Глеб Андреевич Васильев
Три Толстушки: Книга Нехилых Перемен
«Щенок! Гаденыш! Уродец!» – кричали люди, чьи обеды он портил, и кидали ему вслед что попало – то зонтик, трость, или сам испорченный обед, а то и пригоршню монет.
Скрывшись от незадачливых любителей сэндвичей, Сучок сгибался так, что его голова оказывалась на уровне колен. Он бульках и хрипел, все его тело сотрясалось. Можно было подумать, что у молодого человека случился приступ какой-то страшной и мучительной болезни. Но то был всего лишь смех Сучка.
И вот Сучок, умевший только плеваться, кошмарно бегать и еще более кошмарно хохотать, внезапно для самого себя захотел произвести хорошее впечатление.
Он широко расставил ноги, приподнял руки, согнутые в локтях, и, шевеля пальцами так, словно играл на невидимой электрогитаре, замотал головой направо и налево в такт несуществующему ритму. При этом он поглядывал на наследницу Софью с пугающим оскалом скованных брекетами зубов.
Но это был не весь перформанс. В дополнение ко всему Сучок еще и пел:
Все ваще отстой поганый,
И чернеют в сердце раны,
Хлещет кровь из всех порезов
Что я сам в себе прорезал.
Жизнь гноится, типа язва,
Лучше было сдохнуть сразу.
Мир мой внутренний страдает,
Никто его не понимает!
Все бесчувственные твари,
Все мне то и дело врали!
Я один и одинокий,
Как будто на луне далекой.
Все насилуют мой мозг,
Словно я помойный пес!
Но я вижу – ты крутая,
Не как все, совсем другая.
Ты, по ходу, супер, детка!
Говорю такое редко,
Но с тобою, может быть,
Я готов всю ночь тусить!
– Всю ночь тусить… – тихо повторила Софья.
Глаза ее были полны слез, и от этого казалось, что у нее не два, а четыре глаза под одной густой бровью, идущей от уха до уха.
Андроид окончил песню и вскинул вверх кулак. Зал, в который на странные звуки успели стечься все придворные, с облегчением вздохнул. Все зашевелились, закивали головами, защелкали языками. Некоторые кричали, закрывая ладонями уши, из которых шла кровь, как от команд капитана Конского. Даже сам Конский упал на колени и скрипел зубами так, что они на глазах превращались в крошку.
Действительно, мелодия песни едва ли могла считаться мелодией. Даже искренняя злоба и печаль молодого ломающегося голоса не сделали ее хоть сколько-нибудь приемлемой для человеческого слуха. Сучок пел так, что казалось, будто его голос исходил из глубокой шахты, чуть-чуть не дошедшей до ада, но зацепившей по пути место захоронения радиоактивных отходов.
– Э… возможно, стоит немного настроить звуковоспроизводящие динамики робота, – Серж Гаспарян, не расстающийся с берушами, первым оправился от увиденного и услышанного. – Многодолгочтимая наследница Софья, я верну его вам завтра же. Только вы, пожалуйста, не снижайте мой гонорар. Там, наверняка, делов-то – перепаять реле усилителя и подстроить частотный резонатор… Хотя, возможно, потребуется полная замена акустической системы. Счет за мои услуги, к глубокому сожалению, возрастет, но качество – вы же понимаете! Кто экономит на качестве звука, тот… ну вы же понимаете.
– Он поет, как ангел, – раздались в наступившей тишине слова наследницы Софьи. – С его чудных губ слетают именно те слова, которые я все время думаю. Он как будто поет моими мыслями, которых никому не понять!
Тут в зал впорхнули Три Толстушки.
– Простите нас, пожалуйста. Мы так хотели быть тут с самого начала, но… – Вера печально вздохнула. – Дела государственной важности. Нельзя же их просто так взять и отложить. Мы бы правда хотели, но нельзя же ведь.
Тут все присутствующие сообразили, что они оказались здесь не как иначе, а именно побросав свои дела. Все кинулись к выходам. Повар в суматохе влепил своими руками, вымазанными соусом бешамель, в спину красавицы-уборщицы. Красавица взвизгнула, и при этом обнаружилось, что у нее вставная челюсть, потому что челюсть выпала. Маленький дворник из ближнего зарубежья наступил на красивую челюсть ногами, обутыми в некрасивые дешевые кроссовки.
Раздалось «Хрясь! Хрясь!» – и бывший прапорщик, отвечавший за складское хозяйство, тут же, выругался:
– Стащили со склада орехи! И тут же топтать их! Возмутительно! Денег же стоят, чтоб вы подавились!
Красавица, потерявшая челюсть, хотела закричать и даже воздела руки, но – увы! – вместе с челюстью погибла ее вера в себя. Стыдливо прикрывая беззубый рот, она выскользнула прочь из зала.
Через минуту в зале не осталось никого, кроме Толстушек, Софьи, киборга, доктора Гаспаряна и Лучшей Подружки, которая хоть и потягивала слабоалкогольные коктейли, успела изрядно захмелеть.
Три Толстушки казались уставшими. Только что они напряженно придумывали, как сделать жизнь в стране еще лучше. Люба предлагала увеличить размер порций еды, раздаваемой бесплатно всем желающим, и включить в меню тортики. Вера поставила под сомнение пользу такого хода. Она беспокоилась, что граждане, многие из которых и так были тучными, совсем разжиреют. Вера и Люба спорила до хрипоты. «Лишний вес наносит организму сильнейший вред!» – кричала Вера. «Тортики улучшают настроение и делают людей добрее!» – не сдавалась Люба. Примирила их Надя своим мудрым предложением. «Давайте все-таки добавим тортики. Но! В дополнение к этому введем для всех граждан спортивную повинность. Каждый день зарядка, йога и фитнес. По пятницам футбольные матчи, по воскресеньям – теннисные турниры. Раз в месяц – марафонский забег. Участие всех подданных, не имеющих медицинских противопоказаний, – обязательно» – сказала она. Все согласились с ней, и сестры радостно расцеловали друг друга.
Сучок смотрел на лица Толстушек со щеками, перепачканными помадой.
«Это вот такие они, значит, проказницы. Я б даже посмотрел по приколу, как они втроем кувыркаются», – подумал подросток.
Толстушки приветливо улыбались. Доктор Гаспарян улыбался растерянно, Софья – счастливо, Сучок – криво, а Лучшая Подружка – пьяно.
– Как же мы рады видеть вас, Серж Артурович, в нашей скромной обители Добра и всенародного Счастья, – сказала Любовь.
– Все ли у вас хорошо, любезный наш доктор? Удачно ли вы сюда добрались? – спросила Надежда. – Надеюсь, вам не пришлось стоять в пробках.
– Ах, эти ужасные пробки, – вздохнула Вера. – Мы обязательно придумаем, как с ними справиться. Я просто уверена в этом. Вот буквально сегодня возьмем и придумаем.
Доктор поклонился, не зная, что ему сказать, и стоит ли вообще что-то говорить, если можно просто выписать счет за свои услуги.
– Ого! Эт шта у нас тут такое? – Лучшая Подружка сфокусировала взгляд на Сучке. – Драть меня Сеткиным! Это ж ардно… днро… ан-дроид!
– Он чудесный! – воскликнула Софья.
Толстушки никогда не видели ее настолько счастливой.
– Действительно, выглядит очень хорошо. Такая сальная кожа, и прыщей как будто стало больше. Потрясающая реалистичность, – сказала Люба.
– О! Я даже чувствует, как от него пахнет потом! Причем от подмышек и от ног совершенно разный запах. До чего же дошла техника! – воскликнула Вера.
– Девочки, вы забываете о кое-чем важном, – упрекнула сестер Надежда. – Это не реалистичность потрясающая, и не техника дошла.
Доктор Гаспарян похолодел. Он понял, что его обман будет немедленно разоблачен.
– Нет! – сдавленно пискнул Серж. – Именно, что реалистичность и техника! Слава королеве всех наук! Слава кибернетике!
– Не скромничайте, доктор, – улыбнулась Надя. – Мы-то знаем, что это не реалистичность потрясающая, а вы потрясающий ученый, Серж Артурович. Это не техника дошла, а ваша гениальность. Ах, как же нам вас отблагодарить?
Наступило молчание.
Доктор, не до конца веря, что разоблачения удалось избежать, начал излагать свою просьбу:
– Я видел, как на площадь Благоденствия доставили десять лимузинов…
– Их сегодня же раздадут мятежникам! Правда, здорово? – Любовь захлопала в ладоши .
– Я имею в виду, что… Моя просьба такова. Как бы это сказать… Не могли бы вы отдать эти лимузины мне?
– Серж Артурович, вы, должно быть, шутите, – Вера неуверенно хихикнула. – Скажите, ведь правда же это розыгрыш?
– Я требую, чтобы вы отдали эти лимузины мне. Я требую все десть штук, – повторил доктор негромко, но на этот раз твердо.
– Но… почему именно эти лимузины? И зачем вам все десять? – изумилась Надежда.
– Многоуважаемые дамы, эти лимузины уникальны. Они доведены до совершенства, как… как мой киборг! Таких не купишь ни в одном автосалоне, – пояснил Гаспарян. – Лимузины сами по себе представляют серьезную материальную ценность, да. Но эта десятка абсолютно особенная. За их появлением стоит ИСТОРИЯ – попытка государственного переворота в далеко не последней стране мира! Фактически, каждый из этих автомобилей уже сейчас является раритетом, лакомым кусочком для истинного коллекционера. Я же хочу получить всю коллекцию – от первого до десятого номера. Обладание таким сокровищем определенно доставит мне удовольствие.
В ответ заохали и запричитали Толстушки.
– Как же так! Что же это такое! Серж Артурович, что же это получается! Голубчик, будьте же благоразумны! Попросите что угодно другое. Нам не жалко, но к сегодняшнему вечеру мы не успеем подготовить десять новых лимузинов! Вы поймите, это же политический вопрос. Мы не можем взять и нарушить свое обещание. Если мятежники не получат свои лимузины, что они о нас подумают? Это ведь скандал государственных масштабов!
– Бутерброд, – шепнул доктор роботу.
Сучок не понял, чего именно хочет от него доктор, но, вспомнив уроки артиста Канатова, попытался думать, действовать и выглядеть, как бутерброд. Подросток упал на бок, подтянул колени к груди и спрятал голову между ними.
– Мой хлеб черствеет, майонез скисает, колбаса заветрелась, а салат сгниииил! – взвыл Сучок
Наследница бросилась к нему.
– Ах! Ах! – закричала она.
– СГНИИИЛ!!! – совсем уж замогильным голосом протянул подросток.
– Вот, любезные дамы, – сказал доктор Гаспарян, – вы видите? Киборг снова потеряет свою жизнь. Я встроил в него электронный модуль ПЧН, что означает Повышенную Чувствительность к Несправедливости. Только что на его глазах свершилась Величайшая Несправедливость! Вы отказали мне в моем скромном и более чем заслуженном вознаграждении. Смею полагать, милейшая Сонечка будет не очень довольна, если ее робот станет вести себя как протухший бутерброд.
– Опаньки! Сеструхи, мать моя леди, это шантаж! Бабцы, он вас всех трех разом шантажирует! – Лучшая Подружка расхохоталась. – Ай да Сержик, ай да красава! Вот уж не думала, что у тебя окажутся такие огромные стальные яйца!
Горе охватило наследницу. Она горько заплакала, упала на пол рядом с неподвижным Сучком и прижалась к нему всем телом.
– Ни за что! Слышите, ни за что! – кричала она. – Исполните просьбу Сержа Артуровича! Я не отдам моего андроида! Он уже однажды умер, и второго раза я не переживу. Никто не должен умирать два раза! Это нечестно! Если вы откажете доктору, вы убьете моего робота! Убийцы! Убийцы! Кровавые убийцы!
Конечно, Толстушки сдались. Примирение с раздачей лимузинов отменили. В срочном порядке был подписан приказ, и десятка супер автомобилей отправилась с площади Благоденствия прямо к особняку Гаспаряна. Счастливый Серж отправился туда же.
«Теперь я самый состоятельный сукин сын в этом городе. Интересно, удобно ли заниматься сексом в салоне лимузина. Надо будет попробовать, непременно», – размышлял он по дороге.
Итак, Сучок остался во Дворце Трех Толстушек.
Вместе с наследницей он вышел в сад.
Софья мяла цветы, напоролась на колючий розовый куст и чуть не свалилась в бассейн. От счастья она ничего не замечал.
«Она заценила мою песню, и как я был типа бутербродом! Крутотень! – радовался Сучок. – Передо мной ей не устоять! Все ваще супер!».
Принесли завтрак. Сучок увидел сосиски и вспомнил, что сегодня еще ничего не ел.
– Заточим по хот-догу, детка? – сказала он, и подмигнул Софье.
– Горячая собака… я не понимаю, – растерялась наследница.
– Ты типа не знаешь, что такое хот-дог?
– Увы.
– А про гамбургер слыхала?
– Как-то не приходилось…
– А про пиццу, чипсы, стрипсы и байтсы?
– Что за вещи ты называешь?
– Так это чо, тут во Дворце ваще что ли настоящей еды не держат? – возмутился Сучок. – Ну ничего, это мы щас поправим. Познакомлю тебя, крошка, с хот-догом.
– Вот хорошо! – обрадовалась наследница.
– Эй, братюня, притащи-ка кетчупа, майонеза и горчицы. И булочек еще. Таких типа продолговатых, только чтоб без сахара, мака и другой хрени, – обратился Сучок к слуге, принесшему завтрак.
– Вы имеете в виду мини багеты? – уточнил слуга.
– Ты тут не умничай, минеты-бабеты. Неси, чего я тебе сказал.
У слуги от наглости Сучка широко раскрылись глаза и рот, но он выполнил просьбу и принес все, что требовалось.
– Во, зацени. Берем булку, раздвигаем ее вот так, туда шпарим весь жидкий стафф, а потом втыкаем сосиску по самое небалуйся. Готово! – на глазах у изумленной Софьи подросток соорудил вполне приличный хот-дог.
– Это и есть хот-дог? Но зачем он нужен? Сосиски ведь можно и так кушать.
– Во-первых, хот-дог в тыщу раз вкуснее и полезнее, – Сучок наставительно поднял вверх указательный палец. – Во-вторых, голую сосиску без булки себе в рот только педовки суют.
– Ух ты! А кто такие педовки? Я раньше кушала голые сосиски, значит, я тоже педовка?
– Не-не, ты… это… – Сучок смутился, хоть и не думал, что в принципе умеет смущаться. – Ты лучше хот-дог зацени. Вкус ваще супер, отвечаю.
– Ммм! Дейштвительно! Вкушнотищная вкушнятина! – откусив разом половину хот-дога, сказала Софья с набитым ртом. Смесь майонеза, горчицы и соуса стекала по ее щекам и подбородку.
– Ну так, Сучок фигни не сотворит, – пробормотал Сучок, зачарованно глядя на жующую наследницу.
– Сучок – это твое имя? И что это у тебя там? Там ведь раньше ничего не было, – Софья показала пальцем на джинсы Сучка, явственно бугрящиеся в паху.
– Ага, имя. А это… Ты понимаешь, тут вот эти сосиски, и булочки, да… Это типо настраивает на сексуальный лад. То есть… не сосиски, нет-нет. В смысле, ты ваще сама тупо секси, детка. Я не хотел сказать, что… Только я, в общем…
Сучок замолчал. Было очень тихо в этот жаркий час. Вчерашний ветер, как видно, залетел очень далеко. Теперь все застыло. Даже птицы не летали.
И в этой тишине Сучок услышал шепот Софьи:
– Сучок, у тебя настоящая всамделишная эрекция. Это невероятно, но… Доктор говорил, что расширил твой функционал. Просто волшебство. Серж Артурович приделал тебе пенис!
– Приделал, – повторил Сучок. – Железный мать его пенис…
Глава X
Массажный кабинет
В два часа наследницу Софью позвали в классную комнату. Это был урочный час. Сучок остался один.
Никто (или почти никто) во Дворце не подозревал, что Сучок – не чудо кибернетической мысли, а обычный подросток. По всей вероятности, люди по природе своей склонны верить в чудеса. Хотя, еще вероятнее, что людям просто слишком лень думать и анализировать. Сказали, что чудо робототехники, значит, так оно и есть, и нечего себе голову всякими альтернативными версиями забивать.
Итак, Сучок остался один на один со своей эрекцией.
Положение его было затруднительным. И не по части эрекции – эту проблему он решил быстро и весьма эффективно. Хоть и с надеждой, что Софья в ближайшее время не станет играть с плюшевым медведем и ничего не заметит.
Куда большие опасения Сучку внушал Дворец. Он был огромен, непонятен, испещрен путаницей проходов, галерей и всевозможных лестниц. Пускаться в путешествие по нему подростку совершенно не хотелось. Но сидение в девчачьей комнате с розовыми стенами, кроватью в форме сердечка и разномастной армией из тысяч плюшевых зверей действовало на психику Сучка подавляюще.
«Здесь я точно с ума спрыгну или педовкой стану, – решил он. – Пойду-ка гляну, с чего здешние жиробасы торчат».
Вы уже знаете, что наследница родилась мальчиком. Этот факт привнес некоторые особенности в систему ее воспитания и образования. Прежде чем приступить к занятиям с Софьей, учитель биологии имел длительную беседу с Тремя Толстушками. Нет, они ни в коем случае не просили его врать ребенку о деталях мужской и женской анатомии. Наоборот, Толстушки потребовали учителя максимально расширить свои взгляды и горизонты, и даже подумать о мире будущего. «Кто знает, каким будет человек будущего? – говорила Надя. – Возможно, он станет счастливым обладателем полного набора и мужских, и женских половых органов, и сможет продолжать самого себя без постороннего участия». «Это, конечно, фантазия, – добавляла Вера. – Но более чем вероятно, что на эволюционном пути к этому будущему женщины с пенисами и бородами и мужчины с вагинами и развитыми молочными железами станут нормой». «В этой связи, будьте так любезны, мягко и без давления объясните Сонечке, что мужчины и женщины уже сейчас могут быть совершенно любыми, – попросила Люба. – Донесите до нее, что ее тело совершенно нормально и при этом прекрасно. Что все процессы, происходящие в этом теле, ниспосланы свыше – природой и провиденьем». «Тогда вам не преподаватель, а психотерапевт нужен» – пробормотал учитель биологии, но от работы не отказался – слишком уж привлекательно выглядела сумма вознаграждения.
Наследница Софья, будучи прилежной ученицей, в результате овладела обширными познаниями в области футуристической биологии. Дав волю своей фантазии и не остановившись на гермафродитах, учитель рассказывал ей о таких возможных формах жизни, как яйцекладущие люди-папоротники, четырехполые живородящие люди-грибы и океанические люди-овощи с жабрами, размножающиеся спорами. В сравнении с телами этих существ не только Соня, но и любой человек на планете выглядел идеалом гармоничного сложения.
В свете вымышленного многообразия человеческого вида Софья росла без комплексов – ее не беспокоил ни собственный ломающийся голос, ни волосы на лице и груди, ни что либо еще. Именно такую девочку Три Толстушки и хотели воспитать – сильную, уверенную в себе и принимающую себя такой, как есть.
Вера, Надя и Люба были далеки от культа тела. Они всего лишь считали здоровый образ жизни разумной и безальтернативной необходимость. Поэтому во Дворце имелись тренажерный зал, бассейн и массажный кабинет.
«Пусть ребенок развивается гармонично, – решили Три Толстушки. – У девочки будет плоский животик, подтянутая попка и точеные ручки и ножки».
Но дело сложилось не так, как того хотелось Толстушкам.
Наследница Софья в физических тренировках проявила больше усердия, нежели можно было предположить. К своим четырнадцати годам она легко отжимала от груди стокилограммовую штангу и жонглировала пудовыми гирями. Все ее тело бугрилось от тугих канатов мышц, и животик никак нельзя было назвать плоским – такому рельефу позавидовали бы многие титулованные мастера бодибилдинга. Массажист, разминающий Софью после тренировок, не раз ловил себя на мысли, что он мясник, а перед ним бычья туша, которую он разделывает.
Конечно, вы можете сказать, что четырнадцатилетней девочке стоило больше времени уделять просмотру сериалов, чтению любовных романов и прослушиванию песен, исполняемых симпатичными молодыми артистами или целыми группами таких артистов. В этом возрасте многие предпочли бы влюбиться в одноклассника, особенно, если бы тот оказался вампиром. Но самой большой привязанностью Софьи после любимого робота были занятия бодибилдингом.
Вернемся к Сучку.
Он до вечера шатался по Дворцу. Сучку довелось трижды заблудиться, но всякий раз доброжелательные придворные служащие указывали верный путь. Киборг, среди бела дня в одиночестве бродящий по проходам, залам и лестницам, не возбудил ничьего подозрения. Все знали, что внутри помещений система спутниковой навигации работает крайне нестабильно.
После уроков Сучок и Софья снова встретились.
– Знаешь, крошка, – сказал Сучок, – ты не обижайся, но Дворец у тебя ваще отстойный. Места столько, что хоть жопой жуй, да только чего-нибудь типа прикольного тут полный ноль. Ни игровых автоматов, ни жральни толковой, даже паршивого киоска со жвачкой и газировкой нет. Когда я жил на квадратном метре в вонючем трейлере вместе с Обрезком и его отморозками, и то в тыщу раз круче было.
Наследница слушала его с широко раскрытыми глазами.
– Там как из трейлера выйдешь, сразу кайф и ништяки всякие. Прямо напротив – шаурма, пять сортов! Налево – компьютерный клуб, хоть всю ночь за мелкий прайс по сетке рубись, да пивко потягивай. Направо – супермаркет. Я с одним грузчиком скорифанился – он охранника тупыми анекдотами отвлекал, а я хавчик и бухлишко с полок в дальнем углу таскал. Он, падла, себе нехилую долю брал, но ваще зашибись все было. А еще я типа сэндвичами торговал – это ваще улет! Я щас расскажу – ты обоссышься, какая ржака!
– Откуда у тебя все эти воспоминания? – спросила Софья. – Ведь ты всю свою жизнь провел в этом Дворце вместе со мной. Я не понимаю…
Сучок спохватился, что сболтнул лишне, такое, чего бутерброд бы себе никогда не позволил. – Ну… Это… Бывают такие воспоминания, которые вроде как и воспоминания, а вроде бы и не очень. Походу как будто ты кинчик посмотрел. Там все ненастоящее, но ты же своими глазами ваще видел, как там вся вселенная ко всем херам в щепки разлетелась.
– Ах, ну конечно! Я все поняла! – просияла наследница. – Это Серж Артурович вложил в тебя фантомную память, чтобы ты мог рассказывать мне разные удивительные истории, которые с тобой якобы произошли. Доктор Гаспарян просто гений. Из тебя вышел отличный рассказчик!
– Еще бы, крошка. Я ваще во всем супер, – и Сучок, крайне довольный собой, продолжил рассказывать Софье о своей жизни. Он говорил о бандитах, городских сумасшедших, торчках и других вещах, которые считал прикольными. Но больше всего подросток говорил о себе.
– Я вырос на улице. Там ваще все жестко – или ты, или тебя. Улица сделала из меня реального мэна. Я теперь за всю хурму ваще четко секу. После такой школы выживания я стал мужиком из стали. Могу сделать такое, что те даже не снилось, девчуля.
– Ух ты! – Софья всплеснула мускулистыми руками. – Давай устроим турнир по армрестлингу, а?
– Обдрислинг эт чо – на руках бороться? – фыркнул Сучок. – Не, я с девчонками не борюсь. Это ваще не по-пацански.
– Ну вот, – огорчилась наследница. – Серж Артурович зачем-то встроил в тебя модуль гендерных предрассудков. Попрошу, чтобы он его отключил.
– Но-но, стопэ, ничего у меня отключать не нужно, – всполошился подросток. – Я с тобой поборюсь. Только не сейчас, а потом. И ваще я больше заточен на постельное многоборье. Смекаешь, о чем я, цыпа?
– Нет. Это тоже какая-то новая функция?
– Новее не бывает, кисуля. Чо как, типа попытаемся?
– Давай. Только ты объясни, что и как нужно делать.
– Тебе нужно тупо лечь в кроватку, сладенькая, а все остальное сделаю я сам, – Сучка явственно трясло от возбуждения. Никогда он еще не был так близок к получению сексуального опыта с живым существом. Не то что бы раньше девушки его не интересовали. Просто все особы, к которым он проявлял интерес, давали ему обещания весьма неприятного характера: «харю расцарапаю», «яйца оторву» и даже «засуну в твою задницу велосипед и буду крутить педали, пока на колеса не намотается вся твоя требуха, мясо и кости».
– А мне не будет щекотно? Я очень боюсь щекотки, – укладываясь на кровать, сказала Софья.
– Ваще не будет, зуб даю, – уверенно ответил Сучок. Он видел тысячи порнофильмов, и ни в одном из них никто ни разу даже не хихикнул.
Спешно стащив с себя одежду, возбужденный подросток прыгнул на кровать так, как это мог бы сделать табурет, умей он прыгать. Губы Сучка с чавканьем впились в мощную шею наследницы, а его вспотевшие ладони заскользили по ее необъятной и твердой как камень груди.
Через секунду, расхохотавшись, Софья дернулась. Сокрушительный удар кулака, пришедшийся в челюсть, отбросил Сучка в противоположный угол комнаты.
– Прости-прости-прости, – перепуганная наследница подскочила к ошарашенному подростку и легко подняла его на руки. – Это вышло рефлекторно и совсем не нарочно. Просто я очень боюсь щекотки.
– Ваще фигня. Подумаешь, девчачий удар, – Сучок выплюнул на пол окровавленный зуб.
– Ой, кровь! Тебе больно? Хотя, что я такое говорю – ведь киборги не чувствуют боли. Конечно, это не кровь, а гидравлическое масло или охлаждающая жидкость. Ты сможешь починить себя сам, или нужно вызвать доктора?
– Хреноктора. Походу сам починюсь, только типа на пол меня опусти, – проворчал Сучок.
Наступила ночь.
Для Сучка рядом с кроватью наследницы Софьи был приготовлен специальный крэдл – вертикальная панель, внутри которой была выемка по форме тела робота с двумя металлическими контактами в районе седалища, чтобы андроид мог подзарядить аккумуляторы.
Пожелав Сучку доброй ночи, Софья мгновенно уснула. Во сне она видела удивительные вещи: смешные хот-доги с торчащими пенисами; людей, сделанных из бумажных обрезков; улицы, извивающиеся и шипящие, подобно огромным змеям; атлетов, наперегонки отжимающихся от кроватей; диковинных животных таких экзотических пород, как торчок и шаурма, и многое другое.
А в это время совсем в другом месте, далеко от этой спальни, происходило следующее. Вы не думайте, ничего особенного не происходило. Не только наследнице Софье в эту ночь снились удивительные сны. Сон, заслуживающий удивления, приснился также массажисту Эдуарду, заснувшему в своем кабинете.
Он сидел за своим столом, положив голову на столешницу, и тревожно дремал. Конечно, Эдуард бы предпочел спать в кровати, но оставлять своих пациентов без присмотра в процедурных комнатах, полных дорого оборудования, массажист не отважился.
Картина казалась совершенно мирной.
Итак, массажист спал и видел необыкновенный сон. Ему снилось, что подошел к нему андроид наследницы Софьи. Он выглядел точь-в-точь как сегодня утром, когда его привез доктор Серж Гаспарян: такая же тощая сутулая фигура, те же мешковатые джинсы, засаленный балахон, перхоть и прыщи. Только теперь, во сне, челюсть киборга казалась распухшей и перекошенной. Андроид ходил по кабинету, оглядывался по сторонам и хмурился.
Эдуард даже улыбнулся во сне, на глаз диагностировав у робота сколиоз и остеохондроз.
Сучок, привыкший спать даже под шум стрельбы и крики подгулявших головорезов дядюшки Обрезка, сегодня не сумел заснуть из-за богатырского храпа Софьи. Как и днем, он снова отправился бесцельно шататься по Дворцу. Конечно же, он опять заблудился, но все придворные спали, и некому было подсказать ему дорогу. В результате блужданий Сучок забрел в массажный кабинет.
«И этот тупо дрыхнет» – глядя на массажиста, с досадой подумал Сучок. У него чесались руки разбудить спящего ударом в нос – очень уж хотелось снять напряжение. Но молодой человек побоялся получить сдачи: – «Ага, еще раскатает мне люлей на тонком тесте. Ваще отстой. Типа хватит уж на сегодня».
Сучок прошел через кабинет, открыл дверь процедурной комнаты и заглянул внутрь. В полумраке что-то чернело.
– Массажные кресла! Сеткин должен быть где-то здесь, – прошептал Сучок. Сердце подростка забилось в радостном предвкушении. – Вот кому я могу зарядить по кокошнику, да с двух ног сразу!
Бить наркоторговца Сеткина Сучок не боялся, потому что это ведь пожелтевший артист Канатов попросил ему привет передать. Стало быть, и все претензии к азиатскому артисту, а не к нему.
Сучок шел между рядами массажных кресел.
«Где ж этот драный Сеткин?» – волновался он.
Подросток осматривал кресло за креслом. Все они были неподвижны, но откуда-то доносилось тихое урчание крошечных электромоторов.
«Черт. Понатыкали тут кресел. А на кой хрен их столько надо, если ни в одном даже самого отстойного Сеткина не видно?» – Сучок со злостью пнул одно из кресел.
И тут из темноты чей-то тихий вкрадчивый голос сказал:
– Добрый вечер!
И тут же Сучок услышал какие-то звуки, точно кто-то облизывался и причмокивал губами.
– Твою же мать! – вскрикнул подросток. – Я чуть кирпичей не наложил!
Он подошел к тихо вибрирующему креслу, в котором виднелся силуэт, подобный медвежьему.
– Сеткин, ты что ли? – спросил Сучок.
И в одну секунду передумала целую кучу мыслей:
«Чего это Сеткин такой огромный стал? В натуре горилла. Стремно такого по яйцам бить. Может, не бить? Или не по яйцам? Или, хотя бы, не с двух ног? Ваще полный отстой».
Сучок готов был послать все к чертям. От большого количества мыслей голова его жестоко разболелась.
– Наконец-то ты пришел, сладенький, – сказало странное существо. – Я мечтал о нашей встречи, ангелочек.
– Э, дядя, ты чего гонишь? Какой я тебе в жопу сладенький? – промолвил Сучок дрогнувшим голосом.
– Я не встану с кресла. Пока что. Утром закончится мой курс лечения, и меня выпишут.
И опять послышались жуткие чавкающие и чмокающие звуки.
– Подойди же ко мне, дивное дитя.
Сучок подошел. Страшное круглое лицо смотрело на него. Больше всего человек походил на огромный кусок зефира. В вибрирующем кресле его бледное безволосое тело сотрясалось, как студень.
Желудок Сучка свела жестокая судорога, но он сумел подавить рвотные позывы.
– Ты боишься меня, малыш… Я потерял сексуальную привлекательность. Не бойся! Подойди… Ты такой стройный, худенький, молодой, свежий и сладкий. У тебя такое смазливое личико… Ты ведь еще не достиг совершеннолетия, котеночек?
Он говорил с трудом. Ему мешали слюни – хоть человек и сглатывал их ежесекундно, они вновь моментально заполняли его рот.
– Я сейчас… сейчас… вот-вот… о… совсем скоро… – бормотал он, дрожа и извиваясь в кресле. – Стой вот так… да… о, как хорошо…
Человек просунул пухлую руку между своих ляжек. Он что-то искал в темноте. Раздался звук, как будто воздух выходил из воздушного шарика.
– Уиииии! – пищал монстр. – Да! О, эта сладостная маленькая смерть!
– Сеткин, ты это в натуре серьезно? Совсем охренел! – прыщи на щеках Сучка заалели от негодования. Он прыгнул на толстяка, обе его ноги увязли в желеобразной плоти существа.
– Привет тебе от Канатова, мразь, – кое-как вырвавшись из плена жировых складок, сказал Сучок.
Ответа не последовало.
Сучок присмотрелся. Губы чудовища расплылись в блаженной улыбке, из уголка рта сочилась струйка слюны. Крошечные поросячьи глазки были зажмурены от наслаждения.
– Вот дерьмо. Это ж ни разу не Сеткин! Чтоб ты сдох, извращенец чертов, – проворчал Сучок. На столике рядом с креслом подросток приметил пухлый бумажник. Сунув его в карман, он покинул процедурное помещение.
Часть четвертая
Наркоторговец Сеткин
Глава XI
Кухонный крах
Мануальный терапевт Эдуард, с которым мы познакомились еще в четвертой главе и снова встретились только в десятой главе, проснулся от шума, издаваемого пациентом.
Тот громко урчал, чмокал, чавкал, рычал и стонал.
– Ох! Эти звуки не к добру, – забеспокоился массажист. Он поднял тревогу. Через минуту сбежались санитары и крепкие мед-братья.
