Игорь Юрьевич Додонов
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн
А вот если брать построения господина Резуна и разработанный им лично план «Гроза», который он усиленно старается выдать за реально существовавший, то не сходится ничего. Возникает простой вопрос: а как же Румыния? Ведь Резун так любит развивать «румынскую тему» (мол, на Плоешти «ура!», «вперёд!» и «кердык» фрицам). Чтобы бить по Румынии, на нефтяных полях которой среди скважин скрывалось «яйцо с кощеевой смертью», дивизии-то надо было концентрировать в полосе ОдВО, а не КОВО. В Одесском-то военном округе вообще «творилось форменное безобразие»: даже с учётом 2-го окружного эшелона и всех резервов округа на дивизию приходилось по 30 км (эквивалентных дивизий в округе – 15, ширина полосы обороны (или наступления) – 450 км) [47; 411]. Тут уж не до наступления, и оборону удержать, практически, невозможно.
Но ведь есть Второй стратегический эшелон. Им, кажется, и можно усилить войска ОдВО. Подробнее о Втором стратегическом эшелоне речь пойдёт немного позже. Сейчас же заметим, что, судя по предвоенным советским планам, войска этого эшелона никто не собирался придвигать вплотную к границе и усиливать ими Первый стратегический эшелон. На то он и был Вторым, т.е., по существу, резервным. Данный факт вполне объясним, если оценивать его с точки зрения реального советского военного планирования, но выглядит очень странно с позиций «резунистской» трактовки предвоенных событий. В самом деле: уж коли Первый стратегический эшелон был призван начать агрессию, то его нужно было максимально насытить войсками с тем, чтобы первый удар был как можно более сокрушителен. Но этого почему-то не делалось.
Ещё более необъяснимыми выглядят подобные действия с позиций следующего «но», которое возникает при анализе построений Резуна и его сторонников.
До сего момента речь у нас шла о том, что было сосредоточено у границ обеими сторонами в действительности. Т.е. мы глядели на всё это глазами современного человека, который обладает знанием уже произошедших событий. Все свои рассуждения мы вели, исходя из этого знания. Но вот вопрос: обладали ли всем объёмом информации о противнике в 1941 году стороны, готовые вступить в противоборство? Другими словами, насколько правильно немецкая сторона оценивала силы советской, а советская – немецкой. Отчасти данного вопроса мы уже касались, говоря о том, каким командование вермахта и германское руководство видело потенциал РККА и её способность к ведению современной войны. Упоминали мы и о мнении высших советских военных относительно количества танков у немцев и их союзников. Теперь рассмотрим оценку сил потенциального противника в приграничных районах, которую делала каждая из сторон накануне войны. Данные об этом приведены в таблицах №№ 7 и 8.
О чём говорит таблица № 7? О том, что силы западных приграничных округов немцы всё-таки недооценили. Правда, в отличие от оценки общего потенциала РККА (напомним, что, практически, по всем показателям немецкие разведчики ошиблись в полтора-два раза в сторону преуменьшения (см. выше)) «попада- ний» было больше. Как видим, они почти не ошиблись в подсчёте общего коли-
НА ДАННОЙ СТРАНИЦЕ БУДЕТ РАСПОЛАГАТЬСЯ ТАБЛ. № 7
НА ДАННОЙ СТРАНИЦЕ БУДЕТ РАСПОЛАГАТЬСЯ ТАБЛИЦА № 8 чества эквивалентных дивизий, стрелковых (пехотных) дивизий насчитали даже больше, чем их было. То же самое можно сказать и о количестве кавалерийских дивизий и личном составе. Но вот с танковыми дивизиями немцы просчитались в сторону уменьшения и довольно серьёзно (8 вместо 40 в реальности). И хотя германская разведка в приграничных округах увидела 32 танковых бригады, которых там не было, но даже с учётом этого, принимая две бригады за одну дивизию, общее количество танковых дивизий немецкие разведчики получили бы только 24. 16 дивизий – существенная разница.
Тем не менее, количество танков, которые встретят вермахт в западных районах СССР, считалось значительным – около 10 тысяч. Конечно, это примерно на четыре тысячи меньше того, чем обладали только западные приграничные округа, но ясно, что ни о каком своём превосходстве в количестве танков над русскими немцы не думали.
То же самое можно сказать и о самолётах. Менее 6 тысяч боевых самолётов, по мнению разведчиков ОКХ, находилось во всей западной, т.е. Европейской, части СССР (по данным разведки люфтваффе – около 7 500 боевых самолётов). В любом случае, ошибка значительна, если учитывать, что только в западных приграничных округах у СССР насчитывалось 8 920 боевых машин, а на Западном ТВД (но не в Европейской России) – 10 266. И всё-таки видно, что германское командование прекрасно понимало, что и в количестве авиации оно русских не превосходит.
И только в орудиях и миномётах немцы считали свою группировку вторжения сильнее приграничных сил РККА (30 тысяч советских стволов против 43 тысяч у немцев и их союзников). Здесь они жестоко ошиблись: в Первом стратегическом эшелоне было свыше 52 тысяч орудий и миномётов.
Итак, командование вермахта полагало, что в количестве дивизий и личном составе наблюдается примерный паритет противостоящих друг другу у западных границ СССР группировок, а в танках и самолётах немцы и их союзники значительно уступают Красной Армии. Отчего же оно без колебаний напало на СССР? Ведь ни о каком трёхкратном преимуществе и близко речи не было.
Причин такой смелости несколько. Прежде всего, это низкая оценка способности Красной Армии к ведению современной войны. «Большая людская масса с большим количеством разнообразного «железа» под командованием неважных командиров всех уровней», – примерно так думали об РККА образца 1941 года высшие немецкие военные.
Далее. Превосходство Советов в танках и самолётах над армией вторжения в приграничных округах не пугало командование вермахта по причине господства среди него мнения об устарелости основной массы боевой техники русских. Вот, например, что докладывал в феврале 1941 года Гальдер фюреру:
«Количество танков в целом (пехотные дивизии плюс подвижные соединения) очень велико (до 10 тысяч танков против 3,5 тысяч немецких танков). Однако, учитывая их качество, это превосходство незначительное…» [47; 450].
Таким же образом думали и о советской авиации.
Наконец, немцы столь смело готовились напасть на СССР по той причине, что они считали очень выгодным для себя расположение советских войск в приграничных районах. «Тонкая нитка» вдоль всего протяжения границы не ускользнула от опытного профессионального взгляда немецких военных. Мощные ударные группировки, которые командование вермахта умело создало, без особых усилий должны были прорвать эту «нить». На направлениях главного удара немцы обеспечили себе превосходство в людях и технике и в два, и в три, и в более раз (см. таблицу № 9).
ЗДЕСЬ РАСПОЛАГАЕТСЯ ТАБЛИЦА №9 (СМ.ПРИЛОЖЕНИЕ)
Сама возможность создания подобного преимущества на отдельных участках большого фронта яснее ясного указывает на то, что Красная Армия ни к какому нападению на Германию не готовилась. В самом деле, подготовка к нападению должна была привести к созданию мощных «кулаков» для удара на том направлении, которое командование РККА выбрало для этого. И уже одно это помешало бы противнику спокойно наращивать силы в ударных группировках, т.к. ему пришлось бы думать об обороне тех участков своего фронта, где советские войска наносили бы главные удары, перебрасывать на них людей и боевую технику. Другими словами, ослаблять ударные группировки. В реальной жизни ничего подобного немцами не делалось. Они максимально сконцентрировали силы там, где считали необходимым, и нанесли мощнейший удар по войскам Первого стратегического эшелона РККА, потому что в расположении сил последнего не видели для себя никакой угрозы. Наоборот, по их мнению, приграничные советские войска готовились обороняться, но сил для прочной обороны у них было явно недостаточно.
В противоположность немецким, оценки советским командованием сил вторжения были очень сильно завышены. Причём, если количество эквивалентных дивизий, а также и дивизий конкретных войск советские разведчики установили практически точно, то в определении количества личного состава ошиблись в сторону увеличения, как минимум, на полмиллиона человек. Танков в армиях вторжения ожидали увидеть, как минимум, в 2,6 раза больше, чем их было в реальности, а боевых самолётов – почти в четыре раза больше.
А вот теперь стоит подумать, как при подобных ожиданиях советское командование могло ставить перед своим Первым стратегическим эшелоном задачу начала вторжения на территорию Германии и её союзников? В принципе, конечно, могло, если бы состояло сплошь из идиотов, что, к великому сожалению г-на Резуна, было абсолютно не так.
Самое время поговорить о Втором стратегическом эшелоне РККА. Резун для обоснования своих обвинений в адрес Советского Союза изрядно данный вопрос запутал (манера у него такая: для подтверждения своих измышлений напустить побольше тумана). Из его изложения невозможно даже понять, сколько армий входило во Второй стратегический эшелон, и по какому признаку армии надо к этому эшелону относить. Складывается впечатление, что для Резуна Второй стратегический эшелон – это все армии, сформированные во внутренних военных округах СССР. Так, в главе 26 своего «Ледокола» под весьма характерным названием «Зачем был создан Второй стратегический эшелон» он практически в самом начале пишет:
«Создание войск во внутренних округах и переброска их в западные приграничные – это процесс, начатый 19 августа 1939 года. Начатый решением Политбюро, он никогда не прекращался, постепенно набирая силу» [82; 242].
В этой же главе чуть ниже Резун приводит уже цитировавшиеся нами слова генерала Д.Г. Павлова, обращённые к В.И. Чуйкову, о возможности наступления приграничных советских армий после усиления их войсками внутренних округов [82; 243].
Повествуя о комплектовании соединений Второго стратегического эшелона в значительной степени зэками, Резун называет 20, 21 и 24-ю армии [82; 230-233]. Между тем, ни 20-я, ни 21-я армии, по довоенным планам, во Втором стратегическом эшелоне не числились. Предназначались они для Первого стратегического эшелона, а во Второй попали в силу обстоятельств, сложившихся с началом войны. Но для Резуна эти нюансы значения не имеют, чем он и подтверждает, что для него все войска внутренних военных округов – Второй стратегический эшелон.
Но сколько в этом эшелоне всё-таки было армий? Поскольку британский автор ни разу не удосужился сделать простую вещь – перечислить данные армии по номерам, то из его текстов понять это не возможно. Вот в главе 22 «Ещё раз о сообщении ТАСС» «Ледокола» он говорит о выдвижении войск внутренних военных округов к западной границе под прикрытием сообщения ТАСС: пять армий перебрасывается, а три готовится к переброске. И все эти восемь армий – Второй стратегический эшелон [82; 193-194]. По номеру же называется только одна армия – 22-я [82; 193].
Глава 23 «О брошенных военных округах» продолжает повествование 22-ой главы «Ледокола». Резун развивает в ней тему армий, сформированных во внутренних военных округах. И здесь он перечисляет восемь армий уже по номерам: 22, 16, 18, 19, 20, 21, 24 и 28-я [82; 223-226]. Правда, как назло, термином «Второй стратегический эшелон» Резун их в данной главе почему-то не называет. И это может смутить некоторых читателей, т.к. более или менее осведомлённый читатель может знать, что уж 18-я армия никаким боком ко Второму стратегическому не относилась. Так о Втором ли стратегическом эшелоне ведёт речь Резун в 23-й главе своего опуса? Тем более что в следующем его произведении, «Дне М», говорится только о семи «недавно сформированных армиях» Второго стратегического эшелона, но по номерам они не называются [80; 542].
Вот и поди, гадай, сколько же армий в том самом загадочном эшелоне было – пять, семь или восемь, и что это были за армии?
Но если читатель захочет обратиться к другим авторам, чтобы разъяснить вопрос, то и тут его постигнет разочарование. В подсчёте количества армий во Втором стратегическом эшелоне и отнесении конкретных армий к нему у исследователей существуют разногласия. Пишут и о пяти армиях (причём, в двух вариантах: 16, 19, 20, 21, 22-я или 16, 19, 22, 24, 28-я), и о шести (16, 19, 22, 24, 28, 29-я), и о семи (16, 19, 20, 21, 22, 24, 28-я) [9; 230, 238], [72; 199-203], [38; 7].
Попробуем всё-таки разобраться в вопросе. Но для этого надо оговорить следующие моменты. Во-первых, понятие «Второй стратегический эшелон» – «полуофициальное». Ни в одном документе военного планирования, ни в одном приказе НКО, Генштаба или Ставки вы его не встретите. Да, военные его употребляли, понимая под ним резервные силы. Те войска, что стояли или должны были стоять у советско-германской, советско-финской, советско-румынской и советско-венгерской границы, точнее, входили или должны были входить в состав приграничных западных округов, – это Первый стратегический эшелон (термин также «полуофициальный»). То же, что предназначалось в резерв – Второй стратегический эшелон.
В принципе, в таком же значении употребляют этот термин и историки. Но чёткого, «официального» определения, как вы сами понимаете, нет. Т.е. ни в одной директиве, записке, ни в одно приказе или плане-«Соображении…» нет дефиниции: «Второй стратегический эшелон – это такое-то образование, в него входят такие-то армии». Т.е. нет чёткости, определённости, однозначности. Для Резуна и его сторонников подобное положение – самое благодатное поле для деятельности. Они и вполне конкретные и определённые вещи умудряются так перевернуть, что «посмотришь налево – мать моя – мамочка, направо – мамочка – мать моя». А уж где зыбко и туманно, то и говорить не приходится.
Во-вторых, на наш взгляд, надо всё-таки чётко разграничивать тот Второй стратегический эшелон, который планировался предвоенными планами, и тот, который существовал после начала войны. Как говорят в Одессе: «Это две больших разницы». По той простой причине, что реальные условия действия этого эшелона оказались очень далеки от планируемых.
Исходя из указанных положений, и начнём разбираться. Итак, Второй стратегический эшелон – это армии РГК. Какие же армии намечались в резерв Главного Командования накануне войны? Сколько их должно было быть в данном резерве?
Два последних предвоенных документа Генштаба, которые что-то говорят по этому поводу, – «Соображения по плану стратегического развёртывания Вооружённых Сил Советского Союза на случай войны с Германией и её союзниками» от 15 мая 1941 года и «Справка о развёртывании Вооружённых Сил СССР на случай войны на Западе» от 13 июня 1941 года.
В «Соображениях…» армиям РГК посвящён V раздел:
«V. Группировка резервов Главного Командования. В резерве Главного Командования иметь 5 армий (выделено нами – И.Д., В.С.) и сосредоточить их:
– две армии, в составе 9 стрелковых, 4 танковых и 2 моторизованных дивизий, а всего 15 дивизий, в районе Вязьма, Сычёвка, Ельня, Брянск, Сухиничи;
– одну армию в составе 4 стрелковых, 2 танковых и 2 моторизованных дивизий, а всего 8 дивизий, в районе Вилейка, Новогрудок, Минск;
– одну армию в составе 6 стрелковых, 4 танковых и 2 моторизованных дивизий, а всего 12 дивизий, в районе Шепетовки, Проскуров, Бердичев и
– одну армию в составе 8 стрелковых, 2 танковых и 2 моторизованных дивизий, а всего 12 дивизий, в районе Белая Церковь, Звенигордка, Черкассы» [72; 470].
«Справка…» от 13 июня говорит об армиях РГК в своём первом разделе:
«…Армии резерва Главного Командования.
22А (УрВО) – за Западным фронтом. Всего 9 дивизий, из них: сд – 6, тд – 2, мд – 1. В состав 22А включаются все шесть сд УрВО и 21 мк МВО.
16А (ЗабВО) – за Юго-Западным фронтом. Всего 12 дивизий, из них: сд – 8, тд – 3, мд – 1. В состав армии включаются:
– 6 дивизий из ЗабВО, тд – 3, мд – 1, сд – 2
– 1 сд из ОрВО (217сд)
– 5 дивизий из МВО (41СК – 118, 235, 144 сд; 20 СК – 160, 137 сд).
19А (СКВО) – за Юго-Западным фронтом. Всего 11 дивизий, из них: сд -8, тд – 2, мд – 1. В состав армии включаются:
– пять сд из СКВО;
– сд – 3, тд – 2 и мд – 1 из ХВО.
[…]
Центральные армии резерва Главного Командования.
28А (Управление из АрхВО) – северо-западнее Москвы. Всего 8 дивизий, из них: сд – 5, тд – 2, мд – 1. В состав армии включаются:
– три сд из МВО (69 СК – 73, 229, 233 сд)
– 7 МК из МВО (14 и 18 тд, 1 мд)
– одна сд из ЛенВО (177 сд)
– одна сд из АрхВО (111сд).
24А (Управление из СибВО) – юго-западнее Москвы. Всего 11 дивизий, из них сд – 8, тд – 2, мд – 1. В состав армии включаются:
– все шесть сд из СибВО;
– две сд из МВО (62СК – 110, 172 сд);
– 23 МК из ОрВО (48, 51 тд, 220 мд).
Всего в двух центральных армиях РГК 19 дивизий, из них: сд – 13, тд – 4, мд – 2…» [72; 473-474].
Совершенно очевидно, что, по довоенным планам, армий РГК было пять, т.е. во Второй стратегический эшелон входило пять армий. Нет никаких оснований говорить ни о шести, ни тем более о семи армиях.
Количество дивизий в резервных армиях по «Соображениям…» и по «Справке…» несколько отличается: в первом случае их 47, во втором – 51. Но ни о каких 77 дивизиях, про которые пишет Резун, и речи нет [82; 194, 244].
В майских «Соображениях…» номера армий РГК не называются. Надо полагать, по той причине, что этот документ вообще не оперирует номерами армий, а перечисляет лишь количество дивизий (также без их нумерации). Впрочем, вполне можно допустить, сто авторы «Соображений…» в момент их создания ещё не знали, какие конкретно армии войдут в состав РГК. В самом деле, в середине – начале второй половины мая 1941 четыре из пяти армий резерва Главного Командования, которые позже Н.Ф. Ватутин перечислил в своей «Справке…», ещё не существовали: управления 19, 22, 24 и 28-й армий были созданы 13 июня 1941 года, т.е. почти месяц спустя после появления «Соображений…» от 15 мая. Только 16-я армия под командованием генерал-лейтенанта М.Ф. Лукина уже была создана и перебрасывалась из Забайкалья в западные районы СССР. Ей А.М. Василевский и Н.Ф. Ватутин уже вполне могли назначить место для дислокации. Вероятно, под армией РГК, которая должна была сосредоточиться в районе Шепетовки, Проскурова и Бердичева подразумевалась именно она. Во всяком случае, в июне 1941 года 16-я армия именно в данном районе и сосредотачивалась.
С кануном войны всё ясно. Что же получилось после её начала?
На территории КОВО, кроме 16-й сосредотачивалась ещё и 19-я армия РГК (в районе Белая Церковь – Черкассы). В ЗапОВО (в район Идрица – Витебск) разворачивалась 22-я армия, 21-й мехкорпус которой оказался на территории Прибалтийского Особого военного округа.
24-я и 28-я армии были далеко от фронта и не закончили ещё своего формирования. Собственно, в их удалённости нет ничего особенного. Как мы видели, согласно предвоенным планам, они и должны были быть достаточно удалены от западных приграничных округов. Недаром «Справка…» от 13 июня 1941 года называет их «центральными армиями резерва Главного Командования».
Зато на рубеже Днепра оказались 20-я и 21-я армии. Первая была с началом войны перенаправлена в район Могилёва, а вторая – в район Чернигов, Гомель, Конотоп. Напомним, что, по «Справке…» от 13 июня 1941 года, обе эти армии предназначались для Юго-Западного фронта: 20-я должна была занять место на границе между 5-й и 6-й армиями, а 21-я – между 26-й и 12-й. Другими словами, 20-я и 21-я армии предназначались для Первого стратегического эшелона, а не Второго.
25 июня 1941 года, по директиве Ставки Главного Командования, армии, находящиеся на рубеже рек Днепр, Западная Двина объединялись в группу армий резерва Главного Командования [34; 191]. Таковыми армиями к 25 июня были 16, 19, 20, 21, 22-я (16-я армия находилась несколько западнее этого рубежа). Просим обратить внимание: указанные пять армий и стали Вторым стратегическим эшелоном. Армий по-прежнему пять, но из предвоенных армий РГК в составе эшелона только три армии (16, 19 и 22-я; первые две в полосе Юго-Западного фронта, вторая – в полосе Западного).
27 июня последовала директива Ставки ГК о переброски с Украины в район Смоленска 16-й армии и включении её в состав Западного фронта [34; 191].
Директивой Ставки ГК № 00124 от 1 июля 1941 года в район Витебска перебрасывается с Украины 19-я армия. В этот же день 19, 20, 21 и 22-я армии включались в состав Западного фронта [34; 191].
Таким образом, весь Второй стратегический эшелон оказался ко 2 июля 1941 года в составе Западного фронта.
Авторы, пишущие о пяти армиях Второго стратегического эшелона, как в составе 16, 19, 22, 24 и 28-й, так и в составе 16, 19, 20, 21 и 22-й армий, правы. Только первые правы для времени накануне войны, а вторые – для периода с 25 июня до 1 июля 1941 года. Ко 2 июля 16, 19, 20, 21 и 22-я армии, будучи переданными Западному фронту, перестали быть резервными, т.е. вошли в Первый стратегический эшелон армий. Хотя, конечно, можно и после 1 июля условно продолжать их называть Вторым эшелоном, так как противоборство с немцами на рубеже Днепр – Западная Двина они вели после разгрома приграничных армий, т.е. Первого стратегического эшелона.
Как ни странно, но если брать период с 25 июня по 1 июля 1941 года, то правы и авторы, насчитывающие во Втором стратегическом эшелоне семь армий. Они, по большому счёту, даже «правее» тех, кто говорит о пяти армиях этого эшелона, включая в него 16, 19, 20, 21 и 22-ю армии. Отчего так?
Дело в том, что 24-я и 28-я армии, по «Справке…» от 13 июня, бывшие в составе РГК, с образованием группы резервных армий, совершенно в соответствии с довоенными планами, были в неё включены. Таким образом, в группе армий резерва Главного Командования оказались: 16, 19, 20, 21, 22, 24 и 28-я армии. В составе этих армий, и впрямь, было 77 дивизий [72; 201]. Но надо твёрдо себе уяснить, что указанный состав (7 армий, 77 дивизий) образовался уже после начала войны и просуществовал всего неделю. Автоматически переносить его в предвоенные месяцы, значит либо допускать невольную ошибку, либо идти на сознательное искажение фактов (полагаем, что случай Резуна – второй).
Взамен вошедших в состав Западного фронта пяти армий в группу армий резерва Главного Командования (с 14.07.41 – фронт резервных армий, а с 30.07.41 – Резервный фронт) в разное время включались другие армии: 29, 30, 31, 32, 33, 43, 49-я [39; 34-35, 38]. Теперь уже их можно называть Вторым стратегическим эшелоном. Однако это уже выходит за рамки нашей темы.
Какие итоги можно подвести относительно писаний Резуна о Втором стратегическом эшелоне РККА?
Первое. Второй стратегический эшелон – это, вопреки утверждениям Резуна, не все армии, сформированные во внутренних военных округах. Часть этих армий предназначалась и для Первого стратегического эшелона, т.е. должны были оказаться в составе войск западных приграничных округов (например, 18, 20, 21-я).
Второе. Вопреки утверждениям Резуна, армии Второго стратегического эшелона не должны были усиливать войска Первого эшелона для вторжения на территорию Германии и её союзников. Как показывают реальные, а не вымышленные военные советские планы предвоенного периода, резервные армии должны были располагаться довольно далеко от границы. В любом случае, нападал ли он или защищался, Первый стратегический эшелон начинал действовать самостоятельно. Силы же Второго эшелона предполагалось использовать в зависимости от обстоятельств: либо для нейтрализации прорвавшегося противника, либо для создания ударных группировок совместно с войсками Первого эшелона после того, как под прикрытием этих войск будут проведены мобилизация, сосредоточение и развёртывание сил Красной Армии, либо для развития удара, который Первый эшелон сможет нанести при благоприятно сложившихся обстоятельствах. Не один из вариантов использования армий РГК не исключался. Но если первый сценарий считался наиболее неблагоприятным, последний – наиболее благоприятным, то второй рассматривался как наиболее вероятный.
Третье. Армий во Втором стратегическом эшелоне (равно армиям РГК) было не семь и не восемь, как утверждает Резун, а пять (16, 19, 22, 24 и 28-я). Так было по предвоенным планам. Но обстоятельства сложились таким образом, что две армии (20-я и 21-я), которые должны были сосредоточиться непосредственно у границы, к моменту начала войны оказались на рубеже Днепра. Вместе с армиями РГК они стали резервными. Наряд сил в пять резервных армий (16, 19, 20, 21 и 22-я) встретил немцев на рубеже Днепр – Западная Двина. Именно их имеют ввиду исследователи, когда говорят о пяти армиях Второго стратегического эшелона, вступивших в бой с немцами в начале июля 1941 года, хотя реально группа армий резерва Главного Командования включала в период с 25 июня по 1 июля, кроме указанных пяти, ещё 24-ю и 28-ю армии. Последние вступили в бой с немецкими войсками уже в ходе Смоленского сражения, конкретно – 15 июля 1941 года [39; 34-35, 38].
Четвёртое. В предвоенную группировку армий Второго стратегического эшелона должна была входить 51 дивизия, а не 77, как утверждает Резун.
Если говорить в целом о группировке советских войск (Первый стратегический эшелон + Второй стратегический эшелон) на Западном ТВД перед началом войны, то ничто, ни один элемент в ней не указывает на подготовку вторжения в духе «а ля Резун». А вот соответствие реальным советским планам можно наблюдать полное. Причём, резуновский аргумент про то, что войска РККА просто не успели доехать, куда надо, не работает. Судите сами:
1)
В Первом стратегическом эшелоне должны были сосредоточиться 186 дивизий, из которых 97 находились бы в полосе Юго-Западного фронта. Т.е. именно здесь создавался ударный «кулак». Удар, наносимый этим «кулаком», был направлен в Южную Польшу. Против Румынии и Венгрии предполагалось держать оборону. Никакой 9-й «сверхударной» (по выражению Резуна) армии не хватило бы для наступления даже против одной Румынии, не говоря уже о Венгрии. А 19-я армия, которая, по мнению автора «Ледокола», должна «подпирать» 9-ю в ударе по Румынии (а то и Венгрии), совершенно согласно майским «агрессивным» «Соображениям…», «торчит» почему-то под Киевом. Ну, «торчала» бы где-то под Кишинёвом, – было бы ясно. А тут… под Киевом. Хорошее «подпирание», сказать нечего. Логичнее думать, что, скорее всего, 19-я армия, так же, как и 16-я, должны были «подпирать» не ту часть Юго-Западного фронта, которая противостояла румынам, а ту, которая била в Южную Польшу.
2)
Ударный «кулак», создаваемый Первым стратегическим эшелоном, был, если можно так сказать, «потенциальным». Учитывая мнение, которое существовало у советского командования относительно сил немецкой группировки, стоящей против нашего Юго-Западного фронта, можно, практически со стопроцентной уверенностью, утверждать, что задачей приграничных войск было сдерживание немецкого удара, который те нанесут на данном участке, начав войну против СССР. Наличного наряда сил, по мнению Генштаба (при условии, что приграничные войска должны были успеть сосредоточиться), хватило бы для остановки немцев. Далее войска Первого стратегического эшелона пополнялись бы людьми, техникой и вооружением по штату военного времени. Одновременно к границе подошли бы 16-я и 19-я армии. После этого кулак из «потенциального» стал бы вполне реальным. И вот тогда последовал бы сокрушительный удар Красной Армии в Южную Польшу.
При удачном стечении обстоятельств Первый стратегический эшелон Юго-Западного фронта мог нанести контрудар по противнику, перенеся боевые действия на его территорию. И тогда подошедшие 16-я и 19-я армии усилили бы этот удар.
3)
Учитывая, что Западный фронт тоже наносил важные удары по противнику, группировка сил в полосе его действия также создавалась довольно мощная – свыше 40 дивизий. Но поскольку его действия всё-таки, в основном, носили характер взаимодействия с войсками Юго-Западного фронта при основной роли последнего, то армия Второго стратегического эшелона закреплялась за Западным фронтом всего одна – 22-я. Однако вот парадокс (с точки зрения теории советской агрессии): её никто не двинул в приграничные районы. Скажем, к Белостоку или хотя бы Гродно. Её предполагали «разбросать» в треугольнике Минск – Новогрудок – Вилейка. Мало того, что это далеко от границы, так ещё армию не сосредотачивали, а именно «разбрасывали» по довольно большой территории.
Объяснить подобные действия можно, только исходя из того, что РККА и на Западном фронте готовилась к немецкому нападению, а не готовилась нападать сама. Находясь в указанном треугольнике, 22-я армия могла выступить в роли «пожарной команды» в случае прорыва противника из Сувалкинского выступа, а могла и просто подойти к той или иной точке границы для усиления войск приграничных армий с целью нанесения контрудара.
В реальности, как мы знаем, 22-ю армию успели к началу войны перебросить только в район Витебска.
4)
В общем, надо заметить, что наличие Второго стратегического эшелона да ещё с подобным удалением его армий от границы свидетельствует не об агрессивных планах Красной Армии, а именно о намерении наносить ответный удар. В противном случае, по крайней мере, три из пяти армий (16, 19 и 22-ю) надо было включать непосредственно в состав войск Первого стратегического эшелона и подводить непосредственно к границе. Максимальное накопление сил на направлении (направлениях) главного удара – это азбука. И её советское командование не могло не знать. Но почему-то распыляло силы. Не вяжется подобное положение дел с подготовкой вторжения.
Даже с учётом сосредоточения у границы всех сил Первого стратегического эшелона Генштаб рассчитывал иметь там 186 дивизий. В то же время уже в июне 1941 года считал, что немцы и их союзники сосредоточили для войны с СССР 170 дивизий (см. выше). Причём, даже в полосе Юго-Западного фронта, т.е. месте приложения главных усилий Красной Армии, предполагалось наличие 98 немецких, румынских и венгерских дивизий (см. выше). Это против наших планируемых 97. Вряд ли командование РККА строило планы нападения при таком соотношении сил. А вот сдержать удар противника вполне было возможно. Подошедшие армии Второго стратегического эшелона давали возможность добиться перевеса и создать группировку для контрнаступления.
Нельзя не отметить, что Резун умело использует в своих целях созданный в официальной советской историографии миф о так называемой «стратегической обороне», суть которого сводится к тому, что в июне 1941 года Красная Армия готовилась к обороне. «Надёргивая» цитат из мемуаров и работ советских военачальников, Резун как бы вопрошает: «И какая же это была оборона?» Мы уже убедились, что «выуживать» нужные участки из текстов, иногда, правда, их «подправляя», он – мастер.
