Ильяс Сибгатулин
В ожидании неизбежности
Счастливцы живут долго
Он уже не плакал. Он смирился. И думал совсем о другом.
На его коленях сидел его восьмимесячный сынок и агукал, вертя в маленьких ручках соску.
Ребенок улыбался и время от времени переводил любопытствующий взгляд с соски на отца.
И от этого счастливого детского взгляда на душе становилось тепло. Плохие мысли отступали. Он махнул на них рукой и просто сосредоточился на малыше.
В квартиру сквозь шторы проникал слабый солнечный свет. Утро только начиналось. Его жена еще спала. Они с сыном сидели на кровати рядом с ней. Пока ребенок игрался с соской, он разглядывал супругу. Она спала на боку, повернувшись лицом к ним, челка скрыла одну половину лица. Она была так красива и по-особенному нежна в рассветных лучах, слабо пробивающихся сквозь плотную штору.
Глядя на сына и на жену, он понимал, что совершил в своей жизни самые важные вещи. Он был счастлив.
И не важно, что произошло вчера. Главное, что его семья будет жить счастливо.
Жена повернулась на спину и, потягиваясь, открыла глаза. Это действие не осталось без внимания – малыш заагукал еще активней, заулыбался и начал тянуться к матери. Он бережно положил сына на живот проснувшейся жены и сказал.
– Я люблю вас.
– И мы тебя любим, – ответила, улыбаясь, жена, – правда, малыш, мы же любим папу?
Ребенок посмотрел сначала на маму, потом – на папу и заливисто засмеялся.
Он поцеловал сына в лобик, жену – в губы, встал и подошел к столу.
Посмотрел на одиноко лежащий лист бумаги. А потом смял его и засунул в карман.
Он был счастлив. И уже смирился.
Жене он так и не сказал, что лист бумаги был из больницы. В справке было написано, что у него рак мозга.
В дар счастью
Машинка была красивая. Она блестела на солнце всем своим ярко-красным корпусом с хромированными железными деталями. Каждая деталь машинки была видна, и было очевидно, что машинку можно было разобрать до самых мелочей. Машинка, игрушка, была старинная, из коллекции таких же старинных машинок. Максимка не знал, какая марка автомобиля это была, но любовался моделькой с восхищением. Он нашёл игрушку рядом с мусорным баком, который стоял под окнами элитного жилого комплекса, где жили изысканные вельможи из высшего сословия. Мальчик, не церемонясь, вытащил машинку из бака с мусором, и она тотчас же заблестела и залучилась на солнышке, словно благодарила мальчика за спасение от неминуемой утилизации.
– Мама! Мама! – прибежав домой, кричал радостный Максимка, – смотри, что я нашёл! Это чудесная, классная игрушка! Мама!
Но мамы не было дома, она ещё была на работе. Мальчик вспомнил это и, не удержавшись от навалившегося на него счастья, выбежал на улицу. Он знал, где работает мама, и побежал вверх по узкому закоулку. Там, где перекрёсток выходил на большую дорогу, сидела его мать. Она торговала семечками, сигаретами и прочей мелочёвкой.
– Мама! – радостно вскрикнул малыш, когда увидел издалека родную сгорбленную фигуру.
Женщина, сидевшая за прилавком, увидела его, и её лицо наполнилось румянцем. Она улыбнулась и встала. Максимка подбежал к ней и обнял, а она весело засмеялась и произнесла немного сдавленным голосом:
– Сына!
А он перебил её, так как его переполняли эмоции, и весело протараторил:
– Мама, смотри, что я нашёл! – Он протянул ладошку. И мама увидела коллекционную модель автомобиля ярко-красного цвета, с хромированными деталями, которая, наверняка, разбиралась на части.
– Где ты нашёл эту игрушку, Мася? – Просила ласково мама, глядя сынишке в глаза.
– Рядом с баками! Там, где высокие дома! Там, где богачи живут! – Ответил Максимка, – Можно я оставлю её себе?
Он посмотрел на маму, и она кивнула головой.
– Конечно, оставь, сына! Будет тебе игрушка! – Улыбнулась она.
– Спасибо, мамочка! – Он поцеловал мать. И стал разглядывать модельку, как археолог разглядывает ценную находку.
А потом сказал:
– УУУ! Она наверно, очень дорого стоит!
Мама взглянула на машинку, и её лицо немного переменилось.
– Да она, наверно, стоит много денег. – Ответила она и снова села за маленький прилавок, на котором аккуратно были разложены пачки сигарет, а после весело и задорно добавила:
– Обязательно покажешь её папе!
– Конечно, покажу! – малыш всё ещё любовался машинкой. Уж очень она ему понравилась.
Моделька была уникальна, ни у кого из его приятелей не было столь ценной игрушки, даже у Петьки со второго этажа.
Вечером над бедным кварталом зажгли фонари. Было темно и тихо, лишь вдали где-то раздавался громкий лай собак. Лето выдалось душное, но в маленькой комнатке на третьем этаже царила сырость, и штукатурка на стенах от этого отваливалась. В этой маленькой комнатушке даже комарам было тесно летать, не то что жить втроём. Но именно в этой маленькой, неуютной, но такой родной, каморке жила семья Максимки.
Семья была бедная. Это была одна из множества семей, которые жили на окраине города, в самом её закутке. Жизнь этой семьи пошла бы, может быть, иначе, если б в один день отец Максимки не устроился на стройку. Не получив должного образования, он устроился на первую подвернувшуюся работу, чтобы прокормить тогда ещё беременную жену и себя. После этого жизнь стала лучше, можно было дышать. Но все деньги уходили на еду и на аренду комнатки. Поэтому новых вещей в доме было не много.
Когда папа вернулся домой, усталый, но как всегда добрый, малыш сразу же показал ему свою первую настоящую игрушку. Папа улыбнулся и сказал:
– Теперь ты должен научиться оберегать её. Ведь это теперь твоя личная вещь. Но ты, Максимка, не загордись и не выпендривайся перед друзьями.
– Хорошо, папа, я не буду!
После ужина мама стала мыть посуду, папа помогал ей, а Максимка играл с машинкой.
Мама обернулась и посмотрела на Максимку. И её щёки покраснели.
– Смотри, Лена, у нашего сына появилась первая собственная вещь!
– Это замечательно, Серёжа! – Сказала, вздыхая, мама, – Но ведь ему скоро в школу, а мы даже не сможем оплатить обучение…
– Мы справимся, – ответил ей муж. Он обнял её, и они стояли, смотря, как играет их сынишка.
– Максимка, ты сегодня был в библиотеке? – Спросил отец.
– Да, конечно, папа! Я читал сказку «Конёк-горбунок».
– Ага! Так что же подарил чёртик Ивану? – Продолжал расспрашивать папа.
– Как что?! Конька-горбунка, который помог Иванушке. Получился такой дар счастью на счастье! Потому что конёк принёс Иванушке удачу и счастье, а Иванушка для кого-то сам был счастьем. Вот!
– Молодец, сына! – сказал отец, – Хвалю!
Максимка весело улыбнулся.
Мама вздохнула.
– Но как же быть со школой, где нам взять столько денег? – Она опустила глаза.
– Максим, – серьёзно произнёс папа, – выйди, поиграй, нам с мамой надо поговорить.
Когда папа так говорил, когда произносил слова таким тоном, это значило, что разговор у них будет долгий и серьёзный. Максимка вышел в подъезд, но дверь оставил приоткрытой. Он знал, что разговор у родителей будет о нём.
****
Как только Максимка вышел, отец резко развернулся к жене.
– Лена, не переживай. Мы наберём нужную сумму…
– Как, Серёжа? Ты целый день на стройке, я с Максимкой приторговываю…
Он взял её ладони, холодные и мокрые, но при этом нежные и бархатные.
– Я устроюсь на вторую работу. Посменно буду работать. Мы выкарабкаемся!
– Твоими бы устами!.. – улыбнулась мама.
Они стояли и молчали.
– Смотри, опять штукатурка сыпется, – заметила мама.
– И это в доме строителя! – Усмехнулся отец, – Я это исправлю. Всё будет хорошо! У нашего сына появилась игрушка.
– Да… я ведь… как увидела эту модельку, сразу захотела её продать! – Мама всхлипнула вдруг.
– Лен, ты чего?
– Я просто, такая корыстная стала, везде только деньги вижу… и когда торгую, смотрю, чтобы всё было правильно и чтоб денег было больше! И модельку эту сразу, представляешь, хотела продать! И… и мне ничуть не стыдно, ведь я ради Максимки всё это… и ради тебя! Жизнь такая! Кто нам говорил так жить?!
– Никто, милая, мы сами избрали этот путь, – он поцеловал жену. А она стала утирать слёзы.
– Максимка, – позвал отец, – что ж ты у порога стоишь, входи!
****
– Сами выгнали, сами зовёте! Не понимаю, – насупившись, сказал мальчик. Было видно, что он слышал весь разговор.
– Выше нос, малыш! – весело сказал папа.
– Максимка, – улыбнулась мама, – иди сюда, непоседа ты наш!
Она прижала его к себе, а он уткнулся лицом в её платье и заплакал.
– Мам, пап! – он протянул ладошку, на которой лежала блестящая, ярко-красная машинка, – давайте продадим её! Она дорогая, я знаю, будет много денег… – всхлипывая, сказал Максимка.
– Сынок, – папа подошёл к нему, – это твоя первая вещь, храни её и не отдавай никому. А деньги, – он посмотрел на маму, – деньги мы найдём и накопим!
– Не плач, сына, – мама вытерла ему слёзы, – всё будет хорошо, а игрушку мы не продадим!
А потом они легли спать. Втроём в одну постель. Максимка лёг посередине, между мамой и папой, и долго рассматривал свою машинку в лунном свете, который проходил через распахнутое окно и заливал серебристым ночным светом всю кровать. Над городом повисла, как паутина, ночь; и прокралась на цыпочках, незаметно тишина. Луна освещала бедный квартал так, что можно было разглядеть, как сопят и ворочаются на своих ржавых железных кроватях люди: толстые зажиточные богачи третьего сословия, которые наживались на чужом труде, и исхудавшие от недоедания труженики того же третьего сословия. Был там и мальчик шести лет, который тихо спал, как маленький зверёк, иногда резко просыпаясь – поглядеть на свою ярко-красную (а в лунном свете сиреневую) машинку. Так прошла ночь.
А на следующий день отец Максимки пошёл устраиваться на вторую работу. Мама пошла на знакомый перекрёсток, торговать сигаретами. Максимка с утра отправился подрабатывать, мыть машины. Работа не пыльная, но под палящим солнцем несколько часов мытья лобовых стёкол превращались в пытку. Но Максимка и его друзья не жаловались. Сашка-задира так вообще оставался на ночь, и вся стоянка была его. Но остальные мальчишки не решались оставаться ночью на пустынной стоянке.
Когда друзья увидели игрушку, то раздались восхищённые и удивлённые восклицания. Всем моделька понравилась, особенно Петьке со второго этажа, толстому сынишке прораба с той самой стройки, где работал папа. Петька сразу изъявил желание завладеть сокровищем, коим владел Максимка, но мальчик не дал машинку в обиду. И Петька побежал домой, плача и стирая кровь из-под носа.
После этого никто уже не смел прикоснуться к блестящей ярко-красной модельке автомобиля.
Максимка лелеял свою игрушку. Она стала для него светлым лучом радости, и, играя машинкой на пыльной, грязной улочке, мальчик был счастливым человечком.
Папа устроился на вторую работу и пропадал на обеих всю неделю. Но денег всё равно не хватало, плата за аренду квартиры была катастрофически огромна для этого квартала и, тем более, для этой семьи. Но выбора не было, либо здесь, либо на улице, под открытым небом. И всё чаще у родителей разговор заходил о деньгах, иногда даже из-за этого возникали ссоры, которые, впрочем, быстро угасали, когда родители, обнявшись, смотрели на своего сына.
Прошли дни, и уже весть о старинной коллекционной модельке облетела весь район. Максимке были рады в любой компании, всем хотелось посмотреть, так ли красива и уникальна игрушка.
Но дома дела были плохи. Родители, всё больше поглощённые работой, часто начинали разговор о деньгах для обучения сына. И выходило так, что даже при урезках в быту не хватало двух тысяч рублей для платной школы (а для людей третьего сословия все школы были платными).
И Максимка всё чаще думал, «что, если я продам машинку?! Она дорогая. Я пойду в школу! Мне нравится учиться! И родителям легче будет, они будут чаще со мной».
И вот в один день, в тот день, когда на календаре заканчивается июль, Максимка пошёл в ломбардную лавку. У худого ломбардщика была небольшая лавка на окраине города. Там он обменивал всяческие товары, в основном краденные, на чём немало нажился. Лавочник был человеком непривередливым, но скупым, поэтому, когда Максимка принёс ему коллекционную модель машины, он сказал, что даст за неё пятьсот рублей.
– Дяденька! – Весело сказал Максимка, – Я же знаю, что она стоит больше! Это самая лучшая вещь, которая будет у вас! И я думаю, что она принесёт вам счастье, ведь мне она принесла его! Вот вы дадите мне деньги за неё, а эти деньги – это же не деньги, дяденька, это путь к счастью!
Лавочник посмотрел на мальчишку, улыбающегося во весь рот, и сердце его не смогло отказать. Он улыбнулся и отсчитал двадцать раз по сто.
Намётанный глаз ломбардщика заметил, что модель стоит намного больше того, что просил малыш. Поэтому ломбардщик был счастлив, что выручил столько денег из такой плёвой сделки.
Был вечер. Мама и папа уже начали волноваться. Но Максимка вбежал в квартирку, такой радостный, такой счастливый!
– Сына, где ты был? – спросила мама.
– Мама! Папа! Теперь у нас хватит денег! Я пойду в школу! – Мальчик с большими глазами, смотрел, улыбаясь, на родителей. А они не могли понять, что происходит.
– Вот! – он протянул ладошки, где лежала толстая пачка денег.
– Ах! – мама опёрлась на папу, и они стояли, не веря своим глазам.
– Где твоя машинка, Мася? – спросил отец.
– Я её продал, папа! – Счастливым голосом сказал малыш, – Зато у нас теперь есть нужное количество денег! Зачем же мне игрушка, если я не смогу выучиться!
– Сынок! – мама обняла его и заплакала, а потом и папа тоже обнял. И они так и стояли, обнявшись, втроём. И Максимка был счастлив, не зная даже, что он счастлив не потому, что пойдёт теперь в школу, и не потому, что теперь хватает денег. Малыш был счастлив из-за того, что они вот так стояли теперь втроём, одни в целом мире. Они дарили друг другу счастье.
Сказочный миг
I
Это произошло на вокзале, в половине десятого утра, если мне не изменяет память. Я ждал поезд. У меня была срочная конференция в Пекине.
Но вдруг ко мне подбежала девушка, наверно, чуть моложе меня. Она сказала, что попала в затруднительную ситуацию, и ей нужна помощь…
Её длинные, ярко каштановые волосы развивались на сильном ветру, колыхаясь, как ветви молодой ивы (этим она напомнила мне сказочную фею, которая, спускаясь с неба, держала в руке зонт и как бы шагала по невидимым ступеням, и при этом волосы вставали у феи так, словно она побывала в диком шторме). Глаза у этой девушки – о, эти глаза! Вряд ли я когда-нибудь их забуду – они были серо-голубого цвета, такие пронизывающие, словно они изучали тебя изнутри. Они были похожи на два озера, окружённые лесной чащей (ресницами). Носик у девушки был немного курносый, и это придавало ему некую элегантную пикантность. Девушка была чуть ниже меня, и когда наступила эта сладостная минута, ей пришлось встать на носочки.
Она подбежала ко мне; красивое летнее платье, которое было на ней, легко развевалось от ветра.
Рядом никого не было. Перрон был пуст.
Девушка сказала, что она бросила своего мужа, военного в отставке. «Он у меня очень ревнивый и очень сильно любит меня, но я его уже давно не люблю. Я жила с ним из-за обязательства перед его заботой и бескорыстием. А теперь он гонится за мной, а я не могу всё ему объяснить, потому что мне его жалко, и я боюсь». Голос её был полон тревоги и отчаяния. Она попросила помощи, я хотел было уже отказаться (мордобой мне ни к чему), но девушка успокоила меня, сказав, что бить никого не надо… Просто надо изобразить её любовника. Муж, по её словам, человек понимающий: он сразу всё увидит, поймёт и отстанет. Для меня это было странновато: я никогда не любил таких выходок со стороны женщин, а тут подходит Она и умоляет, чтобы я её поцеловал!
Прошло полторы минуты…
Я стоял, замявшись, в нерешительности. Мой поезд приходил через две минуты, прислушавшись можно было услышать его гудение и монотонный стук колёс. Тук-тук, тук-тук…
На перроне стояли только мы. Девушка ждала, что же я отвечу. Ветер перестал завывать свою старую песенку, и волосы у девушки мягко легли ей на плечи. Я посмотрел ей в глаза: на лице выражалась нетерпимость и уже угасающая надежда. Я был готов помочь ей, всё-таки не каждый раз к тебе подходит очаровательная и красивая девушка и напрямую предлагает поцеловать её. Я сделал шаг к ней, но всё же не решился завершить начатое. Но в этот миг девушка сама подошла ко мне уверенными шагами и протянула свои худенькие ручки к моему лицу. Она прикоснулась к моим щекам, встала на носочки и поцеловала меня.
Я немного растерялся и даже хотел оттолкнуть эту особу от себя. Но когда мы слились в едином танце поцелуя, я не смог ничего с собой поделать. Я обнял её так, как обнимал, наверное, своих многочисленных любовниц какой-нибудь Дон Жуан или Казанова; я обнял её, словно Она всегда была моей; обнял, будто мы всегда целовались вот так, слившись в страстном поцелуе и образуя что-то единое, общее, знакомое только нам. Сладость её губ, уводила меня в далёкое детство, в те дни, когда на ярмарке мне покупали самое большое мороженое. Я облизывал и кушал его, а после даже облизывал пальчики, за что мама меня сильно ругала. Этот чудесный и сладкий вкус напоминал мне мороженое, покрытое клубничной глазурью. Это было так упоительно! Я уплывал по длинным и вкусным клубничным рекам, меня втягивала и увлекала нежность и в тоже время страстность нашего поцелуя! Утопая в ласке и любви, я наслаждался этой счастливой и сладостной минутой.
Я ощущал жар и теплоту её тела, прикасался к её мягким, словно шёлковым волосам. В это волшебное мгновение мир становился сказкой. Я этого, конечно, не видел, но мне казалось, что окружающий нас мир меняется: вокзал стал волшебным замком с огромными вратами и башней, а в замке находились рыцари, которые не пропускали людей на «дорогу из жёлтого кирпича» без особого пропуска. «Дорогой из жёлтого кирпича» стал, соответственно, перрон, а, подходящий к «Дороге», поезд превратился в королевскую карету, запряжённую шестёркой лошадей и управляемую двумя кучерами. Весь мир расцвёл, его унылая и серая, как туман, оболочка развеялась, и теперь он стал похож на чудесный сон, где всё идеально красиво и красочно.
В момент нашего поцелуя на площадку поднялся муж этой очаровательной девушки. Взгляд его сразу упал на нас. И видя, что его, уже бывшая, жена бесстыдно и очень страстно целуется с неким мужчиной, он рассвирепел. Глаза налились кровью, взгляд стал похож на взгляд испанского могучего быка. Муж уже был готов ринуться, освобождать свою «ненаглядную» из лап какого-то мужлана, но тут что-то его остановило. Он посмотрел на нас, на жену и понял, что она не будет счастлива с ним, что ей нравится наш поцелуй и что в этот короткий миг Она самый счастливый человек на Земле. Он понял всё это за секунду, и когда уже на «дорогу из жёлтого кирпича» выехала карета, муж ушёл, растворился в туманной пелене унылого и обыденного мира. Он ушёл, даже не подойдя к нам.
Когда поезд прогудел, тем самым сообщая, что он приехал, мир стал превращаться обратно: Замок стал вокзалом, с пожелтевшими стенами, «Дорожка» стала вновь бетонным перроном, а Карета – всего лишь длинным поездом, следовавшим в Пекин. Мы разомкнули объятия, и наш сладостный и сказочный поцелуй закончился. Мир снова стал обычным, из «сказочного» осталась только Фея, стоявшая передо мной. Поднялся сильный ветер, который опять нещадно стал хлестать Девушку-Фею по щеке её же красивыми волосами. Она открыла глаза, которые наполнились нежностью и благодарностью. Я был ещё в оцепенении. Минута. Прошла всего лишь какая-то минута! А я успел ощутить такое счастье, такое блаженство!
– Спасибо, что помогли: я мельком видела, как муж ушёл, – её слова рождали музыку. Она посмотрела мне в глаза, но тут же их опустила.
Наступило короткое неловкое молчание.
Девушка посмотрела вдаль и тихо, почти шёпотом, сказала.
– Кажется, это ваш поезд.
– Да, к сожалению, мой.
– Это было так… волшебно и… страстно! – румянец не сходил с её щёк.
Она посмотрела на меня, пытаясь заглянуть мне в душу.
– Слушайте, может, оставите мне свой номер телефона… – вдруг неожиданно выпалил я.
– Нет. Извините, я не готова… – она грустно улыбнулась, и от этой улыбки моё сердце сжалось до боли.
– Ещё раз спасибо за помощь. Забудьте меня, – сказала Она, – До свидания.
Я словно очнулся, меня как будто ударило током. Последняя её фраза могла занять первое место среди самых безжалостных фраз. Эти слова выдернули меня из сказки.
Но и девушку тоже можно было понять. Ведь Она только что рассталась с мужем.
Девушка-Фея удалялась, уходя к вокзалу. Ещё миг – и железные двери поглотили её полностью. У меня только остался привкус сладкой клубники на губах, тепло её тела и нежные воспоминания о детстве, которые всплыли со дна моря, когда я прикоснулся к тёплым бледно-розовым губам девушки.
Поезд прогудел второй раз. Дымка наслаждения окончательно спала с меня. Я сел в поезд, посмотрел в последний раз на двери вокзала и больше никогда не возвращался в этот город.
