Ильяс Сибгатулин
В ожидании неизбежности
Но Фердиад решил отбросить предрассудки и сказал.
– Короче, понимаешь для монарха скипетр, это как…
– Племенной жезл у вождя индейцев, – кивнул Кухулин, – я понимаю…
– Отличное сравнение! Именно так. Если какие-то мужланы и тупицы умыкнули важный символ власти короля…
– Да, народ засомневается в силе власти такого предводителя.
– Ой, не то слово!.. А если вспомнить твой второй вопрос про место нашего прибытия, то тут все просто – Фаулеры пристали к берегам Америки в районе Новой Англии, что далеко на севере отсюда. Пока мы переплывали Атлантику, они успели перебраться на территорию французской Луизианы, думая, что здесь английская власть заканчивается, но два короля поговорили, и в итоге нам дали разрешение на любые методы поимки беглецов.
– Один король сохранит секрет другого?
Фердиад пожал плечами и сделал затяжной глоток из фляги.
– А зачем ты рассказал мне, Джон Фердиад? Это ведь тайна…
– А зачем тебе говорить с кем-то о делах белых людей?..
Фердиад хитро и подозрительно прищурился, глядя на Кухулина… а потом снова рассмеялся.
На удивление обычно спокойный индеец тоже улыбнулся.
– Послушай, доблестный Фердиад, расскажи мне про Англию, про ту сторону океана, про свою жизнь.
– Про Англию?.. Ну, это грязная страна. Где есть люди, в Англии, там будет и грязь… но будет и порядок. Англичане очень точные. Если английский король сказал, что во вторник будет война, то будь уверен, что так и произойдет.
– Это мне понятно.
– Хорошо… кстати, здесь в Америке есть такие же огромные заводы и мануфактуры с большими трубами, как и у нас. Англия, Лондон и Манчестер в особенности, очень дымные города. Поэтому я рад, что увидел такие живописные места, как здесь… А что касается моей жизни, то… видишь этот мундир, – Фердиад взял себя за лацкан, – сейчас он просто пыльный. А бывал еще и ободранный, обгорелый, в крови и поте и прочем дерьме… да, в армии с шестнадцати лет. Сначала был обычным солдатом, потом выучился на офицера… множество боев и войн прошел. Столько крови впитал этот мундир. Хоть и выглядит он всего лишь пыльным… Так и живем. Армия – моя жизнь, добрый Кухулин…
– Взгляни теперь ты на вот это, – Кухулин снял кожаную куртку, и Фердиад увидел три глубоких и длинных шрама на груди и животе индейца, – гризли – самый страшный медведь Америки. Я убил такого на охоте, еще когда моя семья была жива.
– Ого! – по достоинству оценил Джон, – медведь – грузный соперник! А смотри сюда, – гренадер быстро снял мундир и закатал рукава сорочки.
На руках – от кистей до локтей – красовались бесчисленные шрамы и рубцы.
Кухулин уважительно покивал.
– Это конечно не гризли, но банда итальянских разбойников – тоже дело не слабое. Я повздорил с пятью грубиянами в туринской харчевне… это в Италии, в южной Европе. Наш полк временно располагался в городе, вот мы и решили с сослуживцами наведаться в местные заведения…
Кухулин еще раз одобрительно кивнул.
– Вижу я, что жизнь твоя очень насыщена. Были в ней и боль, и война и странствия… но было ли в ней счастье?
– Как у тебя твоя семья?
– Да.
– Была у меня любимая… моя светлая Кетрин.
Фердиад тяжело вздохнул.
– Мы были молоды и были безрассудны. Когда нам было шестнадцать лет, решили поклясться друг другу перед алтарем, вопреки воли ее родителей. Мои-то были не против, так как уже тогда прибывали в земле обетованной… в общем, мы с Кэтти поженились и жили счастливо. Я работал подмастерьем кузнеца, она продавала цветы… но потом серьезно заболела лихорадкой… и умерла.
Джон умолк и больше не произнес ни слова.
– Поэтому ты пошел в армию? – спросил через какое-то время индеец.
Джон кивнул.
– Ты уже смог отпустить эту девушку?
– А ты смог отпустить свою скво и детей, и предков?
– Бывают дни, что я даже не вспоминаю их.
– И я тоже… и из-за этого ненавижу себя еще больше.
– И я…
Они снова помолчали. За это время Кухулин успел раскурить трубку и, выпустив в темное небо несколько клубов дыма, передал ее Джону.
– Расскажи теперь ты мне о своих странствиях, могучий Кухулин.
И чероки рассказал. О битвах со зверями и наблюдении за колонистами, о жизни в диких лесах и многом другом. Фердиад с удовольствием слушал и часто задавал вопросы. А потом рассказывал сам о своих путешествиях в рядах английской армии.
Время шло. И за беседой англичанин и индеец встретили полночь.
Они заметили это, а заметив, решили, что пора прощаться – разговоры хороши, когда дел немного, а им обоим утром предстояла тяжелая работенка.
Кухулин встал первым, явно намереваясь уходить.
Фердиад тоже встал, пошатываясь.
– Я рад, что мы оба сохранили свои жизни! – сказал он.
– Я с тобой согласен… Мне нужно возвращаться. С первыми лучами солнца табун лошадей ждет меня на выгул.
– Что ж добрый Кухулин, будь здоров.
– Пусть с тобой пребывает ветер удачи, глаз твой будет всегда зорок, а сердце – таким же добрым.
Они попрощались, пообещав еще обязательно встретиться, и Кухулин побрел в деревню речных чероки, неся в руке свое огромное копье. А Фердиад решил переночевать под открытым небом, в захваченный форт идти ему не хотелось.
Капитан гренадеров Его Величества лежал на спине, глядя на то, как на темном небе зажигаются первые звезды. Мрак сгущался, открывая глазам новый мир. Вот из норы выползла гремучка – Фердиад отогнал ее тлеющей палкой; вот послышался близкий вой койотов и шакалов – Джон пододвинул поближе к себе пистолет и саблю; а вот пробежал заяц, ища, где бы укрыться от ночных хищников.
Джон вновь взглянул на небо – яркие точки появлялись одна за другой, взошла луна. И весь этот облик Нового света, укрытый от крови и расправ тьмой наступившей ночи, успокоил беснующуюся до этого душу вояки. Рассказ Кухулина и собственные воспоминания обожгли его изнутри, но сейчас пламя злости угасло. Джон спокойно вздохнул и закрыл глаза.
Ему представился Лондон. Но не с грязными мостовыми и пышными балами Генриха, а с большими кострами посреди Пикадилли и Трафальгарской площади, вокруг которых сидели красивые скво и английские леди, индейцы и настоящие денди. Они весело что-то обсуждали, и не было никаких костяных и металлических томагавков, никаких пистолей и сабель. Все было хорошо, и это нравилось Фердиаду. Он даже не заметил, как уснул.
****
Проснулся я от того, что почувствовал чье-то присутствие рядом. Странное чувство, будто на тебя кто-то смотрит так пристально, что ты ощущаешь его взгляд даже во сне. Именно из-за этого ощущения я открыл глаза. На меня смотрела круглолицая луна. Она была в самом зените, а значит я проспал всего пару часов. Костер трещал от наличия в нем свежего хвороста. Напротив моего лежака сидел, пыхтя трубкой, человек в мундире. Он смотрел на меня и слегка ухмылялся. Из-под его грязного мундира виднелись бинты.
– Как твоя рана, Дэн? – я привстал и протер глаза.
– Пока держится, – Дэн Митчелл выпустил несколько клубов дыма, – Мы поймали этих чертовых воров, умыкнувших скипетр Георга. И уже без тебя закончили погрузку на корабли. Я пригрозил капитанам кораблей трибуналом, и они быстро согласились. Эти чертовы морские дезертиры успели отплыть вниз по реке только на десяток миль, потом их настигла совесть или даже страх перед Его Величеством, и им пришлось вернуться. Но завтра погода будет безоблачная, я это чувствую, поэтому пришел к тебе… поторопить. И узнал, что ты договорился с этим краснорожим любителем скальпов о мире во всем мире и дружбе народов!
– Я не чувствую запаха виски, Дэн. Неужели ты трезв? Или это дым от костра и твоей трубки обманывают мой нюх?
– Нет, Джони, я трезв, – улыбнулся капитан второго отряда, и улыбка эта мне не понравилась.
– Если ты трезв, то какого дьявола, ты позволяешь себе отпускать такие наглые фразы в мой адрес?!
От внезапно накатившего бешенства я даже вскочил на ноги. Дэн Митчелл был хорошим воякой, но из-за того, что он разрушил мои иллюзии и оскорбил Кухулина, я жутко разозлился. Сам не знаю от чего, но такая мелочь вывела меня из себя. И еще я удивился тому, что меня сильно задело оскорбление в адрес Серого глаза. Хоть Дэн и был моим другом, сейчас я был на стороне индейца. И тот факт, что Кухулин оказался гораздо более умным и цивилизованным человеком, чем многие знакомые англичане, сближал меня с ним еще больше. Я не хотел рушить эту связь, поэтому и разозлился на Митчелла, пьянство и манеры которого иногда раздражали даже сильнее приказов военного начальства.
Итак, я вскочил на ноги.
Митчелл по-прежнему пристально смотрел на меня и ухмылялся. Я тоже не отрывал от него взгляд. С ним явно, что-то было не так. Моей ошибкой было предположить, что это связано с его ранением и отсутствием выпивки.
Дэн усмехнулся, что снова вызвало у меня скорее тревогу, чем спокойствие.
– Ладно, расслабься, Джон. Сядь. Давай выкурим трубку, – он протянулся мне свою, – как это у них называется, трубка мира?
– Да что с тобой такое, Дэн? Чего ты так взъелся на этих индейцев? Из-за раны что ли? Ты их даже в ту ночь не сумел разглядеть толком. Мы же всего пару дней назад прибыли в Новый свет! Когда ты успел заточить зуб на местных?
Дэн поддался вперед, улыбка сошла с его губ. Он хотел сказать что-то резкое, но сдержался и лишь смолчал.
Потом все же заговорил.
– Ты хороший человек, Джон Фердиад. Хотел пожертвовать собой, чтобы англичане и индейцы не перестреляли друг друга. Но ты так и не уяснил, что жертвы твои напрасны. Мы-то уплывем в дождливую Англию-матушку, но тут, в форте и ближайших поселениях первопроходцев останутся жить мирные люди… с детьми… А эти индейцы… чертовы краснорожие выродки, они же не знают жалости! Они скальпы с живых людей снимают… – Митчелл все же не выдержал, его прорвало, – понимаешь?! Срезают кожу с головы, чтобы показать своему вождю!..
– Дэн, в чем дело?
Митчелл снова смолк, явно перебарывая себя.
– Помнишь я тебе рассказывал, что моя Сара, моя дочь сбежала в Новый свет со своим ухажером?
– Да, помню такой рассказ. Ей, кажется лет пятнадцать…
– Это ей тогда было пятнадцать. А сейчас двадцать… и у нее родилась девчушка… только Сара и ее муж все равно знаться со мной не хотели, говорили, что это из-за моего пьянства и то, что я их так и не благословил. Писала она только матери… а я тайком письма то читал… и узнавал, как они тут живут… господи, боже мой, – Дэн выронил трубку, руки у него заметно начали трястись, а по щекам потекли слезы. Он тяжело вздохнул, собираясь с силами, – ладно уж, раз начал рассказывать, буду до конца. В общем, Сара с мужем… Гордон, кажется его звали, поселились на захудалом ранчо, на берегу Миссисипи. Как раз где-то рядом с этим местом, только наверно севернее. Выгуливали хозяйский скот. И однажды пришли в эту местность индейцы, может быть вот эти самые краснокожие, – Дэн кивнул в сторону деревни чероки, – вырезали все ранчо, хозяина с женой, слуг… и мою Сара с дочкой и мужем. Забрали скот и ушли. Потом местный маршал с помощником трупы нашли и весточку в Лондон написали.
– Ты поэтому согласился со мной плыть? – у меня в горле пересохло, и поэтому сказав это я закашлялся. Улетучился не только сон, но и изрядно выпитый виски.
Я достал флягу и сделал пару глотков. Затем передал Дэну.
– Да, поэтому и приплыл. Не для мести – я ж не знал, что мы на ирокезов напоремся – а чтобы память дочки почтить: после поимки преступников съездить на могилу к ней, – руки Митчелла тряслись, но флягу к губам он так и не приложил.
Я взглянул на звезды и луну – они отстранено мерцали, не различая кому отдают свое сияние. «Да, а я тут жалуюсь на свои никчемные проблемы о пресыщении войной. Это все ерунда по сравнению с тем, что пережили Кухулин и Дэн. Вот кого надо жалеть».
– Что ж ты мне сразу не сказал…
– Не люблю я рассказывать о таких вещах, Джон. Но сейчас другой случай.
– Это почему же?..
Дэн снова как-то недобро заулыбался.
– Я не думал, что мы натолкнемся на индейцев. Но раз уж случай преставился, я возьму с них должок.
– Ты что задумал Митчелл?
Внутри все похолодело. Игла отчаяния нехорошо зашевелилась внутри.
– Ты уж прости, Джон. Я знаю, что ты сдружился с этим чероки. Вы вдвоем сделали невозможное, подарив мир индейцам и англичанам… но я прекрасно знаю, что, когда мы отплывем, эти краснорожие вновь нападут на форт. И не важно, что там будут трусливые беглецы колонизаторы, называющие себя американцами. Чероки их всех убьют, а я этого не допущу.
– Я уже заключил мир!
Дэн крякнул.
– Не верю я в это, Джони. Уж прости, но кроме твоего друга-индейца в той деревни есть еще как минимум сотня кровожадных чероки, любящих снимать скальпы с невинных людей.
Дэн невозмутимо взглянул меня, через угасающий костер. А я молчал продолжал буравить его взглядом, пытаясь угадать его планы и обуздать ненависть.
– Засиделся я с тобой, Фердиад.
– Что ты намерен сейчас сделать, Дэн? Неужели пойти в одиночку против них?
О этот снисходительный взгляд! Как же он раздражал меня.
– Джони, малыш. Я же капитан отряда гренадеров! Нет, конечно, я не пойду туда один.
– Не смей отдавать такой приказ солдатам! – я уже начал кричать, даже не задумываясь, что меня могут услышать в деревне. А может я этого и хотел. Хотел, чтобы доблестный и могучий Кухулин, услышал и пришел на помощь.
Но все было тихо. Лишь непривычно трезвый голос Дэна Митчелла произнес.
– Прости капитан, но я уже сделал это.
А затем Митчелл присвистнул, ни громко, но и не тихо – достаточно для того, чтобы его услышали.
Тьма зашевелилась, и из кустов, что росли у самых ворот деревни индейцев, начали крадучись выходить гренадеры из отряда Митчелла.
«Они окружают деревню», – промелькнуло в голове.
– Дэн, отдай приказ об отступлении! – я вновь закричал. Но Митчелл меня не послушал. Он встал и, выхватив пистолет, побежал тихой рысью к отряду.
– Чтоб тебя черти забрали, Дэн!
Я тоже встал и, впопыхах надев перевязь, ринулся за ним.
Обогнав Митчелла, я заорал сначала гренадерам
– Отставить! Это приказ капитана Фердиада! Не нападать на индейцев! – А потом заорал куда в глубь деревни, – Просыпайтесь… чероки! Это засада! Кухулин! Просыпайтесь!
Солдаты, увидевшие меня, недоуменно и неуверенно остановились, начались переглядываться, кто-то по-прежнему шел вперед, но основные силы были сдержаны.
Тут я услышал позади яростное рычание и, выхватив саблю, успел подставить ее под удар Дэна. Удар был такой мощный, что моя верная подруга, едва выдержав натиск, скользнула вниз, и лезвие Митчелла оцарапало мне лицо, от виска до щеки. Затем, не останавливаясь, Дэн нанес мне удар коленом в грудь. Я отпрыгнул назад и успел отразить удар саблей по левому плечу. Митчелл был трезв, а когда он был таковым, то являл собой одного из лучших фехтовальщиков, стрелков и вообще воинов Англии. А сейчас он снова нанес мне удар ногой, теперь уже в бедро. Я не успел среагировать, и яростный пинок отправил меня на землю. Дэн, вновь зарычав, ударил саблей сверху. Но я уже сгруппировался и ушел в бок. Встав, я сделал ответный выпад и успел ударить его кулаком в раненый бок. Вояка, пошедший против моего приказа, заорал, она только придала ему сил, от боли. Но видимо, она только придала ему сил, потому как следующий могучий правый хук вновь отправил меня на землю. Я закашлялся от пыли. А Дэн пока прокаркал.
– Вперед! Чего стоите!
В деревне уже зажигались огни.
– Вперед! Окружайте их! – прокричал Митчелл и повернулся ко мне, – прости, Джони.
С этими словами он ударил меня по голове рукоятью пистолета.
И в моем мире наступила тьма.
****
И все было хорошо. Было так приятно лежать и не двигаться в этой тьме. Дать ей окутать себя, словно одеялом, и напеть спокойную колыбельную тишины.
Фердиаду нравилась тишина.
Но эту аллюзию быстро разрушили посторонние звуки – то далекие крики, перемешанные с воплями ярости и отчаяния, то лязг оружия и стройный ряд выстрелов. Эти убивающие тишины отголоски реальной жизни заставили холодное острие иглы под названием отчаяние пронзить сердце и заворочаться там, словно червь. Джон знал, что должен кому-то помочь, но не знал, как и когда. Мерзкое, липкое чувство беспомощности так сильно раздражало, что Фердиаду захотелось немедленно очнуться.
Усилием воли он вернулся в настоящее и понял, что лежит на спине на пыльной холодной земле с закрытыми глазами. Червь отчаяния внутри все еще шевелился, и потому Джону пришлось вернуть ускользающее сознание, которое снова ставило его на край бездны забытья.
Фердиад попытался пошевелиться, и ему это удалось. Он подвигал правой рукой и дотронулся ей до виска, на котором была частично запекшаяся кровь.
«Хорошенько меня Дэн приложил», – всплыла в голове мысль.
И после этого червь внутри так сильно впился в сердце, что Фердиад неожиданно для себя резко вскочил на ноги. Ему нужно спасать индейцев, помешать Митчеллу и восстановить мир!
От быстрого поднятия на ноги голова сильно закружилась, но Джону было плевать. Он поднял валявшуюся саблю и пистолет.
Сражение шло совсем рядом.
Ирокезы не позволили англичанам замкнуть деревню в кольцо и оттеснили гренадеров к главным воротам. Отряд Митчелла встал нестройным полукругом и пытался отстреливаться от разъяренных индейцев, десяток которых успел прорвать ряд стрелков и вторгнуться в тыл врага.
Бой кипел.
Свирепый бой. Индейцы из племени ирокезов чероки не любят, когда вторгаются на их землю. А вот факт, что они успели освоить огнестрельное оружие, сильно ухудшали шансы на выживание отряда гренадеров. К тому же последние, благодаря Фердиаду, не смогли застать врасплох краснокожих.
Индейцы дрались так яростно, что этот напор явно ввел в ступор гренадеров Его Величества. Но все-таки это были опытные солдаты из элиты английской армии, поэтому ярости чероки они противопоставили опыт и сплоченность.
И так получилось, что, очнувшись и добежав до восточной (не высокой) стены деревни, что было со стороны реки, капитан Фердиад оказался в самом центре сражения. Восточная стена уходила вглубь небольшого подлеска, и в той стороне, буквально в пяти ярдах от Джона, схватился в рукопашном бою лейтенант Шепард. Он дрался с совсем голым ирокезом, который пытался задушить гренадера. Индеец шипел и правой рукой тянулся к горлу Шепарда, а левой бил его по ребрам. Англичанин же блокировал удары, а свободной рукой пытался достать валявшийся рядом штык-нож.
Эта сцена противостояния так сильно поразила Фердиада, что он не мог сдвинуться с места несколько секунд. А когда все оцепенение ушло, Джон ринулся помогать Шепарду.
Но когда капитану оставался последний шаг, Шепард все дотянулся до оружия и воткнул лезвие в горло ирокезу.
Захлебываясь кровью и тихо хрипя, индеец разжал руки и медленно опустился на землю.
– Он хотел придушить меня! – Шепард, пошатываясь, подошел к Фердиаду, – что мне оставалось?
Джон хотел возразить, но лейтенант быстро достал свой мушкет и выстрелил куда-то за спину капитану. Тот обернулся и увидел, как у его ног распростерся еще один чероки.
– Надо помочь остальным! Сэр, слышите меня?
Джон кивнул все еще глядя на мертвого индейца.
– Что вы там кричали нам, сэр? Зачем хотели остановить?
Джон поднял глаза на лейтенанта, и тот невольно отшатнулся.
– Потому что, война – это ад, – сквозь зубы процедил Фердиад, – нет, я не буду помогать убивать! Лучше вы, Шепард, помогите мне остановить это безумие! Кого увидите, разнимайте, пусть и ценой собственной жизни.
Теперь потрясенному такими словами лейтенанту ничего не оставалось, как молча кивнуть и побежать за Джоном.
Они ворвались в гущу боя, отбивая удары и стараясь не попасть под пули. Джон что-то кричал, но из-за общего шума сражения не слышал свой голос.
Затем он наткнулся на взбешенного индейца, который бил всех вокруг себя мощным топором, не разбирая, где свои, а где чужие. Он ранил пытавшегося подняться на ноги английского солдата, но затем шальная пуля разнесла обезумевшему индейцу голову. Кровь и мозги брызнули в лицо Фердиаду. Джон встряхнул головой и пальцами протер глаза. И тут же ему пришлось увернуться от чьего удара кулаком. Он оказался на коленях, но быстро вскочил и нанес ответный удар. Соперник – шаман племени – рухнул, как подкошенный.
Фердиад ринулся дальше, снова крича о том, что нужно остановиться и прекратить кровопролитие. Естественно, его никто не слышал. Он нашел нескольких гренадеров, отбивающих атаку сразу пятерых ирокезов, и приказал им просто защищаться, а лучше отступать. «Вроде послушали», – подумал Джон, краем глаза замечая, как нехотя уходят с поля сечи солдаты.
А потом Фердиад увидел, как Дэн Митчелл дерется с Кухулином Серым глазом.
Он совсем не обратил внимания, на то, что уже давно потерял из виду лейтенанта Шепарда. Честно признаться, увидев, как схлестнулись в бою два его друга, Джон напрочь забыл, что вокруг него все еще ад. Ад из красных мундиров, на которых не видно крови, и кожаных курток, на которых кровь видно прекрасно.
Фердиад сначала просто смотрел на Митчелла и Кухулина, мечущихся в десятке ярдов от него, а потом оцепенение прошло, и он рванулся к ним.
По дороге справившись с атаками одного могучего индейца, Джон вбежал в небольшой круг, образовавшийся из-за сражения Митчелла и Серого глаза, и просто сшиб обоих с ног, налетев на них всем телом.
Даже не заметив, что едва не напоролся животом на копье Кухулина и кортик Митчелла, Фердиад быстро встал и направил на гренадера пистолет, а на индейца саблю.
– Прекратить бой! – крик измазанного в грязи и крови, Джона заставил остановиться не только его друзей, но и тех, кто сражался вблизи.
В битве на этом клочке земли наступила пауза.
– Какого дьявола, Джон!? – Митчелл поднялся на ноги. – Дай мне прикончить этого сукиного сына!
– Заткнись, Дэн! Ради бога, заткнись!
Фердиад серьезно взглянул на Кухулина. Тот молчал.
– Бой окончен! Схватит убивать друг друга, – Фердиад все еще смотрел на Кухулина – индеец кивнул – а потом перевел взгляд на англичанина, – Митчелл, клянусь богом, если ты сделаешь еще шаг, я убью тебя! Стой на месте, я сказал!
Митчелл замер.
Рядом появился раненый Шепард.
Он что-то говорил, но Фердиад его не слышал, а просто рявкнул.
– Труби отбой! Живо!
Лейтенант быстро взял трубу, висевшую на поясе, и начал трубить, стараясь перекрыть шум все еще идущего боя.
Шепард не отрывал трубу от рта, пока бой совсем не прекратился.
Наступила тишина.
Предрассветные сумерки наполнились диким напряжением.
В таком вязком и удушливом напряжении кто-нибудь обязательно поступит не так, сделает ошибку, повлекшую неминуемую кровавую развязку.
Таким «спусковым крючком» стал обычный солдат Его Величества, Бен Бемидж, стоявший в трех ярдах за спиной Джона Фердиада.
Когда разъяренный капитан отдал приказ, остановить бой, гренадер Бемидж как раз поднимал мушкет, чтобы тоже остановить, но не бой, а индейца, и сделать это навсегда. Труба застала измотанного Бена врасплох. Он все еще держал жаждущего сражения ирокеза на мушке. И в тот самый момент, когда Фердиад уже хотел разрядить обстановку, опустив оружие, его опередил как раз бедолага-гренадер Бен Бемидж, разрядив свой пистолет как раз в лицо намеченному чероки.
Тот, конечно, рухнул наземь.
Джон Фердиад с яростным взглядом резко обернулся к Бемиджу.
Но что толку, если остановка оказалась не прекращением сечи, а всего лишь передышкой, потому как после «коварной» смерти своего соплеменника ирокезы взвыли еще сильней и ринулись в бой.
Ожесточенное противостояние продолжилось.
И, пожалуй, одним из первых, кто нанес удар, стал Дэн Митчелл, который замахнулся на Кухулина своей саблей. Индеец успел подставить копье Габульга. Затем уже Серый глаз сделал выпад, но Митчелл увернулся и решился сделать ответный.
Но тут вмешался Фердиад.
Он возник между англичанином и краснокожим и подставил свою саблю по удар. И так получилось, что его оружие перекрестилось с оружием второго капитана и могучего индейца.
– Нет! Хватит! – заорал Джон.
И в этот момент из гущи сражения вырвался один из ирокезов и нанес удар топором Дэну. Тот вновь уклонился, но лезвие все же задело его ухо, отсеча верхнюю часть.
Митчелл взвыл от боли, а рядом стоявший Кухулин взвыл от ярости. Свободной рукой он отпихнул своего соплеменника, а сам хотел развернуться к Джону и Дэну, но не успел – удар кулаком в челюсть заставил его отшатнуться. Бил раненый Митчелл. Он замахнулся саблей, а Кухулин – копьем. Но их дуэль снова прервал Фердиад, сначала оттолкнув Митчелла, а затем подставив саблю под удар индейца.
Их взгляды встретились. Только сосредоточенная ярость и злость. Никакого намека на дружбу.
«Неужели можно вот так быстро забыть обо всех товарищеских разговорах и общих мыслях. Почему он так делает?» – мысли в голове Фердиада промелькнули за долю секунды.
– Прикончи его, Джон! – послышался за спиной голос Митчелла.
Как будто в подтверждение неизбежному Кухулин, не отрывая спокойного, но от этого еще более яростного взгляда от Фердиада, кивнул и произнес.
– Нам нужно сразиться. Чтобы остановить это безумие.
Джон кивнул и тут же ударил Кухулина эфесом сабли в грудь. Он был ужасно зол на весь мир. Но больше всего – на Дэна Митчелла, который развязал эту войну, и на Серого глаза, который повелся на поводу у хитрого англичанина.
«Ну будь по-твоему, Кухулин! Хочешь умереть, я тебе это устрою».
