Майкл сидел на скамейке в маленьком парке. Огненный шар солнца закатывался за горизонт, и тени высоких домов легли на парк. Температура воздуха резко падала, а на Майкле была только лёгкая курточка. Он поёжился: на него накатило воспоминание.
Их конвой из пяти машин возвращался на базу после задания. Огромное солнце приближалось к линии горизонта, и под его лучами песок в пустыне окрашивался в розоватые тона. Там, где барханы бросали свои тени, он был тёмного цвета. Обычно они старались вернуться на базу до наступления ночи, так что закаты Майкл видел нечасто. Он смотрел на пустыню, зачарованный красотой вида, и его наполнило чувство восторга, перемешанного с ощущением бессмысленности происходящего, всей этой кровавой каши, в которой так нестерпимо долго варился. Майкл думал о том, что его контракт подходит к концу, и осталось не так уже много времени до того благословенного момента, как он войдёт в родительскую квартиру, возьмёт доску для серфинга и поедет на Stinson Beach летать по волнам. Однако Калифорния казалась ему такой далёкой, практически недосягаемой, как Земля обетованная.
Затем из подсознания его тренированного мозга всплыла мысль, о том, что это хорошее место для засады. Секунды спустя идущая впереди БМП вздыбилась от взорвавшегося под ней мощного заряда, и по их конвою начали палить из гранатометов и стрелкового оружия.
Солнце полностью спряталось за небоскребом, и в парке стало ощутимо холоднее. Чтобы согреться, он упал на асфальт перед скамейкой и отжался сорок раз. Почувствовав, что кровь по жилам побежала быстрее, снова сел на скамейку, с нетерпением взглянул на часы. Контакт сильно опаздывал. Майкл вздохнул и поднялся, решив, что дальше ждать бесполезно. В этот момент показался грузный мужчина в серой куртке. Когда он подошёл к скамейке, Майкл сказал:
– Я уже думал, что ты не придёшь.
Мужчина нервозно огляделся кругом и тихонько сказал.
– Хотел убедиться, что всё чисто.
– Начитался детективов? Тебе нечего опасаться.
– Ты не знаешь его. Он может быть весёлым, обаятельным, но, если ты идёшь против него, это просто страшно. Для него не существует границ, он может сделать всё, что угодно. Это привлекает, но и ужасает.
– Что ты можешь рассказать по существу?
– Я больше чувствую, чем знаю. Но до меня доходили странные слухи. С коллекционерами, которые отказывались ему продать, происходили непонятные вещи. Кто-то попадал в аварию, у кого случался инфаркт.
– Какое он может иметь к этому отношение?
– Сэм не идёт на пролом, если это возможно избежать. Он очень хитёр. Но многие считают, что дело тут нечисто.
– В чём его обвиняют?
– Никто его ни в чём не обвиняет, но у него репутация опасного человека. Люди Сэма боятся. К тому же у него связи с влиятельными фигурами. Поговаривают, он будет баллотироваться в мэры. Зная его, я уверен, что это не предел его амбиций.
– Что-нибудь ещё ты можешь рассказать о нём?
– Не знаю, правда это или нет, но говорят, что он скупает и уничтожает артефакты из Древней Иудеи, связанные с иудаизмом и ранним христианством.
– Зачем? Артефакты стоят огромные деньги.
–Это невозможно понять и объяснить.
– Откуда у него деньги вообще? Как он раскрутил свою фирму?
– Говорят, деньги семьи. Он не раз упоминал, что он потомок старинной аристократии.
– Я слышал это сам. Но вроде его семья переехала в Штаты из Парагвая.
– Они туда попали после Второй мировой войны. Он точно немецкого происхождения. Я слышал, как он говорил, что один из его предков был первым инквизитором Германии. Это меня так поразило, что я запомнил его имя – Конрад Марбургский.
– Ты слышал, чтобы он когда-нибудь говорил о древней иудейской монете?
– Нет, но все знают, что у него навязчивая идея, связанная с какой-то монетой. Он ищет её много лет.
– Почему?
– Не знаю. Но в этой одержимости есть что-то почти мистическое.
– Что-нибудь ещё?
– Мне как-то рассказали байку о детстве Сэма. Не знаю, насколько это соответствует правде.
– Рассказывай.
– Его родители погибли в автомобильной катастрофе, когда ему было тринадцать лет. Его воспитывал дед, человек очень странный. Он учил Сэма выживать. Бросал мальчика за городом в лесу без ничего, только с бутылкой воды, и Сэм должен был добираться до дома сам в течении нескольких дней. Или оставлял в далёком районе города без денег. Один раз дед бросил внука в Окленде, в плохом месте, и ребенка так сильно избили, что он оказался в больнице. Сэм дико озлобился, к тому же у него не складывались отношения в школе. Наверно, он просто завидовал детям, которые жили нормальной, благополучной жизнью вместе со своими папами и мамами. Он стал отлавливать одноклассников по одному и жестоко избивать. Школа была частная, дорогая, и, когда на Сэма начали жаловаться, его оттуда без промедления выгнали. Кажется, это всё, что я знаю о нём.
– Позвони, если услышишь в офисе что-нибудь, связанное с монетой. Или просто что-нибудь интересное.
– Ладно.
***
Майкл закончил рассказывать об этой встрече и неопределённо покачал головой как будто в сомнении:
– Теперь понятно, как Сэм оказался в нашей, не самой престижной школе. И, очевидно, Сэм знает о монете. Вероятно, со школьных лет от Диего. Я думаю, они пытались ограбить старика, который тебе её дал.
– Почему же он никогда не пытался отобрать её у меня?
– Думаю, Диего так и не сказал, у кого она.
– Но теперь Сэм знает.
– Да, теперь он знает. И, думаю, твоё увольнение – это только начало.
– Я тоже так думаю.
– Если что, сразу звони мне.
– Спасибо, друг.
В здании исторического факультета Стэнфордского университета мне стоило приложить немало труда найти кабинет Евы.
Это была маленькая комнатка с неприметной дверью без таблички. Я прошёл мимо неё два раза, думая, что это подсобка. Наконец я догадался приоткрыть дверь и сразу увидел Еву, сидящую за столом у окна ко мне спиной. На звук она повернулась и улыбнулась мне. Ева была без очков, видимо, надела линзы. Я заметил, что у неё новая причёска. В тёмной юбке до колена и светлой блузке она выглядела гораздо привлекательнее, чем на встрече в студенческом кафе или когда мы столкнулись в парке.
– Вот где ты проводишь больше всего времени.
Ева улыбнулась:
– Да, это так. Лекции – это только малая часть работы преподавателя. Подготовка к ним, проверка тестов требует гораздо больше времени. А ещё исследования, написание статей. Так что, действительно, здесь я немало нахожусь, хотя часть работы делаю дома.
– Если бы я здесь работал, у меня бы началась клаустрофобия.
– Да, комнатка крохотная, но с окном.
Я выглянул в окно. Прямо под зданием на лужайке студенты играли в волейбол.
– Когда скучно, смотришь на них?
– Что, опять играют?
– Ага. Выглядят как беззаботные дети. Завидую им. В таком возрасте мало о чём беспокоишься. Кажется, что можешь достигнуть всего. Что все дороги мира открыты для тебя.
– Все дороги мира открыты и для тебя, Адам.
– Ты – как Моисей. Он говорил, что время не существует.
– Нет, это не так. Я женщина, и поэтому очень остро ощущаю скоротечность жизни. Человек просто не должен опускать руки.
Я повернулся к Еве и оказался с ней лицом к лицу. Она не отодвинулась, не отвела взгляда глубоких, тёмно-карих глаз. В маленькой, плохо освещённой комнатке свет окна как будто фокусировался на ней, так что почудилось – Ева светится. Она вдруг мне показалась очень привлекательной, и я забыл, что собирался ей ответить.
Мы стояли несколько секунд, молча глядя друг на друга. Затем Ева опустилась на стул и придвинула мне табурет.
– Садись.
Я сел, но всё никак не мог собраться с мыслями.
– Ты хорошо выглядишь. Тебе идёт этот наряд.
– Спасибо. Решила недавно прошвырнуться по магазинам. Рада, что результат неплохой.
– Более чем.
– Не думала, что ты дамский угодник, – сказала Ева и рассмеялась.
– Что ты, навыки давно потерял.
Места было мало, и мы сидели очень близко друг к другу. Наши локти и плечи время от времени соприкасались, и я чувствовал тепло её ноги рядом со своей. Тонкий, еле ощутимый аромат её духов напоминал запах цветущих деревьев ранним утром в весеннем саду.
– И духи хорошие.
– Спасибо, но вообще-то я не душилась. Молодой человек, вы со мной заигрываете?
Я взглянул на Еву, и по её смеющим глазам понял, что она надо мной потешается.
– Конечно. Было бы глупо не воспользоваться ситуацией, когда дама практически сидит у меня на коленях.
Ева пихнула меня локтем.
– Где я, а где твои колени. Тем не менее джентльмен после такого пригласил бы даму в ресторан. Тем более что ты обещал.
– Конечно, приглашаю. Давай прямо сегодня?
– Давай.
Ева вытащила какие-то бумаги.
– Так что ты нашла?
– Пока что немного. Двадцать лет назад в Стэнфорде работал профессор истории из Израиля Моисей Мидбар. Он пропал, как будто испарился. Просто однажды не появился на лекции. В его квартире все вещи были на месте, было такое впечатление, что он вышел куда-то ненадолго. Вот заметка из газеты. Ева протянула мне пожелтевший лист газеты. Я пробежал глазами статью. Она была короткой, и, кроме нескольких несущественных подробностей, не добавляла ничего к рассказу Евы.
– Думаешь, это тот Моисей?
– Очень вероятно. Возраст подходящий.
– А откуда у него могла быть монета?
– Не знаю, но он же историк из Израиля. Так что возможность получить её у него были.
– Это всё, что ты нашла?
– Пока да. Но где-то в Стэнфорде должен был остаться его архив. Я пытаюсь его найти.
Мне не было смысла ехать домой, а потом на встречу к Еве вечером. Слишком много времени пропало бы в пробках, поэтому я спросил: «Не пойти ли нам в ресторан прямо сейчас и какую кухню она предпочитает». Ева ответила, что, в принципе, ест всё, и выбор за мной.
Я предложил поехать во французский ресторан в соседнем городке Mountain View. До него было всего минут десять на машине. Ева с радостью согласилась, но попросила вначале заехать к ней домой, чтобы переодеться. На мои уверения, что она и так прекрасно выглядит, ответила, что поход во французский ресторан – хороший повод надеть новое платье.
Её квартира находилась недалеко. Ева пошла переодеваться, а я остался в гостиной. По деталям было очевидно, что хозяйка квартиры въехала недавно и ещё полностью не обжила новое жильё, но тем не менее уже возникало ощущение уюта. Мебель стояла современная, но очень удобная, во всяком случае из кресла не хотелось вылезать. Цвета в квартире преобладали нейтральные, не раздражающие и тёплые.
На стене висела репродукция какой-то картины, которая словно состояла из двух частей. С правой стороны был изображён яркий пейзаж, полный жизни, с пышной природой и голубым небом. Пейзаж с левой стороны – диаметральная противоположность: мрачный и дикий, с искривлёнными ветками деревьев и острыми гранями камней. Эти два мира были разделены глубокой пропастью, на дне которой пенился бурный поток. Через пропасть вёл узкий каменный проход. С правой стороны он начинался от каменной арки, из которой бил свет. Арка выглядела как вход в чудесный, солнечный мир.
В левой части картины виднелся ещё один вход, который производил нерадостное впечатление. Он выглядел как пещера, в которой полыхали языки пламени. Можно было представить, что внутри находится жерло вулкана, но также пришла ассоциация, что это вход в ад. Поймав себя на этой мысли, я заметил маленькие, нагие фигурки, переходящие пропасть по каменному проходу из правой, солнечной стороны в тёмную. Их трудно было разглядеть, но от них веяло безнадёжностью и отчаянием. Я начал догадываться, о чём эта картина.
Ева не заставила себя долго ждать. Она так преобразилась, что в ней невозможно было узнать ту девушку «синий чулок», какой она мне показалась при первой встрече. Элегантное вечернее платье спускалось чуть ниже колен и прекрасно подчёркивало её стройную фигуру. Ева повернулась вокруг себя и спросила
– Ну как?
– Мне нравится. Деньги не зря потрачены.
– Ты очень романтичен, – улыбнулась Ева.
– Я говорил, что давно потерял форму. Начну практиковаться, оттачивать забытое мастерство.
– Я в тебя верю!
Развеселившаяся Ева быстро надела туфли, и мы поехали в ресторан. Было ещё рано для обеда, поэтому из шести столиков был занят только один.
Я был здесь всего лишь раз до этого, года три назад, когда мы с Лилит ехали покупать Булгакова – трёхмесячного котёнка. Тогда у нас была полоса хороших отношений, и Лилит хотела ребёнка, я – нет. Как говорится, сошлись на коте. Женщина, которая продавала котёнка, жила на южном краю Кремниевой долины, в маленьком городе с подходящим названием Los Gatos.5 По дороге мы останавливались пообедать в Mountain View.
С тех пор маленький, уютный, с чёрно-белыми фотографиями Парижа на стенах и старомодной мебелью ресторан не изменился.
Когда за столиком мы обсуждали список вин, к нам подошёл чуть полноватый, среднего возраста официант с ранней лысиной, которую он старался прикрыть зачёсанными на лоб волосами. Обратив внимание на Еву, он весь расплылся от удовольствия, и сказал что-то по-французски. Я ничего не понял, а Ева засмеялась и ответила:
– Нет, я не француженка.
– Извиняюсь, я обычно не путаю. Что будете пить?
– Мне бокал шардоне, вот этого, из Сономы, – заказала Ева.
– Замечательный выбор, – заметил официант.
– Я буду бокал бордо, – я показал на название вина в списке.
– Вы никогда не ошибётесь, заказав французское, – самодовольно произнес официант и отправился за вином.
Ева поднялась, пояснив, что ей надо отойти на пару минут. Вскоре пришёл официант с бокалами.
– Начнёте с закусок?
– Нет, мы сразу закажем главные блюда.
– Что вы будете?
– Мне говядину бургиньон.
– А вашей жене?
– Она будет вот эту рыбу.
– Отлично.
Когда Ева вернулась, я обратил внимание, что она подкрасила губы помадой и поправила причёску.
– Я заметил у тебя на стене в гостиной картину.
– Понравилось? Это «Изгнание из рая» Томаса Коула.
– Художника я, конечно, не знал, но о сюжете догадался. Почему ты выбрала эту репродукцию?
– Меня эта история интересовала с детства.
– Почему?
– Мне кажется, что это очень глубокий по содержанию миф. Ты его знаешь?
– В принципе, все это знают. Бог запретил Адаму и Еве есть плоды с Древа познания, но дьявол в образе Змия соблазнил Еву попробовать, и разгневанный Бог выгнал их из райского сада.
– В общем, правильно, но это на уровне сюжета. А как ты думаешь, что символизирует эта история?
– Похоже, лучше будет если ты мне расскажешь, – улыбнулся я.
– Тут можно рассматривать под разными углами и давать разные интерпретации. Очевидно, что история изгнания из райского сада связана ещё с более древней легендой о Золотом веке, части мифологии многих народов. Тогда человек жил в гармонии с природой, не зная бед и горестей. Корни мифа о Золотом веке восходят ко временам перехода людей к земледелию. Золотой век – воспоминание о первобытном состоянии человека.
– Сомневаюсь, что в обществе охотников-собирателей жилось легче.
– Людям свойственно идеализировать прошлое.
– Знаю по себе. Тем не менее земледелие – это же прогресс. Жизнь людей улучшилось.
– Далеко не для всех, прежде всего для элиты.
– Это не удивляет.
– Можно также сказать, что это история взросления. Но не подростка, а человечества. Только вкусив запретный плод с Древа познания, человек отделился от природы, и стал готов покинуть Райский сад.
– Но ведь Ева поддалась уговорам Змия и тем самым нарушила запрет Бога.
– Ты думаешь, что всеведущий Бог не знал о Змии в саду? Он дал людям свободу воли. Если Ева сорвала запретный плод, это значит, что люди были готовы к новому этапу бытия, в котором жизнь полна испытаний и страданий, но радости и свободы тоже.
– Наверное, им хотелось обратно в Рай.
– Мы все ностальгируем о детстве, о доме родителей, но, когда вырастаем, уходим и уже никогда не возвращаемся насовсем.
Мне казалось, что я слишком откровенно уставился на Еву и рассматриваю её. Нет ничего привлекательнее внешне интересной, обаятельной женщины, которая к тому же умна и с характером. Я встряхнул головой чтобы отвлечься от этой мысли.
– У тебя для блондинки необычно тёмные карие глаза.
– Чтобы увидеть истинное лицо человека, надо смотреть в корень.
– В смысле?
– В данном случае в корни волос, – сказала Ева и засмеялась.
– А, ты красишься.
– Неужели незаметно? Как легко всё-таки вас, мужиков, обвести вокруг пальца!
– Да уж. Но мне кажется, брюнеткой тебе было бы лучше.
– Может быть. Но, когда у меня светлые волосы, я чувствую себя по-другому. Более раскованной, легкомысленной.
– Легкомысленной? Пожалуй, надо заказать тебе ещё бокал вина.
– Ты меня недооцениваешь. Одним бокалом не обойдёшься!
После обеда я отвёз Еву домой и проводил до двери. Тут подумалось: не попробовать ли напроситься на кофе или хотя бы поцеловать на прощание? Пока я размышлял, Ева шагнула ко мне, обняла, чмокнула в щёку и с возгласом «Спасибо, Адам, за приятный вечер!» повернулась ко мне спиной и открыла входную дверь.
На моей щеке алела помада как печать, в крови плескалось бордо, а в душе была досада. Обзывая себя нерешительным болваном, я вернулся к стоянке. В машине обнаружил в телефоне пропущенный звонок и сообщение. Это была Лилит. В тот момент я ещё не знал, что она уже сошлась с Сэмом.
Чёрный Mercedes-Benz SLR McLaren резко затормозил с левой стороны от видавшего виды грузовичка. В машине на месте пассажира осталась сидеть молодая женщина, а водитель вышел. Рослый широкоплечий мужчина с длинными светлыми волосами и чеканными чертами лица был одет в джинсы, футболку и спортивный пиджак неброского вида. Человек определённого круга легко определил бы по деталям, что эти простые вещи стоили заоблачную сумму.
Из грузовичка выскочили двое лет двадцати с татуировками и манерами уличной шпаны. Один – черноволосый и коренастый, среднего роста. Второй, шатен, был выше и менее крепко сбитый. Их уверенность в своей крутизне несколько сдулась при появлении мужчины, но они не хотели потерять лицо друг перед другом, к тому же их было двое против одного. Черноволосый парень, считавший, по-видимому, себя главным, заговорил:
– Чувак, ты чо творишь?!
– Ребята, вы меня подрезали. Пришлось вас догонять, чтобы объяснить, что так водить нельзя.
– Объяснил? Вали отсюда.
– Сначала вы должны извиниться.
– Чо, берега потерял? Имели мы тебя, твою бабу и твой «Мерс». Вали отсюда, пока не отгрёб.
– Понял, произошла ошибка. Я не знал, что наткнусь на таких бравых ребят. Давайте разойдёмся с миром.
Мужчина достал кошелёк и вытащил сто долларовую купюру. Черноволосый ощущал подвох, но жадность пересилила. Он протянул руку за банкнотой. Мужчина резко её схватил, вывернул за спину и, толкнув парня в спину, с силой припечатал его головой о дверку грузовичка. Пока второй осознал, что произошло, и нерешительно шагнул в сторону мужчины, чтобы помочь приятелю, черноволосый уже был на земле. Худощавый быстро отступил назад. Мужчина презрительно ухмыльнулся и пошёл к своей машине. Перед тем как сесть, он стряхнул несуществующие пылинки с пиджака и провёл рукой по голове, словно приглаживая растрепавшиеся в столкновении волосы.
– Сэм, я так понимаю, ты собирался произвести впечатление этим представлением? – спросила его спутница.
– Произвёл?
– Если бы я была старшеклассницей, то наверняка.
Сэм засмеялся:
– Надеюсь, коллекция вин в моем доме будет иметь бо́льший эффект.
Дом Сэма стоял на холме. Через квартал от него жил основатель компании Оракул, а чуть дальше семья сенатора штата Калифорния. В доме было темно. Когда Сэм включил свет в столовой, Лилит увидела, что длинный стол элегантно сервирован блюдами с едой, и спросила:
– Сколько гостей ты ждёшь?
– Как и говорил: нас ждёт интимный обед вдвоём. Я просто попросил моего повара не дать мне упасть в грязь лицом. Выбери, что тебе нравится.
Сэм зажёг свечи на столе и выключил свет. Окна были наполовину открыты, и ветер надувал занавески, словно паруса на старинном корабле. Под его порывами пламя свечей колебалось, и странные, гротескные тени плясали по стенам комнаты.
– А вот и оно: знаменитое «Шато Латур», любимое вино моего деда. Он рассказывал, что впервые попробовал его летом 1940 года во Франции. Дед всегда с ностальгией вспоминал то время и все вина, которые тогда открыл для себя. Это навсегда осталось у него на первом месте. Потом мы можем спуститься в винный погреб, и я покажу тебе свою коллекцию.
Сэм разлил вино по бокалам.
– Давай выйдем на веранду.
Они встали у самого края с бокалами в руках. Прямо под ними лежал район Марина. Чуть дальше, с правой стороны, в темноте виднелись очертания форта Мэйсон. По бульвару шёл поток машин, а чуть дальше чернели воды залива.
– У меня большие цели, которые мне ещё предстоит достигнуть, но в общем я доволен своей жизнью, – поделился Сэм. – Ещё недавно мне казалось, что у меня есть всё, что я хочу. А если нет, то всегда могу это купить. Но теперь осознал, что этого недостаточно. Я понял, что мне нужен партнер, близкий человек, с которым эту жизнь я могу разделить.
Сэм повернулся к Лилит, так что их лица оказались близко друг к другу, и взял её за плечи, ожидая, что она подставит губы для поцелуя. Но вместо этого Лилит отвернула голову в сторону и движением плеч сбросила руки Сэма.
– Для провинциального актёра это было бы неплохо. Будь я девочкой-дурочкой, то поверила бы, что ты в меня влюблён.
– Почему ты думаешь, что это не так?
– Такие, как ты, по-настоящему могут любить только себя.
– Может быть. Но и ты такая же.
– И я не верю, что наша встреча в баре была случайной.
– Ты умна. И ты действительно меня привлекаешь.
– Так что тебе нужно?
– Твоя помощь.
– В чём?
– Это касается твоего парня, Адама. У него есть одна вещь, она мне нужна.
– У Адама? Мне трудно представить, что у него есть что-то, что могло бы тебя заинтересовать.
– Ты видела когда-нибудь у него старинную монету? Мне говорили, что он носит её на цепочке, как медальон.
– Нет, не видела. Она очень ценная?
– Для меня, да.
– Ты хочешь забрать её себе?
– Да.
– Это его очень расстроит?
– Возможно.
– Ты это сделаешь, даже если придется применить силу?
– Я предпочитаю другие способы, но … безусловно.
– Я тебе помогу. Я его ненавижу.
– Почему?
– Я всегда подозревала, что у него в жизни есть или была другая женщина. Кто-то, кого он продолжает любить и о ком всё время думает. А я не из тех, кто прощает такое.
– Понимаю.
– И ещё одно.
– Слушаю.
– Ты меня привлекаешь тоже. Мы сделаны из одного теста. Или скажем так. Я думаю, что могу стать такой, как ты.
– Какой?
– Живущей согласно моей внутренней сущности. Плюющей на правила, законы, мораль.
Сэм ухмыльнулся и сказал скорей для себя, чем для Лилит.
– Это всё монета. Все, кто связаны с ней, меняются. Открывают своё истинное лицо, проявляют то, что заложено в них. Но только уничтожив её, я стану тем, кем я должен стать.