Илья Сергеевич Ермаков
Отмель
Неужели, Бабушка все понимает?
И она просто не может сказать?
Или все это ей кажется?
– Хорошо, мамочка.
Ее голос дрожал.
– Я сделаю так, как ты хочешь.
Мама приняла для себя непростое решение: увести их. Увести детей в поселение, когда Малыш… или… нет…
– Ты хочешь остаться здесь, мама?
Бабушка повернула голову в сторону и посмотрела на Кошку, сидящую на ступеньках.
Потом она посмотрела на дочь и медленно кивнула в ответ.
«Она меня слышит? Или это мне только кажется?».
Мама даже проверила наличие заточек в ушах Бабушки. Беруши на месте.
«Тогда, как это объяснить?».
Бабушка вынула руку из-под одеяла и потянула ладонь к ней. Она коснулась пальцами живота Мамы.
– Твой внучок. Или внучка. Еще один. Скоро он тоже появится. Я хочу… хочу, чтобы ты увидела… подержала… ты это заслужила, мама… я не могу лишить тебя такого, понимаешь? Ты должна увидеть его. Я не уйду. Не сейчас. Не завтра.
«Надо родить. Но что потом? Как с младенцем на руках пересечь отмель? И попасть на другой край моря? В зиму. В снег. В холод.»
– Спи, милая. Я люблю тебя, мамочка. Отдыхай.
Мама поцеловала Бабушку в лоб, потом щеку, потом в губы.
Она поднялась на ноги, забрала кастрюльку с полотенцами и оставила все на кухонном столе.
Помахав Бабушке перед сном и послав ей воздушный поцелуй, Мама поднялась по ступенькам в свою комнату. Зажгла свечу. И легла спать.
Сон долго не шел.
Она долго плакала, вспоминая те дни, когда Бабушка еще ходила.
Как они гуляли по берегу моря, как Бабушка нашла у нее сигареты, как они вместе играли на пианино, как они работали в огороде, как пускали бумажные кораблики, как Бабушка читала с Девочкой Библию, как играла с Мальчиком в конструктор, как она с ней смеялась во время купания в ванной…
Воспоминания скопом нахлынули на нее и не дали ей уснуть.
И пока Мама созерцала свои воспоминания, находясь в своей комнате на втором этаже, Бабушка… решила прогуляться.
Медленными плавными движениями она сдвинула с себя одеяло. Шевелить она могла только одной рукой. Кошка не вернулась. Она где-то там, под лестницей.
За окном бушевала метель.
Бабушка оперлась руками о матрас и попыталась привстать, но ничего не вышло. Тогда она начала двигать корпусом и тазом, сдвигаясь ближе к краю.
Она помогала себе руками, отталкиваясь и продвигаясь в сторону. Постепенно, медленно. Очень медленно она сползла с матраса на холодный пол.
Она попыталась пошевелить больной ногой. Получилось очень слабо. Очень болезненно. Очень неудачно.
Бабушка сделала попытку оттолкнуться второй ногой и перевернуться…
Боль стрельнула в шею, и она упала, перевернувшись на живот.
Движение оказалось таким размашистым, что она ненароком сбила несколько свечей. Пламя покатилось по полу рыжими шариками.
И замерло.
А затем… начало разрастаться.
И тишина.
Так тихо и жутко.
Почему?
Она долго не могла понять, пока в голову не пришла странная мысль: «Что у меня с ушами?».
Она потрогала своих уши и сделала попытку проникнуть пальцами в слуховой проход – не вышло. Что-то внутри. Что-то заложено в ушах.
Она лежала на животе на холодном полу и смотрела, как рыжее пламя охватывает весь пол, диван и бежит к лестнице…
Оставалось только вынуть это что-то из ушей…
И насладиться миром, полным звуков.
Последними мгновениями жизни.
Интермедия
Время пришло.
Рана зажила. Сейчас она уже может свободно двигаться, не испытывая боли и неудобств.
Она уже привыкла к креслу, освоилась. Мы выучили наш новый язык и говорим на нем постоянно.
Новые правила новой жизни постепенно осваиваются, и я принимаю решение двигаться дальше.
Во всех смыслах.
Я поняла, что больше мы не можем оставаться в этом городе. Жизнь ушла отсюда. Нас ничего не держит в этой квартире, на этих улицах, усыпанных гниющими телами.
В городе стоит жуткий трупный смог. Запах. Ни с чем не сравнимый.
На улице жара. Зной. И вонь распространяется во все щели.
Это место отныне непригодно для простой человеческой жизни.
И стало опасно… очень опасно…
Я поняла это во время последней вылазки.
Стоило мне выйти из машины у аптеки, как я увидела двоих людей. Мужчины. Один прятался за стеной жилого дома. Второй двигался в его сторону, держа в руке… пистолет.
Увидев его, я сразу опустилась вниз и прижалась спиной к дверце автомобиля.
Только бы меня не заметили!
У меня нет оружия… я оставила двустволку дома. Черт!
Проклятье!
Я осторожно выглядываю, приподнимаюсь, опираясь руками о растрескавшийся асфальт. И смотрю. Наблюдаю.
Мужчина с пистолетом что-то выкрикивает, но я ничего не слышу. Не могу разобрать бессвязные звуки, доносящиеся до меня смазанным эхо.
Он трясет пистолетом в руке. Что-то кричит. И двигается к своей жертве.
Выстрел.
Оглушительный. Мощный.
Я падаю от ужаса на асфальт и прячусь за машиной. Слишком опасно. Слишком.
Я закрываю глаза и часто дышу.
«Только бы не заметили» – молюсь я.
А потом… второй выстрел.
И Тишина.
Я выжидаю. Я не решаюсь выглянуть. Не могу себя заставить. А вдруг это станет моей самой большой ошибкой?!
Прождав какое-то время, я все же отваживаюсь проверить обстановку. На корточках я проползаю к краю машины, осторожно выглядываю и…
Тело. Человек, истекающий кровью, лежит на тротуаре в нескольких метрах от меня. Другой незнакомец – тот, у которого был пистолет, – уже смылся. Его и след простыл.
Вокруг никого.
А тот, раненый, еще жив…
Или?
Я решаюсь покинуть свое укрытие. Подбегаю к нему и смотрю. Пуля в грудной клетке. Вокруг разливается багровая лужа. И в памяти мерцает картинка: бумажный кораблик, плавающий в такой же багровой луже.
Но человек умирает не от раны, а от Тона.
Убийца вытащил затычки из ушей. Незнакомец, молодой небритый мужчина, начинает дергаться. Из его носа и ушей вытекает кровь – брызгает струйками.
– О, нет!
Я машинально отпрыгиваю в сторону и краем глаза наблюдаю последнее шевеление его тела.
Белки наливаются красным. Текут алые слезы.
И вот передо мной… труп.
Он мертв.
Убили.
– Черт… проклятье…
Тогда поняла абсолютно точно и ясно: мы уезжаем.
Немедленно!
Я отправилась в аптеку и принялась скидывать в свою сумку все что только возможно. Я просто шла мимо полок и рукой сгребала все лекарства подряд. Зашла за кассу и порылась в ящиках. Ампулы с обезволивающим. Шприцы. Вата. Спирт. Перекись. Все беру. Лишним не будет ничего. У нас должен быть весь запас самых разных лекарств. А на месте уже разберемся, что к чему. Антибиотики, противовирусные, противокашлевые, жаропонижающие.
Антидепрессанты…
Мне пока нельзя…
Но я беру.
К черту!
Я беру эти гребаные антидепрессанты, зная, что рано или поздно подсяду на них с такой жизнью.
Пластыри, мази, кремы, сиропы, свечи, таблетки от всего и вся. Я нагрузила лекарства целую сумку. И эта сумка стала на вес золота. В ней лекарств на гребанные сотни тысяч!
Загружаю сумку в машину и поглядываю на труп того мужчины, словно проверяю: он все еще здесь. Он уже не встанет. Не убежит. Это не фильм-апокалипсис про зомби.
Наш враг – не вирус, не болезнь, не проклятие. А чертов Звук-убийца. Чертово оружие массового поражения!
Еще безумнее, чем в фильмах. Вечно в реальности все гораздо безумнее и до ужаса нереалистично!
Муж верно говорил: человечество доиграется. И оно доигралось. Суки!
Я сажусь в машину и еду в магазин. В один из тех магазинов, здание которого все еще крепко держится, а не разваливается, словно карточный домик при малейшей встряске земли.
Эти потряхивания все еще происходят. Каждый день. Просто остаточные явления большого землетрясения, унесшего миллионы жизней по всей планете. Эти толчки оставляют за собой новые трещины. Но они не такие длинные и значительные, чтобы принести большой ущерб. И все же… стоит быть особо осторожным, когда заходишь в помещение. В любое помещение. Конструкции могут оказаться совсем не надежными.
Это же здание все еще выглядит достаточно крепким и лично у меня вызывает доверие, лимит которого пока не исчерпан.
А дальше – почти смешно. И было бы еще смешнее, если бы не было так грустно. Я беру тележку и отправляюсь за «покупками». Как в самый обыкновенный будничный день.
Но сегодня мне не нужно смотреть на ценники. Не нужно следовать списку продуктов. Не нужно стоять в очереди на кассе. Не нужно взвешивать фрукты и овощи. Не нужно тратить деньги с банковской карточки.
Я просто беру все, что захочу. В любых количествах.
Я нагружаю гребаную тележку горой продуктов. Минуя полки, я рукой сметаю с них все подряд и бросаю в корзинку. Стараюсь брать лишь то, что нескоро испортится.
Макароны, гречка, рис, каши, сахар, соль, масло, молоко, лапша, печенье, арахисовое масло, уксус, приправы, дрожжи, мед, мука, орехи, бульонные кубики, чай, кофе, какао, консервы: шпроты, горбуша, килька, скумбрия, икра, тунец, сайра, лосось. Почему так много рыбы? Тушенка, говядина, свинина, зеленый горошек, красная фасоль, белая фасоль, кукуруза, томатная паста, гуляш, жаркое, печень, резаные шампиньоны. Стеклянные банки: кабачковая икра, лечо, томаты, овощи, огурцы, черри, баклажаны, хреновина, перцы.
И это только гребанные консервы!
Нужно все для хозяйства. Туалетная бумага, мыло, средства для мытья посуды, туалета, раковины, полов, шампуни, гели для душа, зубные пасты, щетки, мочалки, стиральные порошки и капсулы, гели для стирки, хозяйственные перчатки, бальзамы, ведерки, тряпки, губки, полотенца.
Всю посуду мы возьмем с собой. И в доме еще будет запас. Нам хватит.
Что еще?
Бутыли простой воды. И газировка. Много сладкой газировки. Ведь больше я нигде не найду ее для детей. Пусть пьют, но не все сразу.
Несколько соков в стеклянных бутылках. Морсы. Минералка. На первое время хватит. А потом…
Потом посмотрим.
Я прошла весь гипермаркет вдоль и поперек. Собрала не одну, не две, а целых три тележки. Запихала все продукты по пакетам и нагрузила ими машину. Главное – оставить еще место для инвалидного кресла. Впрочем, его можно привязать к крыше. Об этом я еще подумаю. Еще нужно загрузить всю одежду и домашнюю утварь. Дети наверняка захотят взять что-нибудь с собой. Придется все утрамбовывать очень плотно.
Но меня это совсем не пугает. Я обеспечила нас большим запасом продуктов. Мы берем все. В последний раз. И больше сюда не вернемся. Это будет единственный и последний наш отъезд.
Пришло время распрощаться с этим городом раз и навсегда.
Возвращаясь домой, я ехала среди трупов. Большинство из них уже превращались в кашицеобразные зловонные гниющие массы. И уже мало своим видом напоминали людей. Тем более – живых людей.
Я ощущала себя на большой человеческой помойке. Как это жестоко! Но с каждым днем в меня закрадывается стойкое ощущение: от этих людей избавились, как от ненужного мусора. Просто хлам. Бесполезный и никчемный хлам.
И кто же мы? Я, мои дети, моя мама – кто мы среди всего этого?
Мусор, который не удалось убрать?
Ненужные вещи.
Лишние.
Посторонние.
Если мы здесь, действительно, посторонние, то мы уже уходим. Навсегда.
Не ищите.
И только двое будут сопровождать нас повсюду – куда бы мы ни отправились.
Тишина и Тон.
Две противоборствующие силы. Как свет и тьма. Как «инь» и «ян».
Действие и противодействие.
Смерть кружится в воздухе. Она существует повсюду. Я это вижу, чувствую, ощущаю вокруг и в себе. Лишь маленькие беруши – самое нехитрое и простое изобретение человечества – защищают меня от верной гибели.
Смешно? Может быть. Но благодаря им мы все еще живы.
Подумать только: стоит заткнуть уши, и ты обретешь спасение. В этом мире. В мире, где царствует Звук, несущий лишь смерть всему живому, всему человечеству.
А звери?
Они живут.
Собаки, кошки, мыши… до сих пор бегают по свету. По всей видимости, их мозг не воспринимает Звук. Тон предназначен лишь для нас, людей.
Он создан людьми против людей.
Сплю я все реже. Долго не могла спать после первого приступа сына. Оставалось лишь надеяться, что это «разовая акция». И больше такого не повторится. Но оно повторилось. Опять. Мы были с ним одни. Дочка с мамой сидели на кухне, а он убирался в своей комнате. Я застала его там. Застала с карандашом в руках перед листом бумаги. Он направлял кончик карандаша не на бумагу, а на себя.
Тогда я поняла: эти приступы опасны. Слишком опасны, чтобы не относиться к ним слишком серьезно. В тот день мне удалось привести его в чувства. Он словно… пропадал, отправлялся в совершенно иной мир, отличный от реального. Мы ничего не рассказали: ни его сестре, ни бабушке.
Это наша с ним тайна.
И вот еще: если причиной таких приступов послужил Тон… если он способен так влиять на человеческий разум… быть может, все не так просто, как нам кажется на первый взгляд?
Может, Тон обладает еще одной, потайной силой? Силой, способной не только убивать, но и делать… что-то другое, неизвестное нам.
Иначе говоря, нам не ведомы все свойства Звука.
Какие-то отразились и на мне, на моих снах. Снах, в которых я путешествую в совсем других пространствах и реальностях.
Такого прежде не было. Мне вообще всегда мало, что снилось. Приятно просто засыпать и просыпаться в новом дню. А сейчас сны стали чем-то другим, чем-то пугающим и манящим одновременно.
Говорят, что сны – отражение нашего бессознательного. Мозг обрабатывает массу информации, которая прошла через нас за день, но не была осмысленна, пропущена через сознание. И это бессознательное – часть нас самих, нашего разума, отвечающего за наше существование.
Что же поселилось в моем разуме после того, как я услышала Тон?
Что этот Звук поселил в разум моего сына?
И как нам теперь с этим бороться? Или хотя бы… просто с этим жить?
Когда я вернулась, они уже собрали вещи. Мама занялась посудой и домашней утварью. Дети собирали свою одежду и то, что хотели бы взять в новый дом. Сборы продлились целый вечер. Выезд запланирован на утро следующего дня. Нас ждала последняя ночь в этом городе. И она нужна лишь мне одной: я должна отдохнуть перед тем, как сяду за руль и не вылезу из водительского кресла несколько суток напролет.
Путь долгий. Но по сути дела спешить нам некуда. Мы никуда не опаздываем. Некуда опаздывать, когда ты живишь в мире, лишенном времени.
Часы здесь больше не играют своей роли.
Имеет смысл лишь сезон. Время года. И срок моей беременности. Больше ничего.
Но я чувствую, что нам еще предстоит вступить в гонку со временем. Рано или поздно этот момент настанет… и тогда, придется торопиться.
Несколько сумок загрузили в салон. Детям пришлось ужаться с ними. Мама сидела рядом со мной. Кресло все же закрепили на крыше – так больше поместилось в багажник. Без двустволки и патронов не уехали. Я знала, что это точно понадобится. В большом мире – много опасностей. Только вчера я стала свидетельницей пальбы. Выжившие люди сходят с ума. Они готовы убивать друг друга ради еды или просто так, ощущая опасность от каждого встречного.
Отныне никому нельзя доверять – еще одно правило выживания.
Я прикрепила телефон с «Голосовым дневником» на крепеже и сказала:
– Отдыхайте. Путь будет долгим. Мы никуда не торопимся. Уверена, вам очень понравится в новом доме. Он славный. Ничего не бойтесь, милые. У нас все получится. Я обещаю.
И говорю это снова:
– Я вас всех спасу. Мы выживем. Обещаю.
Дети уснули, когда мы покинули город. Я и сама почувствовала неимоверное облегчение, когда горы трупов, трещины в земле, разрушенные здания и мучительные воспоминания остались позади.
Мама рядом, а это главное. Все эти дни она меня поддерживала, помогала, была рядом. С ней мне спокойно. Когда она со мной, я сама чувствую себя защищенной, несмотря на то, что это я должна ее защищать.
И я буду ее защищать во что бы то ни стало.
Все они, все трое, теперь под моим крылом.
Глава 13
Сон почти застал ее врасплох. Но реальная жизнь сделала кое-что похуже. Гораздо хуже.
Мама открыла глаза, вырвав себя из мира полудремы.
Она ощутила запах. Такой же запах был в тот день, когда начался кошмар.
Запах огня.
– Мама!
Она вскочила с кровати, выбежала в коридор, застыла на верху лестницы и…
В глазах ее заблестело янтарное пламя.
Весь нижний этаж охвачен огнем. Рыжие язычки бегали по деревянным перилам. И там, в центре огненного кольца, в стороне от пылающих матрасов, лежала Бабушка.
Со струйками крови в ушах.
– Мама!
Мир переменился вновь.
Все внутри сломалось.
Идеальный механизм, который она вырабатывала в себе все эти месяцы жизни на отмели, дал сбой. Самый жестокий и беспощадный сбой.
Мир трещал по швам… снова! Опять!
Это повторялось.
И первое, что вернуло мысли Мамы к жизни, стало: «Дети».
Она рванулась в комнату Мальчика. Она застала его, сидящего на полу, завернутого в одеяло. Окно открыло. По комнате гуляет мороз. А Мальчик кричит. Истошно. Жутко. Громко.
Приступ.
– Прочь! Убирайтесь! Не надо! Не трогайте меня! Уходите! Что вам нужно от нас?! Не трогайте! Не трогайте нас! Отстаньте! Уходите! Нет! Нет!
«Только этого не хватало».
Он весь трясся.
Его тельце раскачивалось взад и вперед.
«Сейчас нет времени для приступа! Чертов дом в огне! А мама…».
– Мне страшно! Хватит! Хватит! Я не буду! Я больше не буду! Уходите! Хватит! Отстаньте вы! Отстаньте вы все! Убирайтесь! Прочь! Прошу! Убирайтесь! Не надо! Нет! Нет!
Мама бросается к сыну и обнимает его. Она закрывает вид на окно собой и берет лицо Мальчика в свои ладони.
– Смотри на меня! Смотри мне в глаза! Смотри на меня! Мальчик мой. Сынок. Смотри на маму! Смотри маме в глаза! Прошу! Смотри! Я рядом. Я здесь. С тобой. Мама всех прогонит, слышишь? Они не посмеют тебя трогать при мне. Я с тобой. Смотри на маму, сынок. Смотри на меня.
Его взгляд метался из стороны в сторону. Мальчик бросал взгляд то за ее спину, то на окно, то на потолок, то на стены, но на нее.
– Прошу, милый. Смотри мне в глаза. Смотри на меня, сынок. Не надо. Не смотри на них. Я с тобой. Мы вместе. Мама рядом. Мама тебя не оставит.
А огонь полыхает на первом этаже и жадно поглощает весь дом.
«Нужно выбираться. Немедленно».
Мама встает, закрывает чертово окно и возвращается к сыну.
– Вот так. Они уже ушли. Они больше не потревожат тебя. Я с тобой. Я здесь, сыночек. Я рядом. Смотри маме в глаза. Прошу.
И он посмотрел.
Его глаза, полые слез, остановились на ней. Он не моргал.
Он постепенно возвращался в реальный мир.
Кошмары отступали. Ужас отпускал его. Переставал душить. И уже больше не терзал.
Его губы произнесли:
– Мама…
– Да! Я здесь! Ах!
Она крепко обняла сына.
«Девочка. Нужно ее вытащить».
Мама начала говорить жестами:
– Девочка. Иди к ней. Уходите из дома. Быстро.
Мальчик заморгал. Он еще не до конца понимал, что случилось.
– Быстро.
Мама повторила жест.
Мальчик кивнул.
– Быстро.
Он кивнул снова, потом поцеловал Маму в щеку, встал и выбежал из комнаты.
Она точно знала, что он справится. Он – сильный мальчик. Он сможет вытащить сестру из дома и спасти ее.
А она…
Она должна поторопиться сделать кое-что еще.
Мама вышла из комнаты и оказалась на лестнице. Все вокруг полыхало. Трещало. Шипело.
Но она слышала лишь эхо этих страшных звуков.
По тропе аллеи кошмаров ее сопровождала Тишина.
Мама спустилась по лестнице. Едкий дым стоял в воздухе. Она сразу закашлялась. Мама прошла мимо полыхающего дивана и увидела ее…
Бабушка лежала на полу, окруженная пламенем. Ее пальцы сжимали вынутые беруши. Из ушей и ноздрей вытекали багровые струйки.
– Мама…
Она бросила взгляд назад, наверх: Мальчик нес на руках Девочку. Он замер на мгновение, осматривая адский хаос вокруг. И потом продолжил спуск.
Мама резко указала на выходную дверь.
«Скорее! Выбирайтесь!».
Сама она быстро подбежала к прихожей, где стояло инвалидное кресло. Она открыла входную дверь и вытащила кресло на улицу. Потом вынесла велосипед и бросила его с веранды на землю.
Мальчик шел через зал к выходу. Он смотрел на горящее пианино. И на Бабушку, лежащую на полу.
Девочка закрыла глаза.
Мама закричала:
– На улицу! Живо!
Она бросилась на кухню и схватила рюкзак, заполненный остатками припасов.
Взяв его в руки, она выбежала на улицу следом за Мальчиком и бросила рюкзак в снег.
«Этого хватит».
Огонь поднялся по лестнице на второй этаж. С потолка уже посыпались полыхающие доски.
– Дерьмо!
Мальчик, все еще держа сестру на руках, спустился по ступенькам веранды. Отошел к деревьям и опустил Девочку на снег.
Он посмотрел на дом: Мама вернулась внутрь.
– Мама!
– Брат!
Мальчик побежал в дом.
Мама вернулась за последним… телом Бабушки.
Она уже обмотала ее одеялом и теперь пыталась тщетно приподнять над полом. Увидев Мальчика на пороге, она закричала и жестом, и голосом:
– Уходи!
Но он остался.
Мальчик рванулся вперед. Перепрыгнул через огненную преграду. Он настиг Маму и схватился за ноги Бабушки, замотанные одеялом.
Мама посмотрела на него.
Он хочет ей помочь вынести ее тело.
«Только быстрее».
Это последнее, что она хочет вынести из дома. Больше ей незачем сюда возвращаться.
Они вцепились в сверток с двух сторон и пытались его приподнять. Этого у них почти не получилось. В итоге Мама и Мальчик буквально волочили завернутое тело по полу, слегка приподняв плечи, голову и ноги. Вдвоем нести оказалось также тяжело. Мама понимала, что одна она бы точно не справилась.
Кухня горела. Пианино превращалось в кучу обугленных досок.
А Кошка…
Мама увидела Кошку там, под лестницей.
Несчастное животное спряталось там от огня и сейчас жалобно мяукало. Но ее не было слышно.
«Еще Кошка… Кошка…».
Кошка Девочки.
Кошка, которую они нашли здесь, когда приехали в этот дом.
Кошка, ставшая духом-хранителем этого дома на отмели.
Кошка, оставшаяся под горящей лестницей.
«Кошка… черт… бедная Кошка…».
Мама продолжала пятится назад, к выходу. Она с силой впивалась пальцами в ткань, в плечи, и тащила… тащила, тащила…
Мальчик помогал со стороны ног.
Обугленные доски сыпались за его спиной с потолка. Крыша обваливалась. Огненные обломки преградили проход в комнату от лестницы.
Кошка уже не сможет выбраться…
«Быстрее, быстрее, быстрее…».
Мама ощутила спиной морозный воздух. Через считанные минуты они оказались на веранде. Она осторожно, но спешно шагала вниз по ступенькам. Мальчик помогал волочить тело вниз, прочь из огненного дома.
Одеяло разматывалось и спадало.
Мальчик схватился за ноги Бабушки, а Мама вцепилась в ее руки.
Они поволокли бездыханное тело по снегу, к деревьям, у которых их ждала Девочка, вся в слезах.
Мама дала команду Мальчику, и они отпустили тело, оставив его на снегу. Мальчик сразу упал. Мама опустилась на снег и поползла к дереву, к Девочке.
Она развернулась лицом к горящему дому. Стена огня уже преграждала вход. Рыжее пламя охватило весь второй этаж. Дом превратился в один огромный полыхающий столб.
Мама прижалась спиной к дереву и прижала к себе Девочку.
Мама сказала жестом:
– Прости. Кошка осталась.
И она указала на дом.
Кошка погибла. Сгорела вместе с домом.
Девочка в ответ только прижалась к Маме и уткнулась лицом ей в плечо.
Мама поцеловала дочь в лоб.
Мальчик?
Мальчик лежал в снегу, неподалеку от тела Бабушки.
Он лежал, повернув голову набок, и смотрел, как их дом, их убежище, их укрытие, превращается в груду угля.
Тишина и огонь раскололи этот мир.
«Только не это» – крутилось в голове Мамы, – «Только не так. Этого не должно было случиться. Не должно».
Ее взгляд устремился в сторону мертвого тела Бабушки, и она испустила отчаянный душераздирающий вопль.
Миры соприкоснулись. И сознание помутилось.
Все покрылось сепией.
И голос… нежный женский незнакомый голос, все тот же… сказал ей:
– Ты уже готова путешествовать?
