Игорь Алексеевич Гергенрёдер
Участник Великого Сибирского Ледяного похода. Биографические записки
Кто на кого напал
Именной Высочайший указ Правительствующему Сенату о мобилизации. Дан в Петергофе 16 июля 1914 года.
На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою подписано: НИКОЛАЙ.
16 июля по ст. ст. – это 29 июля. Согласно источнику, первоначально ряд военных округов получил телеграмму о начале мобилизации 17 (30) июля 1914 года, что и было использовано как непосредственное руководство к действию (составлялись призывные списки, назначались места сбора призываемых и т. п.). Однако ее официальное начало было перенесено на 18 (31) июля. В мобилизационной телеграмме за подписью военного, морского министров и министра внутренних дел, направленной Генштабу 17 (30) июля 1914 года, говорилось: «Высочайше повелено привести армию и флот на военное положение и для сего призвать чинов запаса и поставить лошадей согласно мобилизационному росписанию (так в тексте – И. Г.) 1910 года точка первым днем мобилизации следует считать 18 сего июля 1914 года».
Итак, в ночь на 31 июля 1914 в России была объявлена всеобщая мобилизация. Общая численность населения империи на 1 января 1914 г. составляла 178 905,5 тыс. человек. В Германии жило 67 млн. Мобилизация в России требовала шести недель до полного завершения, после чего на Германию накатился бы, как говорили на Западе, «русский паровой каток» – армия, которая числом значительно превосходила бы германскую. Германия не могла этого ждать и потребовала прекратить мобилизацию в течение 12 часов.
1 августа германский посол в России Фридрих фон Пурталес явился в министерство иностранных дел и спросил его главу Сергея Сазонова, согласна ли Россия отменить мобилизацию. Министр ответил отказом. Взволнованный посол задал этот вопрос ещё дважды и получил два отрицательных ответа. «В таком случае я должен вручить вам этот документ», – произнёс посол и вручил министру ультиматум в двух вариантах. В первом говорилось, что, если мобилизация будет отменена, оба государства остаются в мире друг с другом. Во втором – если нет, то с 6 часов вечера 1 августа Германия будет находиться в состоянии войны с Россией.
Министр Сазонов описывает сцену: «Он был бледен и заметно нервничал. Для начала он трижды переспросил у меня патетическим тоном: «Можете ли вы заверить, что Россия прекращает мобилизацию?» Услышав отрицательные ответы, посол Пурталес произнёс, что «от имени империи принимает вызов и настоящим объявляет состояние войны с Россией». Мертвенно бледный Пурталес, – пишет Сазонов, – не мог более справляться со своими чувствами. Он прислонился к окну и начал часто всхлипывать. «Кто бы мог подумать, что мне придется покидать Петербург в таких обстоятельствах…» Я поддержал его, мы обнялись на прощание, и я выпроводил его».
Над сценой стоит поразмышлять. У германского посла теплится надежда, что мобилизация может быть отменена, он трижды задаёт свой вопрос. И вручает Сазонову и второй вариант ультиматума, дабы была полная ясность – отмена мобилизации означает мир, к России никаких претензий. Интересно, что Сазонов отвечает отказом, ничего не сообщая государю.
Посол страны, объявляющей войну, всхлипывает, а Сазонов явно удовлетворён тем, что война объявлена. Можно представить, что он мысленно потирает руки.
Через шесть часов Вильгельм II отправил Николаю II ещё одну телеграмму:
Кайзер – Царю, 1 августа (№ 10)
Берлин, 1 августа 1914
Благодарю за твою телеграмму. Вчера я указал твоему правительству единственный способ избежать войны. Хотя я запросил ответ к сегодняшнему полудню, никакой телеграммы от моего посла, подтверждающей ответ твоего Правительства, мне ещё не пришло. Поэтому я вынужден был мобилизовать свою армию. Немедленный, точный, ясный утвердительный ответ твоего Правительства – вот единственный способ избежать бесконечных невзгод. Увы, пока я такового не получил, а значит, я не в состоянии говорить по существу твоей телеграммы. По большому счёту я должен попросить тебя немедленно приказать твоим войскам ни в коем случае не предпринимать ни малейших попыток нарушить наши границы.
Вилли
Таким образом, Вильгельм II предложил Николаю II ещё одну возможность предотвратить военные действия, помириться. Царь на телеграмму не ответил, окончательно выбрав войну, доказав свою вину в том, что последовало как в России, так и за её пределами.
17 августа 1914, не дожидаясь, когда войска будут отмобилизованы, Россия силами 1-й армии перешла границу и вторглась в Восточную Пруссию. 20 августа германскую границу перешла 2-я армия. Оперативно-стратегическая игра апреля 1914 претворялась в реальность.
1-й армией командовал Павел фон Ренненкампф, 2-й армией – Александр Самсонов. Немцы, численно уступавшие русским, отступали, и это, опять же, говорит о том, что они не собирались нападать. 21 августа Ренненкампф выиграл у них Гумбиннен-Гольдапское сражение. Но 27–29 августа была разбита, загнана в болота 2-я армия, большая её часть попала в плен, генерал Самсонов застрелился. Затем была «выдавлена» из Восточной Пруссии и 1-я армия.
Более не буду повторять достаточно известное. Главное, что Николай II, не откладывая, начал переговоры с союзниками о том, что он хочет получить в итоге войны. 1 сентября 1914 французский посол Морис Палеолог телеграфировал из Петрограда своему министру иностранных дел Теофилю Делькассе, что «Россия присоединяет нижний бассейн Немана, восточную часть Галиции, Восточную Познань, Южную Силезию и западную часть Галиции».
В телеграмме от 8 ноября 1914 президенту Франции Пуанкаре посол отчитался о своём разговоре с Николаем II о территориях: по Германии – присоединение к Российской империи Восточной Пруссии, Познани и польской Силезии; по Австрии – присоединение к России Галиции и Буковины.
Вскоре Николай II заговорит и о проливах. То есть заступаясь за Сербию, не забывали и о захватах.
Обман народа
Мы с отцом говорили о том, почему публика пылко приветствовала начало войны с Германией, тогда как ничего подобного не было при известии о войне с Японией. Не в том ли дело, что русские ненавидели нас, «внутренних» немцев? По тому, что семья Гергенредеров в уездном городе Кузнецке не испытывала неприязни к себе, наверное, нельзя судить о настроении в столицах.
«Ненависть к немцам возбуждалась сверху, – вспоминал мой отец. – Верхи через служившую им печать разожгли военный психоз».
Вот открытка (представил Сева Пежемский) с подписью: День объявления войны государем императором, 20 июля 1914 года, в Зимнем дворце. Репродукция открытки, СПб.,1914 https://ok-inform.ru/obshchestvo/history/10897-patrioticheskij-pod-em-peterburg-1914-j.html
Огромная толпа собралась в Санкт-Петербурге перед Зимним дворцом 20 июля (2 августа по новому стилю). Николай II выступил с балкона с речью, толпа пала на колени.
Татьяна Боткина, дочь личного врача царя, записала, что толпы проникали «на дворцовую лестницу. В первых рядах держали огромные портреты царствующих особ». Царь «выходит к собравшимся в зале. Он подхватывает старую формулу, с которой еще в 1812 году Александр I обращался к российскому воинству: «Сражаться с мечом в руке и с крестом в сердце».
Николай II повторяет слова Александра I, которые тот произнёс во время нашествия Наполеона: «Я никогда не подпишу мира, пока хоть один вражеский солдат будет попирать русскую землю!»
При Александре I в 1812 году русскую землю попирало шестьсот тысяч наполеоновских солдат, и можно понять, почему война была названа Отечественной. 2 августа 1914 года на русскую землю не вступил ни один вражеский солдат. Это русские солдаты перешли германскую границу 17 августа.
Царь воспользовался фразой Александра I для утверждения лжи, будто Германия напала на Россию так же, как на неё некогда напал Наполеон. Эту ложь принялись укоренять в сознании народа обозначениями «Великая народная война» и «Вторая Отечественная война». Большинство населения поняло так, что немецкие войска идут по их родной земле.
Бывший председатель Совета министров Витте, по свидетельству французского посла Палеолога, заявил: «Это война – безумие!» Затем предложил, в частности, поговорить «о выгодах и преимуществах, которые нам может принести война. Чего можно от нее ожидать? Расширения территории? Боже милостивый! Разве империя Его Величества недостаточно велика? Разве у нас нет в Сибири, Туркестане, на Кавказе и в самой России огромных пространств, которые еще предстоит открыть?» Заключил Витте словами: «Лучше помолчу о том, что нас ждет в случае нашего поражения… Мой практический вывод таков: нам следует как можно быстрее покончить с этой дурацкой авантюрой».
Когда 28 февраля 1915 Витте умер от менингита, Николай II записал по этому поводу в дневнике: «Смерть графа Витте была для меня глубоким облегчением». Царь назвал «знаком Божьим» смерть того, кто призывал его прекратить войну, предупреждая, к чему она приведёт.
Григорий Распутин, узнав в родном сибирском селе о подготовке к войне, послал царю телеграмму: «С войной придет конец России и тебя самого, и ты потеряешь всех до последнего человека».
У кого слёзы, у кого восторг
В Высочайшем указе о мобилизации сказано: «поставить в войска лошадей, повозки и упряжь от населения в количестве, потребном для укомплектования частей». Об исполнении пишет участник Первой мировой войны Иосиф Ильин в дневнике «Скитания русского офицера»:
«Слезы навертываются на глаза при виде, как крестьяне некоторые отдают последнюю лошадь». Действительно, весёлого мало:
«Выходит баба. Муж мобилизован, теперь отдает лошадь. Неумело нукает, дергает лошаденку и тупо смотрит.
– Взята!
Баба передает лошадь солдату, мнется, смотрит на комиссию и говорит:
– Васькой зовут, Васькой, барин, не забудьте!»
Кто-то расстроен, растроган, а кто-то в подъёме бодрого чувства. Историк российской журналистики Михаил Константинович Лемке, который во время войны будет служить в царской ставке, оставил записи о военном психозе в Петербурге, который вскоре будет переименован в Петроград. Нимало не смущённый своим немецким происхождением, своей немецкой фамилией, Лемке пишет, что народ «рад свести счеты с немцем, которого давно ненавидит; именно народ знал его всегда с самой неприглядной стороны как управляющих имениями или помещичьих приказчиков, мастеров и администраторов на фабриках и т. п. Еще со времен крепостного права, когда немцы-управляющие угнетали крестьян, ненависть эта таится, а временами и обстоятельствами то росла, то проявлялась».
Обратим внимание: крестьян, оказывается, угнетали управляющие, а не господа владельцы. Но это частность. Главное – сказано о давней ненависти к «внутренним» немцам.
Немцы в Российской империи
О месте немцев в Российской империи я пишу в моём романе «Донесённое от обиженных» http://www.belousenko.com/books/Hergenroether/hergenroether_donesennoje.htm и в статье «Антинормандская Великорось» http://samlib.ru/editors/g/gergenreder_igorx_alekseewich/antinorm.shtml
Привожу высказанное А. И. Герценом в статье «Русские немцы и немецкие русские»:
«Не знаю, каковы были шведские немцы, приходившие за тысячу лет тому назад в Новгород. Но новые немцы, особенно идущие царить и владеть нами из остзейских провинций, после того как Шереметев «изрядно повоевал Лифлянды», похожи друг на друга, как родные братья».
Раздражение Герцена, чья мать, между прочим, была немкой из Германии, усиливается, по мере того как он углубляется в задевающую русское самолюбие тему:
«Собственно немецкая часть правительствующей у нас Германии имеет чрезвычайное единство во всех семнадцати или восьмнадцати степенях немецкой табели о рангах. Скромно начинаясь подмастерьями, мастерами, гезелями, аптекарями, немцами при детях, она быстро всползает по отлогой для ней лестнице – до немцев при России, до ручных Нессельродов, цепных Клейнмихелей, до одноипостасных Бенкендорфов и двуипостасных Адлербергов (filiusque – и сына – лат.). Выше этих гор и орлов ничего нет, то есть ничего земного… над ними олимпийский венок немецких великих княжон с их братцами, дядюшками, дедушками».
Это высказывание дополняет представитель другого идеологического направления Ф. М. Достоевский. В романе «Бесы» он говорит:
«Андрей Антонович фон Лембке принадлежал к тому фаворизированному (природой) племени, которого в России числится по календарю несколько сот тысяч и которое, может, и само не знает, что составляет в ней всею своею массой один строго организованный союз. И, уж разумеется, союз не предумышленный и не выдуманный, а существующий в целом племени сам по себе, без слов и без договору, как нечто нравственно обязательное, и состоящий во взаимной поддержке всех членов этого племени одного другим всегда, везде и при каких бы то ни было обстоятельствах».
Обратимся к фактам более позднего времени. В канун войны с Японией русским посланником в Токио был барон фон Розен. В ближайшем к Порт-Артуру китайском городе Чифу находилось консульство России. Кто консул здесь? Тидеман. Во главе министерства иностранных дел стоял граф Ламздорф, морским министерством управлял Авелан (этот швед). Должность начальника Морского походного штаба Наместника Алексеева занимал Эбергард. Комендантом Порт-Артура был генерал-лейтенант барон Стессель, командиром порта крепости Порт-Артур – контр-адмирал Греве. На самой важной позиции под названием Высокая Гора обороной руководил генерал Ирман. Когда гарнизон был всё-таки вынужден капитулировать, хлопоты по сдаче возложили на генерала Фока. Через несколько лет отношения с Японией потеплели, японцы воздвигли памятник защитникам Порт-Артура – на открытие прибыл русский генерал Гернгрос.
Тихоокеанской эскадрой в начале войны командовал адмирал Старк (этот из шведов). Сменивший его русский Макаров пробыл в должности пять недель, погиб, и всё вернулось на круги своя. Во главе эскадры встал адмирал Витгефт. Когда Витгефта убил японский снаряд, командование кораблями в Порт-Артуре перешло к Вирену. Тралением, очисткой от мин рейдов Порт-Артура руководил Рейценштейн, в начале войны командовавший отрядом крейсеров во Владивостоке. После того как японцы сокрушили флот, в его восстановлении отличился адмирал фон Эссен.
Обращаюсь опять к книге «Цусима». Новиков-Прибой пишет в ней: «Остзейский край насыщал царский флот немалым количеством разных баронов. Были среди них хорошие и плохие, умные и глупые. Но все они, как правило, зарекомендовали себя во флоте большими формалистами. Когда-то их предки участвовали в крестовых походах. Они гордились этим и ко всем русским офицерам, а тем более к матросам относились с нескрываемым презрением. Царское правительство, однако, дорожило ими. Ведь никто так не подавлял всякое стремление к свободе, к критике морских порядков, как эти буквоеды законов и циркуляров».
Последним фразам противоречит описание Новиковым-Прибоем одной фигуры, на которую мой отец любил ссылаться. Это командир контрминоносца «Быстрый» лейтенант Отто Оттович Рихтер. Он ходил по кораблю босиком, хромая на правую ногу: ступня была беспалой. Рихтер носил матросскую фланелевую рубаху, на груди болталась боцманская дудка, при этом он был в золотом пенсне. Общался с командой запанибрата, вместе с матросами стирал своё бельё. Бывая на берегу в матросской форме, отдавал честь офицерам. Такое поведение вряд ли оказалось бы допустимо, но отец Отто Рихтера, генерал-адъютант, принадлежал к свите Николая II, и когда тот был наследником, Отто воспитывался с ним и играл.
Броненосцем «Орёл», где служил Новиков-Прибой, командовал капитан 1-го ранга Николай Викторович Юнг. Старшим офицером был капитан 2-го ранга Константин Леопольдович Шведе, выведенный под фамилией Сидоров, о чём сообщается в сноске. И Юнг, и Шведе признаны героями Цусимского сражения, Новиков-Прибой рассказывает о них, особенно о Юнге, не без симпатии.
Восхищение автора вызывает командовавший броненосцем «Ослябя» капитан 1-го ранга Владимир Иосифович Бэр: «Командир Бэр, несмотря на разгорающийся вокруг него пожар, не покидал своего мостика. Для всех стало ясно, что он решил погибнуть вместе с кораблем. Казалось, все его заботы теперь были направлены только к тому, чтобы правильно спасались его подчиненные. Держась руками за тентовую стойку, почти повиснув на ней, он командовал, стараясь перекричать вопли других:
– Дальше от бортов! Черт возьми, вас затянет водоворотом! Дальше отплывайте!
В этот момент, перед лицом смерти, он был великолепен».
У Новикова-Прибоя показаны подлинными героями погибшие в бою командир миноносца «Громкий» Георгий Керн и командир броненосца «Наварин» Бруно Фитингоф.
Крейсером «Изумруд» командовал капитан 2-го ранга барон Ферзен. Когда контр-адмирал Небогатов отдал приказ о сдаче японцам, Ферзен не подчинился, повёл крейсер вперёд, прорвался сквозь строй японских кораблей и оторвался от них, направляясь к Владивостоку. Однако затем впал в панику: боясь встречи с японскими судами, миновал порт Владивосток, вошёл в залив Святой Ольги, где крейсер сел на камни. Ожидая нападения японских кораблей, которые так и не появились, Ферзен приказал команде высадиться на берег, а крейсер взорвать. Николай II наградил Ферзена золотым оружием за храбрость.
В армии
Насыщены немцами и войска на суше. Например, 2-й Маньчжурской армией сначала командовал Гриппенберг, которого заменили бароном Каульбарсом. Отход армии после Мукденского сражения в феврале 1905 прикрывала дивизия под началом генерал-лейтенанта Гершельмана. Каульбарса на посту командующего армией сменил барон Бильдерлинг. Восточным отрядом командовал генерал-лейтенант граф Келлер. Военным министерством в то время руководил Редигер.
В 1914, перед началом Первой мировой войны, из шестнадцати командующих русскими армиями семеро имели немецкие фамилии и один – голландскую. Четверть русского офицерства составляли одни только остзейские (прибалтийские) немцы.
Известный генерал Брусилов в своих воспоминаниях написал, что в канун войны «немец, внешний и внутренний, был у нас всесилен, он занимал самые высшие государственные посты, был persona gratissima при дворе». Насчёт «немца внешнего» генерал явно загнул, другое дело – немец внутренний.
Таким образом, многие русские, в особенности, генералы и честолюбивые сановники, радовались войне с Германией как возможности избавиться от конкурентов немецкого происхождения.
Фон Гольштейн-Готторпы
Вышеупомянутый М. К. Лемке добавляет несколько фраз к описанию торжества, которым народ встретил объявление государем войны: «Как легко править таким народом! Каким надо быть тупым и глупым, чтобы не понять народной души, и каким черствым, чтобы ограничиться поклонами с балкона… Да, Романовы-Гольштейн-Готторпы не одарены умом и сердцем».
Однажды я услышал от отца, когда учился в пятом классе, что с 1762 года Российской империей правили не Романовы – правила германская династия фон Гольштейн-Готторпов. Отец раскрыл книгу историка Евгения Тарле «Наполеон» и дал мне прочесть о том, что требовались преобразования, «для того, чтобы обратить рыхлую полувосточную деспотию, вотчину семьи Гольштейн-Готторпов, присвоивших себе боярскую фамилию вымерших Романовых, в европейское государство с правильно действующей бюрократией, с системой формальной законности».
В этом высказывании для нас сейчас важно то, что Российская империя названа вотчиной семьи Гольштейн-Готторпов, присвоивших себе фамилию вымерших Романовых.
Евгений Тарле подтвердил данность, которая должна быть известна знающим историю России XVIII–XIX веков. У Петра I Романова был сын Алексей, которого отец приказал убить. Оставшийся внук Петра I, названный Петром II, умер пятнадцати лет от оспы. С ним мужская линия Романовых оборвалась. Остались две дочери Петра I – Анна и Елизавета. Анну выдали замуж за немецкого герцога Карла Фридриха фон Гольштейн-Готторпа, и она в городе Киле родила Карла Петера Ульриха фон Гольштейн-Готторпа, спустя три месяца умерев от родильной горячки. Карлу Петеру Ульриху было одиннадцать, когда умер его отец. Карл Петер унаследовал трон, стал государем герцогства Гольштейн.
Российской империей правила Елизавета, вторая дочь Петра I. У неё не было детей, и она пригласила в Россию юного Карла Петера Ульриха, которому, при его фамилии фон Гольштейн-Готторп, дала вдобавок фамилию Романов. Оставаясь герцогом Гольштейн-Готторпом, государем герцогства Гольштейн, он стал российским императором Петром III. Вышедшая за него замуж Софи́я Авгу́ста Фредери́ка, дочь князя А́нгальт-Це́рбстского, была объявлена императрицей Екатериной II Романовой.
С этой парой в России воцарилась новая династия – германская династия Гольштейн-Готторпов под фамилией Романовы. Министр иностранных дел Германии фон Ягов в меморандуме на имя кайзера от 2 сентября 1915 писал, что русская раса является враждебной по отношению к германо-латинским народам Запада – «несмотря на влияние западной цивилизации, открытое для нее Петром Великим и германской династией, которая последовала за ним». Хочу выделить – «германской династией, которая последовала за ним».
Фон Ягов пишет о германской династии в России как об известном факте.
Чем ознаменовалось самое начало правления этой династии? Издавна русские дворяне владели крестьянами потому, что служили государям: будь служба военная или гражданская. Дворянин служил – крестьяне его «кормили».
18 февраля (1 марта) 1762 года Петр III объявил манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству», по которому впервые в истории России дворяне освобождались от обязательной гражданской и военной службы, могли по своему желанию выходить в отставку, ехать в свои имения или в какой-либо город, так же и за границу, получая доходы от труда крепостных. Эту меру наверняка подсказали Петру III умные советники: он купил превеликую симпатию русских дворян, дав им право жить праздной ничем не стесняемой частной жизнью за счёт крестьян.
То есть дворянам была дана жирная взятка за воцарение в Российской империи германской династии. Екатерина II подтвердила манифест в 1785 году Жалованной грамотой дворянству. Таким образом, Гольштейн-Готторпы в своих интересах превратили «крепостных ради державы» в рабов частных лиц.
Мы с отцом задавались вопросом: кто-нибудь рассматривал Евгения Онегина, «наследника всех своих родных», «лишнего человека», как порождение законодательной деятельности фон Гольштейн-Готторпов? Точно так же можно взглянуть и на Чацкого, о чьих крепостных спорят, триста их у него или четыреста. Вернувшись в Москву после трёх лет жизни за границей, он произносит высокоморальный тезис: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». У него есть прекрасная возможность с комфортом идти «искать по свету, где оскорблённому есть чувству уголок». Нигде не служит «положительный герой» Толстого, владеющий доставшимися ему тысячами крестьян, Пьер Безухов.
Освобождённые русскими дворянами места стали занимать остзейские (прибалтийские) немцы и немцы из германских государств, другие иностранцы. Они становились опорой Гольштейн-Готторпов, которые давали им чины, продвигали по службе. Немцы преуспевали на глазах у всех. Цари из казённых и монастырских земель выделяли им владения, превращая, таким образом, в помещиков российских губерний, но немцы в свои деревни не уезжали. У Пушкина в «Капитанской дочке» помещик Гринев праздно живёт в своём имении, в то время как его друг-немец, дослужившись до генеральского чина, не покидает армию, несмотря на старость.
Немудрено, что немцы зарабатывали ордена. Знаменит ответ отличившегося генерала Ермолова императору Александру I на вопрос, какой он хотел бы награды: «Произведите меня в немцы!»
Здесь стоит взглянуть на карьеру Беннигсена. В 1773 году он перешёл из подполковников ганноверской армии на службу в Россию, которая в то время вела войну с Турцией. Отличился при штурме Очакова и при взятии Бендер. В 1792 году, во время действий против польских конфедератов, командовал особым летучим отрядом, участвовал в битве под Миром, а затем вместе с генералом Ферзеном взял замок Несвиж. По окончании войны получил крупные имения, 1080 душ, в Слуцком уезде Минской губернии. В 1796 году участвовал в войне с Персией и отличился при взятии Дербента. 14 февраля 1798 года произведён в генерал-лейтенанты.
После поражения от войск Наполеона под Фридландом 26 июня 1807 года был заменён на посту главнокомандующего армией графом Буксгевденом.
Беннигсен имел награды: Орден Святого апостола Андрея Первозванного – за сражение при Прейсиш-Эйлау (1807). Алмазные знаки к Ордену Святого апостола Андрея Первозванного – за бой под Тарутино (1812). Ордена Святого Георгия 1-го, 2-го и 3-го класса. Ордена Святого Владимира 1-й, 2-й и 3-й ст. Орден Святого Александра Невского. Орден Святой Анны. Золотую шпагу «За храбрость» с алмазами. Беннигсен не говорил по-русски.
40 лет министром иностранных дел Российской империи и 16 лет также и канцлером был Карл Нессельроде. Он имел 5373 крепостных, удостоился всех высших российских орденов. При этом, как и Беннигсен, не владел русским языком.
Для сравнения: адмирал Фёдор Ушаков, добывший мировую славу русскому флоту, скончался в родной деревеньке Алексеевке Тамбовской губернии, имея 19 крепостных.
С ответом Ермолова государю-императору трудно не согласиться.
Первую основательную работу о «России, захваченной немцами», увидевшую свет в 1844 году, написал Филипп Вигель, друживший с Пушкиным известный в своё время русский путешественник и литератор. Но до сего дня ни один критик, ни один историк не сказал правды о сути романа Тургенева «Накануне». Тургенев в романе, иронизируя над русскими, приводя в пример борьбу болгар за освобождение от турок, показывает, как хозяйничают в России немцы (см. анализ романа «Накануне» в моём упомянутом романе «Донесённое от обиженных»).
Екатерина II начала приглашать и немецких крестьян в Российскую империю: в ней стали создаваться островки жизни, не похожей на жизнь русской деревни: «Господи боже, что за край! Чернозем на полтора аршина, да какой! А пяти лет не проходит без голода». (И. А. Бунин. Деревня).
Заселяя землю, где были часты засухи, колонисты устраивали пруды, изготовляли из глины трубы, которые обжигали в открытых очагах во дворе. Сети этих труб, отводимых от прудов, пронизывали поля и поили растения, когда наступала засуха. Голода немецкие колонии не знали.
Пётр Столыпин, принявшись за аграрную реформу, по сути, приближал русских крестьян к тому образу хозяйственной жизни, который давно вели немцы-поселяне в России. Если они, переселяясь в Поволжье, получали по тридцать десятин на семью, то русские крестьяне при Столыпине, переселяясь в Сибирь, получали по сорок пять десятин. Жаль, что до сих пор не сравниваются те условия, которые создавались для русских крестьян-переселенцев, с теми, какие предоставлялись немецким колонистам. Полезно было бы так же сравнить успехи тех и других.
Известны достижения в животноводстве переселившихся в Сибирь крестьян, их сливочное масло и не только оно шло на экспорт.
Если бы Столыпин совместил наделение крестьян землёй в Сибири с передачей им части помещичьих земель в Центральной России, русские крестьяне, ставшие фермерами, и немецкие поселяне сблизились бы по уровню жизни, и началась бы ассимиляция немцев.
