Геннадий Владимирович Тараненко
Фантасмагория душ. Рассказы и стихи
В поисках «Я»
Ищите «Я» в себе,
Себе не изменяя.
В покое и борьбе,
Всё время размышляя.
Где «Я» и что со мной,
И на какой планете?
Я образ свой земной
Похоронил в сюжете
Банальном и простом,
Без вишенки на торте.
Не блещущем умом
И прожитом в комфорте.
Ищите «Я» в себе
И, может быть, найдёте.
И в ряженой толпе
«Я» всё же обретёте…
«Зингер»
Я наделю ваши руки невидимым.
И к чему вы руками ни прикоснётесь,
оставлять частицу себя будете на том.
Чтобы другие, пришедшие за вами,
если пожелают,
могли потрогать и почувствовать вас.
Давя всем своим немалым весом на деревянный пол грузового трюма баркаса, швейная машинка «Зингер» пыталась удержать равновесие при качке. Её четыре изящно выгнутые железные ноги после многочасового томительного плавания так затекли, что хотелось истошно завыть. Но она стойко терпела неудобства, стиснув зубы, расположенные под блестящей лапкой на игольной пластине.
Боясь закричать и испугать этим лежащие вокруг мешки и баулы с вещами, машинка представляла, что её уже разгружают на пристани столицы Азербайджана, Баку. Хотелось побыстрее очутиться в центре бурлящей жизни мегаполиса со множеством магазинов, дорог и вечно куда-то спешащих людей. «Зингер» наскучила провинциальная жизнь в Ленкорани – городке, затерявшемся в зелёных парчовых коврах, расстеленных между Каспийским морем и Талышскими горами. Хоть она и была родом из похожей по природе местности – далёкой Шотландии, ей всё же хотелось перемен. Перемен ярких, разноцветных, шумных, похожих на постоянный праздник, которые подхватывали и вместе с атласными и ситцевыми тканями уносили её в мир беззаботности и веселья. Швейная машинка на мгновение закрыла глаза, представив, что всё это происходит на самом деле…
Но, почувствовав что-то холодное, подкатывающее к её ногам, «Зингер» подняла свои серебристые веки. Это оказалась вода – солёная, пенящаяся и такая безжалостная. Море, представляющееся с первого взгляда добрым и понимающим организмом, перестало быть приветливым. Каспий постепенно заглатывал в свою пучину баркас с большой пробоиной, возникшей в одном из бортов. Испуганные люди, там, наверху, бегая по палубе, истошно кричали в панике, притягивая страх, который спустился с небес и стал опутывать судёнышко серой липкой паутиной. Но через некоторое время прозрачная пыльная сеть начала трескаться и распадаться. Крики стихли. Их сменили громкие приказы матросов, которые превращали хаотичный топот ног в стройные организованные шаги, чётко следующие в определенном направлении.
Пассажиры грузового трюма, смотря наверх сквозь щели в досках палубы, видели, как люди торопливо пересаживаются на подоспевший на помощь корабль. Последними были узнаваемые лакированные ботинки капитана. Командир, согласно морской традиции, покидал баркас последним.
В сознании машинки молнией пронесся только один вопрос – «А как же мы?». Но вещи и предметы, окружающие человека, считаются бездушными сущностями, которые лишь находятся рядом с ним при жизни. В минуты крайней опасности их оставляют погибать или сбрасывают, как ненужный балласт. Забывают при переездах в старых домах или сжигают на кострах, как ненужный хлам. Такая участь постигает даже тех, у кого есть собственные заводские номера, как у швейной машинки с бронзовой табличкой на корпусе и гравировкой V879.534 на ней. Однако этот номер был сухим набором цифр для спасающихся людей и тем более ничего не говорил Каспию.
Море нахмурилось и с видом сурового тюремщика захлопнуло над головой несчастной машинки тёмно-синюю дверь. Солнечный мир перестал существовать, и она погрузилась в сон…
Нептун, не теряя времени, деловито и не церемонясь, сразу стал по привычке оплетать ажурный металл с вензелем «Singer» зелёными водорослями. Выпуклые морские ракушки, почувствовав новую жертву, вонзили свои присоски в тело машинки. Но швейная красавица ничего не чувствовала – она спала…
Спала глубоко и безмятежно. Обрывистые кадры её трудовых будней то проявлялись, то исчезали в осколках разбитого зеркала. Утопленница никак не могла ухватиться за всполохи изображений и сшить из них целостное полотно сна. Единственное, что она ясно ощущала, – это мягкие руки женщины, которые с любовью когда-то управляли её тонким механизмом. Именно эти руки, казалось, неожиданно разбудили «Зингер». Но вместо них она увидела толстые морские канаты, которые тащили её вместе с остальным утонувшим грузом на поверхность. Яркий свет острой стрелой ударил по глазам. Несмотря на возникшую боль, он был таким желанным и Божественным. Будто сам Всевышний спустился с небес, решив принять участие в церемонии спасения швейной машинки. Через некоторое время она вернулась к владельцам, к своим родным людям, которые с ещё большей заботой стали относиться к ней, каждый раз вспоминая приключения морской пассажирки…
Прошло почти сто лет. «Зингер» постарела и чуть-чуть осунулась. Деревянный столик, на котором возвышается её изящный стан, немного потрескался и поблёк. Но время не в силах было стереть с чёрных лакированных линий «Зингер» теплоту от прикосновения женщин, которые шили на ней всевозможные платья, костюмы и постельное бельё. Словно безупречные швейные строчки связали навсегда души ушедших и ныне живущих хозяек машинки с замысловатым номером V879.534…
Когда туристы стали разъезжаться…
Когда туристы стали разъезжаться
И с моря потянуло холодком,
Решили мысы бухты пообщаться
И вспомнить между делом о былом.
Того, кто слева, звали Толстым мысом.
Он с гордостью в руках держал маяк.
Смотрел он вдаль с таким глубоким смыслом,
Над ним светился словно Божий знак.
А справа нежился в лучах заката
Мыс Тонкий – утончений господин.
Играл он в паре роль аристократа,
Похож был на шикарный лимузин.
История в серёдке восседала,
Качаясь в центре бухты на буйке.
Чтоб не было меж мысами скандала
В дебатах жарких о Геленджике.
Двое и Душа
Твоя душа бессмертна.
Иногда задумывайся об этом.
И что она будет делать там без того, что здесь.
В комнате тихо-тихо играла музыка… Под эти звуки моя Душа то взлетала к самому потолку, увеличиваясь в размерах и растягиваясь на все шестнадцать квадратов комнаты, то сжималась до крошечной пылинки. Но, главное, Душа дышала. Глубоко-глубоко, вбирая в себя воздух, насквозь пропитанный звуками. Они, волшебным образом выстраиваясь в мелодичный ряд, соединяясь друг с другом, вили канат, тянущийся до самых небес. По нему мои эмоции ползли вверх, чтобы высоко над землёй, глядя вниз, насладиться божественным переплетением Души со струящейся мелодией. Словно горная река, огибая валуны и подпрыгивая на порогах, музыка бежала, перегоняя время. Бывало, она ускорялась на поворотах, а где-то заворожённо замирала, впадая в большие ванны-купели, в которых игриво плескались маленькие рыбëшки.
В момент наибольшей чувствительности Души, когда её стенки превратились по толщине в папиросную бумагу, в комнату вошла Она, неся на двух вытянутых руках стопку глаженого белья. Женщина направилась к шкафу – просто, по-обыденному, не обращая внимания на таинство, творящееся в комнате. Её гибкое тело мягко ступало по расстеленному на полу паласу. Вот Она легко пробралась между кроватью, на которой в этот момент лежал я, и вертящимся в разные стороны пустым креслом. Женщина запросто преодолела препятствие, потому что по габаритам была миниатюрной. Расставшись со сложенным бельем, Она посмотрела на меня. В этот момент, переключив внимание с летающей Души, я опустил голову.
Наши глаза встретились, как и положено двум скоростным поездам, мчавшимся по рельсам навстречу друг другу. Один вопрос возник одновременно в сознании обоих – по каким колеям бежали в данный момент наши транспортные средства. Если по разным, то прозвучат протяжные приветственные сигналы, и составы разбегутся в разные стороны мирно. Если же дорога одна, то будет маленькая катастрофа под душещипательную музыку в отдельно взятой комнатке. Второго варианта, как и положено двум машинистам, уже несколько десятков лет управляющих электровозами семейных отношений, хотелось избежать. Но жизнь есть жизнь, пути Господни неисповедимы. Случайно нанятые строители железнодорожных путей, в зависимости обстоятельств и расположения звёзд на небосводе, могут периодически ошибаться в работе.
Однако по задорно сверкающим искоркам в наших глазах мы поняли, что неприятности в этот раз избежим, конфликта не будет, и моя Душа, до этого напряжённая, как струна, уже готовая метнуться зайцем под кровать, расслабилась и выдохнула.
– Ты нальёшь мне чай? – я решил сделать паузу в прослушивании музыкальной композиции.
– Конечно, дорогой! – ответила Она мне ласково.
Я встал с кровати, надел мягкие домашние тапочки и вышел из комнаты, тихонько закрыв за собой дверь, оставив Душу и дальше наслаждаться причудливыми звуками. Почувствовав свободу от бренного человеческого тела, нуждающегося в еде, отдыхе и прочих плотских удовольствиях, воздушное существо представило себя Гагариным. Крикнув «Поехали!», Душа начала с ещё большей энергией летать между углами комнаты, собирая паутину и одновременно насвистывая мелодию в такт играющей музыке.
«У меня получается!» – крикнула Душа, оживившись, решив показать, как она может танцевать. Но к сожалению, рядом уже никого не было. Она и Он давно покинули комнату, спустившись на первый этаж, на кухню. От обиды у моей Души на глазах проступили детские слёзы, ведь она до сих пор была ребёнком, несмотря на солидный возраст хозяина. Сев на старую кровать, она загрустила, глубоко-глубоко вздохнув. Музыка её уже больше не радовала. Ей не хватало чего-то житейского, той площадки, на которую мы, люди, постоянно сетуем, но именно от неё наши межпланетные корабли стартуют, рассекая космическое пространство. Того дома, уютного и родного, кажущегося чем-то обыденным и незыблемым, в вечном существовании которого мы ни на секунду не сомневаемся. И однажды потеряв, виним всех вокруг, только не себя.
«Но что я буду делать без человека, когда действительно придёт время расставания с телом не на какой-то час, а навсегда?» Душа задумалась, с тоской глянув на закрытую дверь. Понимая, что от двери не получит ответа на этот вопрос, она попыталась выдвинуть предположение: «Может быть, необходимо накрепко запомнить все моменты жизни, ничего не значившие здесь для меня: солнце, море, совместные прогулки и, главное, лицо той, что принесла бельё с глажки. Одиноко летая там, в небесах, я иногда буду включать видео и вспоминать счастливые мгновения, проведённые на земле».
«Да, именно так», – кто-то невидимый тихо, почти шёпотом, по-отечески подтвердил предположение Души. На лице у неё опять возникла улыбка, и, снова взвившись в комнате под звуки музыки, она стала ждать меня, чтобы поделиться раскрытым секретом.
Когда за чистый белый лист бумаги…
Когда за чистый белый лист бумаги
Усевшись как прилежный ученик,
Ты видишь лишь опущенные флаги
И понимаешь, что иссяк родник,
И нет возможности воды напиться,
И сухость ощущается во рту,
И на себя ты начинаешь злиться,
Всë глубже погружаясь в темноту,
Глотая воздух, грудь раскрыв пошире,
Расставив руки в стороны, как Бог,
И в этом чёрством и коварном мире,
Пытаешься почувствовать звонок,
И музу подкупить улыбкой Бога,
Такой открытой, ясной, как слеза,
И не ища дурацкого предлога,
Пуститься в пляс, встав вдруг под образа…
Когда за чистый белый лист бумаги
Усевшись как прилежный ученик,
Поймешь, что наконец поднялись флаги
И заискрил в кромешной темноте родник.
Третье
Свет проникает туда, куда только он может проникнуть.
Распространяя теплоту между двумя мирами,
Связывая их на веки вечные и создавая что-то третье.
Таково желание Всевышнего.
И не нам судить о степени совершенства замысла.
Мы только с удовольствием подчиняемся Божественной воле.
Он понимал с пронзительной искренностью, такой, что готов был поставить тысячи подписей после одной-единственной мысли: «Она нужна мне как никто и ничто другое». Не ради того, чтобы Она каждый день накрывала ему завтрак, готовила обед и ужин, стирала и убирала в доме, а для того, чтобы сохранить то невидимое существо, которое взяло однажды их обоих за руки и соединяло теперь друг с другом крепче массивной железной цепи.
Именно это существо каждый раз вставало между ними, когда они ругались. Оно же смотрело в их глаза, когда они ложились в кровать и занимались любовью. Существо не было третьим и тем более лишним. Оно было только первым. Ради него, возможно, они пришли в этот земной мир, чтобы родить его. Не человека, а именно скрытую от чужих глаз сущность, называемую любовью, дружбой, злостью и ещё тысячами слов, которые придумало человечество для того, чтобы описать всю палитру чувств, возникающих между двумя людьми разного пола.
Сначала они не знают о существовании второй половины, а потом, соединившись, не могут понять, как миры, жившие по отдельности, вообще могли существовать. И к чёрту, что после стольких лет жизни чувства могут быть уже не такими острыми и яркими. Время – это понятие для слабых и неразумных, ведь его не существует. Его придумал Бог, чтобы похохотать над людьми, которые пытаются всё разложить по полочкам и ячейкам. А это невозможно. Всё вокруг – весь мир, видимый и невидимый, ощущаемый или нет – это одна бесформенная масса, превращающаяся по велению мыслей в море, землю, воздух, в Него и Неё. И именно эта каша из множества измерений становится для влюбленных Божественной пищей, ради которой Всевышний и сотворил всё сущее.
Там, в чёрном космосе, тоже не существующем и являющемся лишь призраком в нашем сознании, между звёзд и планет летаем мы, разговаривая между собой, производя энергию, способную творить чудеса.
Я знаю, мы скоро уйдём, оставив наши тела. Их съедят маленькие червячки на кладбище. Приятного им аппетита! Но где-то внутри или около нас сидит, стоит или, в крайнем случае, парит то существо, которое унесёт меня и тебя после физической смерти в наш вечный дом. В хижину с одурманивающе пахнущими цветами, с ярким и тёплым солнечным светом, с обязательным морем, ласковым и добрым, подходящим практически к самому крыльцу.
Мы будем сидеть на кухне, ты будешь пить кофе, я буду пить чай, и мы будем говорить, как тогда при жизни, о недавно заведённых нами рыбках в большом аквариуме. Так будет, так обязательно будет, верь мне… И неважно, что некоторые говорят – Бога нет. Может, его действительно – нет. И неважно, что другие говорят – Он есть. Может, Всевышний действительно существует. Важно, что есть мы и есть нечто третье, между нами. И даже если когда-то выяснится, что я и ты – лишь мираж, придуманный странным художником с бородкой, Оно, рождённое нашими чувствами, останется и будет жить вечно.
Вижу! Вижу два холмика! Под одним лежу я, под другим – ты. Существо что есть силы поёт песню «Яблоки на снегу…», прерывая сон многочисленных постояльцев тихого места. Мы тоже просыпаемся. Оно с силой вытягивает нас из сырой земли и возносит к небу, чтобы бы мы, не дай Бог, не забыли, что созданы друг для друга. И без нашей любви всё сущее – лишь мрак, холод и безумие.
Где-то вдалеке раздаётся колокол: «Бум-бум-бум!». Вибрации пронизывают воздух, немного потряхивая наши души. Мы улетаем. Нам больше нечего делать на Земле. Наш вечный дом готов для заселения, и гроздья винограда уже налились сочной мякотью, фонтан на участке бьёт ввысь, распространяя приятную свежесть. Всë… Земная жизнь окончена, начинается другая. Какая? Не знаем. Мы это поймем после.
«Существо! А, существо! Ты ещё здесь, с нами?..»
Слова закончились давно…
Слова закончились давно,
Остался лишь протяжный крик.
Неужто людям суждено
Топтать посаженный цветник?
Зачем за гранью красота?
Неподходящий антураж.
Нас ожидает чернота.
Мы скопом все уйдём в тираж.
И там, в небесной тишине,
Мы будем вспоминать о том,
Кто сделал запись на стене
Однажды в темноте тайком.
Что ожидает правых рай,
Другие превратятся в прах!
И с душ снимая урожай,
Нас примет чистыми Аллах.
И сто девиц нас будет ждать.
Накроют стол, нальют вино.
Мы даже не могли мечтать,
Что будет там нам всем дано…
Но оказался это миф.
Нас обманули, как детей.
Рай абсолютно некрасив,
Не ждал непрошенных гостей.
Наблюдатель
И придумал я себя
И создал то, что внутри меня.
И сотворил то, что вокруг меня.
И забыл, кем был я раньше.
Чтобы со временем вернуться и всё вспомнить.
Ты – наблюдатель! Главное – не забывать, что ты всего лишь созерцаешь, вечно путешествуя в космическом безвременье. И иногда зависаешь из простого любопытства где-то сверху, засмотревшись на то, как сменяются декорации в театре одного актёра.
Сначала твоё внимание привлёк суперактивный сперматозоид, расталкивающий локтями своих собратьев. Затем интерес вызывает фантасмагория превращения микроскопических клеток в маленького мальчика или девочку. Далее этот герой с победными криками «Уа-уа!» срывает в роддоме красную ленточку на финише. И вот уже малыш торопится с мамой в детский сад. Проходит несколько лет. Наступает первое сентября, и нарядный ребёнок стоит на школьной линейке. Тебя совсем не пугают громкие речи в микрофон и шумная толпа детей. Поскольку ты завис над головой только одного-единственного первоклассника – твоего избранника, остальное – так, проходит мимо фоном.
Окончание школы, и он уже вскакивает на ступеньку молчаливого и угрюмого троллейбуса. Городской старожил везёт студентов в институт. Проходит пять лет, и беззаботное время заканчивается – наступает взрослая жизнь. Твой подопечный становится бизнесменом, учёным, инженером или, на худой конец, писателем. Вариантов много – более или менее успешных, по мнению людского общества, – всё относительно.
Наконец – первая любовь, которая дожидалась своего часа, сидя в сторонке. Первые чувства, первый поцелуй, первый секс. Эмоции наблюдаемого тебя захватывают не на шутку. Дети, семья, скандалы и примирения – в общем, обычная жизнь. Идут годы, нет – они летят, только и успевай перелистывать страницы. Неожиданно наступает закат. Твои единственные стареющие дедушка или бабушка греются в иссякающих лучах падающего за горизонт солнца. И всё, конец…
Но миссия простого наблюдателя была для тебя мала, и ты не был в его жизни сторонним созерцателем. Ты упорно по уши влезал в процесс. Пробовал себя в роли сценариста, режиссёра, оператора и в конечном итоге вжился в роль актёра.
Страстная и желанная Мельпомена незаметно соблазнила тебя и превратила в своего раба. Раба не по принуждению, а по воле сердца. Ты настолько часто воздавал ей благодарения, что возвёл эту музу в ранг подлинного Бога.
Иногда, да что там обманывать себя, практически всегда, заигрывался и забывал, что ты обыкновенный наблюдатель. На самом деле не имеющий ни тела, ни головы вместе с ушами, глазами, языком и другими обязательными атрибутами человека. Ты всеобщее ничто в микромире точек, запятых и всех вместе взятых знаков препинания. И даже алфавит для тебя был сложной конструкцией. Постоянно движущиеся вокруг декорации говорили, издавали звуки, брызгали в лицо палитрой красок и всевозможными запахами. Они были живые! Но живые настолько, насколько твоё воображение смогло их воссоздать. Извиваясь ужами, кривляясь и танцуя, декорации воздействовали на твою сущность, пытаясь подменить истинную жизнь. Ты настолько погрузился в океан увлекательных иллюзий, что забыл о действительности. Самое обидное, что прозрение наступило в последние минуты жизни. Когда смерть подвесила на крючок в театре вместе с остальными списанными куклами…
Ты болтался на вешалке, свесив плетьми беспомощные руки и ноги, неестественно завернув набок голову, на которой трепыхался длинный чуб. Некогда он поражал окружающих своей залихватской красотой. Ха-ха, теперь это жалкий клочок грязных слипшихся волос, выпадающих по одному из черепушки и приземляющихся на обшарпанный деревянный пол.
Это ты? Жалкое подобие тебя? Нет и ещё раз нет – на самом деле тебя в той кукле нет и никогда не было. Когда потушат свет в кладовке с ненужными вещами, ты обязательно всё вспомнишь…
Ну что, вспомнил? Ты наблюдатель, который и сейчас, широко расставив белоснежные крылья, пролетает над своим мёртвым телом. Сделав последний круг, птицей взмываешь в небо, в свою родную гавань, наполненную спокойствием и умиротворением. Путешествие на Землю, которое длилось совсем недолго, закончилось.
Хочешь понять, кто из вас был наблюдателем, а кто наблюдаемым? Это были две личности или одна? Разобраться трудно. Не ищи ответа на этот вопрос. Ты уже дома, в семье. Тебя здесь давно ждали. Ты подходишь к большому круглому столу, расположённому в яблоневом саду. Чувствуется сладкий запах спелых розовощёких яблок. За столом сидят родные. Ты всматриваешься в их лица. Они улыбаются. Вдалеке, сквозь пелену зелёных листьев, виднеется море. Волны с шумом ударяются о скалистый берег, радуясь возвращению путешественника. Ты глубоко вбираешь в себя головокружительный воздух и устало выдыхаешь, понимая, что это действительно – дом…
Проходит время. Много или мало – не понятно, ведь его здесь на самом деле нет. И вдруг ты, охваченный приступом ностальгии, вспоминаешь, с каким наслаждением там, на Земле, поглощал радужные эмоции, запивая их коктейлем страсти. Захотелось вернуться назад. Дорога открыта. Она живёт внутри тебя, только нужно очень сильно захотеть. Зажмурить глаза и захотеть…
