Игорь Юрьевич Додонов
Ватутин против Манштейна. Дуэль полководцев. Книга первая. До столкновения
Легко заметить, что критика отдельных положений плана «Диль», будучи правильной, не затрагивала его основ. Высказывавшие её генералы, подобно Гамелену, были убеждены, что свой главный удар немцы будут наносит через Северную Бельгию. Не выразил в указанном отношении сомнений и де Голль, критикуя общую стратегическую концепцию союзных армий. Горькой гримасой истории выглядит на этом фоне своеобразное «озарение», посетившее командующего французским Северо-Восточным фронтом генерала Жоржа, который незадолго до начала немецкого наступления заявил, что если вдруг противник нанесёт свой главный удар на участке фронта между Маасом и Мозелем (т.е. именно там, где немцы его и нанесли), то для отражения такого удара у французов на данном участке фронта сил крайне недостаточно. Генерала никто не услышал. И главное – было уже поздно [37; 88].
* * *
В 5 часов 35 минут 10 мая 1940 года германская армия начала вторжение в Голландию, Бельгию и Люксембург. Чтобы снять с себя обвинение в нарушении нейтралитета этих стран, гитлеровское правительство пошло на провокацию – самолёты люфтваффе ночью произвели бомбардировку немецкого города Фрейбург. Нацистская пропаганда во всеуслышание обвинила в этом Бельгию и Голландию: якобы это их авиация устроила этот налёт [37; 91].
Получив сведения о начале немецкого наступления и просьбу правительств Бельгии и Голландии об оказании помощи, генерал Гамелен отдал приказ о начале выдвижения союзных войск по плану «Диль». Англо-французские дивизии вступили в Бельгию. Примечательно, что хотя шли они открыто в безупречном порядке, немецкая авиация не произвела на них ни одного налёта, предоставив им возможность беспрепятственно втягиваться на бельгийскую территорию. Этот манёвр вполне отвечал германскому плану.
Вообще же действовали силы люфтваффе чрезвычайно активно. Немецкое вторжение в Бельгию и Голландию началось с мощных бомбовых ударов по аэродромам, командным пунктам и пунктам связи, военным складам бельгийской и голландской армий, а также по крупнейшим индустриальным центрам Бельгии, Голландии и Франции [37; 91].
Крупный размах приобрели десантные операции. Причём, действовали немецкие десантники чрезвычайно успешно. В Голландии десанты были высажены под Мурдейком, Роттердамом, Дордрехтом и Гаагой. В районе первых трёх городов они внезапным ударом захватили стратегические мосты через реки Маас и Ваал, в окрестностях Гааги овладели тремя аэродромами. Однако захватить саму Гаагу, пленить правительство и королевскую семью им не удалось из-за ожесточённого сопротивления гарнизона города [37; 91].
В Бельгии десантные отряды с особой интенсивностью действовали в полосе наступления 6-й немецкой армии. Здесь ими были захвачены мосты через Маас и канал Альберта. Особое значение имела операция десантников по овладению фортом Эбен-Эмаэль. Это мощнейшее оборонительное сооружение, имевшее гарнизон в 1 200 человек, держало под артиллерийским и пулемётным огнём все мосты через канал Альберта и Маас у Маастрихта. Благодаря действиям десантной группы в 85 человек, форт Эбен-Эмаэль пал уже к полудню 11 мая [37; 92], [83; 106 – 107].
18-я немецкая армия в первый же день наступления, т.е. 10 мая, сломила сопротивление голландских войск в приграничных районах, овладела северо-восточными провинциями страны и прорвала оборонительные позиции по линии Пел. Голландские войска поспешно отступили за водные преграды в «Крепость Голландию». К 12 мая немецкие танки, пройдя через Мурдейк и разгромив находившуюся здесь голландскую группировку, вырвались к Бреде [37; 91 – 92], [83; 106].
6-я немецкая армия, наносившая удар южнее 18-й, за неполные три дня наступления также добилась значительных успехов. Тесня бельгийские войска на запад, она уже 10 мая нарушила целостность их обороны по каналу Альберта (во многом благодаря десантным операциям). 12 мая оборона бельгийцев на канале Альберта рухнула окончательно [37; 92], [83; 107].
Столь стремительное продвижение немцев обескуражило союзное командование, явившись для него полнейшей неожиданностью.
Прежде всего, рухнул план «Бреда», т.е. попытка установления локтевой связи с голландской армией и создания с ней единого фронта. 7-я французская армия генерала Жиро выполнила поставленную задачу – пройдя территорию Бельгии, она вступила в Голландию. 11 мая её передовые силы подошли к Бреде. Но уже 12 мая в районе Бреды были немецкие танковые группировки. Они создали угрозу правому флангу 7-й французской армии. После непродолжительных боёв, которые выявили полное превосходство немцев, генерал Жиро дал приказ на отход своих войск. Таким образом, попытка союзников оказать помощь голландской армии провалилась уже на третий день немецкого наступления. Стало ясно, что поражение голландцев – вопрос времени, причём, весьма непродолжительного [37; 92], [83; 106].
Однако и в штабах основной союзнической группировки, выдвигавшейся на рубеж реки Диль, возникли большие сомнения в том, что англо-французские войска успеют занять оборонительные позиции на этом рубеже и как следует на них закрепиться. Командующий 1-й французской армией генерал Бланшар доложил генералам Жоржу и Гамелену о целесообразности остановить продвижение войск и занять позиции по Шельде, на которых будет больше времени организовать оборону. Но и штаб Северо-Восточного фронта, и главнокомандующий отклонили это предложение. Вместо этого генерал Жорж приказал только ускорить движение к реке Диль [37; 92].
13 мая передовые французские части 1-й армии, осуществлявшие прикрытие выдвижения основных сил на рубеж «Диль», находились в районах восточнее этой реки (между городами Жамблу и Анню). Сюда же в этот день вышли части XVI моторизованного корпуса генерала Гёпнера (6-я армия). Они столкнулись с 3-й французской лёгкой механизированной дивизией генерала Приу. Слстоялось первое крупное танковое сражение Второй мировой войны. По имеющимся данным, французы потеряли в нём 105 танков, а немцы – 164. Несмотря на кажущийся успех, 14 мая передовые французские соединения отступили. Следовавшие за ними германские войска 6-й армии вошли в соприкосновение с основными силами 1-й французской армии и британского экспедиционного корпуса, занимавшими оборону по реке Диль [37; 92], [83; 107].
В течение 13 – 14 мая на рубеж между Лувеном и Антверпеном отошли соединения бельгийской армии [37; 92].
К. Типпельскирх, подводя итог событиям этих дней в полосе наступления группы армий «Б» констатировал: «Теперь было ясно, что войска левого крыла союзников осуществили ожидавшееся захождение. Против них нужно было ввести такие силы, которые могли бы ввести такие силы, которые могли бы их сковать» [83; 107].
Итак, всё складывалось весьма и весьма успешно для немцев, всё шло согласно их плану. 6-я армия вполне эффективно сковывала силы 1-й группы армий союзников. Но именно 14 мая германским войскам представилась возможность превратить сковывание в решительный успех. Дело в том, что в этот день голландское командование пришло к решению капитулировать.
Почему оно приняло такое решение?
Во-первых, немецкие войска ворвались в «Крепость Голландию». Были прорваны все оборонительные линии, прикрывавшие данный район – Пел, Эйссель, Греббе. Во-вторых, надежд на помощь англо-французских сил не оставалось. В-третьих, и правительство страны, и военное командование боялись массированных воздушных бомбардировок голландских городов, которые неминуемо повели бы к многочисленным жертвам среди мирного населения. Всё это подвигло командующего голландской армией генерала Винкельмана отдать приказ о прекращении сопротивления. Вечером 14 мая (в 21.30) была подписана капитуляция голландских войск [37; 94], [83; 106].
Через час после подписания капитуляции немецкая авиация подвергла мощнейшей бомбардировке Роттердам. Город был разрушен, погибло множество его жителей [37; 94]. Зачем немцы совершили это варварское деяние уже после капитуляции Нидерландов? Ведь в данном шаге не было абсолютно никакой военной необходимости.
К. Типпельскирх склонен объяснять случившееся трагической случайностью. Вот что он пишет в своей «Истории Второй мировой войны»:
«14 мая голландское командование, учитывая бесполезность дальнейшего сопротивления и угрозу воздушных налётов немецкой авиации на Роттердам и Утрехт, решило начать переговоры о капитуляции. Уже в тот же день в 21 час 30 минут огонь был прекращён. Однако, несмотря на капитуляцию, из-за плохой работы связи уже нельзя было ничего сделать, чтобы предотвратить воздушный налёт на Роттердам. В результате город сильно пострадал, среди населения было много жертв» [83; 106].
Что ж? Весьма «благообразное», «культурное» по-европейски объяснение: мол, не успели, опоздали, техника подвела, но делать этого после подписания голландцами капитуляции не собирались, ни-ни.
Только вот в материалах Нюрнбергского процесса констатируется, что никакой трагической случайности не было, что плохая связь здесь ни причём, и налёт на Роттердам 14 мая был произведён намеренно с целью «продемонстрировать решительность и терроризировать голландцев» [37; 94].
Капитуляция Голландии, таким образом, уже после 14 мая позволила использовать 18-ю немецкую армию против основных сил союзной группировки в Бельгии, что значительно увеличило мощь удара группы армий «Б» в районе рубежа «Диль». Как отмечает К. Типпельскирх, «в течение пяти дней первый противник был выведен из войны, и целая армия высвобождена для действий в другом месте» [83; 106].
Но, несмотря на внушительные, быстрые и неожиданные для союзников успехи группы армий фон Бока, главная опасность для войск коалиции надвигалась не из Северной Бельгии.
Её, эту опасность, в первые дни немецкого наступления никто не заметил: ни штаб главнокомандующего французской армией генерала Гамелена, ни фронтовой штаб генерала Жоржа, ни командование английских экспедиционных сил. Носителем опасности была двинувшаяся через Арденны немецкая группа армий «А» под командованием генерала фон Рундштедта.
Легко преодолев сопротивление пограничных отрядов на германо-бельгийской границе, просто пройдя через Люксембург, а затем сломив сопротивление бельгийских пограничников на люксембургско-бельгийской границе, группа армий «А» стремительно продвигалась вперёд. Немцы без труда отбросили части французских кавалерийских дивизий, осуществлявших прикрытие главных сил 2-й и 9-й французских армий. На рассвете третьего дня наступления, преодолев 110-километровую полосу Арденн, они вступили на французскую территорию и вышли к реке Маас.
На календаре было 12 мая. Казалось бы, французское командование должно быть сильно обеспокоено. Но вот что поразительно – особого беспокойства оно не проявило. Генерал Жорж, которого незадолго до немецкого наступления посетило «прозрение» и который предсказал возможность нанесения вермахтом главного удара через Арденны, вдруг опять «ослеп», «ослеп» тогда, когда немцы начали осуществление этого самого предсказанного им удара и уже успешно миновали Арденны. Вечером 12 мая он докладывал генералу Гамелену: «В настоящее время оборона надёжно обеспечена по всему фронту реки Маас» [37; 93]. Ни Гамелен, ни его штаб не усомнились в этой констатации, не усомнились в ней и англичане. Приходится полагать, что всё союзное командование, ошеломлённое стремительными успехами немцев в Голландии и Северной Бельгии, окончательно уверовало, что именно там противник наносит свой главный удар. На этом фоне выход к Маасу в Южной Бельгии и Северо-Восточной Франции германских войск, отбросивших незначительные силы бельгийских пограничников и французской кавалерийской завесы, действительно мог не восприниматься как нечто серьёзное. И это был роковой просчёт французских и английских генералов.
Наступавшая на северном фланге ГА «А» 4-я армия, в составе которой действовал XV моторизованный корпус Гота, рано утром 13 мая достигла Мааса севернее Динана. Бельгийская армия на данном участке фронта спешно отошла за реку. Действовавшая южнее 12-я немецкая армия, в полосе которой наносила удар танковая группа Клейста (XIV, XIX и XLI моторизованные корпуса), вышла к Маасу ещё накануне вечером и захватила город Седан [37; 93], [83; 107 – 108].
Этот «рывок к Маасу» повёл к сильному растягиванию войск моторизованных немецких корпусов. «В ходе наступления подвижные соединения сильно растянулись, – отмечает Типпельскирх. – Их арьергарды со следующими за ними моторизованными дивизиями были ещё у Рейна, тогда как авангардные части достигли уже Мааса. Учитывая заранее подготовленную оборону противника, было нелегко в такой обстановке принять решение на следующий же день (а на участке наступления 4-й армии в тот же день – И.Д., В.С.) форсировать реку без предварительной тщательной разведки, подтягивания и подготовки всех сил и без поддержки мощной артиллерии. И всё же нельзя было терять время. Несколько сотен самолётов должны были дополнить пока ещё незначительную артиллерийскую поддержку» [83; 108].
Действительно, 13 мая на направлении главного удара немцев был задействован 3-й воздушный флот, усиленный корпусом пикирующих бомбардировщиков. Германская авиация подавляла французскую и бельгийскую оборону, уничтожала двигавшиеся к линии фронта на этом участке немногочисленные резервы союзников, сеяла панику в рядах противника. Её действия 13 мая оказались чрезвычайно эффективны. Под прикрытием авиации войскам 12-й армии уже к вечеру 13 мая удалось прорвать французскую оборону по западному берегу Мааса в трёх местах – по обе стороны Седана и близ Монтерме, захватив три небольших плацдарма в указанных районах. Все попытки французов сбить германские войска с этих плацдармов успеха не имели. С наступлением темноты немцы приступили здесь к наведению понтонных мостов.
Удалось захватить плацдарм и силам 4-й армии под Динаном. В ночь с 13 на 14 мая XV моторизованный корпус Гота начал переправу в районе Динана на западный берег Мааса. Бельгийские и французские войска помешать этому уже не могли [37; 93], [83; 108].
События 13 мая, развернувшиеся на рубеже реки Маас от Намюра до Седана, подействовали на союзное командование в какой-то степени отрезвляюще. Оборона, о прочности которой Жорж докладывал Гамелену ещё накануне вечером, в один день оказалась прорвана. Образовавшиеся в ней дыры надо было срочно латать. Штаб Северо-Восточного фронта и командование 1-й группы французских армий приняли решение выдвинуть в районы прорыва противника значительные резервы – 4 пехотные и 2 танковые дивизии (последние были переданы Гамеленом из своего резерва в резерв Северо-Восточного фронта) [37; 93]. Командующий Северо-Восточным фронтом полагал, что этих сил вполне достаточно, чтобы локализовать прорыв противника. Не дожидаясь результатов действий указанных дивизий, Жорж доложил Гамелену, что «брешь у Седана заткнута» [37; 93]. Реляция командующего фронтом вполне успокоила Гамелена [37; 93]. Из всего этого можно сделать вполне обоснованный вывод, что отрезвление французского командования оказалось неполным: придя к выводу, что через Люксембург и Южную Бельгию противник наносит удар более значительными силами, чем первоначально предполагалось, оно всё-таки и по прошествии четырёх дней немецкого наступления так и не поняло, что имеет здесь дело с ударом главных сил немцев.
Наряду с действиями пехотных и танковых резервных дивизий Жорж для нейтрализации прорыва германских войск решил массированно использовать авиацию. Днём 14 мая 170 французских и английских самолётов совершили налёт на переправы немцев на Маасе. Но, с одной стороны, немецкая авиация, а с другой – зенитная артиллерия обеспечили надёжное прикрытие сухопутных войск. Союзники потеряли половину самолётов, участвовавших в налёте на переправы (85 из 170, из них – 50 французских и 35 английских). При этом ни уничтожить переправы, ни нанести им какой-либо ощутимый вред не удалось [37; 93].
В то же время резервные французские дивизии, выдвигавшиеся к Маасу, были оставлены практически без авиационного прикрытия. И немецкая авиация прекрасно воспользовалась данным обстоятельством, усиленно атакуя находящиеся на марше соединения, нанося им существенные потери, очень сильно замедляя их продвижение. В итоге, резервы подходили к линии фронта измотанными, потеряв значительное количество людей и техники. Положение усугублялось неразберихой во французских штабах различных уровней и начинавшейся паникой среди войск. Никакого «затыкания» бреши у Седана 14-го числа не произошло. Наоборот, немцы расширили свой прорыв, стремительно продвинувшись вперёд [37; 93], [83; 108 – 109].
В этот день сосредоточившиеся на плацдармах на западном берегу Мааса немецкие танковые дивизии начали с них своё выдвижение, прорываясь в глубь французской обороны. XIX моторизованный корпус Гудериана смял 2 пехотные дивизии на левом фланге 2-й французской армии и обрушился на правый фланг 9-й французской армии, также разгромив его. Успехи корпуса Гудериана создавали угрозу тылам французских армий – и 2-й, занимавшей позиции на французской территории южнее, и левому флангу 9-й армии, и 1-й армии, находившимся в Бельгии [37; 93].
Поскольку 14 мая с капитуляцией Голландии 18-я немецкая армия получила возможность сосредоточить свои усилия в Бельгии, то германское Верховное командование приняло решение для усиления удара в полосе группы армий «А» передать в 4-ю армию этой группы XVI моторизованный корпус Гёпнера из состава 6-й армии группы армий «Б» (директива ОКВ № 11 от 14 мая) [37; 93], [83; 108].
15 мая стало днём, когда союзное командование в полной мере осознало угрозу, исходящую от войск немецкой группы армий «А». В Бельгии, на рубеже реки Диль, немцы не смогли добиться сколько-нибудь существенных успехов. Англо-франко-бельгийские силы продолжали закрепляться на своих позициях. Зато в Южной Бельгии и Северо-Восточной Франции события стали развиваться по обвальному для союзников сценарию. Получившие накануне мощнейшие удары 9-я и 2-я французские армии начали отход. 9-я отступала на запад. Причём, говоря об её отходе, Типпельскирх употребляет слово «откатилась» [83; 109]. Действительно, отходила армия весьма поспешно, без особого порядка, некоторые части даже ударились в паническое бегство [37; 94]. Если быть более точным, то отступление, очень напоминающее бегство, произвёл разгромленный корпусом Гудериана правый фланг 9-й французской армии. Её левый (северный) фланг пока оставался на своих позициях в Бельгии, и с ним французское Верховное командование связывало кое-какие надежды [83; 109].
В свою очередь, командующий 2-й французской армией генерал Хюнтцигер, стремясь вывести свой левый фланг из-под танкового удара противника, отступил на юг. 2-я армия отходила более организованно, чем 9-я. Отойдя, она перекрыла подходы к линии Мажино с севера. Генерал Хюнтцигер командовал войсками более умело, чем его коллега, генерал Корап, стоявший во главе 9-й армии. Но организованный отход 2-й армии, занятие ею позиций на северных подходах к линии Мажино при всей умелости этого манёвра только увеличивали брешь между двумя армиями французов. Разрыв фронта достиг 28 километров. В это не защищаемое никем пространство хлынули немецкие танковые дивизии [37; 93 – 94].
Глубокий прорыв обороны французских войск на Маасе угрожал не только французским силам в данном регионе. Он представлял огромную опасность для союзных сил в Бельгии, которые могли быть там отсечены.
К концу боевого дня 15 мая французское Верховное командование начинает принимать лихорадочные меры, чтобы предотвратить катастрофу. Из Бельгии спешно перебрасывается 7-я армия, и отводится левый фланг 9-й армии. С юга передислоцируется штаб 6-й армии генерала Трушона, которому в подчинение передаются несколько дивизий из 2-й группы французских армий. Генерал Жиро (как мы помним, командовавший 7-й армией) назначается командовать 9-й армией вместо смещённого с поста командующего генерала Корапа. Безусловно, это назначение более решительного и твёрдого Жиро преследует цель обеспечения сложного манёвра левого фланга 9-й армии из Бельгии и наведение порядка в войсках правого фланга армии. Все эти силы должны спешно создать новый фронт между Маасом и Уазой (по реке Эна), а также по реке Сомма. Во главе новой группировки ставится штаб 3-й группы французских армий и её командующий генерал Бессон [37; 94], [83; 109].
В то же время и Гамелен, и Жорж в полной мере осознают, что оборона войск на рубеже «Диль» становится и бесцельной, и опасной для этих самых войск. Находящиеся в Бельгии войска 1-й группы французских армий (за исключением 7-й армии и левого фланга 9-й армии (см. выше)) получают приказ на отход к Шельде. Таким образом, план «Диль» потерпел полный провал [37; 94].
Для того, чтобы обеспечить время для указанных передислокаций армий и соединений, необходимо было хоть как-то затормозить движение немецких танковых армад. Гамелен и Жорж принимают решение добиться этого контратаками. Правда, наличных сил для контрударов у них немного. На различных участках фронта в бой бросаются все 3 резервные французские танковые дивизии. Приказ контратаковать получает 2-я французская армия [37; 94], [83; 109].
Надо всё-таки признать, что в сложившихся условиях трудно было придумать более толковый план действий. В этом Гамелену и Жоржу не откажешь. Другое дело, что для его выполнения нужно было множество условий: грамотное и чёткое управление крупными войсковыми массами союзных армий, быстрое и чёткое выполнение войсками приказов командования, согласованность действий соединений и объединений. И что самое главное, чтобы всем этим передислокациям не очень мешали немцы. А вот последние как раз были настроены абсолютно противоположным образом и передышки англо-французам давать не собирались.
Похоже, что Гамелен, составив довольно стройный в теоретическом отношении план действий, сам не очень верил в возможность его осуществления. Как говорится, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Так вот, Гамелен, образно выражаясь, про «овраги помнил» даже чрезмерно хорошо. В ночь с 15 на 16 мая он доложил премьер-министру Рейно, что противнику удалось прорвать оборону и ввести в прорыв значительные силы, что резервами он, Гамелен, не располагает и «снимает с себя всякую ответственность» за безопасность Парижа [37; 94].
После подобного заявления французское правительство охватила самая настоящая паника. Было принято спешное решение об эвакуации правительства в Тур. В министерстве иностранных на Кэ д” Орсэ начали жечь архивы, а Рейно отправил в Англию Черчиллю телеграмму, которая звучала как сигнал SOS: «Вчера вечером мы проиграли сражение. Дорога на Париж открыта. Посылайте все самолёты и все войска, какие вы можете послать» [37; 94]. Вот так в телеграмме французского премьера трансформировалось заявление Гамелена. Получалось, что падение Парижа – вопрос самого короткого времени.
Послал в эту ночь две телеграммы в Лондон и сам Гамелен. Правда, в них он умолял всего лишь о помощи авиацией, но сам тон этих посланий и их количество за одну лишь ночь со всей ясностью свидетельствовали о том, что в Париже паникует не только вполне штатский премьер Рейно, но и вполне военный главнокомандующий Гамелен [37; 94].
Британский премьер Черчилль и британские генералы оказались куда как хладнокровней своих французских коллег. Когда французское правительство спешно готовилось смазать пятки из Парижа, Черчилль с группой генералов, наоборот, устремился в Париж. Он прибыл туда днём 16 мая. К тому моменту во французской столице все уже немного успокоились – с фронта пришли известия, что непосредственной угрозы Парижу нет, и Рейно отменил своё распоряжение об эвакуации правительства [37; 94 – 95]. Однако на состоявшемся заседании верховного совета союзников Гамелен вновь заявил, что не располагает резервами, и потребовал увеличения помощи британской авиации на континенте. В ответ Черчилль отказался увеличить английскую континентальную авиационную группировку, зато потребовал решительных действий союзных сил в Бельгии. если первое выглядело предательством интересов французских союзников, то второе попахивало глупостью – единственной активизацией, которую могли позволить себе в тех условиях англо-франко-бельгийские войска, была активизация их отступления к Шельде. В итоге, верховный совет союзников так и не принял каких-либо решений [37; 95].
Пока французские политики и высший французский генералитет паниковали и дискутировали со своими английскими коллегами, французские войска пытались воплотить в жизнь план Гамелена, в выполнимость которого не верил он сам. Соединения 2-й французской армии южнее Седана начали контратаковать наступающих немцев. Но все контратаки войск армии генерала Хюнтцигера были отражены [83; 109]. Перешли в наступление на различных участках фронта 3 французские танковые дивизии. Однако действовали они довольно мелкими группами (для большего охвата территории по фронту), без должной авиационной и артиллерийской поддержки. В то же время воздействие германской авиации по боевым группам французских танковых дивизий было чрезвычайно сильным, а на земле эти группы столкнулись с мощнейшими танковыми кулаками немцев. В силу указанных обстоятельств, французские танкисты, понеся значительные потери, не смогли существенно затормозить продвижение германских войск [37; 94], [83; 109].
Наиболее успешно при этом действовала 4-я бронетанковая дивизия под командованием полковника де Голля. Его дивизия, сосредоточившись 16 мая в Лаоне, 17 мая начала наступление в северо-восточном направлении на Монкорне, чтобы перерезать находящийся там узел дорог и дать войскам 6-й французской армии время для занятия позиции на рубеже канала Эна – Уаза. Первоначально дивизии де Голля удалось опрокинуть немецкие части и, продвинувшись на 20 километров, подойти к Монкорне. Попытка взять город, тем не менее, потерпела неудачу. Для этого войскам дивизии необходимо было форсировать реку Сер. Форсирование проходило под сильным артиллерийским обстрелом и бомбёжками немецкой авиации. Сама же 4-я бронетанковая дивизия не имела ни артиллерийского, ни авиационного прикрытия. От идеи форсирования реки пришлось отказаться. Но поставленную задачу де Голль выполнил – затормозил продвижение немцев на данном участке фронта на двое суток (17 и 18 мая). В ночь с 18 на 19 мая де Голль отвёл свою сильно поредевшую дивизию назад, к Лаону. Однако рано утром 19 мая он вновь был вынужден бросить её в атаку к северу от Лаона. Дело в том, что германские войска, задержанные 4-й бронетанковой дивизией под Монкорне, организационно принадлежали к 12-й армии и являлись частью танковой группы Клейста, основные силы которой продолжали своё продвижение несколько севернее. Таким образом, танковая дивизия полковника де Голля, не имевшая ни артиллерийской, ни авиационной, ни пехотной поддержки, вступила в противоборство с ударной танковой группировкой группы армий «А», включавшей целых 3 моторизованных корпуса. Результаты подобного противоборства нетрудно предугадать. Образно говоря, Давид дрался с Голиафом, не имея пращи. Столкновение с основными силами немцев произошло на переправе через реку Сер. Эта небольшая река, как и два дня назад, стала для французских танков непреодолимой преградой. Только на сей раз на её северном берегу находились не авангарды, а основные силы фланговой танковой дивизии XIX моторизованного корпуса генерала Гудериана. Имея в своём распоряжении сильную артиллерию, в том числе тяжёлую, обладая мощным авиационным прикрытием, немцы не стали сразу же устраивать танковое единоборство, своеобразную танковую дуэль, встречный бой танковых сил. Они стали попросту методично отстреливать с северного берега Сера французские танки из орудий, а также уничтожать их воздушной бомбардировкой [58; 115].
Позже де Голль, вспоминая этот неравный бой, напишет в своих мемуарах:
«В эти минуты я не мог не думать, на что способна механизированная армия, о которой я так долго мечтал. Если бы я сейчас располагал такой,.. сразу было бы остановлено продвижение немецких танковых дивизий, их тылы оказались бы охвачены смятением…Однако наши силы в районе севернее Лаона были крайне ничтожны» [58; 115].
Достаточно ослабив французскую бронетанковую дивизию, немцы сами перешли Сер и нанесли по французам удар. Тем не менее, де Голлю удалось удерживать немецкие танковые силы до второй половины дня 19 мая, когда он получил приказ об отступлении. К этому моменту 6-я французская армия смогла развернуться и как-то закрепиться на отведённом ей рубеже [58; 116].
Конечно, действия 4-й бронетанковой дивизии не могли ничего поменять в ходе событий. Но они запомнились немецким генералам. Может быть, именно потому, что были единственными в какой-то мере успешными действиями союзных войск не только в эти майские дни, но и во всей Французской кампании вермахта. К. Типпельскирх в «Истории Второй мировой войны» пишет:
«…Немецкие подвижные соединения стремительно продвигались на запад.
…Севернее Лаон… 16 мая навстречу им выступила сформированная генералом де Голлем (на тот момент де Голль был ещё полковником – И.Д., В.С.) ударная группа, ядро которой составляла недавно созданная танковая дивизия. Это соединение тщетно пыталось потеснить южный фланг немецкого клина. После трёхдневных безуспешных боёв французская танковая дивизия была рассеяна действиями наземных войск и пикирующими бомбардировщиками и отброшена через Лаон на юг» [83; 110].
В этих словах Типпельскирха есть любопытные нюансы. Хвалебных слов дивизии де Голля немецкий генерал и историк не говорит. Но он отмечает то обстоятельство, что германские танковые силы потратили на борьбу с одной-единственной бронетанковой дивизией французов целых три дня. И это само по себе уже выглядит как похвала. Очевидно, раздосадованный этой невольной похвалой (от которой никуда не денешься) Типпельскирх далее говорит, что соединение де Голля было рассеяно немцами, и тут же вынужден заметить, что оно было отброшено через Лаон на юг. Так рассеяно или отброшено? Существовало оно после боёв под Лаоном, как соединение, или нет? Оно существовало и, понеся большие потери под Лаоном, всё-таки продолжало упорно сражаться. И поскольку Типпельскирху это прекрасно известно, и из песни слова не выкинешь, он, потрафив своему немецкому самолюбию словом «рассеяна», тут же добавляет «отброшена». Пожать плечами можно, а упрекнуть во лжи – не упрекнёшь. Весьма характерные «кульбиты» генерала-историка при упоминании действий дивизии де Голля.
