Игорь Юрьевич Додонов
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн
Резуновская связка «воздушно-десантные войска предназначены для наступления; следовательно, они – инструмент агрессии» убедительно выглядит только в том случае, если полагать, что Советский Союз мог вести исключительно пассивную оборонительную войну: усадить всю армию в окопы, отгородиться от противника «стенами» УРов и «рогатками» полос обеспечения. Собственно, Резун успешно опровергает утверждения именно о таком характере войны, которую Советский Союз готовился вести с Германией. Для такой войны воздушно-десантные корпуса, действительно не нужны. И уж коли они в составе РККА были, то отсиживаться в окопах за «стенами» и «рогатками» РККА явно не собиралась. Она собиралась вести другую войну. Какую? По документам советского военного планирования мы видели, что предполагалась война оборонительная по своей сути (СССР подвергается нападению) и наступательная по своему характеру (на удар противника мы ответим контрударом и будем наступать, громя врага на его территории). И вот в такой войне воздушно-десантные войска нужны не меньше, чем в войне агрессивной.
История воздушно-десантных войск в годы Великой Отечественной войны убедительно это подтверждает. Данной истории Резун коснулся вскользь, ибо рассматривать ее более или менее подробно ему крайне невыгодно.
Что он пишет? Итак, в августе, по его утверждению, созданы пять воздушно-десантных корпусов «второй серии» [82;114]. «Пять корпусов второй серии – это развитие Красной Армии по инерции: решение о развертывании корпусов было принято до германского вторжения, а потом, после нападения Гитлера, забот было столько, что решение просто забыли отменить» [82;115].
«Надо заметить, что существовала еще и третья серия десантных корпусов, один из которых десантировался в 1943 году» [82;114].
Вот и вся история советских ВДВ в годы Великой Отечественной войны в изложении Резуна.
Мы, конечно, не требуем от него, чтобы он поведал подробности всех десантных операций. Для его «Ледокола» это, действительно, без надобности. Но приглядеться к имевшим место в ВДВ формированиям, расформированиям и переформированиям не мешало бы. Нам уж точно.
Прежде всего, о «второй серии» воздушно-десантных корпусов. Резун допускает невинную, казалось бы, неточность: он утверждает, что пять вдк «второй серии» были сформированы в августе 1941 года. На самом деле, сформировали их в сентябре [39; 83]. Ну, ошибся человек слегка, подумаешь! Чего придираться по мелочам? Но нам представляется, что неточность эта допущена Резуном сознательно. И вот почему. При формировании корпусов в августе вполне «прокатывает» резуновское объяснение причины их создания: по инерции, в суматохе, мол, забыли отданное до войны распоряжение отменить. В самом деле, зачем воздушно-десантные корпуса нужны, если немцы прут по всем фронтам, война вышла не та, на которую рассчитывали, а с «точностью до наоборот». С позиций теории Резуна другого объяснения причины появления «второй серии» вдк и не может быть дано. Как уже отмечалось, факты, которые можно встроить в свою теорию, он встраивает, которые нельзя – зачастую просто замалчивает.
Однако, что же меняется в сентябре?
Так вот, в сентябре произошло два события, которые «неудобоваримы» для резуновской концепции, а потому Резун про них не упоминает.
Первое событие – Ельнинская наступательная операция, проводившаяся силами Резервного фронта с 30 августа по 8 сентября 1941 года. Операция была успешной (Ельнинский выступ, т.е. плацдарм немцев в районе Ельни, был ликвидирован, освобождена Ельня), хотя и не в той мере, в какой советское командование первоначально рассчитывало (предполагалось окружить и уничтожить ельнинскую группировку немцев, но те смогли организованно отвести войска и избегнуть окружения).
Второе событие – реорганизация 4 сентября 1941 Управления воздушно-десантных войск в Управление командующего ВДВ [39; 83]. И тогда же последовало то самое знаменитое решение о дополнительном формировании 5 воздушно-десантных корпусов (с 6-го по 10-й) в составе 15 бригад (с 11-й по 25-ю) [39; 83].
Остановимся сначала на втором событии, не столь значимом и масштабном, как первое, но чрезвычайно интересном для рассматриваемого вопроса. Это событие камня на камне не оставляет от утверждения Резуна о создании вторых пяти воздушно-десантных корпусов по инерции, из-за забывчивости высшего военного руководства. Прежде всего, как видим, решение о их создании принималось в сентябре 1941 года, а не до войны, в чем старается убедить нас автор «Ледокола» [82;115]. Впрочем, он и сам в существовании такого решения до войны не уверен, потому что оговаривается:
«В любом случае парашюты, вооружение и сами десантники для второй серии десантных корпусов были подготовлены ДО (выделено автором – И.Д., В.С.) германского вторжения» [82;115].
Что ж? Вполне по-резуновски. Мол, не знаю, может быть, решение о создании второй серии воздушно-десантных корпусов и не принималось, но его точно готовы были принять в любой момент, потому что, глядите, парашютов, вон, наготовили, оружия и десантников кучу. Правда, нам не известно на каких складах Резун умудрился пересчитать все эти парашюты, все это оружие. С десантниками, вроде бы, попроще: с парашютной вышки прыгал, значит – парашютист. Таковых, по утверждению Резуна, в довоенном СССР он насчитал свыше миллиона человек. Стало быть, человеческий ресурс, так сказать, был.
Есть, однако, смущающее нас обстоятельство. В сентябре 41-го (даже не в августе) было принято решение о формировании пяти новых вдк, они начали в этом месяце формироваться. Но данный процесс занял не день-другой и даже не один месяц. Формирование новых корпусов было завершено только к январю 1942 года [39; 83]. В общем, парашюты были, оружия и десантников хоть отбавляй, а провозились почему-то целых четыре месяца. Почему? Может быть, никакого избытка-то и не было?
Допустим, однако, что решение о «второй серии» вдк приняли до войны, а в сентябре 1941 года его только продублировали или, затормозив его выполнение с началом войны (оно и понятно, явно было не до того), в сентябре ему вновь дали ход. Пусть так. Но и в этом случае утверждение Резуна об инерции решения и забывчивости военного руководства не состоятельно. Какая же тут инерция и забывчивость, коль все явно держится под контролем?
Кстати, и решение о преобразовании Управления воздушно-десантных войск в Управление командующего воздушно-десантными войсками, и довольно продолжительный процесс формирования новых корпусов со всей убедительностью свидетельствуют о том, что дело тут не в инерции и забывчивости.
Тогда в чем?
Нам кажется, что есть все основания увязать решения, принятые 4 сентября 1941 года, с первым из указанных сентябрьских событий, т.е. Ельнинской наступательной операцией Красной Армии.
Да, это была локальная наступательная операция, проводившаяся силами одного фронта (Резервного) и даже одной армии этого фронта (24-й). Да, результаты ее были весьма скромны. Да, вскоре после нее Красную Армию постигли тяжелейшие катастрофы: Киевский и Вяземский «котлы». Но все-таки Ельня была нашей первой победой в той страшной войне. И трудно переоценить моральное значение этой победы.
Успешное развитие Ельнинской наступательной операции могло, как представляется, породить определенные надежды на близкий перелом в войне. А раз так, то скоро грядут наступления, в которых широко можно использовать воздушно-десантные войска. Отсюда и решение от 4 сентября о создании пяти новых воздушно-десантных корпусов, как его не рассматривай: как первое решение по данному вопросу, как дублирующее или как дающее ход ранее существовавшему решению. Сути дела это не меняет.
Но в сентябре ни о какой агрессивной войне со стороны Советского Союза уже не могло быть и речи и, как мы видели, инерции ранее принятого решения тоже не существовало. Тогда сам собой напрашивается вывод: новые воздушно-десантные корпуса создавались для ведения наступательных операций в ходе оборонительной войны, т.е. в ходе контрнаступлений. И нет абсолютно никаких оснований утверждать, что первые пять корпусов создавались для чего-то другого.
Вообще, история создания воздушно-десантных формирований в годы Великой Отечественной войны не подтверждает выводы Резуна о той роли, которую им отводили в Красной Армии. Потому-то Резун более чем кратко и коснулся их истории в годы войны.
Рассмотрим ее несколько подробнее. Корпуса «второй серии» были не единственными воздушно-десантными формированиями, которые создавались после сентября 1941 года. Зимой 1941-1942 годов были воссозданы 2-й и 3-й вдк. Дело в том, что 2-й вдк был разгромлен в сентябре 1941 года в боях под Черниговом, а 3-й вдк в ноябре 1941 года преобразовали в стрелковую дивизию [38; 148], [39; 83].
Кроме того, формировались пять маневренных бригад, исполняющих роль запасных. В это же время создается училище (перепрофилированное в пехотное спустя два года, т.е. в 1944 году), а при нем курсы усовершенствования командного состава ВДВ [39; 83].
Но участвовать в боях пришлось немногим из вновь созданных формирований: из 20 бригад «второй серии» в июне 1942 года в боевых действиях принимали участие 23-я и 1-я и 2-я маневренные бригады [39; 83]. Кстати, Резун тут, вольно или невольно, опять допускает неточность:
«В оборонительной войне использовать десантников в таких массах невозможно. Из всех корпусов второй серии ни один не принимал участия в войне по прямому назначению» [82;114].
Полагаем, неточность не случайна. Ведь, согласно Резуну, корпуса были созданы по инерции, их создание никоим образом не являлось реакцией на германское вторжение [82;114]. Поэтому и надо показать, что использовать десантников было попросту негде.
Тем не менее, использовать в тех условиях всю массу ВДВ, действительно, возможности не представлялось. И уже в мае вновь начались переформирования воздушно-десантных корпусов и бригад в стрелковые формирования. Первыми эти переформирования затронули 2-й и 3-й вдк. Оба были преобразованы в гвардейские стрелковые дивизии (32-ю гвардейскую и 13-ю гвардейскую соответственно) [38; 148], [39; 83]. А в июле-августе 1942 года та же участь постигла оставшиеся корпуса и отдельные маневренные бригады (последние были переформированы вместе с 4-м запасным полком в шесть гвардейских стрелковых бригад) [39; 83].
На тот момент без изменения осталась лишь дальневосточная кадровая 202-я бригада. Но в 1944 году ее перебросили на Западный театр военных действий и практически тут же переформировали в 114-ю гвардейскую стрелковую дивизию [39; 83].
Однако мы несколько забежали вперед. В ноябре 1942 года на базе частей, оставшихся от переформированных в стрелковые соединения корпусов и бригад, были созданы десять новых (с 1-й по 10-ю) воздушно-десантных дивизий. Причем, все они сразу получили звания гвардейских. Но весной 1943 года из шести дивизий (2, 3, 4, 5, 7, 8-й) создали гвардейские стрелковые корпуса (18-й и 20-й) [39; 83].
В конце 1942 года началось формирование 20 отдельных воздушно-десантных бригад (с 1-й по 20-ю). Они также сразу получили звание гвардейских. Почти все они в конце 1943 г. были обращены на создание 6 воздушно-десантных дивизий (с 11-й по 16-ю) [39;83-84]. Уже в январе 1944 года три из шести этих дивизий (11,12 и 16-я) послужили базой для создания 37-го гвардейского стрелкового корпуса, а в августе три оставшиеся дивизии формирования конца 1943 года и почти все отдельные бригады были сведены в 2 стрелковых корпуса (38 и 39-й гвардейские) [39; 84].
Несмотря на всю сложную череду преобразований воздушно-десантных соединений в стрелковые, к концу войны в составе РККА было девять воздушно-десантных дивизий [39; 84].
И несколько слов об участии воздушно-десантных формирований «третьей серии» (создававшихся с конца 1942 года) в боевых действиях. Осенью 1943 года в бой вводились 3-я, 5-я гвардейские воздушно-десантные бригады, значительная часть 1-й гвардейской бригады, а также отдельные части 2, 4, 6, 7, 11 и 17-й гвардейских вдбр [39; 86]. В десанте в Новороссийск в феврале 1943 года в составе 18-й десантной армии участвовал специально созданный для этих целей 31-й парашютно-десантный полк, расформированный 4 месяца спустя [39; 86]. Остальные воздушные десанты, проводимые в годы войны, не превышали уровень отдельных подразделений, от роты и ниже, и, в основном, представляли собой диверсионные операции [39; 86].
Можно проследить определенную закономерность в том, когда в годы войны начиналось интенсивное формирование воздушно-десантных соединений, а когда их интенсивное переформирование в соединения стрелковые. И «вторая и третья серии» формирований начинаются тогда, когда на фронте инициатива переходит к советским войскам. Наше наступление под Ельней «открыло» «вторую серию» создания воздушно-десантных корпусов. Постигшие затем Красную Армию катастрофы, немецкая угроза Москве затормозили этот процесс. Но он опять пошел полным ходом после начала контрнаступления под Москвой.
К лету 1942 года наступательный порыв Красной Армии был сбит, и, более того, обернулся своей противоположностью: после окружения и поражения советских войск под Харьковом наступали уже немцы, они «рванули» к Сталинграду. В таких условиях использовать десантников было негде, а вот нужда в пехоте была большой. Поэтому начинается волна переформирований десантных соединений в стрелковые.
Однако когда «дорвавшиеся» до Сталинграда немцы в ноябре 1942 года оказались там в «колечке», т.е. инициатива опять стала переходить к советской стороне, начинается третий этап создания воздушно-десантных формирований (дивизий и бригад).
Совершенно очевидно, что создавались воздушно-десантные формирования в годы войны (заметьте, оборонительной для Советского Союза по своей сути) не менее интенсивно, чем до войны. Практически любая возможность перелома на фронте приводила к росту советских ВДВ. Неудачи нашей армии, наоборот, вели к уменьшению их численности вследствие «переквалификации» десантников в пехотинцев, что вполне естественно.
И как-то странно на фоне и наших выводов, и заключений Резуна выглядит 1944 год. РККА наступает, на горизонте «замаячила» Европа. И что? Начинается новая волна переформирований воздушно-десантных соединений в стрелковые. Чем же это объясняется? Прослеженная нами закономерность нарушается? Да. Но только для того, чтобы выявить еще одну закономерность.
Дело в том, что 1942-43 годы были временем довольно интенсивных попыток использовать воздушных десантников в наступательных операциях. Увы, опыт этих операций показал, что использование ВДВ не было эффективным. И не сами десантники тому виной. Они-то как раз зарекомендовали себя мужественными и умелыми бойцами. К ним уже в то время сложилось отношение, как к элите армии. Причина в другом: организация крупномасштабных воздушно-десантных операций оставляла желать много лучшего. Острая нехватка военно-транспортных самолетов приводила к большим трудностям с десантированием и снабжением сражающихся десантников, а скорость прорыва основных сил армии к ним зачастую сводила на нет все их успехи, прорываться же быстрее не получалось. Потому-то, несмотря на то, что 1944год стал годом крупнейших наступательных операций Красной Армии, воздушно-десантные соединения переформировывались в стрелковые. Массировано использовать десантников в наступлениях не получалось, а хорошая пехота была нужна в большом количестве (не только для обороны, но и для наступления).
Тем не менее, нельзя не заметить, что советское командование, используя парашютистов для мелких операций, все-таки сохраняло значительное количество воздушно-десантных соединений («на всякий пожарный случай», как говорится).
Для резуновской теории 1944 год в истории ВДВ – довольно сильный удар. Ведь вот она – Европа. Теперь забрасывай десантников и в Плоешти, и в Польшу, и в Прибалтику, и в Пруссию. И ведь десантники-то есть, их довольно много (хотя Резун и пытается подвести читателя к мысли, что в ходе войны много их уже не было). Освобождай Европу на здоровье. Ан, нет. Не используют десантников. Но и не «рубят под корень»: проводят с их помощью небольшие операции (в основном диверсионные), сохраняют воздушно-десантные соединения.
Резуну эти факты объяснить трудно. Мы же попытаемся: ВДВ рассматривались изначально советским командованием как инструмент для более успешного удара по противнику. Но никто и никогда не создавал их для агрессии против Европы, иначе их бы широко применяли в 1944-45 годах.
То, что их использование в 1942-43 годах было малоэффективно, затормозило их применение в два последующих года войны. Но то, что ВДВ сохранялись, говорит как раз о том, что командование не ушло от мысли о их возможном массированном применении в войне. Правильно, ведь ВДВ – инструмент наступления. И, в принципе, неважно какого – агрессивного или носящего характер ответного удара. И ровным счетом ничего не говорит о том, что раз в Советском Союзе до войны создавались такие войска, то он готовился нападать. Он готовился наступать. Но «нападение» и «наступление» – всё-таки не слова-синонимы.
Утилитарный подход требовал от советского командования расформировать в 1944-45 годах ВДВ полностью, обратив их элитарную пехоту: освобождение Европы и без этих войск шло прекрасно, пехотинцы были нужнее. Но десантников придержали «в загашнике». И на наш взгляд, это – убедительнейшее свидетельство в пользу того, что при создании воздушно-десантных формирований никакая предстоящая агрессия в расчет не бралась.
Итак, что остается, как говорится, в «сухом остатке»:
1)
«Инструмент агрессии»
, каковым объявил советские ВДВ Резун, к 6 июля 1941 года был бы явно в не очень рабочем состоянии (боеготовность корпусов была низкой, с обеспечением военно-транспортными самолетами существовала большая проблема).
2)
Численность советских ВДВ не была такой огромной, какой объявил ее Резун. Ни о миллионе, ни даже о сотнях тысяч десантников речь не идет.
3)
В ходе оборонительной войны Советского Союза десантников все-таки применяли. Правда, было это не столь широко, не так массированно, как рассчитывали до войны. Но делать советским военным парашютистам явно было что. Они были нужны.
4)
Формирование воздушно-десантных соединений в годы войны было весьма интенсивным. Количество последних к концу войны было значительным (девять дивизий)
5)
В реальном освобождении Европы десантники широко не использовались (а по Резуну, должны были).
Так какие аргументы Резуна и «иже с ним» остаются доказательными, «рабочими»? На наш взгляд, никакие.
* * *
Аргумент четвертый. По мнению Резуна, оружие делится на наступательное и оборонительное. В предвоенные годы Советский Союз в больших объемах производил именно наступательное вооружение. Это, в свою очередь, как считает Резун, неоспоримо свидетельствует о том, что СССР готовился к агрессивной войне.
Прежде всего, деление вооружения на наступательное и оборонительное весьма сомнительно. Даже для древности. Вот, скажем, щит. Он какой, наступательный или оборонительный? Да, главное его назначение – защита бойца (хотя в бою он может использоваться и как ударное оружие). Но боец-то может, прикрываясь щитом, наступать.
Переходя к современности, хочется спросить: а танк? Он наступательный или оборонительный? Сразу скажем, что, по теории Резуна, смотря какой.
Однако примем этот весьма спорный тезис автора «Ледокола». Пусть оружие будет наступательным и оборонительным.
Но мы уже знакомы с военными планами СССР предвоенного периода. По этим планам, Красная Армия после того, как отобьёт нападение противника, собиралась наступать. Как, впрочем, любая нормальная армия при нормальном командовании и нормальном политическом руководстве (мозги которых не повреждены воздействием «демократических ценностей»). Тогда наступательное вооружение Красной Армии было нужно? Нужно. Наступать собирались масштабно. Значит, этого вооружения нужно много? Достаточно много.
Собственно, после выяснения этого дискуссию с Резуном уже можно прекращать. И без «агрессивных замыслов» Сталина все становится на свои места.
Но всё-таки приглядимся к тому «наступательному оружию», которые Резуном объявляется признаком готовящейся советской агрессии.
Первым таким оружием является танк БТ. Вторым – самолет Су-2.
Начнем с «грешной земли». Итак, танк БТ.
Вот его описание Резуном:
«Это были танки, которые создал американский танковый гений – Дж.У. Кристи. Достижений Кристи не оценил никто, кроме советских конструкторов. Американский танк был куплен и переправлен в Советский Союз по ложным документам, в которых он числился сельскохозяйственным трактором. В Советском Союзе «трактор» выпускался в огромных количествах под маркой БТ – быстроходный танк. Первые БТ имели скорость 100 км в час…
Форма корпусов танков БТ была проста и рациональна. Ни один танк мира того времени … не имел такой брони. Лучший танк Второй мировой войны Т-34 – прямой потомок БТ… После Т-34 принцип наклонного расположения лобовых броневых листов был использован на германской «Пантере», а потом и на всех остальных танках мира.
В 30-е годы практически все танки мира выпускались по схеме: двигатель- на корме, трансмиссия – в носовой части. БТ был исключением: двигатель и трансмиссия – на корме. Через 25 лет весь мир поймет преимущество компоновки БТ.
Танки БТ постоянно совершенствовались. Их запас хода был доведен до 700 км… В 1936 году серийные танки БТ форсировали по дну почти под водой глубокие реки… В 1938 году на танках БТ начали устанавливать дизельные двигатели. Остальной мир начнет это делать через 10-20 лет. Наконец, танки БТ имели мощное по тем временам вооружение…
Подвижность, скорость и запас хода БТ были куплены за счет рациональной, но очень легкой и тонкой брони…» [82;27-29].
Итак, перед нами чуть ли не самый совершенный танк той эпохи. Пишет о нем Резун в превосходных тонах, похвал не жалеет. Происходит примерно то же самое, что при его описании «линии Сталина» (последняя также оказалась, буквально, самой совершенной в мире).
Увы, вынуждены вновь быть скучными и внести некоторые поправки в резуновские дифирамбы танку БТ.
Максимальная скорость первых модификаций этой машины была все-таки не 100, а 72 километра в час [37].
Уже со времен Первой мировой войны принцип наклонного расположения лобовой брони танков широко применялся всеми воюющими сторонами [37].
Об исключительности компановки БТ (двигатель и трансмиссия на корме) тоже говорить не приходится. Уже в 1917 году на французских легких танках «Рено» применялась упомянутая компоновка. В течение почти 15 лет «Рено» служил образцом для конструирования легких танков, в том числе и советских (в СССР до БТ-2 (1931 год) по схеме «Рено» выпускались танки МС-1, МС-2, Т-18, ТГ, Т-24 и другие) [37].
Запас хода самой совершенной модификации БТ (БТ-7М) был доведён не до 700, а до 600 километров [37].
Не был советский БТ и пионером по части дизельного двигателя. Японцы еще в 1935 году начали устанавливать дизели на своих новых танках «Хаго» [37].
Как видим, неточностей у Резуна хоть отбавляй. Однако чего не скажешь «ради красного словца». Очень сомнительно, что все указанные неточности случайны, являются результатом недостаточного знания материала. Другими словами, перед нами вновь искажение фактов Резуном.
Прибегает он в описании БТ и ко второму своему излюбленному приему – умолчанию. Броня у этого танка «рациональная, но очень легкая и тонкая». Как понимать сей пассаж? И какие цифры все-таки кроются за рациональными тонкостью и легкостью?
Обратимся опять к последней модификации данного танка – БТ-7М, как самой совершенной. Лобовая броня – 20мм, бортовая – 13мм, крыша башни – 6мм [59; 166].
Много это или мало? Все познается в сравнении. Вот немецкий легкий танк чешского производства – 38(t). Скорость имел 42 километра в час, двигатель – чуть ли не в 4 раза слабже, чем у БТ-7М. Но зато почти на 50% был легче и .., как не удивительно, броню имел в 2,5 раза толще, т.е. его лобовая броня была 50 мм [59; 166]. Бесспорно, 38(t) выигрывал у БТ-7М в защищенности, дешевизне производства (в 4 раза более мощный двигатель БТ-7М – это автоматическое увеличение стоимости всех механизмов) и дешевизне использования (меньший вес и меньшая мощность двигателя у 38(t) – это гораздо меньший расход ГСМ).
Дешевизна дешевизной, но танк – боевая машина. А потому защищенность для него важнее дешевизны. Во всяком случае, уж для сидящего в танке танкиста точно.
Каковы конкретные цифры этой защищенности?
К началу войны основной немецкой противотанковой пушкой была 37-мм пушка. С расстояния 500 м она пробивала броню в 35 мм. Следовательно, дуэль с немецким противотанковым орудием для БТ-7М (не говоря уже о других модификациях этого танка) была делом гиблым. Кроме того, на вооружении вермахта состояли тяжелые 20-мм противотанковые ружья, которые на дальности в 300 м пробивали броню в 40 мм (т.е. и тут БТ был беззащитен). Наконец, были у немцев и легкие, размером с обычную винтовку, противотанковые ружья. Они с расстояния 300 м брали 20 мм брони. Получается, немецкий пехотинец, вооруженный таким ружьем, мог подбить БТ в лоб, не говоря уже о бортах и башне. Кстати, о башне: 6-мм броню ее крыши мог пробить из пулемета любой самолет [59;166]. Что в итоге? Наш БТ был великолепной мишенью на поле боя для немецких противотанковых средств и даже пулеметов немецкой авиации.
Советская 45-мм противотанковая пушка с 500 м пробивала 42 мм брони. Но у 38(t) лобовая броня была 50 мм! Выходит, взять этот танк наше, основное к началу войны, противотанковое орудие могло только в борт. «Недаром, по грустной статистике, на один подбитый немецкий танк приходилось 4 наши уничтоженные 45-мм пушки, и только 57-мм пушка довела это соотношение до 1:1» [59;167].
Так, какой же танк БТ – агрессор? На такую роль, кажется, он совсем не подходит. А вот это, с позиции Резуна, совершенно неверное понимание. Защищённость для БТ – не главное. Его агрессивность определяется совсем другим:
«Основное преимущество танка БТ – скорость. Это качество было доминирующим над остальными качествами настолько, что даже вынесено в название танка – быстроходный.
БТ – это танк-агрессор. По всем своим характеристикам БТ похож на небольшого, но исключительно мобильного конного воина из несметных орд Чингисхана. Великий завоеватель мира побеждал всех своих врагов внезапным ударом колоссальных масс исключительно подвижных войск. Чингисхан уничтожал своих противников в основном не силой оружия, но стремительным маневром. Чингисхану нужны были не тяжелые неповоротливые рыцари, но орды легких, быстрых, подвижных войск, способных проходить огромные пространства, форсировать реки и выходить в глубокий тыл противника.
Вот именно такими были все танки БТ. Их было произведено больше, чем ВСЕХ (выделено автором – И.Д., В.С.) типов во ВСЕХ (выделено автором – И.Д., В.С.) странах мира на 1 сентября 1939 года… БТ можно было использовать только в агрессивной войне, только в тылах противника, только в стремительной наступательной операции, когда орды танков внезапно врывались на территорию противника и, обходя очаги сопротивления, устремлялись в глубину, где войск противника нет, но где находятся его города, мосты, заводы, аэродромы, порты, склады, командные пункты и узлы связи.
Потрясающие агрессивные характеристики танков БТ были достигнуты также за счет использования уникальной ходовой части. БТ на полевых дорогах двигался на гусеницах, но попав на хорошие дороги, он сбрасывал тяжелые гусеницы и дальше несся вперед на колесах, как гоночный автомобиль. Но хорошо известно, что скорость противоречит проходимости.., танки БТ были совершенно беспомощны на плохих дорогах советской территории. Когда Гитлер начал операцию «Барбаросса», практически все танки БТ были брошены. Даже на гусеницах их использовать вне дорог было почти невозможно. А на колесах они не использовались НИКОГДА (выделено автором – И.Д., В.С.). Потенциал великолепных танков БТ не был реализован, но его и НЕЛЬЗЯ БЫЛО РЕАЛИЗОВАТЬ НА СОВЕТСКОЙ ТЕРРИТОРИИ (выделено автором – И.Д., В.С.).
БТ создавался для действий только на иностранных территориях, причем только таких, где были хорошие дороги. Взглянем на советских соседей. Тогда, как и сейчас, Турция, Иран, Афганистан, Китай, Монголия, Маньчжурия, Северная Корея хороших дорог не имели. Жуков использовал танки БТ в Монголии, но использовал их только на гусеницах и остался недоволен: гусеницы вне дорог часто слетали, а из-за относительно большого давления колес вне дорог и даже на полевых дорогах танки проваливались в грунт и буксовали.
На вопрос, где же можно было успешно реализовать потенциал танков БТ, есть только один ответ – в Центральной и Южной Европе. А после сброса гусениц танки БТ могли успешно использоваться только на территории Германии, Франции, Бельгии.
…Главное качество БТ – скорость, а она достигается на колесах. Гусеницы – это только средство попасть на чужую территорию, например, на гусеницах преодолеть Польшу, а попав на германские автострады, сбросить гусеницы и действовать на колесах. Гусеницы рассматривались как вспомогательное средство, которое в войне предполагалось использовать только однажды, а затем их сбросить и забыть о них… Советские дивизии и корпуса, вооруженные танками БТ, не имели в своем составе автомобилей, предназначенных для сбора и перевозки гусеничных лент: танки БТ после сброса гусениц должны были завершить войну на колесах, уйдя по отличным дорогам в глубокий тыл противника». [82; 28-30].
Итак, по Резуну:
1)
Главное качество танка-агрессора – скорость.
2)
Мощная броня танку-агрессору не нужна.
3)
Танк-агрессор не предназначен для прорыва обороны противника.
4)
Танк-агрессор предназначен действовать там, где противник не может оказать организованное сопротивление.
О том, как должны выглядеть наступательные операции с применением подобного танка-агрессора, поговорим ниже. А сейчас опять придется отметить неточности, допущенные Резуном. Просим понять нас правильно: это не мелкие придирки к оппоненту. Неточности в изложении фактов искажают картину событий и могут привести к неверным выводам.
Абсолютно неверно утверждение, что в Монголии во время боев на Халхин-Голе танки БТ использовались только на гусеницах. Точнее, при ударе, который осуществил Г.К. Жуков по 6-й Японской армии, они, и в самом деле, применялись на гусеничном ходу. Однако этому удару предшествовали некие события, о которых Резун предпочел умолчать, несмотря на то, что в «Дне М» посвятил событиям на Халхин-Голе целую главу (глава 5 «Пролог на Халхин-Голе). Причина умолчания ясна – события не подтверждают резуновские построения.
