И. Воронина
Первый практикум. Напиток бессмертия
Наконец, ребята вынырнули из зарослей и увидели на большом перелесье деревню. Точнее, высокий деревянный забор с широкими воротами, забранными решёткой. Виктор посреди джунглей ожидал чего угодно, но не фортификационных сооружений, достойных средневекового городка. А потом Богданов вспомнил натужный треск ломаемых каким-то зверем деревьев и подумал, что стену можно было сделать и повыше.
Недалеко по правую руку виднелась гладь пруда строгой прямоугольной формы, явно рукотворного. Вокруг него копошились люди с какими-то инструментами. За прудом на поляне паслось смешанное стадо овец и коров. С той стороны доносилась лёгкая мелодия дудочки. На расчищенных участках люди с мешками и тяпками остановили свою работу и с интересом оглядывали путников.
По окрику ведшего колонну мужчины ворота открыли, и деревенская атмосфера обрушилась на них сразу. Надо сказать, что конвоирам пришлось кричать довольно громко, поскольку первое, что их встретило в деревне, был шум. Настолько густой, что ребята погружались в него натужно, как в клей. Орали все. Мычали коровы, лаяли собаки, кричали зазывалы и лавочники, стенали павлины, свистели какие-то птицы. Откуда-то доносились удары молота по железяке. Носильщики и женщины переругивались на ходу и болтали с такой скоростью, что понять, о чём речь, было невозможно. Через улицу бежала курица, за ней – девочка, за девочкой – мать, за матерью – две собаки. Естественно, все пятеро отчаянно голосили.
– Есть нужно самыми кончиками пальцев, ложек нет, нож нельзя, – продолжала Настя.
Девочке приходилось теперь заметно повышать голос.
– Почему? – недоумевал Виктор.
– Ну вот так, – смутилась Настя. – Оставлять еду на тарелке нельзя. Вместо тарелок дадут что-нибудь одноразовое. Есть надо в среднем темпе.
– Понять бы, какой он, этот средний темп! – буркнул Вельский, но на него никто не обратил внимания.
Ребята проходили сквозь маленький базар. Торговцы сидели под навесами на циновках, сплетённых из пальмовых листьев, прямо на земле, и ритмично кричали, зазывая покупателей. Покупатели кричали в ответ и торговались, отчаянно, со всей пролетарской ненавистью. С удивлением Виктор заметил, что люди не расплачиваются, а меняются друг с другом. Денег он вообще не увидел. Не хватало ещё попасть в какую-нибудь общину хиппи-староверов, где запрещены деньги, телефоны, телевизоры, радио, машины и прочие блага цивилизации! Им из таких праведных мест выбираться только пешком в обнимку с леопардами. Если покажут, куда.
Товары, разложенные на циновках, были абсолютно непривычны нашему глазу. Горшки и кучки благовонных субстанций и специй всех цветов радуги, источающие густой и пряный аромат. По соседству с ними лежали всевозможные овощи и фрукты, ни один из которых ребята с ходу не узнали. Глиняные миски под навесами красовались орнаментами на боках. Кувшины, больше всего похожие на сомбреро, были сложены так, что верхний кувшин служил крышкой нижнему. Сосуды помельче, связанные виноградными гроздьями, висели у стропил, видимо, чтобы уберечь их содержимое от вездесущей голодной живности.
Путникам приходилось постоянно уворачиваться от носильщиков, ребятишек и животных, снующих без всякой логики. Местные женщины с непередаваемо царским величием и грацией несли на головах конструкции из тюков и корзин. Стопки вещей были настолько высокими и шаткими, что всё это только каким-то чудом не падало с грохотом, заживо погребая под собой носительницу.
– На женщин пристально не смотреть!
Несколько ребят предусмотрительно потупились.
– Руками не трогать, – добавила Настя.
– Не больно-то и хотелось! – проговорил Асатиани.
– Надо что-нибудь подарить хозяевам, – продолжала Настя.
– Что? – подал голос Агеев.
– Не знаю. Безделицу, но интересную. Сувенир какой-нибудь, – сказала Настя, пожав плечами. – Женщинам нельзя показывать ноги, нам надо что-то придумать с юбками.
Действительно, форменные юбки едва прикрывали колени, и местные косились на них довольно странно и даже осуждающе.
– Нельзя распускать волосы, трогать кого-то юбкой.
Школьники осматривались вокруг с открытыми ртами, как на экскурсии. Ребята быстро заметили, что хижины в деревне располагались в строгом порядке. Деревня выглядела так, будто жители пришли на это место строем, встали военным лагерем, да так и заматерели. Невысокие стены были, сделаны из глины или грязи. Правда, проходя по улице группа увидела, как люди чинили обветшавшую стену дома. В эту «глину» мужчина со смачными шлепками добавил что-то подозрительно похожее на коровьи лепёшки, после чего принялся всё это месить с энтузиазмом. Ребята ошарашенно наблюдали за внесением столь необычного ингредиента в строительную смесь и с немым удивлением в глазах повернулись к Насте.
– Коровы священны, – развела та руками.
Коровы, кстати, были совершенно не похожи на наших тучных бурёнок, ни статью, ни безмятежным пацифистским характером. Ходили эти коровы, где им заблагорассудится. Они флегматично жевали, стоя посреди шумных улиц и лёжа в теньке. Они объедали чьи-то кусты, перегораживали путь прохожим и ни на кого не обращали внимания. А люди в свою очередь не трогали их, вежливо обходили и резво подбирали оброненные ими священные продукты жизнедеятельности. Этими лепёшками потом женщины облепляли заборы, видимо, чтобы те подсохли. Ну или осенили их своей святостью, кто их знает? Виктор слышал, что такими лепёшками можно топить печи, хотя, кому это нужно при таком обилии дров?
Крыши домов были сделаны из пальмовых листьев и тростника, красиво сплетенных в циновки, а иногда и просто наваленных связанными копнами. Прямо как солома на избах с фотографий старых русских деревень. На улицах валялись листья, глиняные черепки, скорлупа кокосовых орехов. На мусор никто не обращал внимания.
Если к мусору на дороге все относились с философской отстранённостью, то чистоту собственного тела соблюдали строго. За время шествия ребята увидели, как минимум, пятерых человек, поливавшихся из ковшиков и мылившихся прямо перед дверями своих хижин. Повсюду на растянутых верёвках сушилось выстиранное бельё. Заборов между домами, кстати, не было вообще.
– А ты откуда всё это знаешь? – подозрительно спросил Вельский.
– Кино люблю, – смутилась Настя.
– Какое? – не понял Сорокин.
– Какое-какое? Индийское! – рявкнула Ольга. – Ты, Сорокин, поразительно бронелобый!
Виктор предпочёл не акцентировать общее внимание на том, что он тоже бронелобый, и сделал вид, что слова Ольги для него новостью не стали.
– Наверное, есть только две страны, где можно танцами спасти себе жизнь! Индия и Куба, – заметила Маша.
– Ещё Греция! – подал голос Асатиани.
– Да хоть Зимбабве! Никого не смущает, что мы их понимаем? До сегодняшнего дня я думал, что не знаю хинди, – вдруг сказал Вельский.
Виктор даже с шага сбился, но быстро восстановил темп под удивлёнными взглядами конвоиров. И действительно! Ситуация стала казаться ему ещё более абсурдной, хотя пять минут назад он считал, что это попросту невозможно.
– Будем разбираться по мере поступления! – отрезал Берг. – Сейчас нам важнее, чтобы нам не сделали зимбабвийский вариант харакири за то, что мы не так почесали нос! Продолжай, Насть!
– Про касты не спрашивать! Это неприлично, – вскинулась Настя.
– Да чёрт с ним! Всё рассказать не успеешь. Сиди рядом и подсказывай, – проговорил Кривов.
– А нас, скорее всего, уведут… – сообщила Настя просто.
– Куда? Кого? – не понял Виктор.
– Девчонок. На кухню или ещё куда, – пожала плечами Настя. – Если, конечно, мы идём в гости, а не на суд, – мрачно добавила она.
– Это ещё почему? – наседал Виктор. – Я против!
– Женщины не сидят за столом с мужчинами… – пояснила Настя. – Даже в семье.
– И почему мы не попали в какой-нибудь матриархат с красивыми ребятами? – прорычала Ольга.
– Тебе здесь красивых ребят мало? – игриво сказал Асатиани.
– Мало, Гоша, мало! Катастрофически, – отрезала Ольга.
Георгий обиделся. А Ольга глянула на него и продолжила:
– И их станет ещё меньше, если ты, Гоша, где-нибудь опростоволосишься, и тебя убьют!
– Извините, пожалуйста! – Виктор решился обратиться к ближайшему провожатому. – А куда мы идём?
– Мы идём в дом к плотнику, – вполне дружелюбно ответил тот. – Он староста Шараньяпуры. Пусть решает, что делать.
– Шараньяпуры? – переспросил Виктор.
– Наша деревня. Мы называем её Шараньяпура.
Ну, на месте их не убили, что радовало, но судьба их всё равно оставалась туманной. Виктор мало знал о степени кровожадности местных плотников.
По мере их продвижения за ними собиралась толпа, состоящая в основном из детей. Все смуглые, с подведёнными чёрным глазами, со штрихами и точками на лбах, в цветастых платках и со звенящими браслетами. Они беспрестанно тарахтели и неприкрыто рассматривали путешественников. Виктор почувствовал себя жирафом, которого решили провести по улицам Петербурга на потеху толпе. Наибольший ажиотаж вызвали беловолосый Берг, исполин Саша и ярко-рыжая Ольга. На них указывали ладошками и некоторые даже норовили потрогать. В общем, процессия быстро переквалифицировалась из этапирования в цирковое шествие.
Их подвели к большой хижине без окон. Она отличалась от других разве что размерами. Круглое глинобитное строение с высокой крышей из сплетённых пожелтевших пальмовых листьев. Искусно вырезанная двустворчатая пёстро раскрашенная дверь смотрелась странно в неровной стене. Навес из тех же листьев на бамбуковых стропилах был пристроен к стене и накрывал летнюю кухню с печью, стоящей прямо на земле. Сооружение напоминало перевёрнутый казан с отверстием и крышкой сверху.
– Тандур, – проговорил Руслан, кивая на печку, у которой кашеварили три женщины.
Все вокруг оторвались от работы и с интересом смотрели на приближающуюся толпу. Во дворе Виктор увидел приспособления для плотничьего труда. Похоже, они пришли.
В гостях у плотника.
Из дома вышел длинноволосый сухонький старик с белой бородой в такой же цветастой юбке, как у всех вокруг. Борода старичка была разделена надвое и зачёсана вверх, усы залихватски подкручены, что придавало ему несколько пиратский вид. На лбу были нарисованы три белые горизонтальные линии, так же, как и у многих других мужчин. За ним из хижины высунулись несколько парней разных возрастов.
– Приветствую бога в вас! – он молитвенно сложил руки и кивнул.
Голос плотника был тих и мягок. Ребята ответили ему, повторив жест и фразу.
– Здесь вы можете омыться с дороги.
Старик широким жестом указал на большую глиняную бадью с дождевой водой. Все путники тщательно омыли руки и поплескали в лица, смывая пот, быстро покрывший их во влажной жаре.
– Прошу вас, будьте моими гостями! Гость есть Бог!
Плотник жестом пригласил всех в хижину. У Виктора отлегло от сердца. Гость! Кажется, аутодафе отменялось. От тандура отошла женщина и поманила девушек за собой. Повинуясь, они пошли в сторону кухонного навеса. Виктор проводил их обеспокоенным взглядом, но решил, что в данный момент он не в том положении, чтобы спорить с хозяевами о правилах, и промолчал.
Мужчин провели в дом. Памятуя Настины наставления, они дружно сбросили туфли у входа. Хозяин с неодобрением посмотрел на кожаные ботинки Берга.
После яркого солнца ребята ненадолго ослепли. Но вскоре глаза их привыкли к полумраку, и они смогли рассмотреть внутреннее убранство. Точнее, его отсутствие. Пол земляной и чисто выметенный, на нём тростниковые циновки. Никакой мебели. Никаких розеток, лампочек, телевизоров, радио, генераторов… Не было даже банального фонарика на пальчиковых батарейках. Виктор не заметил ни кроссовок у входа, ни зубных щёток, ни велосипедов. Это настораживало.
Окна в доме всё-таки обнаружились, Виктор обнаружил их в комнатах за бамбуковыми перегородками. Небольшие отверстия в глиняных стенах, забранные деревянными решётками, были заполнены любопытными детскими мордашками. Видимо, сорванцам приходилось стоять друг у друга на плечах. В комнату, куда пригласили путников, свет проникал только через дверь, в центре помещения стоял столик, похожий на песочные часы.
Хозяин дома пригласил ребят сесть, и все привычно расселись так, как сидели на уроках физики в школьном музее. Виктор оказался несколько впереди, а остальные – полукругом. Напротив, так же на пол сели хозяин дома и ещё несколько мужчин. Лица, заглядывающие во все доступные для подглядывания отверстия, похоже, смущали только гостей.
В комнату вошла хозяйка дома с большим подносом, на котором стояли глиняные чашки с водой. По странному землистому привкусу воды Виктор догадался, что чашки не были обожжены, а только высушены на солнце. Он старался не думать о том, что добавляли в глину гончары. Хозяйка молча забрала чашки и унесла. Вскоре с улицы послышался звон разбиваемой посуды. Виктор очень надеялся, что это не потому, что они успели чем-то рассердить местных жителей. Хозяин не повёл и бровью.
– Приветствую вас в моём доме! – наконец, заговорил плотник. – Меня зовут Аджаташатру, это мои сыновья.
Плотник указал на четырёх мужчин. Все они, как один, покачали головами, как болванчики, будто говоря «ай-ай-ай».
– У Вас столько сыновей! – заметил Виктор.
– Да, – с гордостью ответил хозяин. – У меня их пятеро.
– А где пятый?
– В лесу.
– А он скоро придёт?
– Да, уже очень скоро! – покачал головой плотник. – Через два года.
– А он совсем живёт в лесу? – осторожно спросил Вельский.
– Да! Он сейчас Брахмачарья.
Ребята переглянулись. Спрашивать, что такое «брахмачарья», и не сделают ли это с ними насильно, было неловко. А плотник продолжил:
– Как вас зовут, чужеземцы, и какими судьбами вы оказались в наших краях?
– Меня зовут Виктор Петрович, а это мои ученики.
Виктор указал на своих подопечных. И тут случилось нечто, от чего он обалдел. Хозяин и его сыновья мгновенно подскочили, по очереди подошли к нему и почтительно троекратно потрогали землю у его ног. Всё произошло так быстро, что только к концу действия Виктор смог сбросить оцепенение и запротестовал.
– Вы чего?!
Виктор чувствовал себя крайне неловко, ведь Аджаташатру и его отпрыски были намного старше него.
– Вы же учитель! – удивлённо проговорил Аджаташатру. – Дозволено ли, о почтенный, нам будет прикоснуться к твоей мудрости?
– М-м-мудрости? – замялся Виктор. – Да я вообще-то…
И тут Богданов получил такой болезненный тычок в спину от сидевшего за ним Кривова, что чуть не подскочил. Видимо, пинок сшиб пробку с бочки учительского красноречия, так что Виктора прорвало:
– …несказанно мудр! Конечно, я буду счастлив! Но давайте же не будем омрачать наше застолье высокопарными речами, ведь встреча – это всегда радость и счастье!
– Благодарю, о почтенный!
Аджаташатру сложил руки в приветственном жесте и поклонился. Виктор лихорадочно соображал, чего от него хотят. В это время в комнату снова вошла хозяйка с несколькими девушками, в руках они держали банановые листья, на которые горками были выложены блюда. По комнате поплыли умопомрачительные ароматы, от которых у гостей бесстыдно завопили желудки.
– Позволь, о почтенный, разделить с вами трапезу! – сказал хозяин и указал ладошкой на кушанья.
Все были более, чем рады подкрепиться. Виктор выдержал едва заметную паузу и понял, что хозяин смотрит на него в ожидании. Видимо, на правах старшего гостя Учитель должен был попробовать пищу первым. Богданову некстати вспомнилась существовавшая в средние века профессия дегустатора блюд, они тоже кушали первыми, а потом все смотрели, помрёт, или нет.
Учитель остро ощутил отсутствие Насти с её подсказками. Он решил, что стопка банановых листов – это те самые одноразовые тарелки, и протянул к ним правую руку. Левую он предусмотрительно сунул в карман брюк, хотя чувствовал себя при этом крайне глупо. Разнообразие блюд внушало ужас. Виктор слышал раньше, что индийцы в большинстве своём вегетарианцы и любят перчёное, но этим его знания о национальной кухне и ограничивались. На столике были выложены сухие лепёшки с чёрными ожогами. На вид весьма безобидные. Рядом высились горки по-разному приготовленного риса. Вокруг выстроилось ещё по меньшей мере десять разных полужидких блюд в хитро свёрнутых банановых листках.
Виктор решил начать с чего-то знакомого и потянулся к горке, казалось, обычного белого риса. Он подцепил щепотку кушанья, положил на листок и с замиранием сердца толкнул пару крупинок в рот. Ученики затаили дыхание. Это действительно оказался обыкновенный варёный рассыпчатый рис.
Когда Виктор положил еще немного на свой листок, послышался общий облегчённый выдох. Богданов попробовал ещё один вид риса, странного, сладковатого и пряного, с привкусом кокоса, и похвалил еду. Хозяин дома, казалось, ждал этого знака и начал переправлять еду с стола на свой банановый лист. Его примеру последовали и другие. Виктор внимательно смотрел, как и что они делают, а Аджаташатру решил завести светскую беседу.
– О уважаемый Виктор, а скажи мне, почему вы все такие белые? Вы болеете? – с невинным любопытством на лице спросил хозяин.
– А? Нет… У нас все такие. Ну большинство, – запнулся Виктор.
– А вы сразу рождаетесь белыми или потом белеете с возрастом?
На лице хозяина было поистине детское непосредственное любопытство.
– Сразу. Ну, те, кто белые, те сразу рождаются белыми, – вконец растерялся Виктор.
– О! так у вас есть и нормальные люди? – заинтересовался один из сыновей плотника.
– Есть. В смысле, белые – они тоже нормальные. То есть, вообще все нормальные! – запутался Виктор.
– О уважаемый Виктор, а откуда вы прибыли к нам?
– Мы из России.
– А где это, о почтенный? – развёл руками Аджаташатру.
Ребята на секунду переглянулись. Похоже, дела шли несколько хуже, чем они рассчитывали. Возможно, эти люди не ходят в школы и не контактируют с внешним миром. Шестерёнки в голове Богданова крутились всё быстрее, но в стройный слаженный механизм всё никак не складывались, так что его мозг пока тарахтел вхолостую, на прогреве. Позвонить в полицию не получится – у хозяев явно нет телефона, машин нет…
– Серьёзно? Кто в наше время не знает о России? – удивился Виктор.
– Расскажи нам о своей стране, уважаемый! – попросил ещё один юноша.
– Ну… Она большая…
– Она тянется от восхода и до заката, – внезапно вполголоса заговорил Вельский. – Это самая огромная страна мира. Она так велика, что одним своим боком вступает в вечер, когда на другом краю ещё только утро. На севере зимой днём не садится солнце, а летом по ночам оно не заходит. И там почти над головой висит полярная звезда. А на юге там растут пальмы, абрикосы и инжир, и зимой иногда даже не выпадает снег. Это страна медведей. На севере они белые, а на юге – бурые. Наша страна прекрасна и изобильна. Но, конечно, там не так тепло, как здесь, – улыбнулся Дима.
Товарищи вытаращились на однокашника, словно увидев впервые. Хозяин дома слушал, мечтательно прикрыв глаза.
– Твоя страна прекрасна, – сказал Аджаташатру. – И ты говоришь о своём севере то, что говорили наши предки о нашей родине. Это должно быть, очень красивая страна. А расскажи мне, уважаемый Виктор, был ли ты женат.
В этот момент Виктор сунул в рот лепёшку, которую он по примеру других едоков обмакнул в какое-то жёлтое и очень вкусно пахнущее блюдо. В следующую секунду он понял, что ответить уже не в силах. Сейчас бы очень не помешал огнетушитель. Эту кухню называли острой? Да это оружие массового поражения! Во рту Виктора полыхал пожар. По вкусу блюдо напоминало раскалённый прут, приправленный распадающимся ураном, политый лавой и запечённый в нижних слоях солнечной короносферы. Богданов явственно почувствовал, как из его ушей пошёл дым. Он мгновенно взмок, кровь бросилась ему в лицо, из глаз брызнули слёзы. Виктор сдавленно выплюнул звук, похожий на крик зебры. Аджаташатру понял его состояние на свой манер.
– Ты плачешь по жене? Скажи мне, уважаемый Виктор, как вышло, что ты отправился странствовать и учительствовать, не отринув земные привязанности? Я ещё ни разу не видел гуру, что рыдал бы по покинутой жене, – удивился хозяин дома.
Виктор, дико вращая глазами, сражался с пылающими внутренностями, поэтому в разговор вступил Берг.
– Да мы и сами не поняли, почтенный. Два часа назад мы были в своём городе, в России, где полярная звезда и медведи. А потом вдруг оказались здесь.
– Боги внезапно перенесли вас сюда? – удивился самый молодой сын хозяина.
– Да! – воскликнул Слава Снегов. – Мы просто оказались здесь. И нам бы понять, как вернуться.
– Возможно, боги измыслили наилучшее место для вашего духовного пути, и не стоит сопротивляться их решению, – проговорил Аджаташатру.
– После такого я точно готов встать на очень правильный духовный путь, но мои родители не привыкли, чтобы я без спроса исчезал с уроков в Индию, – забеспокоился Ян.
– Куда? – спросили хором хозяева.
– В Индию… – настороженно проговорил Кривов. – Мы же в Индии? Стране, где верят в Шиву и Кришну, где раскрашивают слонов и танцуют по любому поводу?
– Да, мы чтим Шиву, Кришну и многих других богов, но, чужеземец, наша страна называется Куру. Я не знаю, что такое Индия, – ответил один из сыновей плотника.
– Сын, возможно, они говорят о Синдху. Так наших западных соседей называют чужеземцы, – поглаживая бороду произнес Аджаташатру.
– Какие чужеземцы? – наконец прохрипел Виктор.
– Вавилоняне. Кардуниаш, – сказал Аджаташатру.
Повисла пауза. Ребята переглядывались в абсолютном шоке.
– У меня ощущение, что мы чего-то не понимаем, – шепнул Агеев.
– Минуточку! – вклинился Эрик и полез в рюкзак. – Вот, мы же здесь?
Берг выудил из рюкзака свои контурные карты, пошуршал листочками и открыл их на раскрашенном полуострове Индостан, куда и ткнул пальцем. Аджаташатру с сыновьями с интересом перегнулись к альбому. Они удивлённо начали ощупывать учебное пособие, обмениваясь мнениями о странных кипенно-белых листах и дивном тончайшем орнаменте, что был на них нанесён. К ужасу ребят, очертаний страны в «орнаменте» не узнал ни один.
– У меня не ощущение, а полная уверенность, что мы в глубокой… проблеме, – прошелестел Берг.
– В чём дело? – пробасил Кривов.
– В том, что они не поняли, что держат в руках карту.
– И Вавилон. Вавилон – тот самый, который перестал существовать, как независимое государство около пятисотого года до нашей эры? – вклинился Ян.
На секунду повисла тишина. Ян состроил просящие глаза голодного котёнка и обратился к плотнику:
– Простите, почтенный Аджаташатру, не были бы Вы столь любезны рассказать нам о стране Синдху, которая знается с Вавилоном?
– Это Сапта-Синдхава, чужеземец. Семиречье. Тысячи лет назад там был процветающий край, но на этих землях случилась страшная война, которая описана в Великом сказании о потомках Бхараты, – проговорил хозяин дома. – Сапта Синдхава не пережила эту войну.
– А можно почитать? – спросил Вельский.
– Почитать? Что это значит? – удивился один из сыновей хозяина.
– Взять книгу, где записаны эти тексты и прочитать отрывок, посвящённый этой стране, – елейным голосом, как для дураков, пропел Вельский.
– Мы не пишем, чужеземец. У каждого нашего человека достаточно памяти, чтобы запомнить эти тексты наизусть!
Аджаташатру оскорблённо надулся.
– Это у наших соседей не достаёт памяти, чтобы знать их собственный канон, и они тычут палками в сырую глину, чтобы записать текст! Но почтенный Виктор, разве ты не знаешь священных текстов? Чему же ты учишь этих прекрасных юношей?
– Я учитель физики. Это наука, которая объясняет природу.
Плотник переглянулся с сыновьями и непонимающе уставился на Виктора.
– Например, при входе в твой дом твоя супруга подала нам холодной воды. Холодной – в столь жаркий день. Если я правильно понимаю, вы охлаждаете её, налив в широкий глиняный сосуд и положив сверху сено или солому? Это я видел? – спросил Виктор.
– Совершенно верно, чужеземец, – кивнул Аджаташатру.
– А почему вы это делаете именно так, а не иначе?
– Потому, что так делали предки, и мы не видим причин отказываться от этого способа, – просто ответил хозяин.
– А знаешь ли ты, почтенный Аджаташатру, почему вода остывает, если так сделать?
– Нет, почтенный, – задумчиво проговорил хозяин дома после недолгой паузы. – Я просто знаю, что это происходит.
Виктор обратил внимание, что Аджаташатру сопровождает свою речь покачиванием головы, этим «ай-ай-ай», как мы сопровождаем кивками. И это покачивание означает что угодно: «да», «нет», «хорошо», «плохо», «продолжай», «постой», «проходи», «здравствуй»… Запутаться можно.
– Вот, почтенный, именно этому я учу своих учеников. Мы учимся распознавать и понимать явления, предсказывать и объяснять природу. Такова традиция нашей страны. У нас много учителей, которые посвящают себя очень узким областям знаний.
Тут Виктор вспомнил одну из Настиных подсказок, полез в рюкзак и достал хрустальную пирамидку.
– Вот, уважаемый Аджаташатру, прими в дар эту вещицу. Посмотри.
Виктор поднёс пирамидку к свету, и на стене за ней показалась красивая радуга. Хозяин дома с сыновьями в удивлении открыли рты и стали разглядывать стекляшку.
– Эта вещица может разделить видимый белый свет на составляющие, которые мы называем радугой. Она оказалась в моей поклаже потому, что мы как раз и занимались разбором подобных оптических явлений, обусловленных…
– Но это же чудо! – вскричал Аджаташатру. – Ты расщепил неуловимый свет так, что стали видны гуны, из которых он состоит! Ты великий учитель!
Аджаташатру снова попытался припасть к ногам Виктора.
– Нет, почтенный! – снова вскинулся Виктор. – Это всего лишь простой эксперимент, и каждый может повторить его.
Богданов отчаянно искал способ отвлечь старика от реверансов.
– Я учу понимать природу, но я ничего не понимаю в великих сказаниях. Почтенный Аджаташатру, не мог бы ты рассказать нам, что говорят ваши предания об этой войне.
Аджаташатру огладил бороду и торжественно стал зачитывать вслух нараспев:
– «Слушай же меня о том, какие необычайные появлялись знамения – дивные и противоестественные, когда он, великий духом, совершал свой путь. При безоблачном небе раздавались раскаты грома в сопровождении молний. А вслед за этим грозовое облако, хотя и не было туч, стало проливать непрерывно дождь. Великие реки вместе с превосходнейшей Синдху, текущие на восток, устремились в обратном направлении. Перепутались все страны света, и ничего нельзя было различить. Всюду сверкали огни, о царь, и сотрясалась земля. Водоемы и сосуды сотнями переполнялись и источали воду. И вся эта вселенная была окутана мраком. И из-за пыли, застилавшей все вокруг, нельзя было, о царь, распознать страны света и нужные направления. Громкие крики раздавались с неба, но воплощенных существ, от которых исходили звуки, не было видно. Такие чудесные явления наблюдались по всей стране, о царь! Резкий юго-западный ветер со страшным шумом обрушивался на Хастинапур, ломая деревья целыми кучами.» Вот так, чужеземец, наши предания описывают битвы, что проходили по всей нашей стране. Этот ужас не должен был повториться, поэтому правители разбили страшное оружие на куски и бросили в море. С тех пор знания об этом оружии хранят лишь некоторые брамины и хранят его в тайне, чтобы никто не смог повторить этот страшный день.
Воцарилось долгое молчание.
– Почтенный Аджаташатру, а когда была эта война? – спросил Виктор.
– Тысячи лет назад, чужеземец, тысячи. Но страх и ужас был настолько велик, что память и поныне жива в наших сердцах. Мы передаём эти предания из уст в уста, от учителя к ученику с тех самых пор и поныне и будем передавать впредь.
– А можешь ли ты почтенный Аджаташатру, рассказать точно, в каком месте произошла эта страшная и ужасная война?
– Война шла везде. Но мы говорили о Синдху. Сапта-Синдхава находится к западу отсюда. На том месте теперь джунгли. Но страшные шрамы остались на нашей земле. Пустые города, разрушенные и покинутые, стоят там напоминанием о людском горе, и самый большой их них – Холм Мертвецов. Некогда богатый и прекрасный город, опустошённый ужасной войной. И священная река Сарасвати тоже покинула нашу землю, придя в ужас от людских злодеяний.
– Страшные вещи ты рассказываешь, уважаемый Аджаташатру, – сказал Виктор. – Мне жаль слышать, что ваша земля познала такое горе.
– Сарасвати… – вдруг вскинулся Берг. – Та Сарасвати, что впадала в Инд?
– Да, уважаемый, – ответил ему один из юношей. – Та Сарасвати, что сливалась с Синдху. В вашей далёкой стране тоже хранят память о тех далёких событиях?
– Ну не о событиях, но о реке мы знаем, – кивнул Эрик. – О реке, что некогда была центром Индской цивилизации. О полноводной реке, которая начала пересыхать за шесть тысяч лет до нашего рождения, когда тектонические сдвиги изменили русла Сатлуджа и Ямуны, её притоков.
Однокашники вытаращились на Эрика.
– Что вы на меня смотрите? Я люблю географию. У меня пятёрка, – буркнул Эрик.
– Я не знаю, что такое тектонический сдвиг, и что такое география, но Сатлудж впадает в Синдху, а Ямуна – в Гангу, – сказал Пахниндра.
– Ну вот, я и говорю… Уважаемый Адж… – Берг запнулся, но повторить попытку выговорить имя не решился, – а давно ли Сарасвати покинула эту землю?
– Около пятисот лет уже русло Сарасвати наполняется только дождями и не несёт более свои воды в океан, – ответил за отца один из сыновей.
– Значит, мы примерно в тысячном году до нашей эры.
– В Индии, – добавил Руслан.
– Чёрт знает где в Индии, – подал голос Вельский.
– Чёрт знает, как мы сюда попали, – отметил Асатиани.
– Чёрт знает, куда идти, – сказал Слава.
– Чёрт знает, что делать, – продолжил Сорокин.
– Чёрт знает, как выбраться, – вставил Ян.
– И чёрт знает, можно ли вообще выбраться, – мрачно закончил Саша.
Все повернулись к Виктору в ожидании комментария. Богданов сидел, обхватив подбородок рукой и в ужасе молчал. Он понятия не имел, что сказать. А хотел закричать, что ему тоже страшно, и что он тоже не знает, что делать. Но не произнёс ни слова.
Во внезапно наступившей тишине он услышал, что недалеко играет музыка и звучит весёлый смех. Виктор показал глазами, что хочет посмотреть, что там, хозяин дома с улыбкой махнул ладошкой в сторону выхода. Виктор открыл дверь, за ним сгрудились ученики.
На улице неподалёку от дома полным ходом шло веселье. Трое мужчин играли на барабанах и странных инструментах, похожих на пузатые тыквы с вытянутыми грифами и множеством колков. Под музыку отплясывали девушки и женщины.
Приглядевшись, Виктор заметил рыжую шевелюру Ольги, теперь скрученную в аккуратный пучок. С удивлением он увидел, что девушки были одеты в такие же пестрые покрывала, как и местные барышни. На шеях его подопечных весело болтались гирлянды из цветов, а из-за ушей торчали цветы. Вообще девчонки теперь напоминали больше танцующие клумбы, чем учащихся серьёзного учебного заведения. На руках у близняшек бряцали костяные и металлические браслеты. Руки всех четверых были изрисованы какими-то узорами, глаза подведены. Девушки хохотали и кружились в танце и, кажется, отлично проводили время.