Георг Гегель
Учение о сущности
с. Взаимодействие вещей
Вещь в себе осуществлена существенно; внешняя непосредственность и определенность принадлежит ее бытию в себе или ее рефлексии в себя. Тем самым вещь в себе есть вещь, имеющая свойства, и тем самым суть многие вещи, отличающиеся между собою не по чуждым им соображениям, а через самих себя. Эти многие различные вещи состоят в существенном взаимодействии через свои свойства; свойство есть самое это взаимодействие, и вещь вне их есть ничто; взаимное определение, средний термин между вещами в себе, долженствующими, как крайние термины, быть безразличными к этому их отношению, есть само тожественная себе рефлексия и вместе с тем та вещь в себе, которая должна составлять эти крайние термины. Тем самым вещность понижается до формы неопределенного тожества с собою, имеющего свою существенность лишь в своих свойствах. Если поэтому поднимается речь о какой-либо вещи или о вещах вообще без определенного свойства, то ее отличение есть лишь безразличное, количественное. То, что признается за одну вещь, может быть превращено равным образом во многие вещи или признано за многие вещи; это внешнее разделение или соединение. Книга есть вещь, и каждый ее листок – также вещь, равно как каждая часть ее листков и т. д. до бесконечности. Определенность, в силу которой некоторая вещь есть именно эта вещь, заключается единственно в ее свойствах. Через них она отличается от других вещей, так как свойство есть отрицательная рефлексия и отличение; поэтому вещь лишь в своем свойстве есть нечто отличное от других, есть в ней самой. Свойство есть рефлектированное в себя отличение, в силу которого вещь в своем положении, т. е. в своем отношении к другому, безразлична вместе и к другому и к своему отношению. Поэтому в вещи без ее свойств остается лишь отвлеченное бытие в себе, несущественный объем и внешнее совпадение с собою. Истинное бытие в себе есть бытие в себе, в своем положении; последнее и есть свойство. Тем самым вещность перешла в свойство.
Вещь должна бы была относиться к свойству, как сущий для себя крайний термин, а свойство – составлять средний термин между соотносящимися вещами. Лишь в этом отношении вещи встречаются, как отталкивающая себя от себя рефлексия, в которой они различены и приведены в отношение. Это их различение и их отношение есть одна и та же их рефлексия и одна и та же их непрерывность. Тем самым вещи сами впадают лишь в эту непрерывность, которая и есть свойство, и исчезают, как устойчивые крайние термины, осуществленные вне этого свойства.
Свойство, которое должно бы было составлять отношение самостоятельных крайних терминов, есть поэтому само самостоятельное. Напротив, вещи суть несущественное. Они суть нечто существенное, лишь как относящаяся к себе через отличение себя от себя рефлексия; но это есть свойство. Последнее не есть таким образом снятое в вещи или просто ее момент; но вещь в действительности есть лишь тот несущественный объем, который представляет собою, правда, отрицательное единство, но лишь как одно в нечто, именно как непосредственное одно. Если ранее вещь была определена, как несущественный объем в том смысле, что она стала таковым через внешнее отвлечение, отбрасывающее ее свойство, то теперь это отвлечение произошло через переход вещи в себе в самое свойство, но с обратным значением, так что если первому отвлечению предпосылалась отвлеченная вещь без ее свойства, еще как существенное, свойство же, – как некоторое внешнее определение, то теперь вещь, как таковая, определилась через себя саму, как безразличная внешняя форма свойства. Тем самым последнее теперь освобождено от того неопределенного и бессильного соединения, которое есть одно вещи; свойство есть то, что составляет устойчивость вещи, – самостоятельная материя. Так как оно есть простая непрерывность с собою, то она имеет ближайшим образом форму лишь различия в нем; поэтому даны многообразные также самостоятельные материи, и вещь состоит из них.
В. Состав вещи из материй
Переход свойства в некоторую материю или в самостоятельное вещество (Stoff) есть тот известный переход, который по отношению к чувственной материи делается химиею, когда она пытается изобразить свойства цвета, запаха, вкуса и т. д., как световое, цветное, пахучее, кислое, горькое и т. д. вещества, или прямо принимает другие вещества, как теплород, электрическую, магнетическую материю, и питает убеждение в том, что она, таким образом, вступает в общение со свойствами в их подлинности. Столь же общеупотребительно выражение, что вещи состоят из различных материй или веществ. Остерегаются называть эти материи или вещества вещами; хотя еще и допускается, что, например, пигмент есть некоторая вещь, но мне неизвестно, чтобы, например, называли также вещами световое или тепловое вещество или электрическую материю и т. д. Различают вещи и их составные части, не указывая точно, суть ли последние и в какой мере вещи или хотя бы полувещи; но во всяком случае они суть по меньшей мере осуществленные.
Необходимость перейти от свойств к материям или признать, что свойства суть поистине материи, выяснилась из того, что свойства суть существенное и потому истинно самостоятельные в вещах. Но вместе с тем, рефлексия в себя свойства есть лишь одна сторона полной рефлексии, – именно снятие различения и непрерывность с самим собою свойства, которое должно быть осуществлением для другого. Вещность, как отрицательная рефлексия в себя и оттолкнувшее себя от другого различение, понижается тем самым в несущественный момент; но вместе с тем, он тем самым определяется далее. Этот отрицательный момент, во-первых, сохранился, ибо свойство лишь постольку стало непрерывною с собою и самостоятельною материею, поскольку снято различение вещей; таким образом, непрерывность свойства в его инобытии сама содержит в себе момент отрицательного, и его (свойства) самостоятельность есть вместе с тем, как отрицательное единство, восстановленное нечто вещности, отрицательная самостоятельность в противоположность положительной самостоятельности вещества. Во-вторых, вещь тем самым из состояния неопределенности достигла полной определенности. Как вещь в себе, она есть отвлеченное тожество, просто отрицательное осуществление или определяется, как неопределенное; теперь же она определяется своими свойствами, которыми она должна отличаться от других; но так как она через свойство скорее непрерывна с другими, то это неполное отличение снимается; тем самым вещь возвратилась в себя и определена, как определенная; она есть определенное в себе или эта вещь.
Но, в-третьих, хотя этот возврат в себя есть относящееся к себе определение, но последнее вместе с тем несущественно; непрерывная с собою устойчивость образует самостоятельную материю, в которой различение вещей, их в себе и для себя сущая определенность снята и есть нечто внешнее. Вещь, как эта, есть, таким образом, хотя и полная определенность, но это есть неопределенность в элементе несущественности.
Рассматриваемое со стороны движения свойства сказанное выводится так. Свойство есть не только внешнее определение, но сущее в себе осуществление. Это единство внешности и существенности, поскольку в нем содержится рефлексия в себя и рефлексия в другое, отталкивает себя от себя самого и есть, с одной стороны, определение, как простое тожественно себе относящееся к себе самостоятельное, в котором отрицательное единство, одно вещи, есть снятое; с другой стороны – это же определение в противоположность другому, но также как рефлектированное в себя, определенное в себе одно; таким образом, с одной стороны, материи, с другой – эта вещь. Таковы два момента тожественной себе внешности или рефлектированного в себя свойства. Свойство было тем, чем вещи должны были отличаться между собою; так как оно освободилось от этой его отрицательной стороны, от того, чтобы быть присущим другому, то тем самым и вещь освободилась от ее определения другими вещами и возвратилась в себя из отношения к другому; но она есть вместе с тем лишь ставшая себе другою вещь в себе, так как многообразные качества стали с своей стороны самостоятельными, а тем самым и их отрицательное отношение стало внутри «одного» вещей лишь снятым; поэтому она есть тожественное себе отрицание лишь в противоположность положительной непрерывности вещества.
Таким образом, это составляет полную определенность вещи в том смысле, что эта определенность есть вместе с тем лишь внешняя. Вещь состоит из самостоятельных материй, безразличных к их отношению внутри вещи. Потому это отношение есть лишь их несущественная связь, и отличение одной вещи от другой сводится к тому, находятся ли в ней различные материи и в каком количестве. Они выходят из этой вещи, продолжаются в других, и принадлежность их этой вещи не служит для них никаким пределом.
Столь же мало служат они ограничением одна другой, так как их отрицательное отношение есть лишь бессильное «это». Поэтому их связь в нем не приводит к их снятию; как самостоятельные, они непроницаемы одна для другой, относятся в своей определенности лишь к себе, а одна против другой суть безразличное многообразие устойчивости; они способны лишь к количественному ограничению. Вещь, как эта, есть просто это ее количественное отношение, простое собрание, состоящее также из таких же. Она состоит из некоторого определенного количества одного вещества, также из определенного количества другого, также других; эта связь, которая сводится к отсутствию связи, единственно и составляет вещь.
С. Разложение вещи
Эта вещь, определившая себя, как просто количественная связь свободных веществ, совершенно изменчива. Ее изменение состоит в том, что одна или многие материи выделяются из этой совокупности, или присоединяются к этому также, или что взаимное отношение их количеств изменяется. Происхождение и уничтожение этой вещи есть внешнее разложение ее внешнего сочетания или сочетание того, чему безразлично быть или не быть сочетанным. Вещества неудержимо выходят из этой вещи или входят в нее; она сама есть абсолютная пористость без собственной меры или формы.
Таким образом, вещь в ее абсолютной определенности, как эта, совершенно разложима. Это разложение есть некоторое внешнее определение, равно как и бытие вещи; но ее разложение и внешность ее бытия есть существенное в этом бытии; она есть лишь «также»; она состоит лишь в этой внешности. Но она состоит также из своих материй, и не только отвлеченное это, как таковое, но вся эта вещь есть разложение себя самой. А именно вещь определена, как внешняя совокупность самостоятельных материй; эти материи не суть вещи, они не имеют отрицательной самостоятельности, но суть свойства, как самостоятельное, именно как определенность, рефлектированная, как таковая, в себя. Поэтому хотя материи просты и относятся лишь к самим себе, но их содержание есть некоторая определенность; рефлексия в себя есть лишь форма этого содержания, которое, как таковое, не рефлектировано в себя, но по своей определенности относится к другому. Поэтому вещь есть не только также совокупность таких же, отношение их, как взаимо безразличных, но равным образом, их отрицательное отношение; по их определенности материи сами суть эта их отрицательная рефлексия, составляющая пунктуальность вещи. Одна материя не есть то же, что есть другая, по взаимной определенности их содержания; и по их самостоятельности одна не есть, поскольку есть другая.
Поэтому, вещь есть такое взаимное отношение материй, из которых она состоит, что в нем состоят также одна и другая, но что вместе с тем одна не состоит, поскольку состоит другая. Поскольку, следовательно, в вещи есть одна материя, другая тем самым снимается; но вещь есть вместе с тем также или состояние других. Поэтому в состоянии одной материи другая не состоит и вместе с тем последняя также состоит в первой; и так относятся взаимно все эти различные материи. Так как поэтому в том же смысле, в каком состоит одна, состоят и другие, в каковом одном их состоянии и заключается пунктуальность или отрицательное единство вещи, они совершенно проникают одна другую; а так как вещь вместе с тем есть также их совокупность, и материи рефлектированы в их определенности, то они взаимно безразличны и в своем проникновении не соприкасаются. Поэтому материи по существу пористы; так что одна существует в порах или в несуществовании других; но эти другие также пористы; в их порах или их несуществовании существуют также и первая, и все прочие; их устойчивость есть вместе их снятие и устойчивость других; и эта устойчивость других есть, равным образом, их снятие и устойчивость первой, а также и всех прочих. Поэтому вещь есть самопротиворечащее опосредование с собою самостоятельной устойчивости через ее противоположность, именно через ее отрицание, или одной самостоятельной материи через устойчивость и неустойчивость другой. Осуществление достигло в этой вещи своей полноты, будучи в одном и том же и сущим в себе бытием или самостоятельною устойчивостью, и несущественным осуществлением; истина осуществления состоит поэтому в том, чтобы иметь свое бытие в себе в несущественности или свою устойчивость в другом и именно в абсолютно другом, иначе, иметь своею основою свое уничтожение (Nichtigkeit). Поэтому оно есть явление.
Примечание. Одно из обычнейших определений представления заключается в том, что вещь состоит из многих самостоятельных материй. С одной стороны, вещь рассматривается так, что она имеет свойства, устойчивость которых и есть вещь. С другой стороны, эти различные определения принимаются за материи, относительно которых вещь не есть нечто устойчивое, но, наоборот, вещь состоит из них; она сама есть лишь их внешнее сочетание и количественная граница. То и другое, свойства и материи, суть одни и те же определения содержания, но там они суть лишь моменты, рефлектированные в их отрицательное единство, как в отличную от них самих основу, в вещность, а здесь – самостоятельно различные, каждое рефлектированное в свое собственное единство с собою.
Эти материи определяют себя далее, как самостоятельную устойчивость; но они суть также вместе в некоторой вещи. Эта вещь имеет два определения, во-первых, она есть это, а во-вторых – также. Также есть то, что во внешнем воззрении выступает, как пространственное протяжение; а это, отрицательное единство, есть пунктуальность вещи. Материи суть вместе в пунктуальности, и их также, или протяженность, есть во всяком случае эта же пунктуальность; ибо также, как вещность, определяется также по существу, как отрицательное единство. Где, поэтому, есть одна из этих материй, в той же самой точке есть и другая; вещь не имеет в одном месте своего цвета, в другом – своего запаха, в третьем – своей теплоты и т. д., но в той точке, в которой она тепла, она также имеет цвет, кисла, электризована и т. д. А так как эти вещества находятся не вне одно другого, а в одном этом, то они принимаются за пористые, так что одно существует в промежутках другого. Но то из них, которое находится в промежутках другого, само пористо; поэтому другое существует, наоборот, в его порах, и не только оно, но и третье, десятое и т. д. Все пористы, и в промежутках каждого находятся все другие также, как и оно находится со всеми другими в этих порах каждого из них. Поэтому они суть некоторое множество, так взаимно проникающее себя, что вместе с тем каждое проникает свое собственное проникновение. Каждое положено, как его отрицание, и это отрицание есть устойчивость другого; но эта устойчивость есть равным образом отрицание этого другого и устойчивость первого.
Уловка, при помощи которой представление отстраняет противоречие самостоятельной устойчивости многих материй в одном и том же или их взаимное безразличие при их проникновении, состоит, как известно, в признании малой величины частей и пор. Там, где выступает отличение в себе, противоречие и отрицание отрицания, вообще там, где является требование понять, представление впадает во внешнее, количественное отличение; по отношению к происхождению и уничтожению оно прибегает к постепенности, а по отношению к бытию к малости, причем исчезающее превращается в незаметное, противоречие в смешение понятий и истинное отношение в игру неопределенного представления, смутность которого спасает его от снятия себя.
При ближайшем освещении этой смутности она оказывается противоречием, отчасти субъективным противоречием представления, отчасти объективным – предмета; самое представление содержит в себе вполне его элементы. А именно то, что оно, во-первых, делает само, есть противоречие, состоящее в том, что оно держится за восприятие и стремится иметь перед собою существующие вещи, а с другой стороны, приписывает невоспринимаемому, определенному через рефлексию, чувственное существование; малые части и поры должны быть вместе и чувственным существованием, и о их положении говорится, как о том же роде реальности, которая присуща цвету, теплоте и т. д. Если бы далее представление рассмотрело ближе этот предметный туман, поры и малые частицы, то оно признало бы в нем не только некоторую материю, а также ее отрицание, так что здесь оказалась бы материя, а рядом ее отрицание, пора, рядом же с последней опять материя и т. д., но нашло бы в этой вещи 1, самостоятельную материю, 2, ее отрицание или пористость и другую самостоятельную материю в одной и той же точке, так что эта пористость и самостоятельная устойчивость материй одной в других, как в одном, есть взаимное отрицание и проникновение проникновения. Новейшие физические изложения распространения водяных паров в атмосферном воздухе и взаимного распространения газов, определеннее выдвигают одну сторону получающегося здесь понятия о природе вещей. А именно, они показывают, что, например, известный объем принимает одинаковое количество водяного пара, все равно, свободен ли первый от атмосферного воздуха или наполнен им; также, что различные газы распространяются один в другом так, как бы каждый по отношению к другому был пустотою; по крайней мере, если они не вступают между собою в химическое соединение, то каждый остается непрерывным с собою в своем распространении через другой; и что в своих взаимных проникновениях они относятся один к другому безразлично. Но дальнейший момент в понятии вещи состоит в том, что в этой вещи одна материя находится там же, где и другая, и что проникающее в той же самой точке есть и проникаемое, или, что самостоятельное есть непосредственно самостоятельность и некоторого другого. Это противоречиво, но вещь есть не что иное, как это самое противоречие; поэтому она есть явление.
То же самое, что имеет место относительно этих материй, имеет место и в области духа относительно душевных сил или душевных способностей. Дух есть в гораздо более глубоком смысле это, отрицательное единство, в котором его определения проникают одно другое. Но представляемый, как душа, он часто принимается за вещь. Как человека вообще считают состоящим из души и тела, из коих каждая считается самостоятельною для себя, также и душу считают состоящею из так называемых душевных сил, каждая из которых имеет самостоятельность для себя или есть непосредственно для себя по своей определенности действующая деятельность. Дело представляется так, что здесь действует для себя рассудок, там сила воображения, что можно упражнять рассудок, память и т. д. каждые для себя, и в потребных случаях оставлять другие силы в таком же бездействии, как левую руку, пока до них дойдет, а может быть, и вовсе не дойдет очередь. Так как они перемещаются в материально простую душевную вещь, которая признается просто нематериальною, то способности, правда, не представляются как отдельные материи; но как силы, они признаются столь же взаимно безразличными, как и эти материи. Но дух не есть такое же противоречие, как вещь, которая разлагается и переходит в явление; он есть уже в себе самом перешедшее в свое абсолютное единство, т. е. в понятие, противоречие, в коем различения должны быть мыслимы, уже не как самостоятельные, а как отдельные моменты субъекта, простой индивидуальности.
Вторая глава
Явление
Осуществление есть непосредственность бытия, к которой вновь восстановила себя сущность. Эта непосредственность есть в себе рефлексия сущности в себя. Сущность, как осуществление, выступила из своего основания, которое само перешло в нее. Осуществление есть рефлектированная непосредственность, поскольку оно в нем самом есть абсолютная отрицательность. Теперь она положена, как последняя, так как она определила себя, как явление.
Явление есть поэтому, ближайшим образом, сущность в своем осуществлении; сущность непосредственно в нем дана. Что явление есть не непосредственное, а рефлектированное осуществление, это есть в нем момент сущности; или, иначе, осуществление, как существенное осуществление, есть явление.
Нечто есть только явление – в том смысле, что осуществление, как таковое, есть лишь положенное, а не сущее в себе и для себя. В этом состоит его существенность, именно в том, чтобы иметь в нем самом отрицательность рефлексии, природу сущности. Это не есть некоторая чуждая, внешняя рефлексия, к которой принадлежала бы сущность, и которая объявляла бы осуществление через сравнение его с сущностью за явление; но, как выяснилось, эта существенность осуществления, состоящая в том, чтобы быть явлением, есть собственная истина осуществления. Рефлексия, через которое оно таково, принадлежит ему самому.
Но если говорится, что нечто есть только явление, в том смысле, как бы истина состояла в противоположном ему непосредственном осуществлении, то, напротив, явление должно быть признано за высшую истину; ибо явление есть существенное осуществление, как, наоборот, осуществление есть еще несущественное явление; ибо осуществление имеет в себе лишь один из моментов явления, именно есть осуществление, как непосредственное, еще не как отрицательная рефлексия явления. Если явление называется несущественным, то момент его отрицательности мыслится так, как будто в противоположность ему непосредственное было положительным и истинным; между тем, это непосредственное не содержит еще в нем самом существенной истины. Осуществление, напротив, перестает быть несущественным, переходя в явление.
Сущность, прежде всего, имеет видимость внутри себя самой, в своем простом тожестве; таким образом, она есть отвлеченная рефлексия, чистое движение ничто через ничто к себе самому. Когда же сущность является, то она есть реальная видимость, поскольку моменты видимости осуществлены. Явление есть, как выяснилось, вещь, как отрицательное опосредование ее с самою собою; содержащиеся в ней различения суть самостоятельные материи, противоречие которых состоит в том, что они непосредственно устойчивы и вместе с тем имеют свою устойчивость лишь в чуждой им самостоятельности, т. е. в отрицании собственной устойчивости, и опять-таки именно потому только в отрицании этой чуждой самостоятельности или в отрицании своего собственного отрицания. Видимость есть такое же опосредование, но его неустойчивые моменты имеют в явлении вид непосредственной самостоятельности. Напротив, непосредственная самостоятельность, присущая осуществлению, с своей стороны, понижается в момент. Явление есть поэтому единство видимости и осуществления.
Явление определяет себя теперь ближе. Оно есть существенное осуществление; существенность последнего отличает себя от него, как несущественного, и обе эти стороны вступают во взаимное отношение. Поэтому явление есть, во-первых, простое тожество с собою, содержащее в себе вместе с тем различные определения содержания, остающиеся, равно как и их отношение, равными себе в смене явления; закон явления.
Но, во-вторых, простой в своем различии закон переходит в противоположность; существенное явления противополагается самому явлению, и в противоположность являющемуся миру выступает сущий в себе мир.
В-третьих, эта противоположность возвращается в свое основание; сущее в себе определилось в явлении, и, наоборот, являющееся определилось, как принятое в свое бытие в себе; явление становится отношением[4].
