Григорий Шансов
Человек из пропавшей страны
Глава 23. Военкомат
Октябрь 93-го. Подошло время ехать на призывную комиссию в районный военкомат. Исполнилось восемнадцать – будь добр пройти последний медосмотр и отбыть в воинскую часть. Сафаров покрутил в руках измятую повестку, которую передала ему мать, сел в автобус и отправился в районный центр. Пребывая в отличном расположении духа, он предвкушал легкую прогулку. В отличие от многих других ребят его возраста, растерянных и попавших в лапы военкомата, Сафаров знал, что нужно делать. С одной стороны, ему хотелось послужить. Этого он не боялся. В армии не так страшно, как некоторым кажется, а его отец исправно травил байки о веселой армейской жизни. А уж если послужить, то в десанте, не меньше. Но деньги зарабатывать он тоже хотел. Купить машину, квартиру, поднять собственный бизнес. Он решил договорится об отсрочке, “раскрутиться”, пока есть такая возможность, а потом и послужить можно.
Прибыв в районный поселок поздно вечером, Сафаров провел ночь на автовокзале, а утром смело вошел в обветшалое здание военкомата, где уже через несколько минут стоял в одних трусах вместе с остальными призывниками, проходя медкомиссию. Да, думал он, унижение начинается с военкомата. Ты стоишь в одних трусах перед одетыми мужчинами и женщинами, словно товар перед отправкой заказчику, ходишь босиком по грязному полу, по которому те, кто выше статусом, ходят в обуви. Но с другой стороны – без унижения не построить армию. Человека нужно сломать перед тем как отдавать ему приказы. Сафаров подмигнул одному призывнику, который имел самый запуганный вид. Бледный и худой. Сегодня унижают тебя, а завтра унижаешь ты, кого сможешь, конечно. Жену, ребенка, новобранца или кого-нибудь, кто слабее тебя. Круговорот получается какой-то. Наконец Сафаров зашел к хирургу, который бросил на него беглый взгляд и, вяло шевеля языком, спросил:
– Жалобы по моей части есть?
– Есть предложение, – с ходу заявил Сафаров, смотря на него сверху вниз. – Мне нужна отсрочка на три года.
Доктор, лет тридцати, слегка лохматый, с характерными признаками похмельного синдрома, посмотрел на него более внимательно. В кабинете кроме них никого больше не было.
– Что за предложение? – хирург воспарил духом.
Сафаров назвал сумму. Доктор посмотрел куда-то в угол, где висела раковина, затем задумчиво почесал подбородок.
– Ну-ка, встань ровно.
Марат встал.
– А зачем тебе отсрочка? Давай сразу “белый” билет получишь! Плоскостопие у тебя!
– Оно реально что-ли у меня есть?
– Ну ты же не хочешь служить?
– Хочу, но через три года.
– Надо было в институт поступать.
– Времени нет, понимаете, доктор, у меня бизнес. А потом мне нужно в десант.
– Если мы тебе сейчас что-нибудь напишем, то в десант тебя точно не возьмут. Даже через три года.
– Ладно. Делайте, как знаете, я с этим потом разберусь. Как передать деньги?
Они договорились о сделке. Все оказалось даже проще, чем он думал. В этой системе Сафаров понял одну важную вещь: нужно знать, кому занести и сколько. Так можно решить любой вопрос без очередей и волокиты. Словно в сумерках закулисья Марат нащупал нужный и важный трос, о котором еще не знают люди его возраста. Трос, который упрощает жизнь. Назад он ехал с ощущением душевного подъема и некоей безграничной свободы. Жизнь открывалась ему с новых, неизведанных сторон, о которых ни родители, ни школа не повествовали. Ну кому плохо от взятки доктору? Всем только хорошо. А когда всем хорошо, то почему это плохо?
На обратном пути он не стал заезжать к родителям, отправившись автобусом до Чирупинска.
Глава 24. У Палладия
Когда Сафаров прибыл в Чирупинск, был уже вечер. Выйдя из автобуса, он отправился в спортзал, чтобы немного потренироваться в одиночестве, перед тем как идти домой к Ленке. Подойдя к подвалу, он увидел Краба и Француза. Они торопились.
– Хорошо, что пришел. Поехали с нами, – бросил ему через плечо Сергей, садясь в машину. Сафаров запрыгнул на заднее сиденье, и они покатили.
Они оказались в элитном пригородном поселке, когда почти стемнело. В поселке всюду высились трехэтажные коттеджи, заборы, выложенные кирпичом, кованые ограды из вороненой стали. Ворота одного из таких “дворцов” отворились, и машина закатила в освещенный двор, местами асфальтированный, а местами выложенный диким камнем. В центре двора красовался фонтан с фигурой девушки, держащей кувшин, из которого лилась вода. Рядом с воротами стоял приземистый домик охраны, из которого вышли трое в кожаных куртках и закурили. Их лица осветило пламя зажигалок. Во дворе на белой деревянной скамейке уже скучал Глухарь. Увидев своих, он весело махнул рукой. Сафаров, Лысый и Француз присели рядом.
– Что за "перец" здесь живет? – Сафаров кивнул на дом.
– Палладий живет. Здесь наш общак. Мы вообще-то все под Палладием ходим. Он тут самый крутой, весь район держит и с другими районами в договоре, – ответил Краб.
– Как у воров в законе система?
– Ну, типа того. Только наш старых авторитетов не признает.
В это время из просторного дома вышел Фрол и скомандовал:
– Бригада, все в дом!
– Пошли, Студент, кажись дело новое предстоит, – подбодрил его Лысый. Их провели направо от широкого главного входа в просторную столовую. На стол накрывала молчаливая пожилая женщина в старинном кружевном фартуке. Кормили по-царски. Мясо, пироги, импортная водка.
За столом Фрол объяснил суть дела. На трубопрокатном заводе зарплату выдали туалетной бумагой. Десять вагонов. Из-за нарушенных экономических связей, завод бартером менял свою продукцию на товары народного потребления. Все предприятия так делали. Бумагу планировали раздать работникам, чтобы они шли на рынок и продавали населению за наличные. Схема проста до безобразия. Однако объявился некий ушлый человечек с фамилией Савельев и убедил, что продаст бумагу оптом и разом рассчитается с работниками. Всем показалось удобно. Ударили по рукам, вагоны погнали в Молдавию, через неделю делец появился и отдал 10 процентов от суммы сделки в долларах, а после пропал. Ни денег, ни туалетной бумаги. Случайно его нашли в Москве, сообщили в милицию, а те разбираться отказались. После этого пришли к Палладию, потому что завод отстегивал ему за решение спорных вопросов. Палладий вызвал Фрола, а тот решил срочно выезжать.
Сафаров не успел толком поесть, как Фрол жестом подозвал его:
– Студент, ты же деревенский?
– Ну да.
– Поднимись наверх. Ты там нужен. Охранник тебя проводит.
Марат наскоро вытер жирные руки, допил свой чай, поднялся за охранником по мраморным ступеням лестницы на третий этаж и оказался в большой гостиной, залитой светом. У дальней стены располагался длинный позолоченный кухонный гарнитур с барной стойкой и баром, забитым алкоголем, справа зиял большой черный камин, рядом с ним стоял телевизор, а напротив – огромный диван, обтянутый белой кожей. На диване вальяжно полулежал загорелый подтянутый мужчина лет сорока в белом атласном халате. Он безмятежно посмотрел в сторону Сафарова и поправил длинные русые волосы. У него на коленях сидела молодая девушка лет восемнадцати с распущенными волосами, в полупрозрачном неприлично коротком платье. Они только что целовались.
– О, простите! Меня попросили подняться, – Сафаров отвернулся и стал вполоборота.
– Заходи, не бойся, – неожиданно спокойным тоном сказал мужчина. Сафаров еще никогда не слышал, чтобы кто-либо говорил так спокойно. На грани между смертельной усталостью и блаженством, но четко выговаривая каждый звук. Девушка встала и подиумной походкой направилась к бару, стуча шпильками черных бархатных туфель. Мужчина закинул ногу на ногу и поправил халат.
– Как звать? – спросил он.
– Марат.
– Откуда?
– Из области. Приехал поступать в институт, провалил экзамен, пошел на рынок работать и попал к Фролу. У нас общий знакомый.
Палладий смерил его взглядом, утомленным от излишеств, и сказал:
– Коров доить умеешь?
– Не понял.
– Просто ответь, умеешь или нет, – настойчиво повторил он.
– Умею. А зачем?
Палладий повернул голову в сторону девушки:
– Лапка, он твой на полчасика.
Девушка направилась к Марату, держа в руке бокал с шампанским. Она сунула бокал ему в руку, продефилировала мимо, обдав элитным парфюмом, и выходя за дверь, позвала наманикюренным пальчиком:
– Иди за мной.
Ничего не понимая, он пошел следом. Они спустились во двор с другого хода, прошли мимо хозяйственных построек и оказались в кирпичном сарае. Девушка включила свет. Внутри оказалась самая настоящая корова, которая мирно жевала сено.
– Я хочу попробовать, покажи мне, – она протянула ведерко.
– Зачем? – спросил он и выпил залпом предложенное вино.
Девушка на шпильках в полупрозрачном коротком платье с ведром на фоне сарая выглядела довольно сюрреалистично.
– Просто хочу попробовать. Мне интересно.
– Хм, ну ладно. Вода нужна, вымя помыть. И полотенце.
– Оно что, грязное?
– Вряд ли оно такое уж чистое у коровы.
– Вон там набери, – она показала на дверь в подсобку. Он принес теплой воды и сел рядом с коровой на маленький стульчик.
– Интересно, с какой стороны она привыкла.
– Не знаю, – ответила девушка, присев рядом на корточки. Корова фыркнула, повернула шею, понюхала Марата и снова принялась за сено.
– Кажется правильно.
– А какая разница?
– Бывают нервные, не даются.
– А-а.
Затем он учил ее доить корову. У нее не получалось. Руки и платье покрылись каплями молока, но она какое-то время еще старалась. Сафаров невольно залюбовался ей. Забавная челка и длинные волосы цвета глубокого каштана, раскрасневшийся от усердия носик, красивая линия губ, женственные плечи. От нее исходила неведомая притягательная сила. Ее голос, манера склонять голову, движения, смех, все это наполняло Сафарова дурманом.
– Все, дальше сам, я больше не хочу. Молоко отдашь домработнице.
– Не понравилось?
– Я просто попробовала. В жизни надо успеть попробовать все, – она зазывно подмигнула. – Это было в первый и последний раз.
– Философия, что-ли такая?
– Да, наверное. Это не наша корова, мы взяли на вечер. Домработница с коровой обращаться не умеет, а тебе спасибо за урок.
– Тебя как зовут?
– Алиса.
– Селезнева? – засмеялся Марат. В то время каждый в стране знал Алису Селезневу, героиню популярного фантастического фильма и участь всех без исключения Алис – терпеть подобные колкости.
– Нет, – она сделала недовольное лицо.
– А Палладий тебе кто?
– Тебя это не касается. Чао, бамбино, – она гордо вскинула голову и вышла.
Уладив дело с коровой, Сафаров вышел на передний двор, где его с нетерпением ждали.
– Садись быстро, поехали! – крикнул Фрол из машины. Бригада сидела на своих местах. Как только Марат коснулся сиденья, машина рванула со двора, так что дверь пришлось закрывать на ходу.
– Ты че там с девкой шефа делал? – Фрол обернулся к нему с переднего пассажирского сиденья.
– Да не поверите, мужики, доил корову.
– Хорош заливать.
– Правда.
– Врет и не краснеет! Ха-а!
Глава 25. В Москву
Они срочно выезжали в Москву. Лысый забрал Фрола и укатил за представителем трубопрокатного завода на своем "БМВ". Представитель обладал всей нужной информацией по делу. Француз, Студент и Глухарь на вишневой “девятке” остались ждать на выезде из города. Прошло около часа. Сафаров почти заснул, перебирая в памяти таинственные минуты, проведенные по счастливой случайности рядом с Алисой. Когда подъехал черный "бумер" с представителем завода на заднем сиденье, Фрол подозвал Марата.
– На, держи. Только на самый крайний случай, – он отдал ему пакет с тяжелым свертком внутри.
Машины выехали на шоссе. Марат развернул кусок ткани и в руке оказался пистолет. Настоящий, черный, потертый. Сафаров с детства мечтал о настоящем оружии. Во время детских игр в войну, “наших и немцев”, даже с игрушечным пистолетом он обращался ответственно, словно с настоящим. А теперь мечта советского мальчишки исполнилась! Да и могла ли быть у него другая мечта, если его воспитали фильмы о войне? Ведь в детстве ты не осознаешь глубины кинокартин, ты видишь только бравых солдат, метких и смелых. И оружие дает тебе власть над людьми, некое ощущение особенности. Ты идешь по городу, довольный и смелый, а за пазухой у тебя боевой ствол. И никто не знает об этом. Но попробуй тронь – и получишь свинца!
Француз неодобрительно посмотрел на Студента.
– Это ТТ. Пушка – огонь. Машину шьет насквозь, – объяснил Француз. – Смотри только, себя или еще кого не прострели. Из-за таких как ты, салабонов, много дерьма потом случается. Так что засунь его пока куда подальше и не доставай, пока я тебе не скажу. Да и вообще он тебе не понадобится.
Сафаров попытался снять обойму, чтобы посмотреть, сколько там патронов, дернул за затвор. Француз прикрикнул:
– Я же сказал убери! На стоянке все покажу!
– Да ладно, – Марат завернул пистолет и положил в боковой карман двери.
– Нет, спрячь вон туда, под “шумку”, – он указал куда-то под переднюю панель. – Этот Фрол совсем рехнулся – дал пушку салабону.
Марат послушно спрятал сверток в нишу. Мимо проплывали огни какой-то деревни. Народ спал в мягких постелях, набираясь сил для следующего дня, похожего на предыдущий как два китайца. Марат думал о Ленке, той, которая ждала его в своей уютной квартирке. Нехорошо получилось, он уехал и не предупредил. Ленка расстроится, подумает невесть что и обидится. Ведь женщины инстинктивно держат на коротком поводке.
Он вспомнил, что Француз, этот амбал, который сейчас хмуро смотрел на дорогу, тоже воевал в Афганистане, как и Лысый. Марат опасался задеть какую-нибудь больную жилку своим вопросом, но с другой стороны – а будет ли у него еще возможность спросить? Часто ли они вот так вместе в дороге? А долгая дорога обычно располагает к разговорам. Решив, что лучше действовать, чем бояться, Сафаров спросил:
– Говорят ты тоже в Афгане был?
– Был, – ответил Француз.
Они проехали железнодорожный переезд и свет фонарей выхватил из темноты щербатый профиль Француза. Он тоже не хотел говорить о прошлом. Хоть и видел один и тот же бесконечный сон, и вздрагивал по ночам. Наверное все, кто на самом деле видел войну, не хотят о ней говорить и вспоминать. А пафос рождается везунчиками или дилетантами. Война перечеркнула жизнь Француза на “до” и “после”, изломала, бросила в лицо экскременты беспомощности и страха, лишила уверенности и бесстрашия. Француз не смог влиться обратно в мирную жизнь и мыслил только категориями выживания. Семейная жизнь, забота о детях, работа на заводе – все это не прельщало, казалось мелочным и пустым. Он видел, насколько хрупка и бессмысленна жизнь, но никому говорить об этом не хотел. Все равно никто не поймет. Объяснять же кому-то у Француза не было никакого желания, потому что ему плевать на всех и вся.
– Ты чувствуешь себя обманутым? – неожиданно спросил Марат.
– Чего? – Француз сурово посмотрел на него.
– Вот тебя отправили на войну. Там много погибло наших. Десять или пятнадцать тысяч. Не зря ли все это? Война то проиграна. Какой такой еще интернациональный долг? Долг положить свои жизни и проиграть?
Француз помолчал, затем буркнул:
– Не знаю. Был приказ, я его выполнял. Духов мочил. Эти куски дерьма…
– А я чувствую.
– Чего ты чувствуешь?
– Чувствую себя обманутым. Я верил в СССР, а вышла какая-то фигня. Говорят, что уже давно вся система была построена на вранье.
Амбал больше не ответил. Дорога ровным полотном бежала под колеса. Француз курил сигарету за сигаретой, иногда крутил ручку магнитолы, чтобы поймать радиостанцию с музыкой. Глухарь под монотонный гул мотора спал на заднем сиденье. Впереди маячили красные фонари "БМВ" Краба, а вокруг возвышался темный лес.
Глубокой ночью их остановили. Марат пошевелился и открыл глаза. В машине тепло. Глухарь и Француз тихо переговаривались. Лязгнул затвор автомата. Сбоку стояла какая-то машина и светила фарами на них. Поперек дороги стояли цепью несколько человек с трубами и арматурой в руках, с выражением лиц, не сулящим ничего хорошего. Впереди стоял "бумер". Мгновенно проснувшись, Сафаров бросился искать пистолет.
– Не дергайся! – рявкнул Француз.
Фрол в передней машине тем временем приспустил стекло и позвал главного.
– Мать вашу, пусть только дернутся эти куски дерьма, – Француз одной рукой сжал ручку дверцы, а в другой держал автомат за цевье. Переводчик рода огня – в положении для автоматической стрельбы. Глаза бывшего афганца словно горели внутренним огнем. Его война продолжалась. Простой дуальный мир, где есть только свои и враги. Врагов убиваем, своих защищаем. Сафаров пригнулся вниз, чтобы хоть как-то укрыться за тоненьким металлом автомобиля.
К "БМВ" подошел крепкий рослый парень в джинсовой куртке и заговорил с Фролом. Затем он подозвал другого. Переговоры продолжались. В это время те, кто стояли поперек дороги, размахивали трубами, показывая готовность применить нехитрые инструменты. Самому старшему из них было от силы 25. Все высокие, крепкие, в спортивных шапочках, надвинутых на самые глаза. Словно секция самбистов, не иначе.
Переговорщики тем временем как-то поникли, переглянулись и махнули своим. Цепь из людей недовольно зашумела и нехотя расступилась. "Бумер" тронулся с места и поехал дальше. Француз положил автомат на колени и плавно повел машину следом. Их пропускали, провожая подозрительными взглядами.
Когда опасное место осталось позади, Марат поднялся из своего убежища.
– Боишься? – Француз оскалил зубы в безумной улыбке.
– Не особо. И часто такое?
– Бывает.
– И ты бы стал по ним стрелять?
– А куда еще стрелять? Ну, сначала дал бы очередь над головами, а потом по телам, – он засмеялся. Впервые Француз смеялся. Его грубое лицо оттого стало еще страшнее. – Сразу разбегутся, куски дерьма.
Утром остановились у придорожного кафе со старой советской вывеской. Окна кафе были надежно забраны металлическими решетками, которые в те годы ставили везде – дань времени. Густой туман выходил из леса и заволакивал местность вокруг. За зданием кафе угадывались очертания ближайших городских кварталов. Неподалеку стояли два грузовика. В окне одного из них демонстративно торчал ствол ружья. Дальнобойщики вооружались, как могли.
Бригада вошла в кафе и расселась за столики. С ними был представитель завода, дедок лет семидесяти. Сафаров только утром его и разглядел. Звали Петровичем. Снабженец старой советской школы, хранивший в памяти десятки ключевых телефонных номеров. Молчаливый и напряженный. Наверняка уже пожалел, что связался с этим делом. Приключения в почтенном возрасте не приносят удовольствия. Куда уж лучше было сейчас оказаться на крыльце садового домика и неторопливо потягивать чай на пару со своей бабкой.
– Эти ночью, чего хотели? – спросил Сафаров.
– Каша есть рисовая на молоке?! – крикнул Лысый женщине у раздачи.
– Есть, – ответила она измученным сонным голосом и зевнула.
– Двойную мне сделай, – он щелкнул пальцами и криво ухмыльнулся, – люблю такую.
– Неси все что есть, – крикнул Фрол. – На всех!
В кафешку зашли двое грязных мальчишек лет десяти – двенадцати. Взрослые глаза у обоих. Кажется, они родные братья. Лохматые светлые волосы. На одном стоптанные летние сандалии на босу ногу, хотя время глубоко осеннее. Прокуренные серые лица с грязными разводами вокруг ртов. Увидев Фрола и его людей, они оробели.
– Обычное дело, грабят машины, – ответил Фрол Марату на вопрос про ночную остановку. – Деньги отдашь – не тронут. Дальнобои всегда с собой “капусту” возят. По талонам, как раньше, нигде не заправляют.
– А если не отдашь? – поинтересовался Сафаров.
Фрол осклабился, сверкнув передним золотым зубом:
– Отдашь.
– И мы отдали?
– Нет, мы не отдали. Мы свои, – Фрол ткнул в несвежую котлету алюминиевую вилку. – Че, ребята, говорю, как промысел? Неплохо, отвечают. Мы, говорю, с Чирупинска, едем транзитом по делам. Они говорок то узнали, да и тачки заметные, ясно, кто на таких ездит. Ладно, говорят, езжайте, претензий нет. Шпана местная. Сейчас все в криминал идут. Жрать то охота. А в криминале романтика и “налик” всегда в достатке.
Один из мальчишек осмелился и сказал хриплым голосом Фролу:
– Дяденька, дай денег на хлеб, – мальчик протянул худую руку с обгрызенными ногтями.
Фрол сунул ему несколько долларов. Не удивившись “зелени”, мальчишки подошли к витрине кафе, что-то там посмотрели жадными голодными глазами и вышли на улицу. Один из них сильно хромал.
– Если бы дернулись, я бы одним магазином справился, – буркнул Француз, размешивая сахар в чае почерневшей общепитовской ложкой. В его глазах вновь сверкнул тот самый огонек.
Фрол ухмыльнулся и повернулся к Марату:
– Да, Студент, сразу запомни: если тормозят менты, не брыкайся, иди куда ведут. Иначе себе дороже. Там по ходу разберешься.
– Плевать я хотел на этих дерьмовых ментов, – Француз сплюнул на пол.
– Ты, Студент, на Француза не смотри, он их не боится. Он их в лесу закапывает. У тебя еще кишка тонка, – Фрол блеснул золотым зубом.
После завтрака бригада поехала дальше.
Днем проезжали Казань. На посту ГАИ остановили. Шестеро милиционеров в потертых бронежилетах проверяли документы. У каждого автомат.
– Куда едем? Зачем? – спросил один сотрудник правопорядка, разглядывая права Краба.
– В Новгород, отец у одного из нас умер, а мы друзья, – ответил тот.
– Запрещенное везешь?
– Нет, на фига нам проблемы?
– Машина такая откуда?
– Купил.
– Где работаешь?
– В охране.
Милиционер подозрительно на него посмотрел.
– Багажник открой.
Милиционеры осмотрели багажники машин, и не найдя ничего подозрительного, отпустили.
– По дороге ничего подозрительного не заметил? – спросил один из них Краба.
– Нет.
– В Москву не суйтесь, там сейчас полная жопа.
– Ладно, – послушно кивнул Краб и сел за руль.
Черный "БМВ" вместе с вишневой “девяткой” выехали с поста на трассу и продолжили путь.
Проехав Нижний Новгород, заночевали в лесочке, а на следующий день въехали в Москву. На посту ГАИ снова проверили документы, бегло осмотрели машины и пропустили.
– Что тут у вас? – спросил Фрол высокого гаишника.
– А вы что, не в курсе?
– Нет, мы с Урала.
– Конституционный кризис. Только вы самое интересное пропустили. Ельцин опять победил, как в 91-м. Демократия, – он многозначительно поднял вверх указательный палец.
– Вот ни хрена себе! Что творится в стране!
Оказалось, что пока Сафаров решал вопрос с призывной комиссией, в Москве разгорелась бойня. Президент противостоял парламенту. Сколько жертв никто толком не знал. На улицах Москвы им встречались колонны танков, БТРов, группы военных и милиции. Военные явно скучали, а у гражданских наблюдалось приподнятое настроение. Всегда, когда происходит какое-то всеобщее движение, люди испытывают эмоциональный подъем. Вообще, принципиально не важно какое движение: снесение памятника, футбольный матч или переворот, в котором людям сказали, что теперь их жизнь изменится к лучшему.
Француз остановил машину рядом с бронетранспортером, угостил солдат импортными сигаретами, и заговорил о событиях в Москве и службе. Узнав, что он афганец, солдаты позвали его к себе на броню. Громила Француз забрался на БТР, где сидели срочники, худые парнишки, пацаны, которые управляли современными боевыми машинами и имели право убивать. Стали спрашивать, как это “мочить душманов”. Поговорив о том о сем, Француз спрыгнул с БТРа и пошел куда-то вдоль колонны. Через полчаса он появился с мешком под мышкой. Открылся багажник и сзади в машину бухнулось что-то тяжелое. Довольный, с огоньком в глазах, Француз залез на водительское сиденье, отряхивая с кожаной куртки приставшие волокна мешковины.
– Патронов достал. Ящик. Для калаша. И пять гранат.
– Что, вот так вот просто попросил и тебе дали? – удивился Марат.
– Один хороший человек за “зелень” подогнал, – Француз вытер тряпкой испачканные машинным маслом руки. – Там еще много всякого дерьма было, но мне это ни к чему.
Он достал очередную сигарету, закурил, прищурился от дыма и сказал:
– Парни говорят, что вчера из танков стреляли по парламенту. Высотка там такая, белая. Вот дерьмо! Ну Москва, блин, дает! Трупы всю ночь по моргам развозили!
– Вот тебе и светлое будущее, – зло усмехнулся Сафаров.
На город опустились сумерки. Обе машины стояли во дворе типичной московской многоэтажки. Серые невзрачные подъезды, детская площадка с покосившейся песочницей. На улицах в тот вечер царило оживление. Люди пребывали в полушоковом состоянии, обменивались новостями, искали родных. Все ли целы? Расползались слухи о сотнях погибших. Но Фролу и его бригаде такая обстановка только на руку. Со времени полудня они ждали появления человека, которого должен был опознать представитель завода Петрович. Никто не знал, появится здесь делец Савельев или он давно свалил с деньгами за границу.
Глухарь вышел из машины, закурил и пошел в кусты "по-маленькому". По тропинке, не замечая его, прошла кампания подвыпивших людей, что-то громко между собой обсуждая. Когда они зашли за угол, во дворе снова стало тихо. В нужный подъезд тем временем вошел человек в пальто. Темнота скрывала лицо. Возвращаясь к машине, Глухарь увидел в окне подъезда условный знак – вспыхнула зажигалка и сделала круг. Там дежурил в это время Студент. В нужной квартире, подтверждая сигнал, загорелся свет.
В подъезд по одному потянулась бригада.
– Вошел мужик среднего роста, – шепотом сообщил Сафаров подошедшему Фролу.
– Один? – спросил тот.
– Да, – ответил Марат.
Петрович, представитель завода, встал напротив двери. Остальные спрятались на лестнице. Старик заметно волновался, на лбу выступили крупные капли пота. Дрожащей рукой он постучал в дверь. Никто не открыл. Петрович постучал еще раз и по указанию Фрола сказал:
– Эй, сосед, открывай, ты меня топишь. Открывай быстрее!
Рука старика продолжала долбить в дверь. Наконец послышалась возня, щелкнул замок и приоткрылась дверь, держась на дверной цепочке.
– У меня ничего не протекает, – ответили из квартиры.
– Кран сорвало, наверно, – Петрович поставил ногу в дверь. – Открывай давай, вместе посмотрим.
– Сейчас я сам посмотрю, постойте, – человек в квартире хотел было захлопнуть дверь. – Уберите ногу, вы чего?
– Не уберу, открывай, а то в милицию позвоню.
Человек не открыл и пошел проверять, дверь оставалась на цепочке. Теряя терпение, Француз вышел на лестничную площадку, разогнался и ударил плечом. Крепление дверной цепочки вырвало вместе с шурупами. Увидев, как внутрь забегает огромный Француз в кожанке, человек вскрикнул и заперся в туалете. Бригада вошла в квартиру и закрыла за собой дверь.
– Твоя фамилия Савельев? – спросил его Фрол.
– Кто вы? Что вам нужно? – донесся голос из туалета.
– Нам нужен Савельев. Дело есть, – ответил Фрол.
– Какое дело?
– Открой, а то сломаем.
– Это какая-то ошибка. Скажите какое дело.
– Ты, идиот, кусок дерьма, открой, а то тебе же хуже будет, – зарычал Француз.
– Мы сейчас принесем из машины лом и сломаем дверь, а потом сломаем тебе кости. Открывай, – скомандовал Краб.
Дверь распахнулась, Краб схватил узника за воротник пальто, выволок в комнату и посадил на табурет. В комнате горел желтоватый свет электрической лампочки.
– Это он, Савельев, – подтвердил Петрович. – У-у-у, гнида! Вор несчастный!
Савельев признался сразу. Деньги от проданных вагонов туалетной бумаги оказались здесь же в квартире, в двух зеленых канистрах. Савельев долго скручивал купюры в рулончики и засовывал через горлышко внутрь, чтобы на пару лет припрятать в каком-нибудь погребе.
– Ты сдурел? Как их теперь оттуда выковыривать? – сокрушался Петрович.
– Выковыривать не надо. Топориком вскроете, как консервную банку, – ответил Савельев.
– Сколько тут? – спросил Фрол.
– Сто двадцать четыре тысячи двести долларов.
– Знатно ты завод обчистил, – присвистнул Фрол. – Ну лады, с заводом ты рассчитался, а вот с нами еще не рассчитался.
Савельев съежился, предвкушая новые проблемы.
– Видишь сколько нас приехало за тобой через полстраны? С нами то чем рассчитываться будешь? – тренер сжал кулаки и хрустнул костяшками.
– Нет у меня больше ничего, ребята, – Савельев позеленел лицом.
– Квартира это чья?
– Снимаю, не моя.
– Машина есть?
– В деревне стоит ржавый Москвич, не на ходу.
– Ага, значит в деревне дом есть. И в Чирупинске квартира есть.
– Нету ничего. Жена квартиру себе оставила. Алименты плачу я.
– Что же ты такой бедолажный то, – тренер покачал головой.
– Почки у тебя обе на месте? – в разговор встрял Краб.
– Вы что, ребята? Какие почки? – простонал Савельев.
– Ну вот и рассчитаешься. Продадим твою почку, а вторая останется тебе. Люди и с одной живут, не беда.
– Вы что, ребята, звери совсем что ли? – с ужасом сказал тот.
– Мы же у тебя не две забираем. Только одну, – Краб сделал невинное лицо. – И вообще ты нас видел. Значит – свидетель. А свидетелей мы убираем. Если не будет денег, то мы тебя укокошим.
Сафарову стало жаль этого человека. Бригада умела выбивать из людей деньги. Изначально они договорились, что за работу заберут половину от суммы украденного. Речи о том, чтобы выбить из Савельева еще денег не было. Но Фрол решил импровизировать и взять еще.
– Ладно, Савельев, – Фрол сел напротив него на стул. – Пока мы добрые, давай сделаем так, как удобно всем. Понимаешь, если тебя сейчас засунуть в багажник, то пока твою почку врачики вынут, тебя кормить надо, содержать в подвале. Морока в общем одна. Давай завтра с утра мы по цивилизованному идем в банк, и ты берешь кредит. И потом гуляй себе на здоровье со своими двумя почками.
На этом и порешили. Утром Савельев взял кредит, и бригада оставила его в покое. Но как только “гости” уехали, он добрался до телефонной будки, бросил монетку и позвонил:
– Помощь нужна, иначе бы не беспокоил… Шпана уральская. Шестеро. Едут сейчас из Москвы. Наличными в долларах 120 тысяч и рублями 25 миллионов. Половина всех денег – твои… Да какие они бандиты? Так, мелкая рыба… Из Чирупинска… Откуда я знаю чьи они? Оружие – один пистолет, кажется. Черный немецкий "БМВ" и наша вишневая “девятка”. Записывай номера…
