Игорь Кощеев
Ночь нежна?
Он распечатал бутылку. Медленно и максимально аккуратно разлил по двум стаканчикам, один протянул мне. Взял второй, тут же со мной чокнулся и залпом опорожнил свой:
– А теперь спать.
Я сделал небольшой глоток, фонариком высветил на столе одинокую дольку огурчика, закусил.
– Давай ложиться, – прошептал на ухо Танюхе и вернулся в тёплый спальник.
– Что это было? – уже внутри она шёпотом повторила вопрос.
– Не знаю. Может зверь какой залез.
Я знал, что теперь она мне не поверила, но что ещё я мог ей сказать?
– Я боюсь, Миш. Зачем мы сюда пришли? – как-то обречённо сказала она.
– Чего ты боишься? Никто ж не съест.
– А вдруг съест? – мне показалось, что сказала она это совершенно серьёзно.
– Давай спать. Полночи уже прошло.
Я слышал, как Инка пыталась шёпотом что-то выяснить у Серёги и даже, вроде, как плакала. Но он молчал, то ли спал, то ли притворялся. Лично мне спать расхотелось. В голову упорно лезла какие-то картины того, что сейчас может происходить вокруг нас и что скрывает наползающая на нас тьма. Мне казалось, что буквально в двух метрах от нас, там, на границе между остывающим светом костра и темнотой, собралась вся нечисть мира. Вся, о которой я когда-либо слышал в своей жизни. От Вия до привидений из английских замков. И даже чёрная рука, которой меня пугали ещё в детском саду, тоже где-то там ползает по земле в ожидании, когда погаснет последний уголёк, чтобы накинуться на кого-нибудь из нас и начать душить. А тот, кто полчаса назад кашлянул рядом с костром, стоит сейчас возле этих чёртовых ящиков и молча наблюдает за нами.
Я взял фонарик и посвятил в сторону ящиков. Луч доставал плохо, и высвеченные с такого расстояния ящики только добавили ещё больше мрачности в мои мысли и душу.
По дыханию Танюхи, я понимал, что она не спит. Просто тихо лежит, уткнувшись в моё плечо. Инна с Серёгой тоже не спали. Я слышал, как они ворочались в своём спальнике.
Но не спали не только мы. Каждый из нас чувствовал, что не спит кто-то ещё. Ему или им хотелось покоя и тишины, а пришли мы с режущими их покой лучами фонарей, какой-то музыкой, танцами, громкими разговорами…
Полчаса назад нам по-хорошему предложили уйти. Но мы не поняли. Мы остались, продолжая нарушать их мир. И нам не простят этого.
Я так и не понял, когда уснул. Да и сон ли это был? Судя по всему, каждый из нас был в таком же состоянии, когда сначала на дикий вопль Инки взорвал всё пространство вокруг, а через мгновение обрушился новый грохот. Ящики снова валялись на земле. Но теперь настежь была распахнута входная дверь и июльская ночь глядела на нас в дверной проём.
Инка кричала и била себя по волосам, словно пытаясь сбросить кого-то. Серёга словно был готов к происшедшему. Он рывком выскочил из спальника, схватил фонарик, который предварительно положил рядом, и бросился к выходу.
Теперь я точно знал, что это не крот и не заяц. Для того, чтобы открыть засов и распахнуть дверь, нужны руки.. Не лапы, а человеческие руки. Внутри меня всё замерло, страх наседал и давил сверху, сжимая до размеров клопа. А ночь пристально смотрела на нас прищуром дверного проёма.
– Инна, успокойся, перестань, что ты делаешь, – сказал я, направив свет фонарика на подругу, которая продолжала кричать и смахивать что-то со своей головы.
– Он трогал меня. Мою голову. Запустил свою шершавую руку в мои волосы и гладил!
– Инн, кто «он»? Никого нет! Кто-то заполз тебе в волосы просто. Бурундук какой-нибудь, – я пытался успокоить её, но сам понимал, что произошло именно так, как рассказывает Инна, «он» подошёл к ней и гладил по мягким, пушистым, пахнущим шампунем волосам. Он всегда был рядом. Ходил вокруг нас, наблюдал, рассматривал, час назад он кашлянул, может быть даже не случайно.
– Откуда я знаю «кто»? Он.
Я всё-таки решился присоединиться к Серёге и выйти на улицу.
– Нет! – Танюха вцепилась мне в руку. – Не уходи, Миш, не уходи!
Инка перестала кричать.
– А вдруг там с Серёгой что?
– Не оставляй нас! Я прошу!
– Ну перестань, – я прижал её голову к своей груди. – Всё будет нормально.
– Я умру здесь, Миш. Пошли домой, – последнюю фразу она произнесла шёпотом.
Новый крик Инки заметался по бараку. Я повернулся и скорее понял, чем увидел, что она смотрит в сторону входа. В дверном проёме стояла человеческая фигура.
Мне показалось, что я сейчас упаду. Я впервые понял, что означает выражение «ноги подкосились». На фоне лунного неба я видел табельное оружие в руках фигуры, пилотку на голове.
– Козлы! – зло сказала фигура и направилась к нам.
– Серёжка! – Инка вскочила и бросилась к фигуре. – Серёжка! – она дрожала у него на шее от испуга и рыданий.
– Козлы! – повторил Серёга и включил фонарик. Который я принял в темноте за оружие. – Успели смотаться, – мотнул головой и я понял, что увиденная мной пилотка превратилась в обычный чуб.
– Ты что, видел кого-то? – спросил я.
– Какой там. Выскочил, уже нет никого. Странно, вроде выбежал сразу, сопка голая, до леса добежать не успели бы. А никого нет. Может с другой стороны барака прятались. Или на чердак залезли.
– Серёжа, я не могу больше! Он трогал меня! Он хотел меня задушить! Давай уйдём отсюда. Прямо сейчас, Серёжа.
– Как уйдём? Как уедем? – Сергей не верил Инне, по нему было видно, что он не считает, что ей просто что-то показалось. – До мотоциклов два часа по ночной тайге. Ещё дорогу найти нужно. Дождёмся утра и пойдём.
– Я с ума здесь сойду. Ну придумай что-нибудь.
– Что придумать? В тайге хочешь ночевать? На спящего медведя наступить впотьмах? Он пострашнее здешних призраков, поверь. Лично я лучше здесь подожду, – он взял початую бутылку, разлил мне и себе и молча протянул мой стакан.
Я взял. Танька забрала его у меня, я не сопротивлялся. Выпила до дна и дрожащими руками поставила его на землю.
Ночь продолжала наблюдать за нами хитрым прищуром через проём неизвестно кем распахнутой двери. Хотелось спрятаться от этого взгляда. Для этого надо было пойти и закрыть эту чёртову дверь, но страх не позволял мне сделать первый шаг. Казалось, что стоит мне подойти к выходу и обязательно случится что-то плохое. Я боялся смотреть вглубь барака, дальше нашей компании, казалось, что в темноте я увижу чью-то фигуру. А стоит взглянуть в сторону окошек, то с обратной стороны к мутному стеклу одного из них из тьмы обязательно прильнёт чьё-то лицо и станет разглядывать тебя пустыми глазницами. И по чердаку вот-вот кто-то начнёт ходить, и звук его шагов эхом будет гулять по бараку.
Но открытая дверь вселяла в меня наибольший ужас. Ощущение, что с улицы у входа стоит он, готовый в любой момент сделать шаг из темноты и войти в барак, не покидало. Тот, кто час назад кашлял рядом с нами, а потом раскидал ящики, тот, кто гладил по волосам Инну, а потом снова расшвырял эти чёртовы ящики, и распахнул дверь, выпроваживая нас. И тот, кто это сделал, вряд ли убежал, испугавшись Серёги с фонариком. Значит он где-то здесь. Совсем близко. Но где? За дверью или внутри, рядом с нами. И в любой момент из темноты на плечо ляжет его тяжёлая шершавая рука…
Пока эти мысли метались в моей голове, Серёга закрыл дверь. Молча пошёл и закрыл, нарочито громко лязгнув засовом. Ящики расставлять не стал. А зачем?
– Эй, вы! – крикнул он куда-то в потолок, видимо он и вправду считал, что те, кто всё это устроил, притаились где-то на чердаке. – Хоть одного, – он так же был почему-то уверен, что их несколько, – поймаю, мордой о стенку размажу!
Серёга как-то демонстративно, хотя кроме нас демонстрировать было некому, освещая себе путь, прошёл к спальнику и лёг на него сверху. Подошла Инка и легла рядом, вжавшись в него.
