Естественно, собрать необходимое количество «материала», всего лишь четверть дела, муторного и грязного. Затем необходимо было двигаться дальше, и параллельно вести «вязку» самого плота. Вязку, так как каждую баклажку нужно было подготовить, подобрать и отсортировать по размерам, а затем пропустить через умелые руки и прочно привязать по отдельности и слитно с «соседками» по блоку. Причем в начале работ никто не догадывался, сколько времени займет такая нудная и кропотливая работа.
Где и когда этим заниматься, в городе и по вечерам после рабочего дня? Никак невозможно…
Еще раз упомяну ту странную и нелепую позицию членов альплклуба – если бы они помогли хотя бы слегка, то совместными усилиями и «толпой» сооружение плота уложилось бы максимум в две недели. Помимо прочего, получилось бы совмещение крайне полезного с крайне полезным, извините за тавтологию – и общее дело закипело бы, и состоялась бы интенсивная тренировка в вязании узлов, куда без них в альпинистской практике.
Если бы да кабы, история не терпит сослагательности, не так ли?
Не пришлось бы также откладывать экспедицию на середину октября, когда будущую команду сплава начала беспокоить и наступающая осенняя прохлада – «на воде» комфортней в летние месяцы, кто бы спорил.
В одиночку Курбан на насосную станцию в районе пригородного совхоза «9 Ашхабадских комиссаров» ездил в течение нескольких месяцев, при этом вынужденно подбирая дни, когда дежурство Михалыча на ней приходилось на субботу-воскресенье, что не часто совпадало. Потом приноровился, и ездил туда на редких рейсовых автобусах – душных, пыльных и битком забитых. Причем иногда впихивался внутрь с объемными мешками тех же «баклажек», ловя на себе неприязненные взгляды других пассажиров. Разок яшули долго смеялся, рассказывая, что его местные жители принимали за торговца молоком, видя «тару», выглядывающую из неплотно затягиваемой горловины мешка.
Доезжал до конечной остановки и затем вдоль канала шел еще около пяти километров до конечного пункта, не всегда, напомню, налегке.
Рядом с насосной станцией располагались обширные пруды со стоячей водой. То есть, в воздухе почти всегда висела пелена комарья и мелкой мошки. Трудились над плотом внутри домика с закрытыми окнами, куда не всегда поступал свежий воздух. От кондиционера с его гулом было больше дискомфорта, чем прохлады, поэтому включали на короткие промежутки времени.
Вдобавок, не нужно забывать о немаловажном нюансе – в летний зной беспокоит постоянная жажда. А если Михалыч не успевал подвезти чистую воду для питья и готовки пищи, приходилось пользоваться затхлой водой с привкусом тины.
Еще один момент: Курбан ради работы над сооружением плота в то лето (подчеркиваю – самое жаркое время года в Туркменистане) часто пропускал свои вошедшие в традицию еженедельные выходы в горы, те самые маршруты выходного дня в прохладу чистого горного воздуха.
Опять-таки тот еще риторический вопрос: много ли вокруг вас чудаков, которые ради участия в совершенно непонятном проекте готовы приложить все свои усилия и терпеть невзгоды, лишая себя привычной зоны комфорта? К тому же если иметь в виду – в начале, при зарождении замысла, успеха или мало-мальского последующего общественного признания не предвиделось «даже за горизонтом», даже в отдаленном будущем.
Должен теперь акцентировать, что никто и никогда ранее не задумывался, и не отдавал себе отчета о том, что Курбан играл настолько весомую и ключевую роль в осуществлении данного проекта, начиная без преувеличения с нуля и до финальной знаменитой фазы. Поэтому в завершение данного очерка подчеркну и процитирую вышесказанное: «… Курбан ведь воистину историческая личность, так как время от времени он умудрялся становиться участником исторических событий, не придавая этому ни малейшего внимания. У него в ходу была прикольная присказка «энтесем боляр» – «мне бы побродить…».
Среди прочих необычных проектов, в которых он принимал участие как доброволец, есть одно уникальное приключение, которое вообще не состоялось бы, если бы не усилия Курбана. Этот как раз тот случай, когда человек не идет в ногу с историей, а творит ее собственными руками…»
Естественно, было бы наивным и притянутым за уши предположением думать, что за десятки лет моего знакомства с описываемым достойным человеком, между нами не «пробегали те или иные кошки»», не случались жаркие споры и жесткие отпоры…
В жизни всякое случается, но теперь-то все давным-давно отгорело, откатилось назад, поэтому не буду приводить какие-либо примеры тому, или наглядные иллюстрации. Разве что одну, с изрядной долей юмора…
В которой заключалась ассоциация, наводящая на размышления; аллегория на конкретные стороны жизни; философская метафора – вы уж, почтенные читатели, домыслите сами, пожалуйста.
Забавная ситуация, когда легкое недопонимание между близкими людьми может привести к маахонькой аварии, приключилась на канале под мостом в районе пригородного ашгабатского населенного пункта «Разъезд имени Овезберды Кулиева» (нынешнее название иное).
Наш плот представлял собой катамаран с двумя гондолами, концы которых выступали далеко вперед и назад от серединной платформы, на которой располагался наш экипаж и где были сложены все пожитки. В безветренную погоду управление «плавсредством» не представляло никакой трудности, достаточно было одного человека следить за течением и слегка подправлять движение ударом весла или отталкиванием от берега. Однако, когда впереди вырисовывалось препятствие, нужна была слаженная работа хотя бы двоих членов команды, стоящих наготове по обе стороны плота.
В отличие от большинства ранее пройденных нами мостов, которые приходилось «обносить», этот конкретный представлял собой капитальное сооружение с широченными пролетами всего с двумя опорами в русле. То есть, пройти под ним было бы легкой задачей, если бы мы с Курбаном не начали обсуждать между собой – «в какой пролет войти?».
Пока спорили – в левый или в правый, – мост был уже над нашими головами, и плот мягко уткнулся в одну из опор, с гондолами, плотно вошедшими по обе ее стороны. Как будто двурогая вилка нанизалась на кусок сосиски…
Галка-младшая, готовившаяся искупаться и уже стоявшая в купальнике-бикини, расхохоталась: «влево, вправо? Прямо!».
И в шутку распласталась, подняв почти на уровень плеча обнаженную ногу и обняв в картинной («стриптиз!») позе серый толстенный бетонный столб…
Нам с Курбаном ничего не оставалось, кроме как потупиться сконфуженно и отвести глаза от настолько живописной картины. Сами виноваты, при взаимопонимании и слаженной работе хватило бы нескольких сильных гребков, чтобы плот беспрепятственно и легко продолжил движение.
А так нам предстояло теперь подумать, как «сорвать» его с опоры, чтобы не повредить гондолы, состоящие, напомню, из пластиковых бутылок – их при трении о шершавый камень легко было продырявить. К счастью, пока собирались с духом, все произошло само собой и без всяких дополнительных споров «дружной» и смутившейся команды – под давлением течения плот мягко развернулся в пролете и снялся с зажима самостоятельно. Пролет-то широченный, поэтому он внутри него крутанулся на все сто восемьдесят градусов и спокойно поплыл дальше, только теперь кормой вперед…
Разумеется, должен также отметить, что в будущем еще несколько лет Галка время от времени дружески подначивала, когда между нами разгорались чересчур жаркие беседы: «влево или вправо!?»
Перекаты и перепады случаются не только в переносном смысле в настроениях, но и в прямом смысле на обманчиво спокойных водных путях. Даже если не ожидаешь наткнуться на них на каналах, проложенных через ровные степные равнины…
Безмятежность безветренного дня, убаюкивающее покачивание плота в окружении бесконечной ленты прибрежных тростников и камышей, стоящих в полном блеске золотистых красок осени чуть не сыграли злую шутку, когда ничто не предвещало подвоха. В тот день мы могли улететь в те еще тар-тарары, если бы не зоркость и внимательность впередсмотрящего…
К западу от Ашгабата канал широченный, практически прямой, без крутых изгибов, и, как ни странно, почти без жилья в непосредственной близости к течению. Соответственно, не было необходимости чересчур «напрягаться» и ожидать какие-либо потрясения, поэтому Курбан спокойно раскочегарил примус и обе Галины взялись кулинарить – собирались приготовить обед на ходу и только потом пристать к берегу, чтобы насладиться едой «не качаясь».
А я управлялся с веслом, точнее, просто держал его на весу и лишь изредка слегка подправлял плот, чтобы держать на фарватере на середине русла. Однако, когда в очередной раз по выработавшейся за время сплава привычке глянул далеко вперед на русло по ходу движения, как вдруг чуть не протер глаза в недоумении – «глюки у меня, что ли!?»
Канал пропал! Как, куда??
Нужно ведь разобраться, поэтому дал команду отложить дела и срочно пристать к берегу.
Однако Галина Петровна всегда и по всякому поводу старалась настоять на том, чтобы «сперва» выслушали ее мнение. Вот и здесь, не откладывая в сторону поварешку, начала было: «что ты выдумал? Еще не готово, через час остановимся».
Щас кто-то из знакомых с той достойной особой, улыбнется: «да, на нее это похоже»
В те дни по некоторым «внутренним» причинам я почти все время был «на взводе», поэтому резко оборвал ее на полуслове и единолично, не дожидаясь ответной реакции остальных членов команды, сильными гребками, борясь с почему-то внезапно ускорившимся течением, подогнал плот к берегу и скомандовал: «некогда разбираться, хватайтесь за камыш!».
Курбан хмуро посмотрел на меня «чего орешь?». Однако затем все-таки выпрыгнул на берег, и притянул наш «качающийся мир» на сушу плотнее.
И только потом я показал вперед и попросил их посмотреть – мне показалось, или на самом деле канал куда-то провалился?
Чтобы разобраться в загадке, всей командой пошли вперед по заросшему густой растительностью берегу разведать – что там впереди?
Причем все трое отворачивались от меня, молча демонстрируя всем своим видом неодобрение недопустимой в дальнем походе грубостью и кажущимся хамством по отношению к товарищам.
Что дальше? Тот самый пресловутый перепад в настроениях, когда от ненависти до искренней благодарности лишь только миг между двумя взмахами ресниц.
Канал, как выяснилось, действительно проваливался вниз с перепадом высот метров в двадцать. Нас ожидал так называемый «быстроток» – вся масса воды собиралась в узкий бетонный кулуар и рвалась вниз с бешеной скоростью, причем на выходе внизу торчали бетонные столбы-волнорезы.
Мы пристали к берегу как раз вовремя, еще всего-то с десяток метров, и мы уже не смогли бы вырваться из потока, унесло бы течением вниз. И, скорее всего, и плот разнесло бы в щепки, и члены команды не отделались бы легкими травмами.
Галка-младшая, видно, представила себе в уме возможные последствия с чересчур живым воображением, и тут же повалилась на траву, как подкошенная – ноги отказали.
Галка-старшая вдруг пошла на меня с поднятыми руками, и я мгновенно отпрыгнул в сторону – от нее всего можно было ожидать, не будешь ведь драться с женщиной, пусть и стервозной!?
Она успела крикнуть вслед, пока я не успел обругать ее еще в полете: «хотела поцеловать в благодарность!»
Ага, только этого мне и не хватало в тот волнительный момент…
Курбан молча хмыкнул, раздвинув брови и скупо улыбнувшись, развернулся и пошел обратно к плоту снимать котелок с примуса.
Скажу откровенно, потом долго не мог прийти в себя, и остальные вроде то же самое чувствовали, поэтому наш привал затянулся. Нам предстояло разгрузить плот, разобрать его и перенести по берегу в обход препятствия по частям весь груз и затем сам «корабль», причем ни одной ближней тропинки на том участке канала не просматривалось. Пришлось бы и тяжесть тащить, и пробиваться сквозь заросли, причем неоднократно – та еще проблема сама по себе даже «налегке» …
К счастью, набившая оскомину поговорка «что ни делается, все к лучшему» в этот раз сработала наилучшим образом – пока отдыхали за обедом и собирались с духом, наверху на откосе раздался звук автомобиля. Михалыч на машине сопровождения так вовремя нас нашел, чтобы доставить очередную партию продуктов. Он рыбак заядлый, знает все рыбные места далеко вокруг Ашгабата, не только в пригородах, вот и рассказал нам – впереди еще несколько подобных «быстротоков», потом «телепаться» через Геоктепинское водохранилище – «течения нет, всю дорогу придется идти на веслах».
Поэтому напрашивалось логичное решение – загрузиться на машину, объехать озеро по берегу и вновь спуститься на воду уже ниже плотины.
К тому же, пока ехали, дядь Саш предупредил и рассказал, что впереди нас ожидают еще перепады на канале, включая и дюкер – то ли канал нырял в трубы и выходил с другой стороны насыпи, то ли под каналом проходил селепропусник.
Словом, дальше мы уже были настороже и разработали приблизительный план действий для преодоления очередного «быстротока». Собирались подойти максимально близко к его началу (сократить расстояние – проще тащить груз по берегу для обхода), затем кто-то из нас должен был выпрыгнуть и подтащить плот на берег.
Ага, щас! Планировали, планировали, да не вылавировали – получилось, как получилось…
Должен здесь же оттенить еще один нежелательный аспект: утро середины осени, поэтому не больно-то хотелось нырять в канал. Да и «наружу» было некомфортно, Галина Петровна уже сидела в теплой телогрейке.
Повторюсь, теперь уже ожидали, что впереди может оказаться водопад, поэтому были настороже и прислушивались к течению и внимательней всматривались вперед на ленту воды между стоящими плотной стеной камышами и тростником. Гул воды подсказал – пора, ребята, пора!
Здесь снова выпукло проявились уникальные особенности натуры Курбана. По всем канонам в воду должен был прыгать я, кто был намного моложе (уже одно это по правилам туркменского менталитета диктовало такой подход) и более плотного телосложения.
Даже если при этом отбросить в сторону курьезный нюанс – ну не водный я человек, не привлекает купание ни в реке, ни в озере, ни в море или океане. Не для красного словца называю подобные географические названия – бывал на них, бывал.
Курбан махнул мне рукой «сиди!», разделся и, взяв в руки парашютную стропу (у нас они как швартовы были привязаны для удобства с каждого угла плота – какой бы стороной не подошли к берегу, могли «привязаться» к любой опоре незамедлительно), прыгнул в холодную воду. Буквально через несколько быстрых гребков он выскочил на берег и потянул нас к себе. Потянул???
Вот незадача! Оказалось, что из всех привязанных шнуров и веревок он прихватил единственную, которая незакрепленной лежала на плоту «на всякий непредвиденный случай». Обнаружилось это лишь тогда, когда он ее выбрал полностью, и держал в руке свободный конец, провожая в недоумении уплывающий в пространство плот.
У Галки-младшей мгновенно вновь сыграло ее живое воображение, возник приступ паники. Она тут же прямо в одежде плюхнулась животом в воду, и «со скоростью звука» выскочила на безопасность берега. К тому же, так удачно для нее как раз в том месте открылся широкий просвет в окаймляющей берег зарослей – она даже не поцарапалась, когда судорожно карабкалась вверх из воды.
Что дальше?
У меня есть одна странная особенность организма – в экстремальных ситуациях будто вываливаюсь из потока событий и наблюдаю за происходящим как будто со стороны и с высоты, а также прорезывается «командирский», гипнотизирующий голос. Вот и на этот раз куда-то исчезли все звуки и запахи, и пролетающий над головой воробей почему-то повис в воздухе без движения с раскрытыми крыльями и открытым клювом. Время также вдруг остановилось, и я неспешно нагнулся и поднял один из шнуров. Затем убедился, что он прочно привязан, и только потом посмотрел на берег – выбрать точку, куда выбираться и там умудриться удержаться самому и попытаться удержать плот.
Галина Петровна продолжала сидеть в центре плота и, повернувшись ко мне, беззвучно шевелила губами. Что-то ответил ей, не понимая – что именно и как, так как не услышал собственного голоса. Затем она, несмотря ни на что, с присущей ей надоевшей окружающим медлительностью и раздражающей манерой вести себя «спокойно и с достоинством», нехотя и неторопливо шагнула за борт. Уже вслед за ней прыгнул в воду, постаравшись не окунуться с головой, и уже снизу заметил, что облегченный плот ощутимо приподнялся над ее поверхностью.
Затем как будто щелкнул рубильник, и внезапно вернулись все звуки и краски мира. Обнаружилось, что теперь стоял по грудь в воде, ухватившись одной рукой за камыш и не обращая внимания на режущие кромки листьев. Другой рукой буквально двумя пальцами держал на привязи плот, который, освободившись от балласта, легко управлялся и, к тому же, не поддавался напору течения. Через секунды сверху, чуть ли не на мою голову, спрыгнул Курбан, и уже вдвоем мягко причалили плот всего лишь в паре метров от начинающегося створа кулуара. То есть, как наметили раньше, так в той точке и оказались.
Теперь, прежде чем двинуться дальше – и в повествовании, и в нашем путешествии, – передадим слово (ненадолго!) Галине Петровне. Оказалось, что она вообще не собиралась «сваливать» и сваливаться с плота!
Только-только переоделась в чистое и сухое, так не хотелось намокать. Да Гочмурад так рявкнул, что не смогла ослушаться, меня как будто ветром сдуло…
Вполне понятно, что мы в тот насыщенный эмоциями и волнениями день решили остановиться у подножия «быстротока» и капитально отдохнуть – пока перенесли вниз весь груз, пока сготовился обед, солнце ощутимо перешло на запад и светлого времени оставалось всего ничуть. Какой смысл двигаться дальше, если все равно придется остановиться на ночлег буквально за следующим поворотом?
Естественно, начались долгие разговоры у костра, с чашкой чая «с дымком» и запахом печеной картошки. Нервотрепка сказалась и на мне самом, наверное, только поэтому расслабился и утратил привычный строгий самоконтроль. Ввязался в оживленную дискуссию с Галиной Петровной на какую-то заумную тему и неожиданно для нее оказался знатоком обсуждаемых вопросов. Затем совершил совсем уж непростительный промах и сделал несусветную глупость, впервые обмолвившись публично, что в общении с малознакомыми и с некоторыми другими людьми иногда использую экстрасенсорику.
Снова понадобится отступление, чтобы яснее и выпуклее стало понятно произошедшее через несколько минут: в те годы (напомню, первая часть сплава проходила в 1998 году) обо мне крепко закрепилось стереотипный ярлык «похвальбушка, стремится всегда и во всем умничать». Если и были основания в таком мнение, то лишь крохотные.
В реальности, если бы кто-то умудрился заглянуть под маску или хотя бы пожелал присмотреться неравнодушным взором, то обнаружил бы перед собой интроверта с прочно вбитым в натуру острым комплексом неполноценности. То есть, какое уж тут стремление доминировать, лишь бы самого не шпыняли по поводу и без…
Ключевое пояснение, почему придаю данному конкретному эпизоду с участием Курбана: после него начал понимать, что для возникновения указанного чуть выше стереотипа у некоторых людей могли быть явные ощутимые обоснования. Теперь честно признаюсь – только теперь, спустя десятки лет, в полной мере осознал, что в тот давний период середины своей жизни без всякого желания с моей стороны и какой-либо целенаправленной воли оказывал «угнетающее» впечатление на потенциальных собеседников. Повторюсь – сам того не желая и не понимая, просто по неведению того факта «как люди воспринимают». Воистину «блажен, кто не ведает», причем относится эта фраза к обеим сторонам…
Что произошло в ходе той «супер-пупер научной» дискуссии с Галиной Петровной?
Курбан сидел рядом, насупившись и не присоединяясь к беседе. Потом с явственной досадой и какой-то ощутимой обидой вдруг выдал: «я кандидат наук, много повидавший в жизни человек, а рядом с тобой как будто школьник, прочитавший всего несколько книг».
Те его слова показались мне настолько жесточайшим упреком, что я остановился на полуслове и замолчал намертво на весь вечер. А также, они стали категоричным сигналом: «парень, проанализируй свое поведение».
Поэтому без всякого преувеличения, воспринял косвенный совет-рекомендацию как руководство к немедленному действию и практически непосредственно в тот вечер (конец октября 1998 года, второй километр западнее плотины Геоктепинского водохранилища) начал работать над собой осознанно и вырабатывать-усовершенствовать манеру «не пугать окружающих брызгами своего интеллекта».
Где-то в середине того долгого пути, продолжающегося по сей день, пришлось добавить к маске «ай, откуда мне знать, спроси у того и этого» дополнительную «маскировку» и убедительность – чтобы не принимали за манерность, привычку «прибедняться или придуриваться».
Что в завершение? Да три «думки» – сам Курбан никогда не подозревал, что те его несколько слов стали настолько мощным стимулом для меня пересмотреть свое отношение к межличностным отношениям. И сколько всего происходит, условно говоря, «у вечернего костра» и как часто не достает желания и навыков «увидеть и услышать» что-то помимо плеска падающей в кулуаре воды…