Евгения Кретова
Непростые истории 5. Тайны ночных улиц
– Знаете этого человека?
Валерий взглянул и оторопел. В голове завертелась надоедливая фраза из анекдота про клуб любителей тавтологии: «Труп смертельно убитого мертвеца».
– Кто его так?
– Думаю, что вы, Валерий Аркадьевич, – ледяным тоном произнёс следователь.
– Какая чушь! – Лозицин чуть не подскочил на стуле, но сник, поймав суровый взгляд, – впервые вижу этого… его.
– Однако не только хорошо помните день гибели, но и подробнейше описали все обстоятельства. А вот ещё полюбуйтесь!
На стол легла фотография растерзанного тела девушки.
– Её убили двенадцатого июня.
– Сожалею, но почему вы мне всё это показываете? Не знаком ни с ней, ни с тем мужиком. Прошу, отпустите! Мне, правда, нечего сообщить по убийствам!
– А вы уже всё сообщили. Подробности жизни и смерти жертв изложили. Труп девушки, кстати сказать, нашли ровно в том месте, которое указано во второй серии вашего «Убийства без отягчающих обстоятельств». Насчёт отягчающих обстоятельств не соглашусь. – Следователь постучал по столу карандашом.
– Не понимаю, простите, – заёрзал Лозицин.
– Не понимаешь?! – рассвирепел майор, – не понимаешь? Зинаида Васева числилась пропавшей. Искали, надеялись, что жива! Вдруг приходит сюда подруга и говорит, мол, кино показали про Зину: где училась, где жила, с кем общалась, как пропала, а ещё… где тело спрятано! Выпроваживали девчонку, думали, свистит, однако, настойчивая оказалась, грозилась сама искать. Выслали всё-таки группу в указанное вами место. И что же? Обнаружили!
– Может она и того. Сама.
– Что сама? – неожиданно успокоился майор.
– Подруга сама спрятала там, где в кино сказано, а потом – к вам…
– Нет. Всё, Лозицин, хватит юлить. Пиши признание.
– Погодите! – Валера дрожащими ладонями обхватил голову. – В чём? В чём признание? Я сочинил сценарий, который удивительным образом совпал с реальными событиями. Ну, и что? Разве это преступление?
Следователь долго и вдумчиво изучал потерянное лицо писателя, потом протяжно вздохнул и сказал:
– Идите, Валерий Аркадьевич. Постарайтесь не уезжать из города. Это в ваших интересах. – Он выключил диктофон, чиркнул что-то на пропуске и махнул в сторону двери.
Лозицин добирался домой на автопилоте. Натыкался на прохожих, наступал в заполненные водой ямы, спотыкался о бордюры – старался сосредоточиться, включить все свои аналитические способности. Подумать только, угодил в западню, точно последний кретин! Получается, этот гад не вымысел диктовал, а самые настоящие преступления описывал! До сегодняшнего дня, размышляя над природой ночного гостя, Валерий пришёл к заключению, что Войс – другая сторона личности его самого, этакий проводник неосознанных фантазий. Но каким образом сам Лозицин, пусть даже и подсознательно, мог угадать детали реальных уголовных дел? Следователь не очень-то поверил в случайность, да и Валерий сомневался, что такие совпадения возможны. Кроме того, вспомнился кабинет следователя, описанный в первом сценарии. Он до мельчайших деталей совпадал с тем помещением, в котором Лозицин был сегодня впервые!
Вот засада! Уже выдал сто двадцать серий! Сегодня только отправил последнюю. Завтра надо подписывать контракт на второй сезон. Валерий метался по комнате. Что делать? Что делать? А если в остальных эпизодах полиция тоже углядит никому не известные подробности убийств?! Как оправдаться? Пожалуй, маньяком объявят. Надо ж было бомбу замедленного действия заложить самому себе!
Компьютер не включал. Вообще не мог усидеть на месте больше минуты. Пощёлкает пультом телевизора, плюнет, наткнувшись на очередной детектив, тут же вскакивает, бросается на кухню ставить чайник, оттуда в ванную, а там из зазеркалья испуганно выглядывает отражение. Где-то внутри себя, в районе сбивчиво долбящего сердца, Лозицин хотел нарушить запрет и рассмотреть Войса. Каков бы он ни был, надо увидеть его глаза и… призвать к ответу! Однако ночной гость на этот раз не пожаловал. Сильно за полночь Валерий, измотавшись, рухнул в постель. Уснуть не мог. Едва смыкал глаза, ему виделось серое, застывшее камнем лицо майора, руки с непропорционально длинными заскорузлыми пальцами, потрясающие веером фото, на которых в неестественных позах запечатлены безобразные трупы. Дальнейшая судьба казалась предрешённой: заключение, суд, обвинительная речь прокурора, ненавидящие глаза потерпевших, колония…
Как? Как оправдаться? Нельзя же сказать, что приходит некто по имени Муза и диктует тексты.
– Ваш соавтор? Фамилия? – спросит следователь.
– Как вы могли пустить в дом незнакомца?
– Что значит, не открывали дверь, он сам пришёл?!
– Опишите внешность. Не видели? Он даже не показался?!
– Только голос и всё?!
Войс! Войс! Полный бред! Ни один человек не поверит.
Забылся под утро. Приснилась Алька. Она, хохоча, крутила пальчиком у виска: «Сумасшедший! Ты сумасшедший! Вовремя я сбежала от тебя!» Нечего было возразить. Попал на крючок, не сорваться. Полицейские нашли крайнего, теперь не упустят!
На телевидение не поехал, новый договор подписывать не будет! Ну их всех к ядрёне фене! Мобильный отключил, e-mail не просматривал. Вчерашнее возбуждённое состояние ушло, чувствовал себя опустошённым. Что делать? Оставят ли его в покое? Было бы счастьем вернуться на работу, к родителям переехать! Лишь бы прекратить это безумие!
Ближе к полудню почувствовал голод. Совсем забыл позавтракать, да и не ужинал вчера толком! Нет, на диете он не будет сидеть, ещё неизвестно, как в тюрьме кормят, напостится ещё! Приготовил яичницу из пяти яиц, даже успел съесть, вполглаза наблюдая за новостями по телевизору, но, взявшись за чай, застыл с кружкой в руке.
– Как выяснилось недавно, криминальный сериал, с успехом идущий на нашем канале, основан на подлинных событиях. Редакторам звонят возмущённые родственники жертв, требуя объяснить, откуда авторы черпают закрытую информацию и почему она преподносится впрямую, не претерпевая хотя бы небольших изменений в деталях. Людям больно видеть страдания близких и невыносимо наблюдать беспомощность полиции в расследовании преступлений и безнаказанность преступников. – Дикторша улыбнулась совершенно не к месту и продолжила: – К сожалению, нам не удаётся связаться с автором сценария. Он выключил телефон и не реагирует на электронные письма. По слухам, уехал из города. Известно только, что им заинтересовалась полиция. Как только наши корреспонденты смогут получить объяснения, мы сообщим об этом в следующих выпусках.
Симпатичная брюнетка в элегантном пиджачке кофейного цвета продолжала рассказывать новости, а Валерий кинулся к телефону. Голос редактора казался спокойным, даже радостным:
– Валерий Аркадьевич, мы ждём вас. Помните? Вы обещали приехать для подписания нового контракта!
– Не-нет, я не могу… Зиновий Петрович, я услышал, в новостях сказали, что я уехал из города…
– Ах, вы об этом тревожитесь! Не надо. Мы никому не дадим вас в обиду. Не представляете, как подскочил рейтинг канала после этой истории! Ваши «Отягчающие» просто бриллиант!
– Зиновий… – Лозицин покусал сухие губы, собирая мысли, – Петрович, меня уже вызывали на допрос! Это ужасно, я не знаю, что делать, а в новостях сообщают, что я покинул город! Меня ведь просили не уезжать!
– Да-да, я знаю. С нами связывался майор, как его там, – послышалось шуршание, – Кочетов. Мы целиком на вашей стороне, Валерий Аркадьевич! Вдохновение вещь непредсказуемая, я так и сказал следователю.
– Но… они обвиняют меня бог знает в чём!
– Дорогой наш автор, – Зиновий Петрович произносил слова так ровно, что Лозицин почувствовал себя не приёме у психиатра, – понимаю вашу озабоченность. Подписание контракта отложим на время, постарайтесь собраться. При вашей работоспособности вы быстро нагоните отставание. Жду звонка, не тороплю. До свидания.
– Но как же эти… жертвы! Они могут найти меня! На куски порвут!
– Никто не будет вас рвать, – всё ещё терпеливо говорил редактор, – в титрах псевдоним, как вы и просили, а настоящих данных мы никому не даём, будьте спокойны.
«Будьте… спокойны… будьте… спокойны» – гудело в голове, Валерий не сразу отключил телефон. Данные они не дают! На то они и данные, чтобы их давали! Майору-то сообщили настоящую фамилию и адрес! Эх! Кто ж знал, что всё так обернётся! Начнут теперь на него все нераскрытые убийства вешать. Алиби нет ни на какую дату за редким исключением. Живёт один, работает дома, общается с редактором по «мылу». Изредка в магазин выходит – и всё! Беда-беда… Собрав остатки рассудительности, попробовал успокоить себя. Не могут же, в конце концов, обвинить только за то, что нет алиби? Должны быть улики какие-нибудь, мотив… Мотива нет, это же очевидно! А если? Жуткая мысль прожгла сознание: «Если решат, что он выстраивал преступления, чтобы описать подробности в сценарии? Такой свихнувшийся литератор…» Час от часу не легче! Наверняка так будут думать! Валерий бросился к компьютеру просмотреть эти гадские тексты, чего там наворотил! Резкий звонок в дверь остановил его. Кого ещё принесла нелёгкая? Поплёлся в прихожую. На площадке мялись два крепких молодца.
– Кто?!
– Открывайте, гражданин Лозицин. Полиция.
Валерий не знал, кого он больше боится, сыщиков или потерпевших из его сериала. Стараясь унять смятение спросил:
– Что вам угодно?
Один из полицейских ткнул в дверной глазок раскрытым документом:
– Проедем в отдел, надо побеседовать.
– Я беседовал вчера…
Опер терял терпение:
– Открылись новые факты. Послушайте, не в ваших интересах препираться!
Как они беспокоятся о его интересах!
– Ладно. Сейчас оденусь.
Ну, хоть обыск не собираются делать, хотя… обыска-то нечего бояться. Если только… А вдруг в его отсутствие подбросят улики? Так вот, увезут в отделение, а сюда закинут окровавленный нож?! Ну, чтобы глухарь раскрыть… И так было тошно, а тут! Из подъезда Лозицин выходил с видом обречённого на казнь. Один из оперов даже попытался подбодрить его, сказав, что вызывают как свидетеля. Робкая надежда мелькнула в глазах сценариста, но сникла, уступив место нехорошим предчувствиям.
Беседовал с Лозициным не Кочетов, а дознаватель, фамилию которого Валерий не запомнил. Вопросы кружили, как мухи вокруг навозной кучи, отзываясь звоном в мозгу. Алиби сегодня не требовали, дознаватель пытался выяснить источники Лозицина. Откуда де он получал информацию, есть ли у него знакомые в органах? Валерий хотел было сказать, что тексты нашёл в почтовом ящике, после чего набрал на компьютере и отправил от своего имени, но не решился. Так и твердил в сотый, в тысячный раз, что ничего не знал о совершённых преступлениях, а записывал то, что приходило в голову, будто расслышав слова среди эфирных помех. Измотав сценариста многочасовой беседой, дознаватель уступил место очкастой дамочке. Та показывала бесчисленное множество каракулей и клякс, интересуясь, на что они похожи. Лозицина уже тошнило от картинок, но ему не давали отдыха, позволяя лишь глотнуть воды из гранёного стакана. Раскладывая спички и зубочистки по разным кучкам, он отвечал на пустяковые вопросы, пальцы дрожали, да и всего трясло.
Не помня себя от переутомления, Лозицин приехал домой. Голова напоминала котёл, из которого выскребли содержимое. Пошатываясь, Валерий брёл на кухню. Страшно хотелось пить. Поесть тоже надо бы, но готовить не мог. Пил прямо из чайника. Всё! Спать! К счастью, развязался со всей этой жуткой историей, во всяком случае, арестовывать его никто не собирается. Что это? На пороге комнаты Валерий ощутил чьё-то присутствие в темноте. Хотя, почему чьё-то? Он знал кто там! Войс! Снова явился! Несчастный рванул к выключателю, комната осветилась. Зачем он это сделал?! Зрелище жуткое. В центре комнаты стоял, не касаясь пола, омерзительный тип. Под нависшими надбровными дугами полыхали адским костром глаза. Они жгли сердце, превращая его в угли.
Ноги Валерия одеревенели, пальцы сжались в кулаки, язык присох к нёбу. Тишина давила, растягивала минуты в бесконечность. Господи, за что?! Хотелось исчезнуть, раствориться, растаять…
– Сядь! – приказал, расщепляя сознание, знакомый, но громкий теперь голос.
– Я не буду набирать это больше, – почти не шевеля застывшими губами, ответил Валера.
В тот же миг его подняло и швырнуло в угол комнаты. Он ударился локтём о стол и ногой о системный блок. Экран засветился.
– Пиши! – резало кинжалом.
– Контракт завершён, я не заключал новый, – стонал Лозицин, – пощади! Не могу больше…
– Ты будешь печатать, ничтожество! Печатать и отсылать редактору!
Над Валерием нависла землистого цвета гуттаперчевая морда. Рот смердящим провалом рокотал угрожающе. Ноздри раздувались, играя нервно и злобно.
– Не-ет… оставь меня… – Лозицин не мог управлять телом, говорил с трудом. Пальцы хаотично давили на клавиши, голова дрожала, слёзы капали на столешницу. – Пусти…
– Ты будешь делать, что тебе говорят, падаль, – ядовито шипел Войс. Тонкими когтистыми пальцами он сдавил горло Валерия. – Открывай «Ворд», гнида!
– Изыди-и-и, – из последних сил шептал парень.
Горло сдавило сильнее, слышался хруст. Дикая боль! Воздух исчез. Вакуум! Лозицин раскрывал рот, как старательный оперный певец в ролике с выключенным звуком. Мир потемнел, в черноте сверкали жёлтые звёзды. «Конец», – висело в исчезающем сознании.
Тьма. Миллиарды искорок кружат, удаляясь, собираясь в хороводы, гаснут и вспыхивают вновь. Голову сдавило гигантскими тисками. Вот-вот содержимое черепной коробки выплеснется наружу. Слышен смех – едкий, колючий, нескончаемый. Шевелиться невозможно, мышцы сковало, словно под кожу загнали сто атмосфер.
– Изы-ы-и-и-ди… – тоненько стонет в мозгу.
Губы не шевелятся, в горле – пустынная сушь. Глаза зажмурены.
– Хи-хи-хи, – шаловливый смех сопровождают болезненные щипки.
– Брысь! – надоевший до оскомины голос, – брысь, чертенята! Рано. Он ещё нам полезен.
Лозицин приоткрыл веки, следя сквозь ресницы за происходящим. Миниатюрные – не больше кошки – уродцы скачут вокруг и один за другим исчезают под взглядом громадины-Войса. Его мерзостное лицо имеет выражение достойное заботливого воспитателя, методично призывающего подопечных к дисциплине. Не прошло и двух минут, как передышка, полученная благодаря нашествию «мелочи», иссякла. Соавтор обернулся к Валерию:
– Печатай, дурень! Комната в доме Веры Фёдоровны… – диктовал спокойно, как и прежде: ровно, одноцветно, с паузами и подсказками, где надо ставить знаки препинания.
Боль в затылке, шее и плечах не позволяла сопротивляться. Ненавидя себя за слабость, Лозицин бил клавиши. Текст уплывал, прятался за васильковой рамкой «Вордовского» окна, не оставляя впечатления. Единственная мысль пульсировала в голове Валерия: «Проиграл… попал в рабство… не вырваться!» Столкнувшись с Войсом воочию, Лозицин окончательно утратил иллюзии – отнюдь не Муза посетила закоренелого технаря, не космический разум снизошёл: банальные бесы из церковных сказок взяли его в оборот.
Войс умолк. Лозицин напечатал финальную фразу, в дальнем закутке сознания лелея надежду на спасение: свалить к родителям – оставить это проклятое место. Тут же ощутил жар: кресло обняла тонкая пелена огня. Пламя необъяснимой природы потрескивало, чадило, не касаясь предметов и самого Валерия. Насмешливый голос соавтора заставил вздрогнуть:
– Не вздумай прятаться! Если, конечно, не хочешь обречь близких на мучительную смерть.
Избавляясь от непосильного напряжения всё возрастающей жути, Лозицин пробормотал скороговоркой:
– Нет-нет. Я тут. Не прячусь.
– Ха-ха-ха, – громогласно откликнулся ставший незримым Войс, – подписывай новый контракт и больше не шали, парень.
Равномерный гул системного блока, до этого неслышный, стал единственным звуком в пространстве. Валерий, прикрыв глаза, упокоив руки на подлокотниках, ждал новой пакости. Огонь угас. Что ещё? Потоп? Взрыв? Землетрясение? Быть может пойти в полицию? Подписать липовое признание, пусть посадят в СИЗО, да и дело с концом… Решение не успело сформироваться, прерванное звонком редактора.
– Я согласен, Зиновий Петрович, – сообщил Валерий, не тратя время и силы на предисловия, – пришлите курьера с договором. Подпишу.
Не дослушав восхищённую тираду, отключился. Шлейфом от прерванного диалога остался вопрос о заявке. Ни заявок, ни проектов, ни синопсисов Лозицин ни разу не подавал, отделывался сценариями. С чего бы изменять принятому стилю общения с каналом? Решил причесать свеженабранный текст, да отправить.
С первых же строк Валерий забыл про вычитку. Это всё он печатал? Остервенело прокручивая лист за листом, до рези в уставших глазах пялился на кричащие строки. Вера Фёдоровна – так зовут Алькину бабушку. Название деревни совпадает. Даже расписание автобусов приведено в точности такое, как Лозицин его запомнил. Как? Как это возможно? Пожилую женщину находят мёртвой. Всё указывает на несчастный случай – поскользнулась на вымытом полу, ударилась виском об угол комода. Но нет! Свидетели указывают на тайный приезд внучки. Та прятала лицо за тёмными очками, но её узнали. Следовательно, внучка не в отъезде, как считалось, а навещала бабушку. Почему же не вызвала помощь? Вера Фёдоровна скончалась не сразу, её можно было спасти. Злой умысел?
Дальше Лозицин действовал на автомате: отправил файл с текстом на свой же электронный адрес, стремительно оделся, схватил телефон, планшет, кошелёк и рванул на автобус. Можно ещё успеть на утренний рейс. Во дворе заметил такси. Как кстати! Метнулся, едва не сбив с ног пышную брюнетку, отплывающую от машины.
– Шеф! В Новосёлки! Тройной тариф!
– Седай, – рыжие усы водилы подтянулись, оголив широкие зубы и светло-розовые дёсны.
– Гони! Штрафы оплачу, – выкрикнул Валерий, плюхаясь на сиденье. Не замечая рассуждений таксиста о причинах, погнавших пассажира в такую рань из дома, Лозицин открыл сценарий на планшете и вчитывался, находя новые подтверждения страшной догадке. Бедная Вера Фёдоровна! Как её угораздило? Бедная Алька! Как ей выпутаться?
Он поможет! Выступит свидетелем. Переломит злосчастный рок! Не позволит Войсу сломать жизнь любимой женщине! Только теперь Валера осознал, что с тех пор, как занялся писаниной под диктовку, оставил фантазии о мести. Что это? Силы иссякли? Простил? Да! Он простил и Альку, и даже Федотова. Ради их дочки, ради любви, в конце концов! Их любви, нахлынувшей внезапно, и собственного истерзанного чувства – угасшего, но не забытого.
Новосёлки встретили чистейшим как горный ручей, ещё не прогретым, воздухом, дружным тявканьем из-под каждых ворот, профессорскими взглядами одетых в просторные юбки и растянутые кофты старух. Лозицин всматривался в лица редких жителей, сторонящихся и качающих головами, нет ли в них примет свершившегося горя?
Вот знакомая калитка. Валера торопливо расплатился и попросил водителя подождать с полчасика.
– Хоть часик! – шутливо откликнулся тот, – ожидание оплатишь.
Ноги подгибались, словно неисправные протезы. Каждый шаг давался с усилием. Что таится за покрашенной в цвет молочного шоколада дверью? Знакомый серый кот, дремавший на освещённом солнцем крылечке, повёл ухом и неторопливо поднялся. Валерий тронул мягкую шёрстку ладонью, не сводя глаз с приоткрытой двери:
– Ну, Дымок, что тут у вас? Не опечатано смотрю. Как это понимать?
Запели тревожимые шагами половицы, скрипнули петли, дверь распахнулась, показывая худощавую улыбчивую женщину за шестьдесят с убранными в узел седыми волосами.
– Валера?
– В-вера…. Вера Фёдоровна! С вами всё в порядке? А где Альбина?
– Будто не знаешь? – покачала головой бабушка. – В Германии. С этим… новым своим. А ты чего тут? Зайдёшь? Чайку, может? Я блинков нажарила.
Лозицин привалился к перилам, глядя на Веру Фёдоровну снизу вверх и подавляя желание усесться прямо тут на ступеньку – колени ныли, руки дрожали.
– Спасибо. Нет. Меня такси ждёт. Я только предупредить хотел… – Он замялся. О чём предупреждать-то? Чтобы полы не мыла, или по сырому не ходила? Ещё за сумасшедшего сочтёт. Махнул рукой, попятился: – Пустое. Просто берегите себя, а то всякое бывает.
– Чего приезжал-то? – Алькина бабушка шустро сбежала по ступенькам и схватила Валеру за локоть. – Случилось чего?
– Пустое. Ошибка. Мне сказали, что тут в Новосёлках убийство, вот и рванул узнать, как вы. Другие Новосёлки, походу.
– Ну-ка! Сядем. – Женщина потянула Валеру на прилепившуюся к веранде скамью. – Отчего ж другие? Наши. Тёзка моя скончалась. Сорок дней скоро. Внучку её – Алевтину – в душегубстве подозревают. А тебе кто сказал?
Лозицин опустился на лавку, упёрся локтями в колени и, обхватив голову ладоням, застонал.
– Валерик, родненький, да что с тобой? – обняла его Вера Фёдоровна. Он мычал, покачиваясь, женщина водила ладонью по спине, утешая, и настаивала: – Расскажи, миленький. Расскажи!
Лозицин выпрямился, схватил Веру Фёдоровну за руку и легонько потряхивая, заговорил о том, что внучка потерпевшей невиновна, настоящие преступники специально всё подстроили. Тут будто плотину прорвало: поведал, как мучился после ухода жены, как ненавидел соперника, как появился голос, диктующий тексты…
– Смотрят у нас мужики эти твои «Без отягчающих», – вздохнула Вера Фёдоровна. – Значит, говоришь, всё по настоящим делам? – дождавшись, когда Валера кивнёт, она предложила: – Вот, что, милый, оставайся-ка ты у меня – комната Альбины свободна. Сюда твой бес не сунется. Избу освятили, иконы в каждом углу…
Парень отшатнулся, побледнев. Глаза его расширились. Он почувствовал запах дыма и отчётливо увидел, как за спиной Алькиной бабушки бьются языки пламени – тонкие, прозрачные, набирающие силу. Ощутил их жаркое дыхание и едва сдерживался, чтобы не завопить. Осёл! Навлёк беду на этот дом! Вера Фёдоровна хотела ещё что-то сказать, но Лозицин вскочил:
– Нет! – бросился к калитке, выкрикивая на ходу: – Спасибо. Мне надо в город. Не беспокойтесь. Берегите себя!
– Валера! – спешила за ним Вера Фёдоровна, – постой, хоть воды крещенской вынесу!
Но парень уже ввалился в машину, и та тронулась, вспугнув пыль с обочины. Таксист вырулил на асфальт и, посвистывая, погнал в город. Звонок Зиновия Петровича застал их на полдороги.
– Что же это вы, Валерий Аркадьевич! Курьер приехал, а вас дома нет!
– Курьер? Зачем?
– Контракт обещали подписать. Запамятовали? – тон собеседника, оставаясь ровным, густел, набухая тревогой и раздражением. – Поспешите, друг мой, курьер подождёт, но ему ещё надо вернуться до конца рабочего дня в…
– Не будет контракта, Зиновий Петрович, – прервал его Лозицин. – Баста! Никаких убийств. Закрывайте проект после первого сезона. Или ищите другого автора.
Не слушая возражений, он прервал беседу и взглянул вперёд. Последним, что увидел, был зависший над их полосой метров за десять от капота Войс. Он, скрестив на груди мускулистые руки и криво ухмыляясь, плыл спиной вперёд со скоростью автомобиля, так что расстояние не сокращалось. Воздух вокруг фигуры уплотнился и создавал иллюзию портала в другое пространство, где можно было разглядеть чёрно-красные всполохи. Лозицин закричал.
Удар. Темнота. Яркая точка в центре. Взгляд на неё. Точка стремительно растёт, превращаясь в ослепительно белый круг – тот самый тоннель.
«Я свободен!»
***
Следующая телевизионная неделя была перегружена сообщениями о гибели талантливого сценариста. Особо отважные корреспонденты поспешили сравнить Лозицина с кометой, осветившей серое небо детективных сериалов и погаснувшей так же внезапно, как появилась. Встречались, однако, критики, применявшие другие метафоры, те считали недопустимым паразитировать на чужой беде. Разбавляли умные рассуждения специалистов интервью с людьми, лично знавшими покойного. Чаще всего мелькала на экранах ошарашенная физиономия усатого таксиста. Угодивший в знаменитую аварию водитель получил переломы четырёх рёбер и сотрясение мозга, но справедливо считал, что родился на свет второй раз.
– Провидец! – горячился усач, глядя в объектив камеры. – Если б седок не заорал, хрен бы я заметил придурка, что гнал на красный.
– Хотите сказать, – журналистка субтильного вида пыталась вести беседу в деловом стиле, – не заметили опасности, тогда как Валерий Лозицин смог разглядеть мчащий по боковой дороге грузовик.
– Не мог он разглядеть, говорю тебе! Предчувствовал. Как заорёт: «Вой, вой!» Я по тормозам! Иначе бы каюк, точно. Вот! Я, значит, цел, а он… подушка безопасности на пассажирском бракованная оказалась. – Мужчина сокрушённо качал головой и разводил руками, мол, тут и провидец бессилен.
Тень ясновидящего сценариста вдохновила многих. Гильдия экстрасенсов включила Валерия в свои ряды, пусть и посмертно, майор полиции был не прочь списать совпадения кино с фактами из уголовных дел феноменом писателя Лозицина. Лишь один человек догадывался, в чём причина дарования и смерти Валерия – бабушка его бывшей жены Вера Фёдоровна.
