Григорий Шансов
Человек из пропавшей страны
Глава 31. Для чего нужен мужик
Вечером Сафаров пришел домой поздно, но в хорошем настроении и с бутылкой вина. Ленка встретила его как обычно – вкусным ужином: мясо по-французски с томатами. Готовить она любила, и с удовольствием наблюдала, как ее мужчина с аппетитом ест. После работы Ленка успела забежать к парикмахеру, покрасилась в жгучую брюнетку и сделала каре.
Марат за ужином рассказал ей про свою новую работу и взгляд жгучей брюнетки потускнел. Она еще делала вид, что все в порядке, но ее растерянность скоро стала заметна даже увлеченному рассказом Сафарову.
– И сколько обещали платить? – спросила она, водя пальцем по краю бокала с вином.
– Я не знаю.
– Курьер? Серьезно? И ты согласился? – она гордо подняла голову и посмотрела на него свысока. Естественно, продавец из ларька имеет полное право так смотреть на курьера.
– Конечно.
Ленка встала, оперлась спиной о дверной косяк и скрестила руки на груди.
– Ты что, дурак?
Ее поначалу приветливое лицо заволокло гневом. Сафаров не уловил сам таинственный момент преображения.
– Ты на моей шее теперь сидеть собираешься?
– Зачем? Я сам себя обеспечу, мне от тебя ничего не нужно. Ты и сама говорила, что прежнее мое дело слишком рискованное.
– Риск – дело благородное! Я только жить начала, а ты! Как ты можешь так со мной поступать? Только о себе и думаешь! – она всхлипнула.
В свете кухонной лампы блеснули золотые серьги и цепочка. Как она могла оставаться спокойной, если с треском рушились ее надежды на новую польскую мебель, дом в пригороде с фонтаном среди подстриженных кустов, выложенные финским мрамором дорожки, большой гардероб, американскую машину с открытым верхом и выгодные знакомства в городе? Все, о чем не могла даже мечтать ее мать и бабка, все это теперь растворялось как туман, а вместо этого перед ее взором маячила довольная улыбка Сафарова. Ненависть, как сработавший взрыватель старого ржавого снаряда, похороненного под толщей сырой земли, перевернул мир в ее глазах. Она не могла больше находиться с ним в одной комнате.
Наскоро одевшись, Ленка хлопнула дверью и выбежала из подъезда. Ее подруга, жившая через дом, увидев заплаканную Ленку, без слов пустила ее, усадила на кухне за стол, налила портвейна и произнесла тоном психиатра:
– Ну, рассказывай давай.
Ленка проплакалась и рассказала свою версию, совершенно непроизвольно драматизируя ситуацию. Катюха, ее подруга, закурила прямо в кухне и, выпустив дым под желтоватый потолок, продекламировала:
– Все мужики – козлы и сволочи! Говорила я тебе!
В ответ Ленка снова заплакала. Катюха была старше и опытнее. С морщинками в уголках глаз, редкими седыми волосами, которые регулярно скрывала краской и дряхлеющей кожей под кремами. Она сменила порядка десяти мужчин. С кем-то расписывалась официально, с кем-то так, гражданским браком жила. Повидала всякое. Натерпелась. Наслушалась мужских обещаний и клятв. И теперь, глядя на рыдающую подругу, щурилась от дыма и холодным рассудком прикидывала, что к чему.
– Ночуй у меня, пускай эта бестолочь поволнуется. А завтра поставь ему ультиматум, – распорядилась Катерина.
На другой вечер не было ни ужина, ни горячего поцелуя, лишь мрачная Ленка сидела в комнате. Она хладнокровно смотрела телевизор. Марат открыл дверь ключом.
– Привет, Лен.
– Привет, – отозвалась она, не взглянув в его сторону.
Он разделся, прошел на кухню, вскипятил чай, достал вчерашнее мясо из холодильника, нарезал хлеб и поужинал. Затем на кухню пришла хозяйка квартиры и молча встала в дверном проеме, скрестив руки на груди.
– Как дела? – спросил он.
Она не ответила.
– На что ты обиделась?
– Ты вернулся на прежнюю работу? – спросила она.
– Зачем?
– Ясно.
– Что тебе ясно?
– С тобой все ясно, – Ленка отвела глаза.
– Ты со мной только из-за денег? – спросил он.
Ленка закатила глаза, почесала лоб, посмотрела искоса на Сафарова и ответила:
– Нет, не только! Но деньги – это важно! Зачем вообще нужен мужчина, если у него нет денег?! Посмотри вокруг. Все зарабатывают. Вон, все мои подруги на рынке стоят, бросили свои заводы, отморозили себе все на свете, но зарабатывают! У тебя была хорошая работа. Ты же хорошо получал. Зачем ты ушел? Мне ничего от тебя не нужно! Ничего! Только благодарности! А ты…
Сафаров молчал и смотрел на нее. Она продолжала:
– Мужчина должен добывать и нести все в дом, одевать женщину, обувать! Вы все хотите, чтобы женщина выглядела красиво, статусно, но для этого нужны деньги! Прически, украшения, меха! Красота очень дорого стоит! И вообще, настоящий мужчина никогда бы не позволил своей женщине горбатиться на холодном рынке за копейки…
Она все говорила и говорила, а он смотрел на нее, словно хотел надолго запомнить ее лицо, ее глаза, ее забавно кивающий носик, ее гордо поднятую голову. Он прощался с ней, не говоря ей ни слова. Может Сафаров и поступает, как последняя сволочь, но он встал, прошел мимо нее, открыл шкаф, побросал вещи в спортивную сумку и обернулся на выходе. Она стояла в дверном проеме кухни, глядя перед собой в пустоту.
– Прости, – сказал он.
– Уходишь? Бежишь? Мое мнение для тебя ничего не значит? Ну и катись отсюда, козел! Так и знала, что ты не мужик!
Он вышел на улицу, вдохнул холодный воздух, расправил плечи и зашагал прочь. В голове еще звучали ее последние слова, словно гвозди, крепко вбитые в гроб их недолгой любви. Вбитые нежной женской рукой. Все вышло как-то сумбурно. Когда-то он поверил женским слезам. В тот самый вечер, за столиком Роситты. Он посчитал их искренними и однозначными. Слезы были в ее глазах, когда она хотела быть с ним, как с человеком, а не кошельком для безбедной жизни. И он тогда решил, что слезы – это истина. А это были всего лишь слезы.
Глава 32. Подруги
Спустя неделю Катюха зашла проведать Ленку. Стряхнув с воротника потертого пальто пушистый снег, она разделась в прихожей, и румяная от холода прошла на кухню. Все-таки маленькие советские кухоньки располагали к близкому задушевному разговору.
Пряча от подруги безучастный взгляд, Ленка накрыла на стол.
– Ай-ай-ай, мать, да ты вся осунулася, – растягивая гласные, пропела Катюха и хлопнула себя по бедру. – Нельзя так убиваться то по мужикам!
– Да я и не убиваюсь, – бесцветным голосом произнесла Ленка. – Жизнь… просто… гадкая пошла.
– Гадкая? Ну-ну. Я смотрю, ты прикупилася. Шубка новая, телевизор, золотишко, платья вон висят. И вот это, – Катюха показала на колечко у Ленки.
Та вдруг смущенно улыбнулась:
– Настоящее. Бриллиант.
Катерина прищурилась, села по-хозяйски за столом и произнесла:
– А ну-ка, давай-ка рассказывай все, как есть. Что-то в этой белиберде не сходится.
И Ленка подробно рассказала о знакомстве с Сафаровым и недолгой совместной жизни в течение трех месяцев. Только соврала, якобы он работал охранником важной персоны, поэтому и получал хорошие деньги.
– Дай-ка я курну чутка, – Катюха накинула пальто и вышла на балкон, чтобы собраться с мыслями. Из зала потянуло сигаретным дымком. Вернулась она через пару минут и опять застала Ленку в слезах.
– Э, мать, брось ты это. Ну ушел мужик от тебя, не ты первая, не ты последняя. Будет у тебя еще, девка ты видная. Но вот как подруга твоя, отругать тебя хочу. Если бы мне хоть кто-нибудь "брюлик" в оправе из белого золота подарил, я бы на него всю жизнь молилась. Даже не знаю, чего тебе не хватало. Ну откуда ты взяла, что он стал бы меньше зарабатывать? Ну и пускай курьер. Смотря у кого он курьер! Ты это хоть выяснила?
Ленка замотала головой:
– Нет. Я сама не знаю, что на меня нашло. С ним что-то случилось. Он из Москвы приехал сам не свой. И отпустить его пытаюсь, но не могу. Не выходит он у меня из головы, – она шмыгнула носом.
– А вот этого не надо – не выходит из головы, – строго сказала Катерина. – Любил бы – не ушел бы! Мужик теперь мелкий пошел, ради женщины страдать не готов ни сколечко. Да и молодой он больно. Мальчик еще. Да не реви ты.
– Я хочу его вернуть, что мне делать? – Ленка посмотрела на подругу красными от плача глазами.
– Не знаю. Подумай еще хорошенько, как следует, нужно оно тебе или нет. Должна же быть у тебя обыкновенная женская гордость. Ты же не подстилка какая-то.
– Я всю неделю думала. Я уже пожалела сто раз, что отпустила. Он ведь не хотел уходить, я это чувствовала. Не хотел. Дура я, дура! Сколько можно такой быть! – сокрушалась Ленка.
– У тебя есть выпить? Рюмочку, горло промочить, – спросила Катюха.
Налили водки, опрокинули. Разыгрался аппетит, стали закусывать. Накатили еще.
– Сейчас мигом придумаем, как твоего “золотого” вернуть, – крякнула Катюха, занюхивая кружком колбасы. – Он ведь у тебя молодой. А молодой мужик – это пластилин в бабьих руках. Что хочешь из него слепить можно. Так вот слушай, я своего Никитку так вернула – сказала, что беременна от него. Самый верный способ. Найди этого своего охламона и со слезой признайся, что беременна от него уже третий месяц.
– И что? А живот у меня где? – возразила Ленка.
– Живот на третьем месяце еще не видно.
– Но он же должен расти.
– Мать, ну ты совсем не фантазируешь. Потом скажи, мол, стало плохо, вызвала скорую, вышел выкидыш. Делов то. Глядишь, к тому времени и по-настоящему от него залетишь. Спираль убери и все.
– Не складно все как-то, – посетовала Ленка тихим голосом.
– А Кирилла я как вернула, ой мать, просто хохма! Разладилось у нас, он к маме своей придурошной уехал. Я психанула и в Симферополь по путевке скаталась. Случился у меня там один рыженький, Николаша. Прилетаю домой – мать честна – месячных нет! Так и эдак – нету! А потом-то думаю – Кирилл то у меня тоже рыжий, весь причем, с ног до головы рыжий. Я ему – нате вам новость! Кирилл Сергеич, а вы отец! На совесть надавила, он и вернулся. Правда через два года снова ушел, но признал ребенка своим, до 18 лет исправно алименты платил. А что, у нас вон полстраны не своих воспитывает! Тут главное взять ситуацию в свои руки, не бояться и виноватым всегда делать мужика! Тогда у него мозги совсем не работают.
– Не знаю, – Ленка пожала плечами.
– Да ты не раскисай, выход всегда найдется. Есть у меня одна хорошая знакомая. Заведующей столовой в школе работает. Мы с ней продукты тачками каждый месяц с черного хода таскаем. Государство обворовываем потихоньку. – Катюха хихикнула, налила себе еще рюмку, залпом выпила и, морщась, продолжила. – Она ворожит, привороты разные наговаривает. Так мы этого твоего через нее охмурим – придет как миленький. Это она мне моего Федьку со свету сжила. Ушел от меня к какой-то козе, а я его взяла и прокляла. Да еще сделала так, чтобы у него по мужской части ничего не работало. С козой расписной у Федьки ничего не вышло, а потом узнала от подруг, что помер Федор. Так ему и надо! Если твой не придет, мы его того – со свету сживем. Полгодика и нет его. Пусть знает – женщину обижать нельзя.
Ленка молча слушала, а на душе легче не становилось. Только слезы высохли, а липкая пустота осталась. Не везет на сердечном фронте, это факт. Что в ней не так? Почему у других все по-другому? Она не хотела, как Катерина, жить с десятью мужиками, а в итоге остаться одна. Хочется одного, надежного и с деньгами, порядочного, солидного, не старого, красивого. Да где сейчас такого найдешь?
А на следующий день после работы она нашла в почтовом ящике письмо. Ленка торопливо разделась в прихожей, включила свет в комнате и рассмотрела конверт: от Светланы Лавочкиной из Младогорска. Для Сафарова. Кто она такая? Зачем он дал ей этот адрес? Понимая только то, что письмо не для нее, Ленка подержала конверт над паром кастрюльки и затем аккуратно открыла. Клеевой слой советских конвертов от горячего пара размягчался и позволял незаметно открывать письма и затем снова заклеивать, как ни в чем не бывало. Специальная технология. Вместе с письмом из конверта выпала цветная фотография юной миловидной девушки в полный рост.
Смешная синяя блузка в мелкий горошек, брючки, наивный влюбленный взгляд, жидковатые реснички, по-детски румяные щечки, каскад подкрученных черных волос. Девушка неуверенно позировала на фоне розоватой колонны в каком-то здании, стараясь подражать модным журналам. Вид слегка полноватой фигуры вызывал у стройной Ленки приятное чувство превосходства.
– Фу, какая толстая, – сказала она и принялась читать письмо с выражением легкой иронии на лице.
" Привет Марат! Как у тебя дела?
Я ждала от тебя письмо и не дождалась, поэтому пишу тебе второе. Может ты его не получил, а может просто не хочешь отвечать мне, назойливой девочке. Как бы там ни было, если что, ты прости меня.
У меня все хорошо. Живу в общаге, соседка у меня хорошая, у нас продукты все общие и ей родители помогают. Мои родители тоже постоянно присылают продукты, даже лишнего. Так что мы не голодаем. Учиться для меня не сложно, главное вовремя сдавать зачеты.
Я постоянно думаю о тебе. Очень скучаю, не могу. Сама не знаю, почему. Наверное потому, что была неосторожна и влюбилась в тебя. Надумала у себя в голове всякое, а теперь из-за этого страдаю.
Я даже не знаю, как ты ко мне теперь относишься, а может быть тебе во мне что-то не понравилось. Прости за письмо, которое получилось такое скомканное. Ты очень хороший человек и я не хочу причинять тебе беспокойств. Но если ты ответишь, даже если у тебя нет ко мне никаких чувств, я буду тебе очень благодарна за твою честность. Потому что мне нужно это знать, чтобы жить как-то дальше. Напиши, пожалуйста, в любом случае.
Посылаю тебе мою фотографию. К нам приходил фотограф и мы с девочками фотографировались в институте. Ну ладно, заканчиваю письмо. Адрес для письма я узнала у твоей мамы. Пиши.
Света".
Ленка не стала рвать письмо. Запечатала обратно, подошла к шкафу и забросила на пыльную антресоль, чтобы позже решить, что с ним делать. В это время скрипнула половица и как будто специально открылась дверца шкафа. Внутри висела ее старая кроличья шубка. Ленка остановилась, глядя на несвежий воротник и неровный рукав. Подступила тихая грусть, разверзнувшись неумолимой засасывающей бездной, словно одиночество – это такой постоянный ее спутник, который только время от времени дает передышку, снова накатывает волной и несет в открытое море отчаяния. Ленка поспешно закрыла шкаф и пошла на кухню готовить себе ужин.
Глава 33. Гитара Эдуарда
В то самое время, когда Ленка прочла письмо, Светка Лавочкина притаилась в темной комнатке студенческого общежития, нарочно не включая свет, и смотрела на огни вечернего города. Два дня выходных. Соседка уехала домой. На столе остывал стакан блеклого студенческого чая и подсыхало маленькое пирожное. А на душе жгучая грусть. Почему он не пишет? Не отвечает? Неужели забыл? Ведь она так старалась. Старалась понравиться, отбросив девичью гордость, стала уязвимой и слабой. Потому что, когда признаешься в чувствах – даешь другому человеку власть над собой. Если он не ответит на последнее письмо, то значит…, а впрочем все и так ясно. Хотя… ничего не ясно. Она не знала, что делать и металась. Вот она уверенно решает забыть его, а спустя всего секунду считает жизнь без него непроходимой тоской. Нужно ли за него бороться или найти другого? Где приличные границы навязчивости? Хорошо ли быть гордой? Мальчики должны добиваться внимания девочек – так учила мама. Но у нее, кажется, другой случай. Или ей так только кажется? И главное – как он к ней относится? Она была готова дорого заплатить, чтобы просто узнать ответ. Да или нет? Но кто же знает ответ?
Так она сидела на кровати, обняв колени. Мерцающие огни города освещали печальное лицо. Неожиданно в дверь постучали и в темную комнату с шумом вошли разгоряченные подружки. Щелкнул выключатель, яркий свет заполнил все вокруг.
– Светик, ты чего в темноте грустишь? Пошли танцевать, там полно наших! Пошли, собирайся!
Из коридора доносились звуки музыки. В студенческом общежитии организовали дискотеку. Интернета тогда еще не было и молодежь от скуки не знала, чем заняться. Светка не стала краситься, оделась точно так же, как на фотографии, отправленной с письмом Сафарову, и пошла на звуки музыки. Скоро она влилась в толпу, и тоска притупилась. И даже кое-что произошло. Его звали Эдуардом.
На медленный танец ее пригласил парень с пятого курса. Как оказалось, жил он этажом выше. В тот вечер все медленные танцы были его. Он не давал ей прохода и постоянно крутился возле. Высокий, худощавый, с большими ладонями и костлявыми плечами. Светке он сразу не понравился. Его слащавая улыбка с постоянно влажными губами… фу! Но она не могла сказать ему твердое “нет”. Вообще-то могла, но ведь мама учила, что мальчики должны добиваться девочек… Тогда вроде все правильно. Закончился вечер тем, что он зажал ее в углу темного коридора, лапая длинными руками и целуя мокрыми губами. Светка вертелась и наконец, что было сил оттолкнула его.
– Отстань! Хватит! Прекрати! – вскрикнула она.
– Ты чего ломаешься? Смотри, какая недотрога! – парень вытер рот рукавом. – Все равно я тебя добьюсь!
– Дурак! – Светка прошмыгнула мимо него, забежала в свою комнату и, тяжело дыша, щелкнула хлипким шпингалетом.
А спустя месяц Эдуард уже не казался плохим. Скорее забавным. У Эдуарда была гитара. Концертная, фирменная. Как красиво звучит живая гитара! Ни один современный синтетический трек на трогает душу так, как живой звук! В общежитии студенты собирались в какой-нибудь комнатке, Эдуард брал гитару и играл что-нибудь из репертуара Сектора Газа, Нэнси или Цоя, а все молча слушали красивый от природы голос. Глубокий, чувственный, бархатистый.
Эдуард пел, глядя на Светку серо-голубыми глазами, и в такие минуты она размягчалась, словно мороженое в комнате. Мало какая девушка устоит от такого внимания. Подружки открыто завидовали, но она решила подождать до Нового Года, втайне все-таки надеясь на письмо от Сафарова. Напиши же! Неужели это так трудно? Хотя бы соври мне в письме! Дай мне надежду! Дай пожить этой надеждой! Я прибегу к тебе! Я дождусь тебя, сколько бы ни пришлось ждать! Пожалуйста, спаси меня! Не отдавай меня ему! Не отдавай…, ведь я долго так не выдержу…
Глава 34. Прива, колхоз!
Сафаров же после расставания с Ленкой снял меблированную квартиру, купил подержанную машину, купил водительское удостоверение, и вечерами пропадал в другом спортзале неподалеку. Времена такие, что вся надежда только на свои силы. Банды и группировки были всюду. От серьезных дельцов, до обычных отморозков. Выйти ночью на улицу означало нарваться на неприятности. Пропадали люди. Бизнесмены, торгаши и простые бездомные. Лихие были времена.
Однажды вечером он все же зашел в старый спортзал Фрола. Попрощаться. Его там не ждали.
– Опасный Студент вернулся, – встретил его Глухарев. – Что же ты старых друзей бросил?
Все остановили тренировку и смотрели на него, как на чужака. К нему подошел Краб и единственный поздоровался за руку.
– Отстаньте от него, – сказал Краб, – у него другой бизнес.
– От нас так просто не уходят, – процедил сквозь зубы Глухарев.
– А как уходят? – спросил Сафаров, глядя ему в глаза. Словно они снова оказались в школе, друг напротив друга, со сжатыми кулаками готовые драться.
Глухарев замялся, но ответил:
– Смотри, если про кого-то из нас вякать начнешь – до утра не доживешь.
– И все?
Стало казаться, что он сейчас ударит Глухарева.
– А че ты такой борзый стал? – скривив рот сказал Глухарев.
– Хорош, – между ними встал Краб. – Студент, иди своей дорогой, сюда не приходи, народ тут нервный.
– Мне плевать. Глухарь, что ты имеешь против меня? Давай, решим это раз и навсегда! Мне никто, ни Фрол, ни Палладий претензий не предъявил, один ты, как самый умный. Строишь из себя блатного.
– А вот за эти слова я тебя могу и порешить, – усмехнулся Глухарев.
– Хорош братва! – скомандовал Краб. – Студент, я же сказал, уходи!
– Ладно, Глухарь, смысла во вражде не вижу. Хватит, – примирительно сказал Сафаров и постарался успокоиться.
– Умрешь рано, Студент, это я тебе говорю, – Глухарь покачал головой.
– Рано, так рано, – ответил Марат и позвал с собой паренька лет 16, который отирался неподалеку.
Через минуту они вдвоем занесли в спортзал полные сумки с алкоголем и всевозможной закуской.
– Парни, от души, – сказал Сафаров, оглядывая суровые лица, – вы все классные ребята. Спасибо за все. Глухарь, там твой любимый коньяк, зацени.
– О-о, Студент, это ты хорошо придумал! – отозвался незнакомый Сафарову крепкий паренек. В зале теперь было много незнакомых.
Поставили стол, разложили гостинцы, выпили за мир, дружбу и все такое. Затем Студент попрощался и вышел на улицу.
Он плохо себе представлял, что будет дальше, и будет ли вообще что-то дальше. Но после Москвы, перестрелки и смертей, он решил, что такая романтика не для него. Он не боялся драк и смерти, но не хотел потратить жизнь только на это. Раз уж она у него пока что есть, эта жизнь. Теперь у него другой бизнес, другие горизонты, которых в рэкете просто нет. И все же, хотя теперь он занимался совсем другими делами, не было ощущения, что жизнь поменялась кардинально. Всеобщий хаос и неустроенность оставались. Страна оставалась. Суровые лица людей оставались. Человек человеку – волк! Держите сумочки крепче, а деньги спрячьте подальше! Никому не верьте! Никому!
На улице совсем стемнело, зажглись фонари, люди торопливо шагали в свои теплые уютные дома. Сафаров поехал на вокзал. По поручению Романа Эрастовича нужно было забрать из камеры хранения черную папку и завезти по адресу. Марат поднялся по обледенелым ступеням и оказался в переполненном помещении вокзала, освещенном тусклым желтым светом.
К нему тут же подступили цыганки, наперебой предлагая погадать на судьбу, на любовь и прочую чушь. Он прошел сквозь них, отталкивая хватающие его за одежду руки. Высказав проклятия на своем языке, цыганки переключились на молодую девушку, окружив ее своим цветастым сонмом. Может она студентка, приехавшая от матери, с продуктами в сумке и деньгами в потайном кармане. Цыганки не шарят по карманам, они делают так, что девушка сама вытаскивает и отдаем им все свои деньги, а затем, когда придет в себя, будет рыдать, совершенно не понимая, как так получилось.
Сафаров мысленно посочувствовал студентке, но не стал заступаться. Настроения не было. Он спустился к камерам хранения, забрал увесистую папку с бумагами и направился в соседний зал, чтобы выйти с другой стороны здания, ближе к машине. В этом втором зале орудовали двое худеньких пареньков с длинными пинцетами. Они ловко вытаскивали кошельки из карманов. Работали открыто и нагло. Щипачи. Их заметили, но все боялись. Лишь прижимали к себе сумки и будили задремавших.
Сафаров проследовал мимо щипачей и вышел на улицу. Дойдя до стоянки, он вдруг услышал чей-то знакомый голос:
– Колхоз, прива!
Под уличным фонарем стояла девушка в короткой пушистой шубке с капюшоном, капронках и высоких сапогах на шпильках. Вспыхнул красным кончик сигареты и прочь по промозглому ветру устремилось облачко дыма. Рядом с ней – две большие дорожные сумки с бирками.
– Алиса? Ты что-ль? – спросил он, припоминая, как учил эту девушку доить корову на коттедже Палладия.
– Да, здрасьте, а кто же еще? Домой проводи меня. Я только с самолета, такси жду. Куда все подевались, черти, – она раздраженно посмотрела по сторонам.
– А в аэропорте не было такси?
– Ждать не хотела. Автобус подошел как раз, я на нем до сюда доехала.
– Ясно. Ну, я на тачке.
– Ну так подвези! – обрадовалась она, улыбнувшись в темноте ярко накрашенными губами. Зловеще-прекрасной улыбкой.
– Поехали, – Марат взял сумки и направился к машине.
Алиса щелчком выбросила сигарету на асфальт и, цокая каблучками, зашагала следом. Какие-то подростки из местных дворов тут же подобрали сигарету и принялись с наслаждением докуривать, передавая из рук в руки.
– Мальборо! – послышались в темноте их восторженные голоса.
Плюхнувшись на переднее сиденье, Алиса посмотрела на Сафарова:
– Ваз восьмой модели! А ты крутой для колхозника!
– Битая, взял по дешевке, – отмахнулся Сафаров.
– А я в Европу летала, как дура там в шубе ходила. У них тепло. Представляешь! Трава еще зеленая, листья. Вот умора! Я с подругой летала, накупила себе шмоток. Полные сумки барахла всякого. Обалдеть! И еще контейнер скоро привезут. Мы на двоих один контейнер заказали, она тоже много чего набрала. Понимаешь, там даже ткань другая, качество – с нашим не сравнить, – оживленно тараторила Алиса.
Она не умолкала до самого дома. В итоге рассказала ему про всю поездку, включая подробности вроде стоимости номера в отеле Мюнхена и оставшейся наличности у нее в кармане. Когда с тобой разговаривают, словно со старым другом, это сильно подкупает. Подъехав к высотке, Сафаров помог донести сумки до самой двери.
– Спасибо, что довез! – улыбнулась она.
– Не за что, – махнул рукой Сафаров.
– Это квартира матери, а она еще неделю будет в гостях у своей сестры. Если хочешь, приходи на выходные. Я буду одна, погуляем.
Сафаров замер на месте.
– Зачем? А этот, твой…
– Кто?
– Палладий.
– А что он? Я же не в постель тебя зову. Ты просто прикольный колхозник, просто друг. Да и никто не узнает, – Алиса откинула капюшон шубки и по ее плечам каскадом рассыпались каштановые волосы; запахло сногсшибательным парфюмом. – Но, если боишься – можешь не приходить.
Сафаров молча вошел в лифт, спустился вниз и сел в машину.
Ночью он не спал. Мысли не отпускали его сознание, проносясь в сотый раз по одним и тем же лабиринтам. Алиса – девушка Палладия. Любой, кто прикоснется к ней, примет горизонтальное положение с пулей в башке. Незаметно гулять с ней долго не получится – в городе полно людей, готовых услужить Палладию и сдать неверную пассию. И никто не будет разбираться, друг он, одноклассник или любовник. Полно внимательных ушей, полно любопытных глаз. Это чистой воды безумие!
Наутро он отправился на фабрику, выкинув из головы предложение Алисы. Да, он не хотел проблем и поэтому не придет.
