И. Б. Мардов
Лев Толстой. На вершинах жизни
Определиться в том, что вечное и что временное, преходящее, только земное, есть первейшая необходимость для любого религиозного мыслителя. Затем ему надо определить назначение человека относительно этого вечного в себе: дано ли оно человеку, которому в этом случае следует только сохранить или подтвердить его в себе, или человек должен добыть его, сам, своими усилиями обрести его в самом себе? И если добыть, самому создать это вечное в себе, то – как, какими усилиями души?
Вечное и Божественное в человеке, по Толстому, – это его высшая душа, Бог свой. Назначение человека в этой жизни – рост Бога своего. Духовный рост есть ращение в себе Бога своего по любви к нему и в силу любви к нему. Человек призван растить духовное Я из земной Обители в Обитель посмертную.
«Все яснее и яснее мне становится то, что только единое на потребу – одно нужно: блюсти в себе свое Божественное Я и растить его, с тем, чтобы перенести его в другую жизнь возращенным, – след же, который оно оставит в этой жизни, есть только неизбежное последствие этого возращения, совершенствования»(67.157).
Истинная (что значит у Толстого бессмертная) жизнь определяется только духовным ростом.
"И моя жизнь истинная есть только та, которая взращена мною"(51.106).
Нельзя сказать, что "моя жизнь истинная" есть жизнь моей высшей души. Это было бы не совсем точно. Переходящая из Обитель в Обитель истинная жизнь создается из движений приращения жизни духовного Я, его все большего и большего "оживления", достигаемого в ускорении движений духовного роста.
Этим же определяется и полноценность всей земной человеческой жизни.
"Красота, доброта жизни, оцениваемая всегда верно воспоминанием, определяется не внешними условиями, а внутренним движением, ускорением движения"(65.307).
В неподвижной высшей душе истинной жизни, собственно говоря, нет. И, значит, нечему переходить в следующую Обитель существования. В этом смысле Толстой говорил, что люди часто делают из жизни высшей души себе "пуховик, на котором лежать, не работать. Все дело в том, что они признают свою жизнь неподвижною, а не текущею"(53.3).
«Видел во сне, что мне говорит кто-то: «Помни, что ты едешь, а не стоишь. В этом все»(55.198).
Растить Бога своего, значит выделять Бога своего из пределов личности, в которые он заключен в человеке. Течь, творить, растить свою духовную сущность, значит переносить ударение жизни из формы в содержание, отделываться от формы личности, чтобы явить содержимое, духовное Я, которое вне формы личности.
"Дух жизни уходит из формы моего тела, и я ухожу вместе с ним. С ним спускаюсь, умаляюсь, перехожу в бесформенность, но не отделяюсь от него, остаюсь с ним, не перестаю сознавать себя им. Нельзя духу жизни (которым был я) перейти в другую форму жизни иначе, как так, чтобы не перестать сознавать себя в этой форме"(52.36).
Главное заблуждение человека христианского мира состоит в убеждении, что жизнь дана человеку для его блага и имеет цель – его благо. Для Толстого сама жизнь человека ему не принадлежит и не может принадлежать.
"В кратчайшей форме смысл учения Христа: – Жизнь моя – не моя, не может иметь целью мое благо; а Того, Кто послал меня; и цель ее – исполнение Его дела. И только через исполнение Его дела я могу получить благо"(87.185).
Человек в учении Толстого начала 80-х годов – это работник Божий. В учении же Толстого середины 90-х годов человек – это самодеятельная лопата, которой работает Бог.
«Человек это орудие Бога. Сначала я думал, что это орудие, которым призван работать сам человек. Теперь же я понял, что это орудие, которым работает не человек, а Бог. Дело человека только в том, чтобы себя держать в порядке»(53.107).
Отсюда и вся толстовская стратегия борьбы с "препятствиями" и весь пафос этой борьбы – держать себя в порядке, дать возможность Ему работать через себя. "Как возрастить ее (душу – И. М.)? Я для себя знаю, что мне нужно: в чистоте блюсти свое животное*), в смирении свое человеческое, в любви свое Божеское»(86.247).
*) Отсюда отношение Толстого к труду: "Трудовая жизнь есть не пустяки, а есть одно из условий чистоты"(64.245).
И все же Толстой постоянно озабочен не тем, чтобы "сделать", а "как бы не ошибиться и не сделать того, что не хочет Пославший меня, и не помешать не своему, а Его делу"(87.347).
"Я так убежден в том, что для того, чтобы сделать хорошо какое бы то ни было человеческое дело, надо все силы свои напрячь на то, чтобы не мешать делу Божью, а то само выйдет"(там же).
"Самое главное, что думал, это о том, что самому самого победить нельзя. Самый святой сам – сам черт. Надо устроить в себе обиталище достойное Бога, чтобы он пришел и вселился"(51.48).
Признаки того, что человек устроил в себе обиталище Бога и живет по воле Пославшего его (или, в другом варианте, по воле Проводящего человека по жизни – 50.56) таковы:
"Самый первый, главный, несомненный признак, которым мы склонны так пренебрегать, это отсутствие ощущения духовного страдания… Другой признак, поверяющий первый, это не нарушение любви с людьми… Третий признак, опять поверяющий первый и поверяемый им, есть рост духовный"(50.142; см. еще 64.311)
Царство Божье – уже есть, его не надо создавать человеку. У человека другая задача:
"Мир идет вперед к Царству Божьему, как золото промывается. Золото не прибавляется, а только песок промывается"(50.15).
Промывать песок – это работать духовную работу, хотя результат этой работы и скрыт от человека. "Дано одно: возможность участия в работе, слияние интересов с хозяином". Благо человека – в самой работе. "Дано пользоваться только благом самой работы"(50.67).
«Прежде бросался на работу, желая как можно скорее кончить, и ослабевал и бросал. И только недавно как я*) в работе узнал, что дело не в том, чтобы кончить, а в том напротив, чтобы иметь счастье работать, (часто я жалею теперь, что работа кончается), так и в христианской жизни я начинаю чувствовать радость в самой работе над своими грехами и над приближением к Отцу»(86.173).
*) Письмо от 20 сентября 1888 года
Бог свой стремится освободиться в человеке и приблизиться к Отцу. Эти движения "всей жизни" Бога своего в человеке, особенно первые его движения, вызывали у Толстого священный ужас.
"Как таинственны, вечно таинственны, вне нашего наблюдения и соображения пути, по которым души человеческие приближаются к Богу. Мы знаем, я по крайней мере знаю, только то, что зарождение духовной жизни в другом человеке возбуждает во мне священный ужас, страх чем-нибудь, не то, что уж словом, дыханием, взглядом, знанием того, что началось и совершается что-то – помешать рождению; как примета есть, что не надо, чтобы знали люди, когда женщина рожает"(87.232).
9 (29)
Личная духовная жизнь это – род прохождения, то есть чего-то спонтанно совершающееся при условии динамичности и глубины душевной жизни, ее вдумчивости, любовности и обновленности. Вернее сказать, личная духовная жизнь и есть та глубинная жизнь, которая создается, совершается в душе и, совершаясь, обновляет весь внутренний мир человека и переводит этот мир в новое и высшее качество.
"Не знаю, как другие существа, через которых действует сила Бога, но про себя мы люди знаем, что нам дано сознавать это как бы прохождение через нас силы Бога. Как только я стану поперек этой силы, и она не проходит через меня, так мне больно и страшно, стану по направлению ее, согласно с ней, и мне радостно, спокойно и бесстрашно. Я даже думаю, что все движение этой нашей жизни есть ничто иное, как прохождение через нас, стоящих не по направлению этой силы, и установление нас по ее направлению. Если бы я стоял совсем по ее направлению, я бы и не двигался, не сознавал своей плотской жизни, а только ту силу жизни Божью, которая проходит через меня. И это-то и делается с нами в этой жизни. Это сознание очень и всегда без исключения успокаивает и утверждает меня, если я в тяжелую минуту успею только вспомнить об этом»(86.281).
В составе человека Толстой в конце 80-х годов выделял: "1/ тело, животное, 2/ человек разумный и 3/Бог. Вот из чего я состою"(50.95). Отсюда видно, что в структуре человека есть некоторый деятель (Я, человек) и две души, две жизни: высшая – духовное Я, душа, Бог свой, жизнь Божеская, духовная, и низшая – тело, личность, животная личность, животная природа, животная жизнь, "плоть". Человек складывается из его духовного, его высшей души, и его животного, его низшей души. Однако деятель человеческой жизни, его "Я", приложено, как можно понять Толстого, не отдельно к высшей душе и не отдельно к низшей душе, а к их равнодействующей в человеке.
Направление жизни высшей души и направление жизни низшей души складываются, как складываются два вектора, и вместе определяют общее направление жизни человека в данный момент. "Я" человека воздействует на эту геометрическую сумму, на этот вектор состояния жизни и сдвигает его положение либо в сторону духовной жизни, либо в сторону животной жизни. Для верности картины важно понять, как эти две жизни воздействуют друг на друга (и воздействуют ли?), то есть определить, под каким углом состоят друг относительно друга направление жизни высшей души и направление жизни низшей души.
Духовная жизнь человека, учит Толстой, направлена не против течения его животной жизни, а поперек этого течения. Человек складывается из животного и духовного, но обе эти силы в нем направлены не встречно, на столкновение, а таким образом, что каждая из них сама по себе не воздействует на другую. Человек не арена борьбы противоборствующих сил в том смысле, что одна сила в нем подавляет другую, а точка приложения независимых друг от друга, конкурирующих сил, каждая из которых отклоняет или сдвигает его общее состояние жизни. Человек – как вектор, имеющий две проекции на перпендикулярные оси: вертикальную духовную и горизонтальную животную. И в каждый данный момент жизнь человека определяется не этими «проекциями» самими по себе, а только их отношением, то есть углом сдвига вектора, а не его «модулем», величиной.
Это положение Толстой иллюстрирует в образе движения лодки по реке. Лодочник (духовная сила человека) направляет лодку прямо на другой берег, поперек движения реки (животной силы человека), и движение лодки в действительности складывается из того и другого движения.
"Христос признает существование обеих сторон параллелограмма, обеих вечных, неуничтожимых сил, из которых слагается жизнь человека: силу животной природы и силу сознания сыновности Богу. Не говоря о силе животной, которая, сама себя утверждая, остается всегда равна самой себе и находится вне власти человека, Христос говорит только о силе Божеской, призывая человека к наибольшему сознанию ее, к наибольшему освобождению ее от того, что задерживает ее, и к доведению ее до высшей степени напряжения"(28.77).
"Ангел рождается из зверя", то есть освобождение духовной силы от того, что задерживает ее, происходит по этой геометрической притче при определенном изменении положения вектора общего состояния жизни, при подъеме этого вектора от его горизонтальной (животной) составляющей к его вертикальной (духовной) составляющей.
Духовный рост – увеличение угла между вектором общего состояния жизни и его горизонтальной (животной) составляющей. При подъеме вектора состояния жизни от горизонтальной к вертикальной оси животная составляющая уменьшается, а составляющая духовная увеличивается. Происходит своего рода трата (утрата) животного ради прибытка духовного – кто погубит душу (низшую), тот обретет душу высшую. Производит духовный рост (увеличение угла) некоторая поворотная сила вектора состояния жизни – "Я" человека, которое все более и более устанавливается в высшей душе и тем сдвигает человека, производит духовный рост, увеличение угла в векторной притче.
"В этом перенесении своего "я" из животного в духовное – сущность учения Христа, подробности же этого учения, начатые Христом и продолжаемые всем человечеством, состоят в уничтожении, разоблачении тех соблазнов, которыми люди животной жизни, по инерции предания, стараются скрыть от человека его погибель в животной жизни и поддерживать его на этом ложном пути. Разоблачение этих соблазнов есть работа жизни людей: есть то, что хочет Бог от людей"(69.65-6).
Напомним, что, по взглядам Толстого, важно не только "безостановочное движение", непрекращающийся духовный рост, но и ускорение этого движения роста, то есть не положение вектора состояния жизни и не столько скорость его подъема, сколько постоянное увеличение скорости этого подъема. Но как осуществить это?
У поворотной силы "Я" нет раз и навсегда установленного направления; для каждого состояния, для каждого положения вектора состояния жизни она имеет свое, строго определенное направление действия. Чтобы обеспечить максимальный поворот, вся она должна тратиться только на этот сдвиг и, следовательно, не должна никак влиять на величину вектора состояния жизни, то есть должна быть направлена как бы перпендикулярно ему. То есть она почти вертикальна на нижнем положении вектора и почти горизонтальна при его верхнем положении. Это означает, что на низших ступенях одухотворенности в стратегии безостановочного ускорения роста должна преобладать духовная сила, и тем более преобладать, чем меньше угол вектора относительно горизонтальной оси; на высших же ступенях одухотворения должна преобладать сила противоплотская, аскетическая, и тем более преобладать, чем духовно совершеннее человек. В начале процесса духовного роста, рост обеспечивается преимущественно духовными усилиями, аскетические же усилия самоподавления приобретают все большее значение только на высших ступенях совершенства души. Достаточно бегло ознакомиться с "Христианским учением" Льва Толстого, чтобы убедиться, что такова и стратегия его учения.
Тактика «Христианского учения» обеспечивает непрерывное, постоянное, хотя и малое приращение скорости движения роста. Но в ней нет той особой динамичности, которая присуща движениям подлинной жизни, всегда состоящей из череды взлетов и падений, приливов и отливов, побед и поражений и опять побед – всего того, без чего нет процесса совершенствования и что заложено в самой мысли о высшей полноте истинной жизни, обретаемой в ускорении (увеличении скорости) духовного роста.
"Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь – уж мало осталось времени, описать те различные фазы, возрасты духовные, которые мы все (духовно растущие люди. – И. М.) проходим…" – пишет Толстой в сентябре 1894года, когда он уже завершил "Царство Божие внутри вас" и начал работу над "Христианским учением". Ставя в центр своего внимания живущего в духовном росте человека, Толстой, несомненно, понимал жизнь динамично и вместе целостно. Изучение духовных возрастов при таком взгляде на жизнь необходимо для того, чтобы увидеть течение глубинной жизни души в общих для всех людей личной духовной жизни периодах и стадиях, подъемах и спадах – ступенях восходящего Пути жизни. Восхождение на Пути совершается в процессе непрерывной и на пределе сил душевной работы, что может происходить только в условиях ускорения духовного роста.
Духовный рост человека, по учению Толстого, идет в направлении к идеальному состоянию никогда не достигаемого совершенства, в таком качестве заданного заповедями Нагорной проповеди Христа. Но это не значит, что человек духовно растет в бесконечность. Это невозможно. "Живой", растущий человек идет к некоторой поворотной точке Пути восхождения, после которой он входит в качественно иную стадию жизни. На новой стадии Пути его духовный рост обретает иное содержание и направление. Только это может обеспечить процесс постоянного и максимального ускорения духовного роста.
«Человечество и каждый человек переходит от одной поры к другой, следующей, – учил Толстой в конце жизни (1909 год), – от зимы к весне, сначала ручьи, верба, трава, береза и дуб пробрался, а вот цветы, а вот и плод…» (57, 62). В личной духовной жизни должны быть периоды цветения и оплодотворения, завязи плода и его созревания, отпадения плода и оживания семени, его пророста, выхода на поверхность и укоренения.
Каждый период жизни, каждый возраст имеет позади и впереди себя такие точки перелома, которые могут быть поняты и как завершение утробного развития, и как проявление заданного, просветление уже имеющегося, т. е. могут быть поняты и как рождение, и как повторное возникновение, воскресение. Личная духовная жизнь есть рост. У каждого периода жизни свой рост (или свой характер роста), и именно рост ведет к путевому рождению. Можно даже сказать, что рост есть такие душевные движения, которые ведут к следующему на Пути скачку жизни, в новую плоскость жизненности и разумности, на новую кривую путевого движения.
Смысл личной духовной жизни – в путевом прокладывании самого себя. В личной духовной жизни есть свой последовательный ряд рождений. Весь Путь восхождения идет от рождения к рождению и через рождение. На Пути этом кое-что отживает, но ничто не умирает, напротив, все – воскресает и воскресает, то есть неизменно происходит процесс, обратный смерти. И потому: как же предположить, что в конце пути последовательных воскресений неизбежно произойдет авария, ликвидирующая весь ряд рождений?
10 (30)
Еще одно отличие личной духовной жизни от жизни общедуховной – в их динамике. Общедуховная жизнь для отдельного человека – статична, она динамична только для Общей души – в веках. Жизнь же личная духовная динамична на дистанции отдельной жизни – на ее Пути восхождения и в сюжетах, связанных с прохождением Пути восхождения.
В общедуховности человек включен как целое в течение общедушевной и общедуховной жизни. Из-за этой целостности и своего рода монолитности общедушевной жизни и создается впечатление, что в структуре человека лишь одна душа. Человек в общедушевной жизни видится как сумма или собрание духовных, душевных и плотских сил. В определенных пределах он способен осуществлять выбор, что-то усиливая и что-то подавляя в самом себе из того, что поступает в него от Общей души. В общедушевности человек состоит из сталкивающихся и взаимодействующих общедушевных потоков, которые и есть он сам – ячейка Общей души.
В личной духовной жизни человек – самобытийственная точка приложения разнородных сил, которая подвигает его каждая в свою сторону. Человек в личной духовной жизни – не ячейка, а центр отклоняющих или сдвигающих его конкурирующих сил. Тут он не выбирает и не отбирает, а дирижирует ими.
Без Общей души подавляющее большинство душ чувствовали бы себя в беспризорности. Во избежание душевной беспризорности люди стремятся встать под духовную власть. Личная духовная жизнь всегда ведет куда-то. Личная духовная жизнь всегда – Путь.
В общедуховной жизни человек становится существом родившимся, как только включился в эту жизнь, стал под знамена той или иной конфессии.
В личной духовной жизни человек – "ангел, рождающийся из зверя", он всегда существо рождающееся, всегда неродившееся, всегда находящееся в утробном развитии. Личная духовная жизнь есть процесс рождения и сюжет рождения – Путь.
В общедушевности чем духовно выше, тем рост медленнее. В общедушевном святом рост останавливается, и все усилия идут на сохранение достигнутого.
В личной духовной жизни наоборот: чем духовно выше, тем больше должен ускоряться рост. Что возможно только на Пути восхождения.
Без учения о Пути восхождения нет полноценного учения о личной духовной жизни.
Чтобы увидеть всю жизнь человека как работу души на Пути восхождения, надо прежде знать, что Путь такой есть: что есть общие закономерности продвижения личной духовной жизни человека. Только после этого можно пытаться уловить то, что продвигает душу из одного путевого состояния в другое, обозреть всю дистанцию жизни в целом как движение по должному, восходящему Пути, имеющему некоторый сюжет.
«Человек восходящий» идет не по прямой, а по «кривой восхождения», разбитой на размеченные по возрастам периоды и поприща Пути, каждый из которых надо суметь выделить и описать с точки зрения движущих им духовных мотивов и собственного душевного наполнения; потом сочленить их все и увидеть общую перспективу Пути и его "путевые рождения" – последовательные выявления личной духовной жизни на Пути.
Человека можно рассматривать двояко: как носителя семени и как само семя, высеваемое Богом в Мир. На человека можно смотреть двояко: как на носителя процесса плодо- и семятворения и как на сам процесс. По учению Толстого, человек не столько рабочий, сколько работа или даже орудие работы. Только в этом смысле он есть сосоздатель и плода, и семени плода, и новой, иной жизни этого семени. Прежде всего человек есть Путь, а потом уже идущий по Пути.
Возможно, что Путь этот – из одной Обители в другую, т. е. из предшествующего существования в существование последующее. Главное не в том, переходит или не переходит человек сам, и когда переходит, и когда не переходит. Главное для Толстого все же в том, что человек переносит некоторую духовную сущность или, вернее, некоторая духовная сущность переносится человеком (как орудием или процессом) из одной Обители в другую. Не Бог работает на человека и не человек для Бога, а Бог работает человеком, то есть человек – самостоятельно волящий труд Бога и Его самодвижущееся орудие. Человек от Бога имеет призвание быть работой и исполнять предписанную Им работу, не думая при этом ни о последствиях, ни о личном переходе-спасении.
Да, человеком Бог творит Пути Свои, человек есть не носитель, а носильщик Бога и вместе с тем сам процесс ношения. Но в его воле (хотя и вполне ли?) нести или не нести, быть или не быть носильщиком. Человек – процесс, но процесс самовластный. Его можно уподобить течению или волне, но такой волне, которая может держать корабль, а может потопить его и выбросить на берег, и такому течению, которому отчасти дано самому выбирать, куда течь, во власти которого течь быстрее или медленнее, превращаться ли в пруд, болото или струю, ручей, водопад или уйти в песок.
Человек в здешнем мире создан для блага и во благо дела ношения, а не для приятности и облегчения носильщика, так как легче всего свалить ношу и жить вхолостую. Так что все то или многое из того, что представляется носильщику злом, есть добро для ноши, либо есть сам процесс ношения, либо возникает в результате нежелания носильщика нести.
Если есть Сеятель, есть семя и то, куда высевается семя, то человек – высеянное на плоти семя Бога. Если же есть Отец – Хозяин ноши и есть тот, которого Толстой называл "сыном человеческим" – одновременно и ноша хозяйская и носильщик, то человек – сам Путь Божий и Его носильщик, способный вступать на Пути в самые различные отношения сродства и отчуждения со своей ношей. В первом случае человек – готовый светильник, который надобно только зажечь, во втором человек – лишь разрозненные части светильника, который надо в строгой последовательности собрать, заправить горючим, зажечь и обеспечить его независимое горение. Смысл жизни для человека как семени Бога – одухотворение, возгорание. Смысл жизни человека, понимаемого как Путь (или – носильщиком Бога), – в самом прохождении Пути, в безостановочном движении по нему, в совершении, самосозидании, самотворении, в прокладывании Пути восхождения своей жизни.
Разумеется, человек не способен сам задать Путь себе, он способен только идти или сойти с него. Сам же Путь, его план – его этапы, вехи, повороты, подъемы – должен быть дан ему, хотя и далеко не столь жестко, как природой задается план возникновения новой яблони из яблони старой. Конечно, каждый имеет свою путевую судьбу, но должный Путь восхождения – для всех один и тот же. В ином случае у человека просто не хватит срока жизни на прохождение его.
В книге "Путь восхождения" мы попытались определить этот нормативный Путь. Сама эта книга, в известном смысле, не о реальном течении человеческой жизни. Она – о жизни человека в росте и восхождении на Пути. Путь – не реальность. Жизнь, такая, какой мы ее знаем, не путевая, она на обочине Пути, не на нем самом. Поэтому изучить Путь, изучая действительную жизнь, нельзя. Путь можно только видеть, как видение. Для этого нужно смотреть не туда, где его нет, а по возможности только туда, где Путь есть, – в неосуществленность, в истоки души.
Для человека, озабоченного текущей действительностью, Путь восхождения – не то мечта, не то фантазия, во всяком случае, нечто такое, что не имеет практического отношения к его жизни и интереса в ней. Житейской мудрости – даже самого высокого разбора – учение о Пути восхождения не нужно.
У Толстого нет учения о Пути в нашем понимании этого слова. И все же изучение Пути восхождения это изучение движений личной духовной жизни, то есть основ того "нового жизнепонимания", которое в середине 90-х годов прошлого века возвещено Толстым и во многом построено на толстовских принципах духовного роста. Вслед за Толстым мы утверждаем духовный рост и Путь в качестве фундамента мировоззрения и жизневоззрения, по которому человек определяет ценность и достоинство всего существующего в его мире.
11 (31)
Если в начале 80-х годов Толстой выставлял ударение на "приложениях" к учению, на "правилах", способных осуществить на Земле Царство Божие, то лет через 10, в начале 90-х годов, Царство Божие на Земле для него есть то "остальное", которое "прикладывается" к осуществлению Царства Божьего внутри себя. Взгляд Толстого определенно переключился с общей интердушевной жизни на внутреннюю жизнь единичной души, на духовную жизнь отдельной личности – личную духовную жизнь. Соответственно этому изменились и его представления о методах осуществления Царства Божьего на Земле. Если раньше он апеллировал к людскому сообществу в целом, которое и должно было перейти на "новый, сознательный процесс питания", то теперь он считает, что "освобождение всех людей произойдет именно через освобождение отдельных личностей"(28. 175).
"Переход людей от одного устройства жизни к другому совершается не постоянно так, как пересыпается песок в песочных часах: песчинка за песчинкой от первой до последней, а скорее так, как вливается вода в опущенный в воду сосуд, который сначала только одной стороной медленно и равномерно впускает в себя воду, а потом от тяжести уже влившейся в него воды вдруг быстро погружается и почти сразу принимает в себя всю ту воду, которую он может вместить.
То же происходит и с обществами людей при переходе от одного понимания, а потому и устройства жизни, к другому. Люди только сначала постепенно и равномерно один за другим воспринимают новую истину внутренним путем и следуют ей в жизни; при известном же распространении истины она усваивается ими уже не внутренним способом, не равномерно, а сразу, почти невольно…
Люди, переходящие на сторону новой, дошедшей до известной степени распространения, истины, переходят на ее сторону всегда сразу, массами и подобны тому балласту, которым нагружают всегда сразу для устойчивого уравновесия и правильного хода всякое судно. Не будь балласта, судно не сидело бы в воде и изменяло бы свое направление при малейшем изменении условий. Балласт этот, несмотря на то, что он кажется сначала излишним и даже задерживающим ход судна, есть необходимое условие правильного движения его.
То же и с той массой людей, которая всегда не один по одному, а всегда сразу под влиянием нового общественного мнения переходит от одного устройства жизни к другому. Масса эта всегда своей инертностью препятствует быстрым, не проверенным мудростью людской, частым переходам от одного устройства жизни к другому и надолго удерживает всякую долгим опытом борьбы проверенную, вошедшую в сознание человечества истину"(28.197-199).
При такой постановке вопроса следует обращаться не к каждому человеку и не ко всем людям, а к людям активной личной духовной жизни, способным усваивать истину внутренним путем и самостоятельно.
«Нельзя научить людей – каково большинство людей теперь – тому, чтобы они жили, понимая все значение своей жизни, т. е. жили, руководствуясь религиозным сознанием. Люди такие только начинают вырабатываться – являются один на тысячи, и являются совершенно независимо от образа жизни, материального достатка, образования, столько же и даже больше среди бедных и не образованных. Количество их постепенно увеличивается, и изменение общественного устройства зависит только от увеличения их числа»(55.154-5).
Многим людям XXI века близко представление о том, что лучшее будущее, если и достижимо, то не через общественные преобразования, и не посредством какого-либо внушения, и не от непосредственного вмешательства Божества в нашу земную жизнь, а только усилиями личного духа тех, которые способны на эти усилия. Нащупав в самых разных сферах существования человека пункты перевода частной духовной жизни в жизнь всобщедуховную, Лев Толстой обнаружил, что строительство всеобщей жизни на базе личной одухотворенности не невозможно.
Толстой надеялся на некоторых, немногих, "живых" людей (тех, в ком "быстрее движения" духовного роста и, следовательно, "сильнее жизнь"), которые составят новую духовную сплоченность, за которой пойдет вся составляющая "балласт" масса людей.
Дважды – один раз, завершая тему любви в книге "На каждый день"/см.44.333-335/, и другой раз, сокращенно, в статье "Закон насилия и закон любви" /см.37.190 и сл./ – Толстой приводит обширную /даже по его меркам/ выдержку из "удивительного, вдохновенного письма" Дюма-сына. В письме этом французский писатель призывает верить в то, что человечество уже "вступает в эпоху осуществления слов: "любите друг друга" без рассуждения о том, кто сказал эти слова: Бог или человек".
Вглядываясь в общественную жизнь вокруг себя, Дюма видит то же, что и Лев Толстой, что "во всем этом нет души: она перешла в иное место". В жизни людей создается "новая душа" – вот близкая Толстому мысль Дюма-сына:
"Те несколько индивидуальных душ, которые отдельно желали общественного перерождения, мало-помалу отыскали, призвали друг друга, сблизились, соединились, поняли себя и составили группу, центр притяжения, к которому стремятся теперь другие души с четырех концов света, как летят жаворонки на зеркало; они составили, таким образом, общую коллективную душу, с тем, чтобы люди вперед осуществили сообща, сознательно и неудержимо предстоящее единение и правильный прогресс наций, недавно еще враждебных друг другу".
В этих словах Дюма-сына для Толстого не плоды либеральной идеологии, а выражение задушевной его задачи: создать в составе человечества новую духовную сплоченность, основанную не на "общественно-семейно-государственной" религии, а на религии "Божеской". Первая видит смысл жизни в приобретении личностью наибольшего блага – ею отдельно или вместе с другими, в ее земной жизни или в ее посмертном существовании. Вторая видит смысл жизни только в Боге и признает значение человека "только в служении той Воле, которая произвела его и весь мир для достижения не своих целей /целей личности – И. М./, а целей этой Воли"(39.9-10).
