Игорь Юрьевич Додонов
Ватутин против Манштейна. Дуэль полководцев. Книга первая. До столкновения
Правда, генерал Гудериан, дивизии которого были столь неожиданно остановлены, ни словом не обмолвился в мемуарах об их плачевном состоянии, которое мешало им добить англичан и французов. Определив приказ Гитлера как роковой (название раздела мемуаров – «Роковой приказ Гитлера – прекратить наступление»), Гудериан продолжает:
«В это день (24 мая – И.Д., В.С.) произошло вмешательство Верховного командования в проведение операции, оказавшее пагубное влияние на весь ход войны. Гитлер остановил левое крыло германской армии на р. Аа (выделено Гудерианом – И.Д., В.С.). Переправа через реку была запрещена. Причину нам не указали (выделено нами – И.Д., В.С.). В приказе Верховного командования говорилось: “Дюнкерк предоставить авиации. Если овладение Кале натолкнётся на трудности, то и этот город также предоставить авиации”. Содержание приказа я передаю по памяти. Мы лишились дара речи. Но нам трудно было противоречить приказу, не зная причин, которые заставили его отдать. Итак, танковые дивизии получили приказ: “Удерживать побережье Ла-Манша. Перерыв в операциях использовать для ремонта машин”» [25; 159].
«Впоследствии, мотивируя своё решение остановить наступление моего корпуса, он (Гитлер – И.Д., В.С.) говорил, что территория Фландрии с её многочисленными каналами якобы непригодна для действий танков. Это объяснение нельзя признать удовлетворительным.
[…]
…Правильным является предположение, что Гитлер и прежде всего Геринг считали, что превосходства немецкой авиации вполне достаточно для воспрещения эвакуации английских войск морем. Гитлер заблуждался, и это заблуждение имело опасные последствия…» [25; 162 – 163].
Итак, судя по этим строкам из воспоминаний Гудериана, даже официальную причину остановки моторизованных корпусов танковой группы Клейста (т.е. далеко не блестящее их состояние, прежде всего, – техническое, непригодность территории Фландрии для действий танков) командному составу этих корпусов не объяснили, она стала известна Гудериану позднее, задним числом. Он склонен был расценивать приказ Гитлера как простую ошибку.
Любопытно, что Гудериан в своих мемуарах употребляет столь излюбленное Манштейном словосочетание: «…Вмешательство Верховного командования (читай – Гитлера – И.Д., В.С.) в проведение операции, оказавшее пагубное влияние на весь ход…» и т.д. [25; 159].
Но что ещё интереснее, сам Манштейн в «Утерянных победах» и словом не обмолвился о приказе Гитлера от 24 мая, упустив тем самым прекрасную возможность попенять фюреру за его некомпетентное командование и лишение ОКХ реальных полномочий в осуществлении управления операциями. Почему? То ли потому, что в результате приказа Гитлера была утеряна не его, Манштейна, победа, а, скажем, Гудериана и Рейнгардта? То ли потому, что он не был непосредственным участником или свидетелем тех событий – его корпус находился совсем на другом участке фронта? То ли потому, что попросту не находил истинных причин, которыми руководствовался фюрер, отдавая подобное приказание? То ли потому, что не хотел по тем или иным мотивам эти причины озвучивать? нам остаётся только гадать.
«Военный дневник» Гальдера, записи в котором единовременны происходящим событиям, каких-то разъяснений относительно мотивов появления приказа фюрера не даёт. Несмотря на то, что дневник вёлся одним из самых высокопоставленных военных чинов Третьего рейха, создаётся впечатление, что приказ этот был для Гальдера полной неожиданностью, и смысла его он так и не понял. Утренние записи от 24 мая вполне спокойны, по ним видно, что начальник Генерального штаба Сухопутных войск весьма доволен ходом операции и никаких неприятных сюрпризов не ждёт:
«Обстановка и дальше развивается чрезвычайно благоприятно, хотя выход пехотных соединений к Аррасу несколько задерживается. Поскольку южнее Соммы в настоящий момент нам ничто не угрожает, я не считаю ситуацию опасной. Силу сопротивления противника не следует расценивать слишком высоко, французы могут вести только бои местного значения. Итак, события развиваются своим чередом; мы должны запастись терпением» [23; 423].
В 15.30 появляется запись:
«С сегодняшнего утра фюрер у Рундштедта» [23; 424].
Но дальше никаких записей, свидетельствующих о беспокойстве или недовольстве Гальдера.
И только в 20.00:
«Главком (т.е. Браухич – И.Д., В.С.) возвратился из ОКВ. По-видимому, вновь неприятное объяснение с фюрером» [23; 425].
Но что характерно, о причине плохого настроения Браухича – ни слова. Видимо, для Гальдера это – загадка.
А вот в 20.20 в дневнике появляется запись с восклицательным знаком, который равно свидетельствует как о неожиданности полученного известия, так и о непонятности для Гальдера мотивов и причин, которые могли привести к появлению подобного рода известий:
«Приказ, отменяющий вчерашний, предписывающий окружение войск противника в районе Дюнкерк, Эстер, Лилль, Рубэ, Остенде. Подвижное левое крыло, перед которым нет противника, по настойчивому требованию фюрера, остановлено (выделено нами – И.Д., В.С.). В указанном районе судьбу окружённых армий должна решить наша авиация» [23; 425].
Наиболее подробные записи, связанные с приказом фюрера от 24 мая, содержатся в дневнике Гальдера под датой «25 мая». Собственно, записи этого дня и начинаются с вопросов, так или иначе связанных с отданным Гитлером накануне приказанием:
«День снова начался с неприятных стычек между Браухичем и фюрером относительно дальнейшего ведения битвы на окружение. Я задумал это сражение так, чтобы группа армий “Б”, осуществлявшая массированное фронтальное наступление на постепенно отходящего противника, только сковывала его, а группа армий “А”, сдерживая разбитые войска противника с фронта, наносила бы решающий удар с тыла. Для этого должны были использоваться моторизованные соединения. Однако политическое руководство считает, что решающая битва должна произойти не на территории Фландрии, а в Северной Франции. Чтобы скрыть эту политическую цель, делается заявление, что территория Фландрии с её многочисленными водными преградами непригодна для танков. Поэтому следует остановить танки и другие моторизованные части по выходе их на рубеж Сент-Омер – Бетюн (выделено нами – И.Д., В.С.).
В результате этого положение коренным образом меняется. Я хотел группу армий “А” сделать молотом, а группу армий “Б”– наковальней. Теперь делают группу армий “Б” молотом, а группу армий “А ”– наковальней. Так как группа армий “Б” находится перед сплошным фронтом противника, это будет стоить ей много крови и займёт много времени. Следует учесть, что действия авиации, на которую возлагают большие надежды, зависят от погоды.
Это расхождение во взглядах вызывает массу противоречивых указаний, и на это уходит больше нервов, чем на руководство войсками в целом. Но сражение мы всё же выиграем» [23; 425 – 426].
В этой записи в дневнике Гальдера от 25 мая есть всё: и упоминание об утренней стычке Браухича с Гитлером по поводу дальнейшего ведения битвы во Фландрии (видимо, главнокомандующий сухопутных войск сделал попытку убедить Гитлера отказаться от принятого им накануне решения, но попытку, естественно, неудачную), и изложение сути действий групп армий «А» и «Б» при различных вариантах ведения операции на территории Бельгии и граничащей с ней Северо-Западной Франции, и констатация возникновения множества проблем из-за пересмотра плана действий в данном районе. Есть в данном отрывке и указание на причину, руководствуясь которой фюрер отдал 24 мая известный приказ (выделенный нами участок текста). Из этого указания можно понять следующее:
1) Причина эта носила политический, а не военный характер.
2) Ссылки на состояние моторизованных корпусов танковой группы Клейста, на условия местности, где эти соединениям предстоит действовать, – не более чем ширма. За официальной (военной) причиной кроется причина политическая.
И Гальдер даже озвучивает эту политическую причину: «…Политическое руководство считает, что решающая битва должна произойти не на территории Фландрии, а в Северной Франции» [23; 426].
Но только, позвольте, какая же это политическая причина? Что тут политического? В таком варианте её изложения она, скорее, похожа на причину военную. Ну, а если и принять её за политическую, то она, в сущности, ничего не объясняет. Сразу же напрашивается вопрос: «А почему политическое руководство нацистской Германии так считало?» Гальдер ответа на этот вопрос не даёт. Видимо, его оставили в неведении. Или он попросту помалкивал, что-то всё-таки зная?
Так или иначе, но вразумительного объяснения причин появления приказа Гитлера от 24 мая 1940 года начальник Генерального штаба Сухопутных войск вермахта в своём дневнике не привёл.
О невыясненности и спорности вопроса причин отдачи Гитлером приказа о приостановке наступления механизированных соединений левого фланга группы армий «А» пишет известный британский историк Лиддел Гарт:
«Причины отдачи Гитлером рокового приказа об остановке наступления перед Дюнкерком никогда не будут полностью выяснены. Одной из них, как говорил сам Гитлер, было опасение, что танки могут застрять в болтах. Болотистая местность Фландрии произвела на Гитлера сильное впечатление в Первую мировую войну, когда он был ещё капралом. Другой причиной было желание Гитлера сохранить боеспособность танков для нанесения следующего сокрушительного удара по французам. Третьей причиной являлась уверенность, поощряемая Герингом, в том, что немецкие военно-воздушные силы смогут предотвратить эвакуацию морем из Дюнкерка попавших в ловушку английских войск. Но анализ кампании показал, что непосредственной причиной приказа о прекращении наступления было психологическое воздействие небольшой контратаки англичан силами двух танковых батальонов, предпринятой 21 мая 1940 года в районе Арраса во фланг продвигавшихся к побережью немецких войск. При проведении этой контратаки англичанами учитывались опасения, которые испытывали Гитлер и некоторые из высших немецких офицеров во время смелого и глубокого стратегического прорыва во Франции. Контратака оказала сильное психологическое воздействие на немецкое командование в наиболее критический для него момент. Клейст неоднократно приостанавливал наступление Гудериана. Командующий армией Клюге, непосредственный начальник Клейста, также был склонен приостановить дальнейшее наступление до выяснения положения у Арраса. На Рундштедте, естественно, также сказалось их беспокойство. Таким образом, когда Гитлер на конференции утром 24 мая выяснил взгляды Рундштедта, его сомнения ещё более усилились, и он сразу же после конференции издал приказ о приостановке наступления. Браухич и Гальдер были склонны продолжать танковое наступление, но Гитлео нашёл достаточно сторонников для поддержки своей чрезмерной осторожности» [47; 274].
Как видим, британский автор ни словом не упоминает какие-то политические мотивы решения Гитлера остановить наступление танковой группы Клейста. Все причины, вызвавшие появление подобного решения, по Лиддел Гарту, – чисто военные. «Стоп-приказ» Гитлера Лиддел Гарт именует и роковым, и порождённым чрезмерной осторожностью фюрера. Однако в рассуждениях историка бросается в глаза ряд моментов. Прежде всего, первые две названные им причины – суть одна и та же: стремление сохранить танковые силы для грядущих операций в Северной Франции, опасение, что сложные условия местности во Фландрии нанесут большой вред их техническому состоянию. Именно эту причину, как помним, Гальдер называет всего лишь официальной ширмой истинных политических мотивов решения фюрера (см. выше).
Далее, вряд ли обещания Геринга обеспечить интенсивную и эффективную работу своих люфтваффе по войскам союзников в районе портов Ла-Манша, и прежде всего, Дюнкерка, могли стать побудительной причиной для Гитлера остановить наступление танковых войск Клейста. Они могли стать лишь дополнительной причиной, определённым моментом, укрепляющим фюрера в принятом решении.
Наконец, то, что Лиддел Гарт называет основной причиной приостановки немецкого наступления, т.е. контрудар англичан под Аррасом 21 мая 1940 года, на роль таковой не «тянет» совсем. Позволено будет заметить, что британский историк попросту переоценил роль британских войск в указанных событиях. Психологически его понять можно – особо гордиться англичанам боевыми действиями их армии в Бельгии в мае – начале июня 1940 года не приходится. Нечем там гордиться. Потому-то и «выдал» Лиддел Гарт утверждение, что, мол, два английских танковых батальона остановили своей контратакой наступление целой немецкой танковой группы. Остановили, конечно, не атакой в лоб, а непрямыми действиями, посредством психологического эффекта. Т.е. тут, с одной стороны, и гордость берёт, а с другой – события, казалось бы, подтверждают главную мысль книги Лиддел Гарта – непрямые действия являются наиболее эффективным способом ведения войны (книга британского историка так и называется «Стратегия непрямых действий»).
Но вряд ли вообще контрудар англичан под Аррасом можно увязывать с появлением приказа фюрера.
Против этого, прежде всего, сам хронологический разлёт событий – 21 и 24 мая. Между ними – трое суток. И уж если бы фюрер начал паниковать и чрезмерно осторожничать, то приказ о приостановке продвижения танковых сил Клейста он отдал бы сразу , 21 мая, а не дожидался 24-го числа. Если бы контрудар англичан носил длительный характер и продолжался хотя бы пару дней, то его связь с приказом Гитлера ещё можно было бы допустить. Но, напомним, что попытки английских войск наступать под Аррасом сошли на нет в течение того же 21 мая. К вечеру британцы отступили на исходные позиции. 22-го с трудом отбивались от наседающих немцев, а 23 мая отошли от Арраса. Германское командование, действительно, было поначалу сильно обеспокоено действиями британцев, но весьма быстро разобралось, что к чему, и, как мы видели, свело к нулю их первоначальные успехи и даже заставило их отступать. Более того, 24 мая, когда Гитлер отдал свой приказ, оснований опасаться каких-то контрударов союзников с севера было ещё меньше – после прорыва 6-й немецкой армией фронта бельгийских войск у Куртре англо-французам было уже не до контрударов по немецким флангам (об этих событиях немного ниже).
Утверждение Лиддел Гарта, что Клюге, испуганный событиями под Аррасом, хотел остановить наступление Клейста, не выдерживает никакой критики. Действительно, Клюге являлся командующим 4-й немецкой армией, войска которой подверглись удару под Аррасом, но он никак не мог отдать приказ танковой группе Клейста, ибо она входила в состав не 4-й, а 12-й армии и подчинялась её командующему генералу Листу. Наступала 12-я армия южнее 4-й, и её войска к событиям под Аррасом отношения не имели вообще.
Хотя здравое зерно в утверждениях Лиддел Гарта о том, что контрудар оказал психологический эффект и на Клейста, и, возможно, на Рундштедта, есть, но историк преувеличивает роль этого эффекта, заявляя, что из-за него Клейст несколько раз останавливал продвижение дивизий Гудериана, а Рундштедт чуть ли не убедил Гитлера в необходимости остановить наступление левого фланга группы армий «А».
О том, как нервничал Клейст, рассказал в мемуарах Гудериан. Вот и «поверим Лиддел Гарта Гудерианом»:
«21 мая пришёл приказ продолжать наступление на север с задачей овладеть портами Ла-Манша. Я хотел направить 10-ю танковую дивизию через Эден, Сент-Омер на Дюнкерк, 1-ю танковую дивизию – на Кале и 2-ю танковую дивизию – на Булонь, но вынужден был изменить свой план, так как в 6 часов 22 мая получил приказ командования выделить 10-ю танковую дивизию в резерв танковой группы. Следовательно, в моём распоряжении для наступления 22 мая оставались лишь 1-я и 2-я танковые дивизии. К сожалению, моя просьба в целях быстрого овладения портами Ла-Манша оставить мне все три дивизии не была удовлетворена. С тяжёлым сердцем мне пришлось отказаться от немедленного наступления 10-й танковой дивизии на Дюнкерк…» [25; 156].
Вот так, собственно, нервничал генерал Клейст – во избежание неприятностей, для подстраховки, он предпочёл усилить резерв танковой группы, ослабив ударную группировку Гудериана, забрав у него одну танковую дивизию.
Далее Гудериан объясняет причину этой нервозности:
«21 мая севернее нас произошло интересное событие: английские танки сделали попытку пробиться по направлению к Парижу. Под Аррасом они натолкнулись на ещё необстрелянную в то время дивизию СС “Мёртвая голова” и вызвали панику в её рядах. пробиться они не пробились, но некоторым образом повлияли на настроение штаба танковой группы фон Клейста, который вдруг стал проявлять нервозность. На солдат это влияние не распространилось. 21 мая 41-й армейский корпус силами 8-й танковой дивизии достиг Эден, 6-я танковая дивизия заняла Буасл.
Утром 22 мая началось наступление.
[…]
Рано утром 23 мая был передан приказ с паролем: “Выступление – восток – 10.00. Продвижение южнее Кале на Сен-Пьер-Брук и Гравлин”.
23 мая 1-я танковая дивизия с боями начала продвигаться по направлению на Гравлин, 2-я танковая дивизия вела в это время бои за Булонь. […].
24 мая 1-я танковая дивизия достигла канала Аа между Ольк и побережьем и захватила предмостные укрепления у Ольк, Сен-Пьер-Брук, Сен-Никола и Бурбур; 2-я танковая дивизия вела бои по очищению Булони; 10-я танковая дивизия главными силами вышла на рубеж Девр, Сааме.
[…]
41-й армейский корпус Рейнгардта создал у Сент-Омер предмостное укрепление на реке Аа» [25; 156 – 159].
И так вплоть до получения приказа Гитлера остановить наступление. Т.е., мы видим, что нервничать-то Клейст нервничал, но наступления Гудериана он не приостановил ни разу (вопреки утверждениям Лиддел Гарта).
Что же касается беспокойства Рундштедта, то, повторяем, события под Аррасом 21 мая, безусловно, его вызвали, но после нормализации ситуации на данном участке фронта каких-то сведений о нервозности Рундштедта и его желании прекратить наступление своего левого крыла не имеется. Во всяком случае, дневник Гальдера ничего подобного не упоминает. Подневные записи за 22 – 24 мая оставляют впечатление полного согласия между командующим группой армий «А» и ОКХ как в отношении оценки текущей ситуации, так и тех действий, которые необходимо предпринять.
Так что, вряд ли прав Лиддел Гарт, утверждающий, что это Рундштедт подтолкнул Гитлера к остановке наступления, т.е. он был «последней каплей», вызвавшей принятие фюрером подобного решения. Скорее, ближе к истине находится Типпельскирх, который пишет, что доводы Гитлера произвели определённое впечатление на командование группы армий «А», а потому приказ фюрера на остановку наступления левого крыла группы возражений этого командования не встретил [83; 114]. А может быть, ни Рундштедт, ни его штаб попросту не захотели противоречить Гитлеру, полагая что это бесполезно.
Итак, ссылки Лиддел Гарта на контратаку двух британских танковых батальонов под Аррасом как на главную причину остановки 24 мая наступления танковой группы Клейста – не более чем измышление английского историка.
Справедливости ради надо сказать, что распространение подобная точка зрения Лиддел Гарта не получила. Во всяком случае, работы, которые бы называли английский контрудар под Аррасом главной причиной появления «стоп-приказа» фюрера от 24 мая, нам не известны.
Однако определённого рода «перепевы» Лиддел Гарта встретить можно, когда речь идёт о других называемых этим историком причинах приостановки наступления танковой группы Клейста.
Скажем, немецкие историки В. Блейер, К. Дрехслер, Г. Фёрстер, Г. Хасс, «не мудрствуя лукаво», утверждают, что «главной причиной остановки наступления была передышка, крайне необходимая для усиления ударных танковых дивизий, которые должны были быть готовы для второй фазы кампании» [7; 60]. Т.е. указанные исследователи главной причиной считают, в сущности, официальную причину, озвученную ещё лично Гитлером.
Авторы советской 12-томнной «Истории Второй мировой войны. 1939 – 1945» (так называемой «брежневской») склонны полагать, что с инициативой остановки наступления левого крыла группы армий «А» выступил её командующий генерал-полковник Рундштедт, а Гитлер лишь одобрил эту инициативу (явное совпадение с точкой зрения Лиддел Гарта). Во всяком случае, формулировки, к которым прибегли советские историки, повествуя об отдаче приказа от 24 мая, не позволяют как-то по-другому трактовать их точку зрения на данный вопрос. Они пишут следующее: «Но 24 мая командующий группой армий «А» Рундштедт с одобрения Гитлера, прибывшего в этот день в его штаб, приказал танковым силам временно остановиться на рубеже Гравлин, Сент-Омер, Бетюн» [37; 97 – 98]. Причём, сами исследователи не приводят какого-то объяснения причин, по которым Рундштедт мог настаивать на остановке наступления своего левого фланга, ограничиваясь лишь подстрочной ссылкой на журнал боевых действий группы армий «А», подтверждающий, по их мнению, высказанную ими точку зрения: «В журнале боевых действий группы армий “А” 23 мая в 22 часа 55 минут была сделана запись, в которой указывалось, что для подтягивания сил и выяснения обстановки танковые группы Клейста и Гота должны приостановить наступление» [37; 98].
Ещё одна группа советских историков, авторов 6-томной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 – 1945» (так называемой «хрущёвской»), говоря о причинах отдачи Гитлером приказа от 24 мая 1940 года, делает упор на политических мотивах его появления, считая их главными. Они пишут:
«Войска танковой группы (Клейста – И.Д., В.С.) имели полную возможность не только помешать эвакуации англичан, но и разгромить их. “Спасло вмешательство Гитлера”. 24 мая Гитлер прибыл в штаб-квартиру Рундштедта в Шарлевиле и приказал не предпринимать против английских войск до их посадки на суда никаких действий ни на земле, ни с воздуха. Немецким войскам запрещалось приближаться к Дюнкерку ближе, чем на десять километров. Отдавая такой приказ, германское правительство считало, что эвакуированные из-под Дюнкерка английские солдаты и офицеры распространят по всей Англии настроения растерянности и страха перед фашистскими полчищами, что вызовет глубокую деморализацию и будет способствовать капитуляции страны перед Германией. Гитлер хотел запугать Англию её же солдатами. В то же время он старался улучшить шансы на сделку с английскими мюнхенцами. Этим и обусловливались германские попытки тайного сговора с противником (выделено нами – И.Д., В.С.).
Рундштедт понимал и одобрял этот замысел Гитлера. Больше того, он уже сам подумывал остановить войска, подготовленные для разгрома англо-французской группировки, прижатой к морю вблизи Дюнкерка» [36; 223].
Итак, главной причиной остановки наступления под Дюнкерком было, по мысли авторов «Истории Великой Отечественной войны…», стремление Гитлера достичь соглашения с Англией. Это и был тои самый политический мотив, о котором писал в своём дневнике Гальдер, не называя его конкретно.
В подтверждение своей мысли историки ссылаются на материалы, опубликованные в британском военном альманахе «The Army Quarterly and defence journal» (примерно «Армия ежеквартально и журнал обороны») (книга LXVI, № 1, апрель 1958 г., стр. 112) [36; 223]. К сожалению, нам содержание данных материалов не известно.
Зная дальнейшие события под Дюнкерком, а также памятуя о том, что Гитлер, действительно, чрезвычайно стремился к достижению соглашения с Великобританией, о чём неоднократно заявлял и даже предпринимал определённые шаги в этом направлении, вывод советских историков кажется более чем убедительным. Безусловно, нельзя отрицать и наличия каких-то второстепенных причин чисто военного плана. Скажем, стремление привести в порядок танковые дивизии перед их броском во Францию, уменьшить их потери как в результате боевых действий, так и по техническим причинам из-за сложного рельефа Фландрии. Но, как указывал ещё Гальдер, таковые причины играли всё-таки роль официальной ширмы некоей причины политического порядка, которая и была главной65.
Итак, 24 мая 1940 года наступление моторизованных корпусов левого фланга группы армий «А» было остановлено. Для командования союзников, прекрасно осознававшего всю опасность сложившегося под Дюнкерком положения, это было просто манной небесной, подарком свыше (на самом деле, вполне сознательно сделанным подарком со стороны Гитлера). Оно спешно начало перебрасывать под Дюнкерк подкрепления.
Между тем, немецкая группа армий «Б» уже 24-го числа начала успешно осуществлять отведённую ей роль молота (по выражению Гальдера). Нанеся удар по правому флангу бельгийской армии в районе Куртре, она прорвала её фронт и частью сил своей 6-й армии также начала продвигаться к Дюнкерку [37; 98].
Узнав о прорыве у Куртре, командующий британскими экспедиционными силами генерал Горт немедленно отдал приказ об их общем отступлении к Дюнкерку. Это означало, что англичане оставляли свои позиции по линии каналов Дуэ, Ла-Бассе, что, в свою очередь, обрекало и французов, занимавших оборону северо-западнее, по каналам Ла-Бассе, Бетюн и берегу реки Аа, на отступление [37; 98].
Командующий 1-й группой французских армий генерал Бланшар кинулся на командный пункт Горта, чтобы предотвратить отступление англичан. Он уверял Горта и находившегося в его штабе представителя британского Имперского генерального штаба генерала Дилла, что сумеет закрыть прорыв у Куртре. Однако английские военачальники скептически отнеслись к обещаниям Бланшара и не вняли его просьбам о приостановке отхода. По этому поводу французский историк А. Мишель замечает, что генерал Горт «сделал первый взмах ножницами, чтобы разрезать слабую ткань союзнической коалиции» [37; 98].
Увы, А. Мишель ошибся в своём образном сравнении. «Взмах ножницами», сделанный Гортом, был далеко не первым. Британское командование к 25 мая уже давно и вовсю «пластало» «слабую ткань союзнической коалиции».
Позже, в докладе командования британского экспедиционного корпуса в Бельгии и Франции, генерал Горт писал: «Я понимал, что такой вариант даже в теории был крайним решением, ибо он подразумевал уход британских экспедиционных сил с театра военных действий в тот момент, когда французы нуждались в максимальной помощи Великобритании» [37; 98].
И тем не менее, понимая в теории, на практике Горт уже 17 мая отдал распоряжение об эвакуации в Англию через Булонь некоторых тыловых служб и частей, а 19 мая он сообщил в Лондон свои предложения по эвакуации английской армии из Франции. В этот же день британское адмиралтейство отдало распоряжение командующему Дуврским морским районом адмиралу Рамсею начать разработку плана эвакуации английских войск через Дюнкерк. Морское командование спешно приступило к изысканию и сосредоточению в Дувре плавсредств для проведения операции [37; 98].
Просим читателей обратить внимание на хронологию этих событий. 17 – 19 мая германские войска ещё не прорвались к Ла-Маншу. Танковые дивизии Клейста ещё не развернулись на север и северо-запад и не двинулись вдоль побережья пролива. Кризис на фронте был, но были и шансы его преодолеть, на что, собственно, и рассчитывало французское командование. А в это же самое время командование английское и английское правительство66 считали положение безнадёжным и начали готовить эвакуацию своих войск из Франции. И тогда, выходит, что Горт изначально не верил в успех начатого им под Аррасом 21 мая контрудара. Зачем же он его проводил, да ещё в разнобой с французским? А был ли случаен этот самый разнобой? Почему командующий английским экспедиционным корпусом не массировал силы для развития первоначального успеха контрудара? Сам собой напрашивается вывод, что абсолютно бестолковый по своему воплощению контрудар бы ни чем иным, как предлогом, которым англичане воспользовались для начала отвода своих войск. И, таким образом, бестолковость эта была создана англичанами намеренно.
В этой связи прорыв немцев под Куртре также можно рассматривать как великолепный повод для генерала Горта начать новый этап отступления своих войск. В самом деле, теперь ему и не надо было искусственно создавать какую-то ситуацию, чтобы потом ссылаться на неё, как на причину отхода, причём, отхода, как и в предыдущие разы абсолютно не согласованного с французскими союзниками. Поэтому усилия Бланшара переубедить своих британских коллег были совершенно напрасными. Скепсис Горта и Дилла был вызван отнюдь не действительной неспособностью Бланшара закрыть прорыв у Куртре, а тем, что им просто надо было отвести подчинённые им войска.
Вполне можно согласиться с французскими историками Ж. Азима и М. Виноком, которые пишут:
«…В то время, когда французы ещё лелеяли надежду на новое “чудо на Марне”, англичане считали, что сражение за Францию неотвратимо проиграно, и поэтому им во чтобы то ни стало следует сохранить свои силы для будущего» [37; 98].
Итак, генерал Бланшар, не добившись от Горта приостановки отступления английских экспедиционных сил, сам был вынужден 25 мая подписать директиву об общем отступлении французских войск за реку Лис к Дюнкерку. В директиве, в частности, говорилось: «1-я французская, английская и бельгийская армии последовательно отступают за линию водных преград, образуемых каналом Аа, рекой Лис и обводным каналом, и создают вокруг Дюнкерка широкий плацдарм, который должен решительно обороняться» [37; 100].
Генерал Вейган в своей телеграмме Бланшару подтвердил необходимость обороны Дюнкерка. Более того, он дал указание принять энергичные меры к деблокированию Кале и освобождению мыса Гри-Не, чтобы улучшить условия материально-технического снабжения союзных войск морем [37; 100].
Из этих приказов как командования 1-й группы армий, так и французского главнокомандования видно, что плацдарм у Дюнкерка рассматривался ими как стратегический, оборона которого была необходима, в частности, чтобы дать возможность французской армии усилить оборону по рекам Эна и Сомма. Ни Бланшар, ни Вейган не помышляли ни о какой эвакуации через Дюнкерк сражающейся под ним союзнической группировки. Правда, не понятно, насколько сам генерал Вейган верил в осуществимость отданных им 25 мая директив, потому что вечером этого же дня на заседании военного комитета Франции под председательством президента республики А. Лебрена он обрисовал создавшееся положение в крайне пессимистических тонах и дал понять членам правительства, что дело идёт к поражению страны в войне, заявив: «Франция совершила огромную ошибку, вступив в войну, не имея необходимого вооружения и соответствующей военной доктрины. Весьма вероятно, что она должна будет дорого заплатить за это преступное неблагоразумие…» [37; 99].
