сидящую с закрытыми глазами на скамейке в кудрявой тени. Он умерил шаг и осторожно, чтобы не потревожить и испугать, подошёл. Ей было к лицу чёрное одеяние. В нём она выглядела даже моложе и беззащитнее, что ли. Зачем она приехала? Узнала, что он стал маркизом? Тогда почему представилась своей девичьей фамилией? Не желает признавать его своим мужем?
– Анхелика! – негромко позвал её Френсис.
– Френсис! – открыла глаза девушка.
– Далеко же Вы забрались.
– У Вас очень красивый сад, – решив, что Френсис имеет в виду эту тенистую скамейку, а не вообще её приезд во Францию, ответила, вставая, Анхелика.
– Но Вы же не ради него сюда приехали? – не поддержал светскую болтовню Френсис.
Ему не терпелось сгрести Анхелику в охапку, отнести в дом, окунуться в море страсти, утверждая свои права над ней, но его останавливал её чёрный траурный наряд и её нежелание носить его фамилию. Всё-таки, сначала надо выяснить причину её приезда.
Анхелика явно занервничала от его прямого вопроса. Все заготовленные и тщательно выверенные фразы вылетели у неё из головы. Зря её успехи в хитросплетении слов хвалила королева, как была она прямодушной и открытой испанской девчонкой, так и осталась, а потому ответила в лоб, как и было свойственно её натуре:
– Я беременна…
– Вот как! И кто отец ребёнка? – едва сдерживая себя от вспыхнувшей ярости, ответил Френсис, представив, что кто-то другой дотрагивался до её тонкого девичьего стана, кто-то другой гладил шёлк её волос, кто-то другой ощущал мягкость её пухлых губ.
Анхелика не успела ответить на этот возмутительный вопрос, её горячая испанская натура мгновенно вспыхнула, а рука непроизвольно отвесила Френсису звонкую пощёчину. Вторую пощёчину Френсис не позволил ей осуществить, перехватив уже занесённую для этого руку:
– Я понял, одного раза достаточно.
Френсис не мог так сразу переварить новость о том, что он скоро станет отцом, но главное – то, что Анхелика теперь до конца жизни принадлежит ему, его успокоило и вернуло в состояние превосходства над ней, которое он испытывал в первые дни её плена, играя с ней, как кот с мышкой.
– Итак, ты беременна, предположительно от меня, – не преминул слегка подковырнуть Анхелику Френсис, – нашла меня во Франции… Осталось только выяснить – зачем?
Идеально было бы получить ответ: «Я люблю тебя!», «Жить без тебя не могу!» и так далее. Впрочем, и первой фразы было бы достаточно. Но Анхелика от его вопроса совсем пала духом, как будто со вспышкой негодования, вылившейся в пощёчину, из неё выпустили её последние жизненные силы. Она опустила глаза и начала мямлить едва слышно:
