Григорий Александрович Шепелев
Кубыш-Неуклюж
Часть вторая
Драка бульдога
Глава первая
Второго июля Олег повёз Серёжку с Жоффреем в клинику доктора Елёмина – снимать швы. Было очень жарко, тридцать два градуса. Кондиционер в машине работал слабо, и Жоффрей мучился. Он смотрел на Серёжку так, что Олег, который прослыл очень аккуратным водителем, нарушал правила обгона и гнал на жёлтый. В клинике, как обычно, было не протолкнуться. Ждать пришлось час. Жоффрей просил пить.
Когда ассистенты сняли с лапы повязку, доктор Елёмин сдёрнул с носа очки, протёр их и вновь надел.
– Ого! Скажите, вы назначения выполняли?
– Да, – ответил Серёжка. Почти минуту никто не произносил ни одного слова. А затем вновь раздался голос врача:
– Я, впрочем, не удивлён. Лимфома, что вы хотите! Но ампутировать лапу я бы пока не стал. Ведь это очень тяжёлая операция, и притом калечащая.
– Конечно, он уж немолодой, – перебил Олег. – Зачем его мучить?
– Мучить его не нужно, – холодно согласился Елёмин. – Нужно его лечить. Возможно, потребуется химиотерапия. Ну, а пока давайте вернёмся к преднизолону. По полторы таблетки утром и вечером. И, пожалуй, антибиотики надо будет попринимать. Я всё напишу.
Взяв пинцет и ножницы, он снял швы. Потом сел за стол и начал писать. Серёжке очень хотелось его ударить. Но вместо этого он спросил:
– Как вы полагаете, метастазы уже пошли?
– Если бы я так полагал, то прямо сказал бы – всё бесполезно. Но я вам этого не сказал. Держите.
Вручив Серёжке листок, Елёмин прибавил, блестя на него очками:
– Мой телефон у вас есть. Если что, звоните в любое время. Я вас приму без очереди и без талона. Не пропадайте.
Помощники аккуратно перевязали бульдога. Взяв его на руки, под ногтями которых была засохшая кровь от утренней перевязки, Серёжка вышел из кабинета. Олег шёл рядом, придерживая его за локоть.
– Сколько я должен? – спросил Серёжка у девушки на ресепшене. – Швы снимали.
– Триста рублей, пожалуйста.
Когда вышли, Олег заметил, что это ещё по-божески, хотя он за снятие швов не брал бы при таких ценах на операции, от которых нет никакого толку. Солнце почти плавило асфальт. Жоффрей задыхался. Прежде чем сесть в машину, Серёжка вынул из сумки пластиковую бутылку с водой и смочил бульдогу живот и голову. Конспиролог Олег не упустил случая заявить, что американцы испытывают новое климатическое оружие. Запуская двигатель, он спросил, куда теперь ехать.
– К Ирке, – сказал Серёжка, выбросив за окно листок с Елёминской писаниной. – Может, она что-нибудь придумает. Всё возможно.
Обратный путь оказался более лёгким. Было где разогнаться. При большой скорости по уазику гулял ветер. Олег сперва всё молчал, потом вдруг разговорился.
– Серёга, ведь онкология не доказана, – вспомнил он. – Сначала тебе сказали – мастоцитома, потом – лимфома. Первый анализ был не вполне достоверным, второй – сомнительным. Может, это не рак?
– А что же это ещё? – кисло улыбнулся Серёжка. – Насморк?
– Нет, я серьёзно! Заноза в лапу воткнулась – вот тебе гнойное воспаление. Долго ты ещё будешь его таскать по этим врачам и деньги выбрасывать? Если у него рак – они ему не помогут, а если нет, ты и без них справишься. Примени народную медицину.
– Например, что?
– Ну, например, мёд. Компрессы из мёда. Они отлично вытягивают всю дрянь.
Ирине Олег про мёд говорить не стал – слишком у неё был усталый вид. Срезав бинт, она глубоко вздохнула и заявила, что это – мастоцитома, а не лимфома, после чего уселась за стол и стала звонить онкологу. Медсестра, тем временем, перевязывала бульдога. Серёжка его держал. Беседуя со своим коллегой, Ирина что-то записывала. Жоффрей, снятый со стола, тяжело улёгся и опустил квадратную морду на вытянутые передние лапы.
– Филахромин, – сказала Ирина, положив трубку. – По одной капсуле дважды в день. Данный препарат, конечно, не из дешёвых, но я боюсь, что у вас нет выбора.
– Это уже будет химиотерапия? – спросил Серёжка.
– Да, начальная стадия. Если эффект от неё окажется нулевым, онколог назначит более сильные препараты. Преднизолон оставляете.
Сказав это, Ирина выписала подробное заключение и вручила его Серёжке. Тот передал бумагу Олегу, чтоб вынуть деньги.
– Спасибо. Сколько с меня?
– Нисколько.
Филахромин удалось достать только через сутки. Он оказался редкостью. От него у Жоффрея начались боли, совсем пропал аппетит. Распухшая, изуродованная лапа не обретала свой прежний облик. Скорее, наоборот. Преднизолон действовать перестал. И тогда Серёжка, который очень боялся тяжёлой химиотерапии, занялся тем, чем только и может заняться зверь, которого обложили – бессмысленными метаниями. Сначала, послушав какого-то идиота, он применил антисептик Дягилева – зловонную жидкость, которая принесла Жоффрею много страданий и лишь ухудшила ситуацию. После этого он по страшной жаре оббегал с бульдогом ещё три клиники на соседних улицах. В двух из них ему посоветовали вернуться в лечебницу на Каширке и отказались от денег. А в третьей деньги стали тянуть – совершенно подло и неприкрыто, давя на жалость к собаке. К счастью, Эдику и Олегу каким-то образом удалось мозги ему вправить. Тогда он вызвал на дом онколога. Этот самый онколог приехал глубокой ночью и оказался девушкой. Осмотрев бульдога и перебрав кипу заключений и результатов анализов, накопившихся за полгода, она спросила:
– Скажите, а почему вы не делаете ему рентген грудной клетки? Ведь метастазы от этого вида рака в первую очередь идут в лёгкие.
– Ну а если их обнаружат? – спросил Серёжка. – Что тогда делать?
– Тогда, простите, животное нужно будет оставить в покое. Преднизолон я бы отменила, он понижает иммунитет. Сделайте рентген. И мой вам совет – езжайте опять к онкологам на Каширку. Если у вас, конечно, деньги ещё остались.
– Благодарю вас. Сколько я должен?
– Полторы тысячи.
Через день Серёжка воспользовался советом, благо что жара чуть ослабла – до двадцати семи градусов. На Каширку его с бульдогом сопровождала немногословная, ангелоподобная инокиня из Покровского женского монастыря, с которой он был шапочно знаком. Ей было лет тридцать. Других желающих как-то вдруг не нашлось. Когда торопливо шли от метро к лечебнице, молодая монахиня задала слепому вопрос, есть ли у него родственники.
– Ну да, у меня есть мама, – сказал Серёжка. – Но мы с нею не очень часто общаемся, хоть живём на соседних улицах.
Очередь к кандидату наук скопилась значительная. Среди ожидающих пациентов был французский бульдог, копия Жоффрея. Этот бульдог лежал прямо на кушетке. Положив морду на лапы, он едва слышно храпел и моргал так медленно, что казалось – ему было просто лень. С ним сидела женщина. Она плакала, утирая слёзы платком. Серёжка настроился долго ждать. Но, как только из кабинета вывели таксу, Жоффрея вызвали. Тут хозяйка медлительного бульдога вдруг поднялась и, взяв своего питомца на руки, попросила:
– Пожалуйста, молодой человек, пропустите нас! Мы там уже были двадцать минут назад, но, как только вышли за дверь, ему стало плохо!
– Конечно же, проходите, – сказал Серёжка и возвратился на место. Сел и Жоффрей. Женщина покинула кабинет минут через двадцать пять. В руках у неё был свёрток размером с её бульдога. Она не плакала. Но её глаза казались пустыми и почерневшими. Шла она, спотыкаясь. Жоффрея вызвали вновь.
– Как у нас дела? – весело спросил кандидат наук, пока медсестра снимала повязку.
– Думаю, что не очень, – сказал Серёжка, крепко держа стоявшего на столе Жоффрея за голову, потому что от боли тот мог куснуть. Когда бинт был срезан, доктор задумчиво согласился с хозяином пациента. Задав несколько вопросов, он сел за стол и самым подробным образом расписал следующие два этапа химиотерапии. Одно лекарство Жоффрей должен был принимать в течение двух недель ежедневно, другое – один-единственный раз, только одну капсулу.
– Ламустин? – повторил Серёжка название этого препарата, который врач охарактеризовал как сильнейший из существующих. – Он, наверное, дорогой?
– Да, очень. Но вам ведь будет нужна только одна капсула, да и то лишь в том случае, если эндоксан не даст результата. Купите всё же её сейчас, пока этот препарат есть у нас в аптеке. Его найти не так просто.
– Я правильно понимаю, что этот залп может скосить всё?
– Риск, конечно, есть. Но он невелик, так как организм у вашей собаки крепкий.
– А если и Ламустин не поможет?
– Будем смотреть.
Жоффрея с новой повязкой уже поставили на пол. Надев на него ошейник, Серёжка взял назначение и спросил:
– Скажите, а тот бульдог… Он что, умер?
– Да, к сожалению, – кивнул доктор. – Точнее, мне пришлось его усыпить. Сделать это нужно было ещё два часа назад, но дама упрямилась. Дотянули до судорог. Кстати, у него тоже мастоцитома была.
– И долго он проболел?
– Почти год. Я их знаю с осени.
Рассчитавшись за препараты и за приём, Серёжка подумал, что целый месяц ему придётся жарить яичницу и заваривать слабый чай не только на завтрак, но и на ужин. Обеда у него не было уже много лет – просто не хотелось, и всё. К метро он Жоффрея нёс. Бульдог тяжело дышал, потому что солнце стояло на середине неба и город был раскалён. Узкий тротуар вдоль шоссе только что полили водой. Над ним поднимался пар. Сквозь жёлтое марево неопрятный и косоглазый субъект, который тащил на плече бульдога, а в руке трость, казался дружком Коровьева, Азазелло и Бегемота. Скромная молчаливая девушка шла с ним рядом, касаясь его рукой лишь тогда, когда нужно было кого-нибудь обойти.
– Печальное место, – проговорила она, переведя спутника с его тощим бульдогом через шоссе. – Вы много раз сюда ездили?
– Нет, сегодня был только третий раз, – дал ответ Серёжка, крепко задумавшись, словно точность ответа могла повлиять на что-то. Они спустились в метро.
Четвёртый приезд состоялся через семнадцать дней, в середине августа, с той же самой сопровождающей. Ламустин Жоффрея чуть не угробил. Целые сутки он не мог двигаться, и его рвало чем-то чёрным. Лечащий врач находился в отпуске, и Жоффрей был принят заведующей, приятной молодой дамой. С помощью перекиси сняв бинт, она заявила, что лапу надо отрезать.
– Точно? – спросил Серёжка.
– Боюсь, что да. Всё слишком запущено, к сожалению. Нужно сделать ему рентген. Если метастазы уже пошли, эта операция будет лишена смысла.
Рентген отчётливо показал, что метастаз нет. Когда Серёжка с Жоффреем опять вошли в кабинет заведующей, она вызвала хирурга для консультации. Осмотрев бульдога, хирург спросил у его хозяина, почему на верхней стороне лапы собаки ссадины.
– Потому, что он ходит вот так, – объяснил Серёжка, сделав движение по столу костяшками пальцев. – Трудно ему ходить.
– На трёх лапах будет ещё труднее. Придётся вам ему под живот подсовывать шарф или полотенце, чтобы его поддерживать.
– А других проблем не возникнет?
– Шанс на выздоровление чрезвычайно высок, – сказала онколог. – Но сто процентов я вам не дам. Если вы согласны на операцию, мы сейчас позовём анестезиолога, чтобы он его осмотрел.
Серёжка спросил про цену.
– В тридцать пять тысяч уложитесь совершенно точно, – пообещал хирург. Серёжка представил, как он при этих словах почти по-приятельски, доверительно морщит нос и взмахивает рукой – мол, сделаем всё в наилучшем виде, не беспокойся!
– Простите, – сказал Серёжка, – но у меня таких денег нет, к сожалению.
На ресепшене с него взяли и за приём, и за разговор с хирургом, и за рентген. Всего насчитали четыре тысячи. Притащив Жоффрея домой, Серёжка его облил холодной водой. Потом позвонил доктору Елёмину. Знаменитый хирург взял трубку мгновенно.
– Да, – сказал он. Ему, судя по всему, было сейчас вовсе не до Серёжки с его собакой.
– Дмитрий Андреевич, здравствуйте. С вами говорит хозяин бульдога, которому вы в мае и июне лапу прооперировали. Сказали, что у него лимфома. Вы меня помните? Я ещё с белой тростью был.
– Помню, помню. Что вы хотите?
– Дмитрий Андреевич, ему стало гораздо хуже! Лапа распухла ещё сильнее, на неё даже ботинок не налезает. Она гноится, и из неё течёт кровь. Онколог сказал, что нужно её отрезать, да притом срочно, так как в любую минуту могут пойти метастазы в лёгкие!
– Ну, так что вы хотите? – нетерпеливо переспросил хирург.
– Вы бы не могли сделать ампутацию?
– Приезжайте, посмотрим. Поговорим. Я по телефону не консультирую.
– А когда мы можем подъехать?
– Послушайте, почему вы мне задаёте этот вопрос? – с досадой осведомился доктор Елёмин. – Вы знаете условия моего приёма. Вам надо взять талон и…
Серёжка нажал на сброс.
Глава вторая
Несколько человек порекомендовали Серёжке клинику на Сиреневом бульваре. Про эту клинику он и прежде слыхал не раз. О ней говорили разные вещи, но все сходились на том, что там лечить могут, притом недорого, потому что организация государственная.
Семнадцатого числа жара наконец-то спала. В тени было двадцать два. Серёжка сидел на низком заборчике возле детской площадки, держа в руке поводок. Его лопоухий друг сидел перед ним на травке под дикой вишней, опустив голову, глядя в землю. Рядом крутилась маленькая серая кошка. Она хотела играть. Жоффрей играть не хотел. Кошечка мяукала – мол, вставай! Бульдог лишь вздыхал. Ему было плохо. Неподалёку торговал Эдик. Он приносил Жоффрею персики, абрикосы и виноград. Жоффрей соизволил съесть лишь две виноградинки. Подошла Маринка со своим Боней. Увидев их, кошка убежала. Боня решил её погонять, однако она вскарабкалась на берёзу.
– Как ты, малыш? – всхлипнула Маринка, присев на корточки и погладив Жоффрея между ушами. – Совсем измучили пёсика! Да? Измучили? Не беда, всё будет нормально! Серёжка, что ты надумал-то?
– Ничего, – ответил Серёжка, чуть помолчав. – Пока ещё думаю. Я не знаю, что делать. Просто не знаю.
Маринка встала.
– Езжай, дурак, на Сиреневый! Ведь помрёт!
– А если её отрежут – думаешь, не помрёт? А под ножом, думаешь, не помрёт? Эта операция – страшная! Да и как он будет передвигаться-то на трёх лапах? На четырёх еле ходит!
– Ну а на трёх он будет носиться! Я тебе говорю. Он ведь потому еле ходит, что ему плохо! От этой распухшей лапы ему мучение! Хочешь пива?
– У тебя есть?
– Я могу сходить.
Серёжка подумал и отказался. Тогда Маринка присела рядом с ним на заборчик и закурила «Кент». Подошёл Олег – сказать ей, что в облегающих шортах она похожа на Сару Джессику Паркер. Она в ответ заявила, что польщена и что он похож на Джона Траволта в противогазе. Затем прибежали дети, которые всей толпой ходили за эскимо, одолжив у Эдика денег. Они решили, что следует угостить Жоффрея. Тот не отказывался. Серёжка не возражал, хоть знал, что собакам сладкое вредно. Он думал, что всё равно терять уже нечего. Не стесняясь детей, Олег и Маринка обменивались остротами на различные темы. Вдруг телефон Серёжки начал играть музыку из грустного фильма. Слепой так засуетился, что чуть не выронил свой мобильник.
– Алло!
– Серёжа, привет, – послышался голос Кати. – Звоню спросить, как у вас дела? Как Жоффрей?
Серёжка вскочил.
– Погоди минуту!
Отдав поводок Маринке, он пошёл в сторону, потому что визг и галдёж около бульдога делали разговор почти невозможным. Особенно бесновалась Надя, заметив, что кто-то сунул Жоффрею кусок мороженого вне очереди, нахально опередив её. Только удалившись метров на тридцать, Серёжка смог изложить суть дела.
– Понятно, – вздохнула Катя. – Ничего страшного. Завтра я к вам приеду. Мы повезём его на Сиреневый.
– На Сиреневый?
– Да, конечно. Я точно знаю, что там его как-нибудь спасут и сохранят лапу. Там замечательные врачи! Короче, я буду завтра в десять утра.
Серёжка не очень в это поверил. Но на другое утро, ближе к одиннадцати часам, Катя появилась. Когда она вошла в комнату, Жоффрей спал. Спал он на диване, но в положении сидя, водрузив морду на подлокотник. Он подошёл к дивану в три часа ночи и запищал. Серёжка, поняв, что ему непереносимо больно, дал ему две таблетки и посадил его на диван. Так он и уснул. Катя разбудила его. Увидев её, он встал, заморгал, и – начал скулить больным, страшным голосом. Она молча прижалась лбом к его лбу. А потом Серёжка разбинтовал ему лапу. Кате сделалось дурно. Но она быстро пришла в себя, попила воды, и они втроём поехали в клинику.
– А куда ты дел его кресло? – спросила Катя, уже паркуя машину.
– Выкинул. Он его почему-то возненавидел.
Жоффрей захрюкал, желая дать какое-то объяснение. Но никто не понял, что он хотел сказать. В клинике ему сделали общий анализ крови, рентген, УЗИ брюшной полости. Вежливая женщина-дерматолог, взяв цитологию, попросила часок побыть в коридоре. Там ждали очереди в различные кабинеты несколько пациентов. Перед вторым кабинетом расположился очень солидный мужчина в светлом костюме. Рядом с его ногой сидел чёрный мопсик с живыми, умными глазками. Он вертел головой, с большим любопытством глядя то на других собак, то на проходивших мимо сотрудников, то на двери, которые открывались и закрывались. Также в его глазах была гордость – я, мол, хозяина охраняю!
– Какой он у вас послушный, – весело обратилась к мужчине Катя. – Вы никогда поводком не пользуетесь?
– Практически никогда, – был ответ. – Вы правы, собака очень послушная. Озорник, конечно, как и любой кобель, но всё понимает! Скажешь ему: «Нельзя!» – на всю жизнь запомнит, что это делать нельзя. Умное животное. Даже жаль расставаться с ним.
– Расставаться? Зачем вы с ним расстаётесь?
Мужчина нехотя объяснил, что Пончик – так звали мопса, вдруг заболел какой-то загадочной и необъяснимой болезнью – что-то в животике у него иногда урчит, и просто нет сил смотреть на его мучения, потому что жена и дети, а также крошечный внук собак очень любят.
– Кроме того, – уже чуть охотнее продолжал заботливый семьянин, – дочка родила второго ребёнка, и Пончик стал ревновать. Очень опасаемся за малютку! Собака всё-таки. Одним словом, и я со своей роднёй, и моя жена со своей приняли решение Пончика усыпить, поскольку никто его брать не хочет. Ему уже восемь лет.
– Да как – усыпить? – вконец растерялась Катя. – Как усыпить? Разве этот мопсик тронет ребёнка? Вы посмотрите в его глаза!
Тут со стороны ресепшена к кабинету стремительно подошёл огромного роста доктор в белом халате.
– Давайте его сюда, – сказал он примерному семьянину. Тот схватил мопса и молча подал его врачу. В руках у последнего маленький умный пёс показался вовсе мышонком. Он жалобно запищал, оказывая бессмысленное сопротивление.
– Заплатите в кассу две триста, – распорядился врач, – и идите. Мы тут всё сделаем.
И, открыв дверь кабинета, он в нём исчез вместе с мопсом, который продолжал плакать. Его хозяина мигом и след простыл. Катя что-то тихо сказала, стискивая руку Серёжки. Тот не расслышал, что именно. Но Жоффрей расслышал. Он хрюкнул и стал дышать тяжело. Владелец ирландского волкодава, который сидел напротив, громко ругнулся матом. С ним вразнобой, но твёрдо и горячо согласились все, даже очень скромная девушка с книгой Маркеса и болонкой.
Через минуту-другую дверь кабинета открылась, и доктор вышел. Плачущий мопсик был у него на руках. Он взглядом искал хозяина.
– Эта сволочь ушла? – спросил врач, обращаясь к Кате.
– Ушла, – просветлела та. И очень смутилась, сообразив, почему вопрос был задан именно ей. Этого не понял только один Серёжка, хоть он и знал, что глаза у Кати – на мокром месте. Доктор молча кивнул. Удерживая собаку одной рукой, он достал ключи и начал запирать дверь.
– Так вы его усыплять не станете? – осторожно спросила дама с котёнком. – Он будет жить?
– Зачем усыплять здорового пса? – удивился врач, засовывая ключи в карман. – Мы его на всякий случай обследуем и пристроим куда-нибудь. У нас на примете много желающих взять хорошего парня, который попал в беду. Годок попереживает и будет счастлив. Нам здесь почти каждую неделю приходится это делать.
– Какие вы молодцы! – воскликнула Катя. – Какое счастье, что он принёс его вам, а не утопил!
– Да, это вы очень точно подметили, – согласился доктор. Погладив бедного Пончика, он его куда-то унёс. Очередь взволновано обменялась мнениями.
– Вы знаете, это высококлассный хирург, – сказала хозяйка рыжего беспородного пса с покрасневшим глазом. – Его зовут Михаил Владимирович. Он моей очень старой кошке благополучно удалил опухоль.
И ещё три человека высказались о Михаиле Владимировиче с большой теплотой.
– Тебе повезло, – прошептал Серёжка на ухо своему бульдогу. Тот, кажется, согласился. Через пятнадцать минут он, Серёжка и Катя были приглашены к дерматологу. Проходя в кабинет, они ощутили некоторый спад настроения, потому что врач была не из тех, кто считает нужным скрывать эмоции. Час назад она до конца не верила в онкологию и сумела внушить двум молодым людям и их бульдогу некоторую надежду. Теперь, предложив им сесть и сама усевшись за стол, она объявила:
– Да, у собачки мастоцитома. Но лёгкие пока чистые. Остальные органы также вполне здоровы. Для его возраста это редкость. И показатели крови вполне приличные. Сердце вы проверяли в начале лета. С ним всё прекрасно. Но, к сожалению, рак есть рак. Вам нужен онколог.
– Мы очень вам благодарны, – сказала Катя и, раскрыв сумочку, заплатила доктору за анализ, который стоил не слишком дорого. – А в каком кабинете у вас онколог?
– Он у нас принимает по четвергам. Сегодня пока только понедельник. Вы не хотите завтра ещё разок съездить на Каширку? Я им попробую позвонить и растолковать вашу ситуацию. Наиболее сильные специалисты по онкологии всё же там.
– Мы можем сегодня проконсультироваться с хирургом? – спросил Серёжка, проигнорировав и вопрос, и очень любезное предложение, и оценку.
– Да, да, конечно. Я вас сейчас к нему проведу.
С высоким хирургом им посчастливилось встретиться в коридоре на полпути к его кабинету.
– Миша, проконсультируй, пожалуйста, – обратилась к нему коллега. – Там онкология, третья стадия.
И ушла куда-то.
– Будьте любезны, здесь подождите одну минуточку, – попросил хирург, после чего также скрылся за поворотом. Вернулся он с медсестрой, которую звали, как тут же выяснилось, Фаина. Услышав голос её, Жоффрей и Серёжка снова удостоверились, что на этот раз им действительно очень здорово повезло. В смотровой Фаина, ласково разговаривая с бульдогом, срезала с него бинт без малейшей боли, что никому в последнее время не удавалось.
– Конечно же, ампутировать, – сказал доктор, задав несколько вопросов и быстро осмотрев лапу. – Всю, целиком, по самый живот. Иных вариантов нет, так как лимфоузел, судя по всему, поражён. Да, определённо. Эта гниющая лапа его в могилу утянет.
– Во сколько нам это обойдётся? – спросила Катя, крепко обняв Серёжку за талию.
– Это вам обойдётся в десять тысяч рублей. Сами понимаете, операция не из простеньких. Будет нужен сильный наркоз, кислород, много препаратов, много работы.
Жоффрей стоял на столе. Фаина его почёсывала за ушком.
– Не переживайте вы так, – тронула она свободной рукой Серёжку. – Недели через две-три ваш маленький поводырь вернётся к работе! Только ходить будете чуть медленнее.
– Вы знаете, на Каширке с меня хотели взять тридцать пять, – зачем-то сказал Серёжка, моргая так, будто яркий свет над столом стал возвращать к жизни его глаза. Врач пожал плечами.
– У них своя ситуация. Это там ему удаляли мастоцитому?
– Нет, в другой клинике.
– Очень странно, что кто-то за это взялся. Такого рода новообразования иссекают с очень большим захватом здоровой ткани, два сантиметра минимум. А как можно сделать такой захват между пальцами? Лично я в такой операции никакого смысла не видел бы. Вы меня понимаете?
– Понимаю, – вздохнул Серёжка. – И я всё понял уже давно. Когда нам подъехать на это мероприятие?
– Приезжайте в четверг, к четырнадцати часам. Здесь будет онколог. Перед такой работёнкой я с ним обязан проконсультироваться.
Фаина распаковала бинт. Жоффрей сам приподнял лапу, чтобы ей было удобнее перевязывать.
– Сколько я сейчас должен? – спросил Серёжка, когда работа Фаины была окончена.
– Бросьте вы, – отмахнулся врач. – Мало, что ли, денег потратили? Не поить, не кормить в четверг.
Когда ехали домой, Катя объясняла Серёжке, что всё будет хорошо. Серёжка и без неё почти в это верил. Через два дня, в четверг, они снова встретились.
