Прошло еще три недели. На дворе сентябрь. Сафаров, наконец, освободил время, чтобы съездить к матери. В делах наметилось затишье, и Сергей по кличке Краб решил в этом деле помочь, а заодно и развеяться. В багажник черного "бумера" они загрузили мешки с отборной картошкой, которую купили в ближайшей деревне, и покатили.
Сергей молчал. У него не клеилось дома. Из-за свободолюбивого характера он не мог долго находиться в кругу семьи. Сергей жил там, в городе, среди людей, а дома тосковал и не знал, о чем поговорить с женой. Он мог запросто не возвращаться несколько дней, затем явиться на пару часов и опять исчезнуть. Он не говорил куда идет и когда будет дома. Один раз Сафаров нашел его в местном притоне, где тот провалялся три дня. Его, еле стоящего на ногах, Марат повез на такси домой, но по дороге он настоял заехать в спортзал. Заехали. Там он в кровь разбил себе кулаки, чтобы “выгнать дурь из организма”.
– Представляешь, я и забыл, что у матери мой старый адрес остался, адрес того самого пьянчужки, который мои деньги украл, – нарушил молчание Сафаров.
– Помню, – ответил Сергей, расслабленно держа руль. – У Француза тогда автомат снизу висел. Перепугались эти перцы.
– У меня подруга в деревне живет, как-то надо бы к ней заскочить.
– Заскочим. Твоя телка? – спросил Сергей.
– Не знаю. Кажется, да. Женщины эмоциональны, ведут себя так, будто ты у них единственный на всю жизнь, влюбляются до потери пульса, а потом страдают.
– Я не разбираюсь в этом бабском винегрете. Баб надо чпокать, вот это я знаю. А верить им не надо. У Палладия есть брат, Философ, умный как Склифосовский. Он по бабам – спец. Уже с восьмой женой живет.
Сафаров присвистнул:
– Как?
– Да вот так. Женился восемь раз. Ты как-нибудь поболтай с ним. Расскажет.
Колеса шуршали по асфальту, мимо проносились деревушки и скошенные поля со стогами. Золотистое солнце близилось к западу.
– Говорят, ты в Афгане был, – осторожно начал Сафаров.
– Был, – ответил Краб.
– Расскажи, чем вы там занимались.
– Людей убивали, чем еще занимаются на войне.
– А правда, что в Афгане мы проиграли? Неужели моджахеды оказались сильнее нашей армии? – спросил Сафаров.
В те годы этот вопрос волновал многих. Как можно победить Гитлера, но проиграть моджахедам? В стране не любили говорить об Афганистане, молчали и ветераны. С израненными душами и телами, они тихо собирались своими компаниями и под звуки гитары вспоминали то, что сплачивало их когда-то. Некоторые из них пополняли ряды криминала.
– Сложно сказать. Проиграли… Душманов тоже зачетно покрошили. Понимаешь, война в горах – это совсем другая история. Официально мы помогали правительству Афганистана, – Лысый потянулся к бардачку. Закурив толстую сигару, он стал похож на лысого сицилийского босса. Печатка на руке колоритно блеснула. Когда он дрался, то всегда снимал печатку, чтобы не сломать палец.
– Если бы американцы не помогали душманам, мы бы их стерли в порошок. Серьезно. Раздавили бы. А так, что получилось, то получилось, – он замолчал, обогнал колонну длинномеров и продолжил. – Был у меня друг, Пашка Клеменко. Вот такой пацан, – он поднял вверх большой палец. – Мы с ним к афганочкам вместе бегали. Прямо с оружием, а то мало ли. Он еще оптику нашу афганцам продавал, прицелы. С десяток загнал за доллары. Не врагам нашим, а тем, кто за нас. Жили хорошо. Выживешь так после рейда, и развлекаешься, как можешь. Колонны мы сопровождали, горы зачищали.
Сергей глубоко затянулся и выпустил облако дыма. Сафаров приоткрыл окно.
– Горка там была одна. Не знаю, что меня дернуло. Командиром взвода тогда меня назначили. Офицер я, лейтенант, – он снова выпустил облако дыма. – Двадцать человек во взводе. Молодые все. Срочники. Духи засели сверху. Наша артиллерия по ним отработала, они, твари, затихли. Было там паршивое место – ровная площадка метров тридцать или пятьдесят, – он снова замолчал, старательно стряхивая пепел.
Минуту они ехали молча.
– Не знаю, что меня дернуло, – повторил он. – Я взвод поднял. В атаку. Думал, только бы эту плешь проскочить. А у них – пулемет, – он ухмыльнулся, глубоко затянулся и снова салон машины наполнился дымовой завесой. – Всех скосило. Весь состав. До одного. А знаешь, кто виноват? – он посмотрел на Сафарова. – Я… Вот так, Студент. Скажи, как мне жить теперь?
Сергей с силой затушил сигару о пепельницу.
– Пашка Клеменко там погиб. И Леха Сазонов, и Макаренко, и Темирбулатов, и Гонщик, и Балабол… Только я один выжил. Когда я увидел, как мои полегли, сам на пули пошел. Я жить не хотел. Хотел к своим. Назло ни одна не зацепила. Только руку поцарапало. Они ленту меняли, когда я к ним пришел. Там их было то – три моджахеда! Три долбаных моджахеда!
Краб замолчал. Смотрел вперед, крутил руль, а думал о своем. Вскоре показалась деревня.
Увидев черную иностранную машину у ворот, мать встревожилась. Из машины вышел Марат, обнял мать. Она заметила в его глазах взрослую озабоченность, которой не было, когда сын уезжал.
– Это кто, твой знакомый? – шепотом спросила она. – Ты вырос еще что ли? А этот, он кто? На бандита похож.
– Не переживай, мам, это мой напарник по работе. Он классный.
– Ты ненадолго?
– Только повидаться. Дела, – он отвернул голову, словно извиняясь. – Я картошку привез, куда занести?
– Что же так ненадолго то? Ой, спасибо за картошку. У нас не уродилась, мелочь одна. У сарайки поставь, мы с отцом потом спустим в погреб.
– А отец где?
– В рейсе он, в Казахстан поехал.
– Да я сам сейчас спущу, – Марат сложил мешки у неказистой постройки и спустил в погреб. Сергей вышел из машины и помог.
– Куда же столько картошки нам двоим? Себе бы хоть оставил, – сказала мать.
– Для себя – всегда найду. Я тебе еще денег привез.
– Каких денег? Не надо нам, у нас все есть. На земле живем, – забеспокоилась мать.
– Время тяжелое, неизвестно к чему придем, – Марат достал сверток и отдал матери. Она развернула его и присела на ближайший стул. – Сынок, откуда?
– Заработал, на рынке грузчиком.
– А что себе не оставишь? Живешь то ты на что?
– У меня есть. Только мам, ты сразу все потрать. Купи себе одежду хорошую, отцу тоже, на зиму купи, продуктов, может еще теленка на откорм, сено и комбикорм. Только сразу потрать, иначе инфляция сожрет. В инвестфонды разные не вкладывай, это туфта, сделано специально для лохов.
Мать пригласила гостей в дом, отварила картошки, открыла соленые огурцы, грибы маринованные, заварила свежего чая и накрыла на стол. За ужином Сергей Краб вел себя культурно, обращался к хозяйке на “вы”, не сказал ни одного матерного слова, так что мама Марата решила, что для бандита он слишком благороден. Сказывалась офицерская выправка. Марат расспрашивал о делах, жизни соседей, кто чем живет, как справляются. Краб пару раз выходил на улицу покурить.
– Светка то, аж два раза прибегала, – поведала мать. – Говорит, что писала тебе, а ты не отвечаешь.
– Не переживай, мам. Я заеду к ней. Хоть адрес у ее родителей возьму.
– Ладно, узнай адрес, напиши.
Марат уже собирался в дорогу, как мать что-то вспомнила и вынесла из дома небольшую серую бумажку.
– Совсем забыла! Тебе же повестка из военкомата пришла! Вот, в район надо ехать.
– Хорошо. Мам, я сам чуть не забыл, у меня еще адрес поменялся, – он взял первый попавшийся журнал "Огонек" и на обложке написал: "Чирупинск, Братьев Курносовых, 14 – 265"
Они попрощались.
В машине он сказал Сергею:
– У меня тут есть еще одно дельце.
– Говори, куда ехать.
– Девушка тут одна живет.
– Показывай, говорю, куда ехать, – Лысый вырулил на дорогу, освещенную уличными фонарями.
– Давай прямо.
Спустя десять минут подъехали к дому Светки. Никто не открыл. В доме темно. Сафаров зашел к соседке, но она не знала, где хозяева. Днем были здесь. Марат вышел на улицу. Уезжать просто так не хотелось.
Через три дома жил парень из банды березкинских. Марат махнул сидевшему в машине Крабу и пошел вдоль домов по засыхающей осенней траве.
Парень был дома. Он вышел на крыльцо. Высокий и угловатый.
– Чего тебе надо, Сафарик? – спросил тот, надел галоши и вышел в темноту двора. По голосу чувствовалась уверенность. Друзья всегда смогут прийти на помощь.
– Мне не нравится то, как ты с дружками себя ведешь.
– Как мы себя ведем?
– Ты еще спрашиваешь? Чего, не помнишь уже? Память отшибло? В клубе летом забыл?
– Чего в клубе? Ты сам братану моему сказал “пойдем выйдем”. Забыл?
– Вы же первые начали. Ты меня сзади схватил и держал, пока этот мелкий меня бил. Пиджак отцовский ты с меня снял и на пол бросил. Забыл уже?
– Сам ты первый начал!
– Когда это?
– Тогда это!
– Ну где твой братан? Мне с ним тоже надо покалякать.
– В клубе с пацанами. Иди калякай.
– Не, ну ты что, не помнишь совсем? Светку я провожал, она сама меня попросила, ты тогда на меня напал, вместе со всей толпой.
– Не нужно было заходить на наш район, тебе не понятно было? – парень сложил руки на груди.
Перепалка затянулась. Лысый потерял терпение, зашел в темный двор, освещенный только светом от окон дома, прошел вдоль полусгнивших заборов и услышал несколько последних слов. Увидев появившегося из темноты Лысого, высокий парень спросил:
– А это кто еще?
– Пихто, – ответил Лысый и с ходу ударил его в лицо.
Парень с грохотом упал куда-то в темноту хозяйственных построек.
– Ты чего? – удивленно спросил Сафаров.
– Дипломат хренов. Они по-другому не понимают. Ты бы еще с коровами поговорил.
– Зачем так сильно то? Вдруг окочурится?
– Хрен с ним. Поехали.
– Давай в клуб заскочим, потолковать надо с пацанами. Настроение сегодня у меня такое.
– Дать по морде?
– Дать по морде, – ответил Сафаров. – В клубе сегодня дискотека.
– Показывай дорогу.
Когда черный тонированный "бумер" остановился у клуба, стоявшие на крыльце насторожились. Таких машин в округе не было. Лысый и Марат поднялись по ступенькам просторного клубного крыльца. На удачу здесь отирался один из березкинских.
– О, привет, помнишь меня? – Сафаров подошел к невысокому, но задиристому парню и сходу ударил. Тот упал перед дверью, закрыв лицо руками, остальные расступились. Марат и Сергей зашли внутрь. В клубе играла композиция Кар-Мэн “Лондон, гудбай”, молодежь танцевала под ритм, кто-то пьяный, кто-то с воспаленными от любви глазами, но поначалу никто ничего не понял. Сафаров подходил к одному, бил, подходил к другому, снова бил, при этом здоровался со всеми и говорил:
– Мужики, спокойно, мне нужны только вот эти. Как дела? Развлекайтесь дальше. Пардон. Осторожно.
Наконец девушки завизжали. Они всегда визжали, когда драка. Настала очередь самого крупного, того самого крепыша. Крепыш закрылся руками, и Марат никак не мог попасть ему так, чтобы свалить. Это увидел Лысый, оттолкнул Сафарова и пробил по дуге правый хук. Крепыш красиво упал. Неожиданно на пол грохнулся пистолет. Люди вокруг остолбенели. Лысый подобрал оружие, засунул обратно сзади под ремень и накрыл курткой.
– Ребята, извините, мы уходим! Серег, все, уходим, – Марат направился к выходу.
– Э—э, че такое? – крепыш поднялся, вытирая кровь из носа.
В следующее мгновение нога Лысого молниеносным ударом в голову свалила крепыша. Снова упал пистолет и в клубе даже кто-то нервно засмеялся. Внутри почти никого не осталось, молодежь высыпала на улицу, возбужденная и протрезвевшая. За березкинских никто не вступился. Все прекрасно понимали, что получали на этот раз только парни с того района.
Студент и Краб вышли на улицу, сопровождаемые недобрыми взорами деревенской молодежи, сели в свой черный "бумер" и уехали прочь.
– В следующий раз они меня убьют, – смеялся Сафаров.
– Нет, они больше тебя пальцем не тронут, – Краб закурил новую сигару.
Не доехав до Чирупинска, машина свернула в поселок.
– Это моя деревня, – сказал Сергей.
Вскоре они оказались в просторном доме, выстланном коврами. Ковров не было только на потолках. Тяжелые фиолетовые шторы на больших окнах, розовые занавески на дверных проемах, гобелены в каждой комнате, а некоторые стены отделаны зеленоватым шелком. В каждом углу стояли всевозможные вазы и большие расписные горшки с живыми растениями. Им навстречу вышла ухоженная женщина лет тридцати, облаченная в восточный наряд:
– Привет, мой котик, – она поцеловала Краба. – Твоя кошечка заждалась своего котика. А это что за красивый мужчинка с тобой?
Она посмотрела на спутника Краба хищным взглядом.
– Это мой друг. Дай нам чего-нибудь поесть и выпить, что-то на душе тоскливо. И ему подружку организуй, чтобы не скучал.
"Кошечка" накрыла для гостей стол холодными закусками. Захмелев, Сергей положил тяжелую руку Студенту на плечо.
– Эх, Маратка, зачем ты меня спросил? Зачем душу разбередил мне? – сказал он со смертельной тоской. – Вот Пашка Клеменко. Он был такой же как ты. Молодой и простой. А мне теперь так тоскливо, что жить противно. Я давно умер. – Он сурово посмотрел на Марата, затем его взгляд снова смягчился. – Да, братуха, так бывает. Еще и не так бывает. Я остался там, в Афгане. На той горе. Меня тут нет. Все это – какая-то хренотень. И зачем живу, я не знаю.
– Но ведь у тебя ребенок.
– И что?
– Это мальчик или девочка?
– Какая разница, Маратка? Какая разница?
– Ну, как какая разница. Сын – это твое продолжение, а дочь…, – он не успел придумать что-нибудь про дочь и замолчал.
– Я тебе вот что скажу. Не твое это дело, не твое.
– Я знаю.
– Нет, стой ты, я тебе не про это. Я про наше дело. Про это долбанный бизнес, про рэкет. Ты другой человек, тебе надо в люди идти.
Сергей зачем-то перешел на шепот:
– Выйди на Философа, братуха. Он другой. Ему тоже люди нужны, но такие, типа с головой.
– Ладно, – согласился Сафаров.
Скоро хозяйка заведения в восточном наряде увела Краба, бросив на прощанье загадочный взгляд на Сафарова. К юноше тут же подсела молоденькая девушка. На вид лет 16, с маленькой грудью, густой косметикой на лице и запахом мыла с отдушкой из роз. Редкие светлые волосы, большие выцветшие глаза, узкие плечи, простенькие сережки в ушках, некогда белая блузка, короткая юбочка и потертые туфельки на шпильках с потерявшимися набойками.
– Что хочешь? – она сразу же перешла к делу и назвала перечень интимных услуг. Половину слов Сафаров не знал.
– Как звать?
– Аня.
– Тебе сколько лет?
– Много. Так что будем? – и Аня снова назвала свой список.
– И давно этим занимаешься?
– Какая разница? Что будешь? Можно сразу несколько. У меня нет времени с тобой базарить.
– В другой раз. Отдохни. А лучше найди себе другую работу.
– Свои советы можешь засунуть себе в задницу, понял! – ответила девушка со светлыми волосами. – Мне нравится моя работа. Между прочим, все девочки страны мечтают стать путанами.
Сафаров искренне рассмеялся.
– Да пошел ты, – девушка гордо встала. – Завтра скажи хозяйке, что я тебя обслужила по полной.
– Ладно, – согласился Сафаров, – вали давай, Аня.
Девушка удалилась, виляя бедрами. Марат вошел в первые попавшиеся апартаменты и уснул на широкой кровати.
– Что у нас сегодня на ужин? – в квартиру вошел радостный Сафаров с пакетом, в котором что-то брякнуло. – я принес настоящее вино из Испании. Презент от благодарных клиентов.
– Поставь на кухню, – ответила Ленка. Она была в халате и с полотенцем на голове.
– Как дела у моей маленькой? – он поцеловал ее.
– Голова болит и слабость какая-то. Не называй меня маленькой. Я комплексую. Особенно, когда на меня смотрят эти дылды с ногами от ушей.
– Но для меня ты маленькая.
– Ой, ладно, называй, как хочешь.
Они прошли на кухню. Пока она накрывала на стол, Сафаров занялся вином. Как обычно, куда-то подевался штопор.
– Сегодня на рынке три павильона сгорели, не успели потушить. Это не ваших рук дело? – спросила она, нарезая хлеб.
– А хозяин у них один? – спросил он, ковыряя пробку отверткой.
– Нет, все разные.
– Не думаю, у нас вообще в последнее время никто не отказывался платить. Да и наши жгут только по ночам, и так, чтобы соседей не зацепить. Я в таком не участвую. Я за дипломатию. – Он протолкнул пробку внутрь бутылки, налил вино в бокалы и немного пригубил. – Почувствуй, какой букет. Просто запах божественного сада.
Он дал ей попробовать со своего бокала.
– Вкусное, – согласилась она.
Сели ужинать. По телевизору играл концерт популярной музыки и это стало прекрасным музыкальным фоном. Ленка повеселела.
– Какие планы на вечер? – спросила она, улыбаясь ему.
– Давай поболтаем. Будем вести интеллектуальные беседы, – ответил он, глядя на нее.
– О чем же?
– Расскажи мне о своей старой работе. Как управляется крупное предприятие?
– И тебе это интересно?
– Да, мне нравится понимать, как все работает. В детстве я ломал машинки, чтобы узнать, почему они ездят, – он смотрел в ее глубокие и проницательные глаза.
И они говорили о предприятиях, видах организаций, затем о психологии влияния и управления большими коллективами, и многом другом. Марат слушал с нескрываемым интересом и постоянно что-то спрашивал. В конце концов перешли к способам решать любые проблемы, от личных, до производственных.
– Вот моя бабушка, например, получила вот эту самую квартиру от государства. Точнее не от государства, а от предприятия, но за счет государства. И по этой программе раздача жилья заканчивалась. Еще две или три квартиры и все – очередь застряла.
– Повезло твоей бабушке.
– Ну как сказать, если бы не мы, ничего бы не вышло. Понимаешь, бабушка по очереди была 102-й. Ну мы подоспели, заплатили кое-кому и стали первыми! Представляешь!
– Ничего себе.
– Да.
– А чью очередь вы забрали? Там же кто-то был на очереди.
– Да, какой-то инвалид. Какая разница. Главное бабушка квартиру получила. Ну, через полгода она умерла, и квартира досталась мне.
– Повезло. И где этот инвалид теперь живет?
– Без понятия. Где-то же он до этого жил. Плесни мне еще Испании.
Так они разговаривали до самой ночи, предаваясь рассуждениям и мечтам, выпивая этот уютный вечер вместе с запахом осенних цветов и задушевной музыкой. Как прохладный коктейль. Как душистое вино. Как покой вечернего сада, с шепотом нежной листвы. Маленький уютный мир на двоих.
На следующий день Фрол выехал на природу со своими бойцами. Первый раз тогда Сафаров увидел всех. Двадцать один человек. Молодые и чуть постарше, худые и крепкие, веселые и смурные. Фрол поддерживал среди них некое подобие братской атмосферы, для уменьшения конфликтов.
Жарили шашлыки, пили пиво и травили байки. Студент и Краб крутили шампуры, другие раздували угли с двух сторон, таскали дрова, и "накрывали поляну". В этой кампании, словно мотыльки среди огня, отдыхали две девушки. Они мило улыбались, принимая безобидные знаки внимания. К ним никто не приставал, потому что были родственницами Фрола и еще кого-то из своих. Девушкам соорудили шезлонги из снятых автомобильных сидений, поставили для них столик и накрыли самыми лучшими яствами. Остальные разлеглись на траве. В качестве стола расстелили клеенку, которая оказалась картой СССР, точно такая же, как в классе Сафарова на стене. Ламинированная пленкой и непромокаемая. Словно увидев ее впервые, парни принялись изучать свою страну.
– А Сибирь то, огромная!
– Я раньше вот в этом городе жил!
– А мои корни отсюда.
– Где же наш город?
– Вон он, глаза разуй, географ.
– А там есть Флоренция? – подала голосок одна из девушек с видом временно непризнанной интеллектуалки.
– Надо поискать.
– Чего ты, это же в Греции.
– Не в Греции, а во Франции.
– Колхозники! Это в Италии!
Перед ними раскинулось небольшое озерцо с пологими берегами. Неподалеку плавали несколько лодок с рыбаками. Купаться никто не хотел, все-таки сентябрь. Подали первую партию мяса. Все оживились. Из машины принесли три ящика с пивом. Хлеба, как всегда, не хватало. Приготовив вторую партию мяса, Сафаров присоединился ко всем. Закипело ведро с водой, заварили чай для понимающих. Романтика.
– Был у нас тут один товарищ, – рассказывал невысокий коренастый мужичок в коричневой кожаной куртке и белом свитере, с кудрями как у артиста, – у товарища была фирма оптовая по оргтехнике. Компьютеры разные. Так мы к нему пришли и просто для понта припугнули – так и так, отдавай нам фирму. Тот сразу нанял охрану и с угрозами заваливает ко мне. А у меня тогда на квартире братва жила, человек пять. Ну мы им и показали. Охрана разбежалась. Прижали фирмача к стенке, раз, говорим, такая байда, отдавай контору по-настоящему. Он согласился, деваться, мол, некуда, а потом пропал. Мы в офис, а там перепуганная секретарша и ни души. Весь город перекопали, а его нет. Оказалось, что он в СИЗО отсиживался! За свою капусту! Во дают менты! Бизнес замутили – гостиница под охраной! – коренастый расхохотался.
– И что потом? Нашли?
– Продал фирму и свалил, наверное, во Флоренцию вашу. Так мы сразу к новому хозяину пришли, в этот же день, еще печать не высохла на документе.
– Что, снова в тюрьму сбежал?
– Нет, он ментам платить стал. Майор есть там у них такой. Он многих к рукам прибрал. Говорят, меньше запросил, чем наши. Хотели наказать фирмача, но майор силен.
– Тот самый майор? – спросил Фрол.
– Ну да, тот самый. Говорят, против него Москва теперь копает, наверх не отстегивает, недолго ему осталось.
О каком фирмаче и майоре идет речь, Сафаров не понимал и не интересовался. Он подсел ближе к Фролу.
– Я вот что думаю, – начал Сафаров, – мы собираем деньги с продавцов на рынке.
– Ну, – ответил Фрол.
– Кого-то и вылавливать нужно, кто-то прячется, полностью никогда все не собираем. А что если бы нам платил хозяин рынка? За охрану и решение вопросов. Пусть поднимет аренду для всех. И продавцам спокойнее, и нам удобнее.
– А ты с чего вдруг озадачился? – Фрол посмотрел на него с подозрением.
– Думаю, как лучше.
– Кто хозяин рынка знаешь?
– Нет.
– Ну вот и не придумывай. Он никогда нам столько не заплатит. Да и дела эти так не делаются. Поговаривают, будто он охрану нанимает. Думает нас подвинуть. – Фрол недобро засмеялся. – Только у него кишка тонка. Так что делай, Студент, свою работу. Слишком много думать вредно.
– А кто такой Философ? – спросил Сафаров.
– Брат нашего Палладия. Фирмами занимается. Если бы не Палладий, давно бы его прибрали к рукам. Держи пивко, Студент, – он взял бутылку пива себе и вторую передал Сафарову. – Я тут слыхал, что ты людей жалеешь. За дипломатию выступаешь. Мой тебе братский совет: ты не жалей. Они тебя не пожалеют. Будешь дохнуть на улице – никто тебе не поможет. Всем плевать на тебя. На меня. На всех. Самый гнилой на земле – это человек. Продаст друга за тридцать серебренников. Поэтому не жалей никого.
– Да я и не жалею, – задумчиво ответил Сафаров.
– Ну вот и молодец.
В одной из машин заиграла тоскливая музыка.
Фрол на закате уехал и увез с собой девушек, а остальные жгли костер и слушали истории, которые никак не кончались. Глубокой ночью случился инцидент. Одному не понравилось, как другой на него посмотрел. Слово за слово, схватились за стволы. Мужики постарше обоих повалили на землю и отобрали оружие. Те отошли в темноту и продолжили на кулаках, после чего пропали. Потом выяснилось, что один утопил другого в озере, а сам подался в бега.