Глеб Сабакин
Джаз-банда
21
Про легализацию оружия в России
Всякий раз, когда слышу рассуждения о легализации оружия и умничанье оторванных от реальности экспертов, у меня не на шутку бомбит. Поверьте мне, как человеку, варившемуся в каше уличного криминала несколько лет, ни к чему хорошему это не приведёт.
На примере травмата, который не особенно-то и запрещён, напомню, как оно бывает.
Пара реальных случаев.
Едем с друзьями на машине, никого не трогаем. Вдруг наглым образом нас подрезает какой-то лихач. На светофоре встаём бок о бок, наш рулевой подаёт знаки, мол, что вытворяете. Те в ответ жесты неприличные. Наш чел выскакивает, пытается вытащить их водилу из авто. У того то ли очко играет, то ли попросту кретин – хватает травмат и отстреливается. Повреждая нашему брюхо и бедро.
Оппоненты оказались на местном уровне тоже не последними людьми, и разбирательства длились пару месяцев. Но – мораль сей басни – зачем за ствол хвататься было? Тем более что все четверо в той машине были спортсменами.
Или другой пример.
Сидим в кафе, пьём кофе. Не спеша, торопиться некуда, наша задача – следить за порядком. Мы – как бы крыша, точнее – шестёрки настоящей крыши.
Заведение считается довольно приличным, но в поздний час мирные граждане заходить не спешат. Основной контингент – криминальные элементы и приблатнённые коммерсы. Тут можно было услышать, как ди-джей произносит в микрофон, например: «А эта песня – от центра специально для западских в знак уважения».
Было и такое. У ахметовских возникли недопонимания со Стройдеталью. Уладили быстро, хотя дело изначально шло к конфликту. Спустя время стороны оказались за столиками в разных углах нашего заведения. Ахметовские заказывают песню. Ди-джей говорит: «Следующая композиция – парням со Стройдетали от ахметовских, с благодарностью за терпение и понимание». Играет «Братва, не стреляйте друг в друга». Начинаются пьяные братания, ребята сдвигают столики. Мы напрягаемся – когда все пьяные, любая искра может вызвать пламя. Ненавязчиво подходим к самым адекватным – всё нормально ли? Все знают, что мы тут не охранники на зарплате, лишний раз никто не обостряет.
Но бывают и неадекваты.
Сидим, значит, пьём кофеёк. Через два столика отдыхает компания каких-то зэков. Наши ровесники, но все в перстнях синих. Начинают задирать официанток, и один из нас подходит вежливо намекнуть о культуре.
События развиваются стремительно – вспыхивает драка, и один дурак стреляет. Попал нашему в щёку (ходит теперь девок пугает) и совершенно посторонней женщине в ногу.
Разговор с ними был короткий, продолжилось уже на улице, но не суть. Опять вопрос – зачем?
Или ещё. Стоим поздним летним вечером у киоска, пьём пиво. На горизонте появляется мелкий местный боссик. Учащийся 11-го класса, смотрящий за школой (для кого-то станет открытием, но эта должность в некоторых школах существует и по сей день). В стельку, еле на ногах стоит. Жмёт нам руки, и дальше идёт, к пятачку таксистскому.
Слышим крики оттуда, суть рамса – мужчины не пожелали вести наглого шкета бесплатно. Недолго думая деятель вытащил травмат и начал стрелять. Благо что был не в кондиции и не попал. Таксисты скрутили юношу, отзвонились его старшим, которые держали тот пятачок, и сдали им бузотёра.
Доподлинно знаю о случае, как у ботаника в подворотне спросили сигу, без всяких задних мыслей, а он с перепугу стрельнул в толпу из газового. Ясен пень, отобрали. В жопу не засунули, но – поколотили знатно. Поставили на колени и в упор стрельнули в башку из его же пугача. И поделом дебилу.
А теперь представьте, что ствол будет у каждого несдержанного гопника. Или вы думаете, что неадекваты станут ходить по струнке, потому что вооружатся только интеллигенты?
Сидит сейчас за монитором какой-нибудь вечный терпила и ратует за легализацию. Дескать, вот тогда я вздохну спокойно, и хрен меня кто обидит. Только не задумается, наивный, что в жизни никого по лицу не бил, не то чтобы в это лицо из ствола стрелять. Или думает, наверно, что будет вести себя хладнокровно как Рэмбо, стреляя по ногам исключительно?
Кто-то скажет – так-то травмат, с настоящим боевым другое дело, там построже будет и все думать начнут. Да идите вы в жопу, отвечу я, недалёкие мудаки.
И коль уж всё-таки когда-нибудь до этого дойдёт, сначала в России нужно запретить алкоголь.
22
Николай
В один прекрасный день Петю и Мопеда избил деревенский бык, сраный колхозник и просто чёрт.
Дело было так.
Парни наведались в село неподалёку от города. То ли к тёлкам, то ли ещё зачем, не важно. Зашли в магазин за сигаретами, выходят – стоит здоровенный подвыпивший хер. Стоит и стоит, плевать на него, в общем-то. Но он вдруг спрашивает – вы откуда, мол, пацаны. Слово за слово, завязалась драка, в которой наши проиграли.
Вернулись словно псы побитые, униженные и злые. Ещё бы – так позорно получить от гука, заслуживающего только ссак за пазуху. Над Мопедом ещё и посмеялись – чего он там в своей качалке делает, что его какой-то пьянчуга отлупил.
Порывались собрать всю банду, все звенья по городу, и стереть село с лица земли. Когда пыл остыл, а старшие насмеялись от души, решено было обойтись малыми силами и малой кровью. Наказав только главного фигуранта.
Быстро пробили, кто такой и чем, как говорится, дышит.
Николай, двадцать пять лет от роду, авторитет сельского пошиба и забулдыга. Природная сила и занятия боксом в прошлом позволяли чувствовать себя королём мира. Правда, мир этот ограничивался собственным ареалом обитания. Регулярно в подпитии он давал по шее очередному односельчанину и, не встречая сопротивления, наглел всё больше.
Материального взять с Николая было нечего, поэтому нужно было отнять здоровье.
Машина тогда у нас уже была, одна на пятерых – мы вообще были уже крутыми гангстерами. По крайней мере, в своих собственных глазах. Но поехали на автобусе – были случаи, когда разъярённые колхозники закидывали машины камнями. Деревенское быдло – оно ведь ещё хуже городского. Поверьте, о деревнях я знаю всё. Там такие быки встречаются, которые ещё и козыряются тем, что быки – мы, дескать, сначала бьём, а уж потом разбираемся.
Поехали выцепать дурака, настроившись на долгое ожидание. Такие люмпены часто сложны в поимке. Могут дома неделями не появляться и имеют какое-то животное чутьё, отчего постоянно ускользают.
Приехали вчетвером, у меня со Стасом в рукавах молотки, у Пети с Сашей монтажки.
Стоим третий час за углом дома, напряжены. Курим одну за другой, пялимся по сторонам. Вдруг глядим – Колян идёт вразвалочку. Мы свистим ему – иди сюда, мол, приколимся.
Бесстрашный парень, подходит и бычить начинает. И не задумается, что четверо нас, что двое за спиной, что приехали явно не лясы точить.
Смотрю в затылок – и мерещится мне, что там мишень. Секунды вдруг резиновые стали, слух вообще пропал будто. Вижу – Стас кивает – давай, начинай. А мне страшно – молотком никогда не бил, по гвоздям только да по пальцам своим. В какое конкретно место бить, как силу рассчитать?
Стас медленно вытаскивает молоток, поднимает руку нерешительно, и по макушке тихонько – тюк. Коля резко оборачивается – и даёт стрекача. Мы – за ним. Бежим, орём вслед, краем глаза замечаю местных старух, тоже что-то орут.
Метров сто бежали, поймали на дороге, споткнулся соколик. А дорога та была федеральной трассой, движение как на Садовом, машины как пули свистят. Начинается пиздорез, молотки мелькают, кровь хлещет, пациент визжит как сволочь. В какой-то момент опять время замерло, вижу – струйка из башки фонтанчиком. На друзей смотрю – один по башке молотком лупит и по рукам, что жбан пытаются прикрыть, двое других ноги окучивают.
Не помню, как остановились, как домой возвращались. Что-то вроде шока со мной случилось.
Потом я много раз вспоминал те мгновения. Человек – существо хрупкое, одного неудачного удара хватает порой, чтоб кони двинул или калекой остался. Но, как показывает жизнь, именно всякие гниды особенно живучи.
Нет, не то страшно, что человек бы помер, а что сесть могли всерьёз и надолго.
Разведка потом донесла, что у Николая сломана челюсть, коленная чашка, два пальца, нос, а в башку пластину поставили. И ничего – бухает пуще прежнего, только не столь дерзок уже.
А окажись наши друзья сами по себе – сошла бы Николаю выходка с рук.
Казалось тогда – да что там казалось, так и было – если ты сам по себе, то ходишь как голый, беззащитен со всех сторон. Пусть ты здоров как бык – приедут и тромбонут, хоть прав ты, хоть неправ. Или тебя какой гандон, физически более сильный, отоварит, а ты утрёшься и забудешь.
Как молоды мы были.
23
Как я пленника сторожил
Эпизод, потрясший мою юную неокрепшую психику, воспоминания о котором даже сегодня вызывают мурашки по коже.
О некоторых вещах уже можно рассказывать, ибо сроки давности проходят. Да и некоторые персонажи уже опасности не представляют.
Например, помер Тихон. Не от какой-нибудь романтической бандитской пули и не доблестно с оружием в руках, а захлебнувшись блевотиной во сне.
Лет сто назад он держал в гаражном боксе чела, к которому были какие-то претензии. И однажды мне было поручено посидеть с ним ночью. Чтоб не сбежал или вены себе не перегрыз. Или если вдруг двинет кони от полученных ранее побоев, чтоб я оперативно известил.
Было велено следить в оба и не разговаривать с ним. Потому как тип хоть и подавлен и физически, и морально, но очень хитёр и изворотлив.
Примерно в десять вечера мы остались наедине.
Пустой бетонный гараж, только стул и стол, на нём – стопки газет с кроссвордами. Судя по количеству и датам – чел находился здесь уже пару недель.
На столе также лежал скотч, со следами крови. Наверно, заклеивали рот, когда били.
Гараж был в комплексе, снаружи могли услышать крики.
Он сидел в углу на какой-то фуфайке, прикованный наручниками к батарее.
Лет тридцати, весь в запекшейся крови. Рядом бутылка воды и какие-то непонятные засохшие объедки в миске, как у собак, которых сердобольные старухи подкармливают.
Это была очень долгая ночь.
Я сидел за столом и наблюдал. Иногда он поднимал глаза, и мы подолгу смотрели друг на друга. Первым глаза отводил я.
Скоротать время было нечем, даже кроссворды все были разгаданы.
Тупо сидел и думал, накручивая сам себя.
Пугала неизвестность – что происходит и чем закончится.
Возможно, его уже не оставят в живых.
Может, начнут пытать, или уже пытали. Может, мне предстоит это увидеть. В башке крутились всякие байки о паяльниках в жопах.
А вдруг потом заведут дело, и я соучастник.
Вдруг он сейчас изловчится и убьёт меня.
Или освободится от наручников, вырубит меня, сбежит, а потом всё, что должен он, повесят на меня.
От него пахло говном, то ли от побоев опорожнился, то ли просто вариков не было.
Он спросил жестом – нет ли курить.
Осторожно подошёл и положил рядом с ним сиги и спички. Боялся – вдруг схватит меня за руку, хотя монтажка была наготове.
Ступил и отдал ему всю пачку, себе не оставив. Курить хотелось сильно. А забирать было как-то неловко.
За час он скурил всю пачку.
Я утешал себя тем, что нахожусь в более выгодном положении.
Задумался, а зачем я вообще связался со всем этим. Учился бы себе на здоровье, как мои однокурсники-лохи. Ну, отдавал бы стипендию за крышу, и тёлки бы меньше давали, невелика беда. А шестерить и страдать за чужие интересы – не лоховство разве.
Примерно в шесть утра меня сменили.
Чтобы угомонить своих злых демонов, взял чекушку, выпил её за углом магазина из горла. И пошёл в общагу спать.
Никому никаких вопросов я не задавал, гадая потом – чем всё закончилось и в чём изначально была суть.
Месяца через три случайно узнал, что это был родственник Тихона. То ли двоюродный брат, то ли родной брат жены.
Он что-то опрометчиво провернул с семейным наследством.
Но якобы всё уладили, чела простили и вернули в семью. Он был не в обиде и урок запомнил крепко.
Позднее в соцсетях увидел свежие фотографии чьей-то свадьбы – Тихон и родственник поднимают бокалы, улыбаются, и ничто не напоминает о том случае.
У одного моего знакомого была похожая история, правда, с более неожиданным хэппи-эндом.
Он бегал за район лет с одиннадцати, и в пятнадцать его уже замечали взрослые люди. Поручая некоторые деликатные дела, которые не каждому доверят.
И как-то раз, будучи школьником, он так же сторожил пленного.
Только дело было в подвале загородного дома, а человек сидел в клетке.
Помните, как в «Дженерейшен Пи» в киоске, только клетка попросторнее была.
Деятель был строптивым коммерсом, не понимавшим, что проще платить, чем нервы и здоровье тратить.
Спустя годы жизнь повернулась иначе.
Не знаю, добились ли тогда от бизнесмена желаемого, но со временем он поднялся и вышел на федеральный уровень. До которого региональному криминалитету не дотянуться. Название пары его фирм наверняка известно некоторым из вас.
Знакомый мой давно отошёл, переехал, зажил нормальной жизнью.
А лет через двадцать после ночного подвала устроился работать в одну из компаний того самого коммерсанта.
Сначала синим воротничком, потом поднялся до белого.
Но с главой компании непосредственно пересекаться не доводилось.
А довелось бы – вряд ли приятель мой был бы узнан.
Работников в компании держат в ежовых рукавицах. Иногда, говорит товарищ, хочется вернуться на машине времени в ту ночь и отвести душу.
24
Дружба с Варёным
Постепенно я стал покалываться всё чаще и, как это всегда и происходит, начал системить. В офисе уже старался появляться реже, в делах участвовал всё меньше. В универ вообще почти перестал ходить, какой там нахрен универ. Удивительно, как я вообще до пятого курса дошёл. Мне там было неинтересно, я с самого начала понял, что технические науки – не моё, и работать инженером вряд ли когда-то буду. Я больше хотел бы в педагогическом учиться – там хотя бы просто потусить интереснее, девчонок много.
Когда я спалюсь – было вопросом времени, рано или поздно это по-любому должно было произойти. Публика в той среде была прожжённая. Отмазки вроде «не выспался» могли прокатить только перед девочками-однокурсницами, а тут такие волки, что вмиг раскусят. Особенно старшие, пережившие героиновый бум. В кругу своего возраста было чуть проще – мы все курили много травы, кто-то ещё и алко увлекался, потому странный видок у всех периодически случался.
Мой секрет знал только Ростик. Спасибо ему, он меня тыщу раз прикрывал. В том числе брал на себя часть моих дел по стоянке. Не только из альтруизма – забирал мою долю прибыли.
С ним мы ругались всё чаще. Я становился ненадёжным и всё более тяжёлым в общении. Когда вмазан – со мной не поговоришь нормально. Когда кумарит – я оголённый нерв, только огрызаюсь. Когда состояние пограничное – опять же не до общения, надо мутить скорее.
К тому же Ростик уже начал ехать крышей на теме религии. Было очевидно, что пути наши скоро разойдутся.
Плюс у меня появился новый друг.
Выхожу однажды от барыги (он прямо из квартиры банчил), а навстречу поднимается Варёный.
Неожиданная встреча, подумал я, всё-таки пришёл верёвочке конец.
– Пиздёныш, какими судьбами, – заулыбался он своим золотым ртом.
Я-то подумал, он и впрямь рад, тоже лыблюсь. Хоть и потряхивает, и ситуация нештатная, а всё равно – вес на кармане настроение улучшает.
– К знакомому вот заходил, а ты чего тут, – отвечаю.
А он как даст мне в челюсть. Я кубарём с лестницы. Башкой стукнулся, рассёк немного, кровь течёт, неприятно.
– Съебался мигом, – орёт. – Потом с тобой поговорю!
Я руки в ноги и на выход. Напоследок только набрался наглости и кричу снизу: «А сам-то чего тут?»
Варёный подорвался – сейчас, мол, отчитаюсь, салага.
Еле ноги унёс.
Примчал в общагу, заперся и тумбочкой подпёр. Мало ли, Ростик придёт невзначай или ещё кто. Чтоб нервишки успокоить проставился поболе, и чуть не отъехал.
А как отпустило, задумался. Совпадений быть не может – шёл Варёный туда же. Будет ли сдавать меня в таком случае? Или всё-таки совпадение, и тогда точно сдаст? А, может, поверил про знакомого? Зачем бил тогда? Разозлился, что сам спалился? И что значит – «потом поговорю»?
Несколько дней вообще нигде не появлялся. Хотел даже телефон отключить, но помнил случай с Мопедом. Артём как-то раз срочно его искал, а тот бухал и телефон отключил. И не стал отмазки придумывать качественные, а сказал, как есть. Артемий ему тем телефоном башку разбил. Нокиа 3310, не зря кирпичом называли.
На нервяках дозу ещё больше разогнал. Точку ту всё равно посещал, там качество получше было, и наличие всегда.
Потом немного успокоился, слегка привёл себя в порядок. Показался пацанам на стоянке, заглянул в офис. Он был полон народу, все чего-то суетились, всем не до меня. Мельком увидел Варёного, он издалека мне кулак показал. И у меня отлегло – как-то по-доброму выглядел этот жест, по-отечески.
Через неделю сплю, утро уж почти – звонит телефон, номер незнакомый.
– Ты где, – вместо здрасьте.
– Кто это, – бормочу спросонья.
– Варёнин Андрей, – отвечает.
– А, Варёный, я в общаге, сплю.
– Кому Варёный, а кому Андрей Николаевич. Расслабил вас Артемий смотрю. Дуй бегом на стоянку вашу.
И отключился, не дожидаясь ответа.
Вот так номер, думаю. Раньше и имени-то поди моего не знал, а тут и телефон даже нашёл.
Ничего хорошего такие звонки обычно не предвещали, только деваться некуда, субординация тут жёстче, чем в армии. Что делать, поплёлся. С собой взял немного на всякий, неизвестно, когда обратно вернусь.
Сторожил в ту ночь студент. Я уж почти дошёл – звонит мне перепуганный. Тут, мол, мужик какой-то неадекватный, машину вскрыть хочет, я на него с монтажкой, а он ножом машет.
Всегда чуть что мне звонили, будто я им оператор тревожной кнопки в ЧОПе.
Подхожу, с середины стоянки мне фарами мигают. Варёный вскрыл чужую машину, завёл и сидит в ней.
Машу рукой студенту – всё нормально, и сажусь к Андрею. С того пот ручьями, трясётся – кумарит не на шутку.
– Значит так, пиздюк, – говорит. – У меня всюду вилы, погнали к твоим. Лавэ есть.
– Ты машину угнать собрался? – спрашиваю.
Он мне леща, пренебрежительного такого, тыльной стороной ладони.
– Попизди мне, точно Артемий мышей не ловит. Сгоняем и вернём, делов-то.
А я хоть и словил леща, но чувствую, что нахожусь в доминирующем положении. У самого-то и по времени запас имеется, и чек в наличии. Захочу – продлю его страдания, а захочу – вообще обломаю. Будет знать, как меня бить.
– Значит так, Андрей Николаевич, – позволяю себе вольности. – Место есть, только до утра туда соваться смысла нет, даже не откроют. Часа два хотя бы надо подождать.
Тут он совсем поник.
– Я сейчас сдохну, – говорит еле слышно.
Пришлось ему свою заначку отдать. Он поправился, и мы не спеша пошли пешком.
Дошли, подождали, взяли, поймали тачку, поехали к Варёному на съёмную квартиру.
Таксиста кинули – платить было не в правилах Андрея Николаевича. Ни одна городская служба такси не принимала заказы в наш офис, потому как он их всех уже перекидал. Других в офисе это напрягало, из-за него и им дискомфорт. Бывало, засидятся старшие допоздна, самим за руль уже нельзя, а уехать не могут. Звонят молодым среди ночи, чтоб отвезли.
Ему высказывали не раз уже, а что толку, Андрей всегда сам себе на уме был. Вообще среди взрослых бытовало мнение, что кидать таксистов и проституток нехорошо, это удел беспредельщиков.
Тот день я не планировал употреблять с самого утра. Рассчитывал протянуть сколько смогу, хотя бы до обеда. Но Варёный взял сразу много, а на халяву и уксус сладок. Тем более я немного понервничал – классическое самооправдание, когда устоять не можешь.
Ширнулись у него дома, и следующие месяца три я бывал здесь почти каждый день. Практически поселился, в общагу ходить было незачем. Опиаты они такие, быстро вытесняют всё остальное из жизни. Правда, в какой-то день Варёный сказал – всё, съезжаем. И мы перебрались в соседний дом на новую квартиру, где я бывал уже реже.
Была у Андрея Николаевича такая привычка. Он быстро переставал платить за жильё и начинал кормить хозяев завтраками. Это ему очень даже удавалось. Несмотря на уркаганскую внешность, людей к себе располагать он умел. Было в нём какое-то мрачное обаяние. Тюремная школа, опять же, зэки часто хорошие психологи. Обычно это длилось пару месяцев, потом или сам понимал, что момент настал, или арендодатели поднимали скандал и вызывали милицию. Рекорд у него был полгода, причём в тот период деньги как раз были.
В гламурных глянцевых журналах встречаются рубрики про жизненные правила известных людей. Узнай вы все жизненные правила Варёного, схватились бы за голову – как так вообще можно жить. Что интересно – при всех его специфических моральных качествах и сомнительной системе ценностей назвать его плохим человеком я не мог. Возможно, потому что наша с ним дружба пришлась на то время, когда я и сам представлял собой непонятно что.
И он, кстати, был совсем не жадным, как вы могли бы подумать. Я неделями жил за его счёт, и ни разу он меня не упрекнул. Наверно, ему нравилось со мной общаться, родственную душу может во мне видел. Хотя я не урка, как он, и становиться таковым не собирался.
Нас ничто не объединяло, кроме постоянных муток. При других обстоятельствах мы едва ли стали так плотно общаться. Ещё оказалось, что Варёный очень одинокий человек. Вроде и был частью большого коллектива, и со всеми на короткой ноге, а всё равно – будто чужой. Даже с Артёмом, как выяснилось, они давно уже не так близки, как в былые годы.
Мы оба скрывали ото всех наше наркоманство. И дружбу нашу тоже не афишировали. У вас бывала когда-нибудь любовная связь с коллегой по работе, которую вы скрывали от остальных? Вели себя нейтрально, иногда даже конфликтовали, а оставаясь наедине смеялись, как лихо всех провели? Вот и мы так же. На улице вместе появлялись редко, больше в тёмное время суток, и в редких визитах в офис тоже никак себя не выдавали.
Один раз он на меня за что-то наорал в присутствии моего возраста и ваньков. Для него это было в порядке вещей, все привыкли, что Андрей часто не с той ноги встаёт. А через пять минут незаметно подмигивает мне – не парься, мол, пиздюк, всё нормально, скоро разговеемся.
Как-то Кулик собирал в офисе всех взрослых, а параллельно Ванёк проводил сборы нашего звена. Не помню, что тогда на повестке было, да и важно ли уже. Сижу как на иголках, скорее бы закончилось, уже потряхивать начинает. В соседней комнате то же самое у Варёного. Мы собирались после этих сборищ за лекарством ехать. Накануне он разрулил спор каких-то полукриминальных бизнесменов и сорвал кушок, так что кайфом мы были обеспечены на много дней вперёд.
«Заебал», – смс от Николаича. Это он про Кулика, который тянул кота за яйца.
«Мы скоро всё», – пишу в ответ.
Через пять минут пишет: «изжай адин мы к палычу ещо. встретимся у миня бабки счас за бочок положу».
Андрюша у нас был неграмотный – три класса образования, потом спецшкола, малолетка и взрослые тюремные университеты. Деньги, правда, лучше калькулятора считал.
Слышу – дверь хлопнула, это Варёный как школьник на уроке в туалет отпросился.
Через два долгих часа сидели у него дома, вяло почёсывались, с трудом поднимали веки и прожигали диван сигаретами. Хозяева, сдавая квартиру, просили не курить в ней. Что Андрюша оставит им диван с дырками они даже и не представить не могли.
Один раз был прикол. Сидим так же, в слюни, встать не можем. И тут ему Татарин звонит, к себе вызывает. Варёный замер на полминуты. Потом встал, дошёл до ванной, умылся, закапал капли в глаза, зачем-то присел раз пять и был таков. Он умел собраться, когда нужно.
Часа через полтора вернулся с синяком под глазом.
– Спалился? – спрашиваю.
– Не, там другое, ерунда, – отвечает. Рассказывать не стал.
Варёный много интересного мне рассказал. Такого, с чем я не мог поделиться с тем же Ростиком, а тем более с другими из нашей компании.
Например, про Артёма. Оказывается, тот люто ненавидел торчков и избавлялся от них в своём окружении, потому что когда-то сам кололся. А теперь запойно бухает. Редко и втихоря, о чём знают только самые близкие. От Палыча это скрывалось, и молодёжи он ставился в пример, как нужно вести дела, всегда сохраняя ясность ума. Про зависимость самого Варёного Артём знал, и это была одна из причин, почему их дороги всё больше расходились.
Надо отдать должное Андрею, про Артёма он всегда хорошо отзывался. Правда, как-то проговорился, что тот вытаскивал друга из тюрьмы не столько из благих побуждений, а боялся, что Варёный устанет сидеть и разговорится. А говорить там, видимо, было много о чём. Мне было жутко любопытно, что же там за дела у них были. Однако он так и не рассказал. Даже в неадекватном состоянии понимал, что можно говорить, а что нельзя.
У взрослых в коллективе тоже были свои внутренние рамсы, как и у нас. Я-то поначалу был очарован ими, какие они дружные, как держатся вместе, пережив много всякого. А они как пауки в банке, пожирают друг друга.
Взять, допустим, Ахмета, чья бригада была главным конкурентом татар по Западу. Он тоже когда-то работал с Палычем и пал в корпоративной борьбе за главенство в своём кругу. Тогда победил Кулик, каким-то образом дискредитировав соперника перед Татарином. Ахмета отшили. Он не стал уезжать куда подальше, как часто в таких случаях бывает, а создал свою бригаду прямо под боком у Палыча. Врагом при этом не стал, продолжал общаться с татарами. Я его видел один раз, он в офисе в нарды с Куликом играл, и никакого напряжения меж ними не чувствовалось. В тот раз, кстати, он приезжал уладить разногласия между молодёжью, там дело шло к уличной войне.
Тихон, оказывается, был стукачом. Когда-то его крепко прижали органы и ему пришлось завербоваться. Вербовка, правда, была какой-то топорной, потому что это был полишинельский секрет. Который, впрочем, хранился в пределах высшего круга. У меня были подозрения – пару раз замечал, как взрослые что-то обсуждали и затихали при его появлении. А потом сразу наигранно вели себя как ни в чём не бывало.
Тихон знал, что все знают. И все знали, что он знает, что все знают. И никто этого вслух не произносил. Всех такой расклад устраивал, ведь если не он – будет другой, более тайный и способный всерьёз навредить. А Тихон и сам фильтровал, что докладывать, и в обратную сторону иногда работал, предупреждая коллег об опасности.
Я тогда стал к своим присматриваться, может кто из них тоже завербован. В моём возрасте по большому счёту были мелкие малоинтересные серьёзным ментам сошки. А вот Ванёк на эту роль подходил – как-то слишком гладко у него всё шло по жизни, в любой заварушке выходил сухим из воды и никогда не парился. Хотя может просто везунчик и я зря грешу. Но на всякий случай в его присутствии лишнего старался не говорить.
А однажды обкололись, сидим в коматозе, Варёный бормочет что-то, я не особо слушаю. И вдруг у него проскальзывает: Палыч – мусорской. И даже пояснил, только героин в тот раз был слишком убойный, чтоб я мог что-то усвоить.
Потом пытался к этому вернуться, а он отшутился. Завязывай, говорит, малыш, колоться, уже мозги набекрень. И добавил уже серьёзно – беги от нашей жизни, пока не поздно, это дорога в никуда.
А я тогда даже не задумывался, как жить дальше. Мой горизонт планирования ограничивался несколькими часами. Я точно знал одно – доза уже достаточно велика, кумарить начинает через несколько часов, и с каждым днём шансов спрыгнуть всё меньше. А отъехать, присесть или встрять – всё больше.
На тот момент моя криминальная карьера, так и не получившая особого развития, уже клонилась к закату.