Галина Константинова
Перевёрнутая чаша. Рассказы
– Ты включал компьютер?
– Это запрещено?
– Связывался со своей любимой?
– Откуда ты это взяла?
– Неужели ты считаешь меня такой наивной? Мне все известно. Мне это не обидно. Но, кажется, ты сделал выбор – о чём свидетельствуют перелет через океан и сегодняшняя ночь. Я не собираюсь держать тебя в клетке, но постарайся не думать о других женщинах, пока ты со мной. Я хочу быть единственной, понимаешь?
– Это условие?
– Считай, что так.
Довольно быстро она привела себя в порядок, нацепила на лицо улыбку («keep smiling»), чмокнула в щёку.
– Не балуй, милый! Мне пора прогуляться до офиса, через час придёт няня с детьми, прекрасный повод познакомиться, до вечера!
Ну вот к этому он никак не готов. В России у него дочь, которую он очень любит. С Катей отношения были довольно сложными, она его отчаянно ревновала. Возможно, это было даже жестоко с его стороны, но Олег всегда отделял Ирину и принимал её дочь как данность, которую не обязательно нужно к себе приближать. Они почти никогда её с собой не брали.
Олег с ужасом представил, что через час сюда вкатятся годовалый мальчик и две девочки трех и пяти лет. Это дурдом! Чтобы как-то успокоиться, он решил позвонить по компаниям, куда отправлял свое резюме. Ему вежливо отвечали, что проверяют рекомендации.
Рекомендации ему давали друзья Хелен. И вдруг его посетила дурацкая мысль, что все эти рекомендации «липовые» и их нет никакой возможности проверить. Он взял первую фамилию и набрал номер.
– Хай. Питер! Это Олег Шуваев, друг Хелен.
– Хай, Олег!.Но я, к сожалению, не знаком лично с Хелен. Очень рад тебя слышать, но сильно занят, извини…
Короткие гудки. Олег ничего не понял. До других «друзей» дозвониться не удалось. Наверно, это недоразумение проясниться…Придётся ждать Хелен. Состояние ожидания – нельзя отвлечься – нельзя уйти, оставаться в напряжении тоже нельзя.
Прошел час, другой, никто не появился. Олег бесцельно ходил по квартире, но кроме журналов и газет не мог обнаружить ни одной книги. Странно, но и игрушек было очень мало, словно дети приходили сюда нечасто.
Кто же такая Хелен? Аферистка? Любительница или профессионалка? Ожидание становилось настолько нестерпимым, что Олег уже хотел позвонить Ирине, но телефон не отвечал, телевизор надоел, музыку он не хотел слушать…
Утром пришла Хелен, довольно уставшая, выглядела виновато.
– Ты ждал, извини, что не позвонила. Как у вас говорят, «с корабля на бал», вечеринка затянулась до утра, ну, знаешь, как это бывает… Ты не голоден?
– Я голоден и зол. Скажи, кто мне давал рекомендации, ты их лично знаешь?
– Разумеется, а почему ты спрашиваешь?
– Мне кажется, ты ведёшь нечестную игру.
– Прости, не поняла? Мы оба вели игру в ICQ, это ведь безопасная игра.
– Разве?
– Что-то ты медленно соображаешь сегодня, милый. Безопасность состоит в том, что никто ничего не теряет, а только приобретает. Ты получаешь работу, я получаю тебя.
«Как я был глуп, думая, что эту женщину можно обыграть! Возможно ли вообще обыграть женщину? Моя нежная Ирина, как я был не прав. Я просто идиот…». «Обратная сторона» стыдливо молчала.
– Олег, жизнь прекрасна. Я тебя не тороплю, но чем быстрее ты примешь решение, тем лучше. Тем быстрее примут решение работодатели. Если тебе все-таки противно заниматься со мной сексом (честно говоря, не могу забыть выражения твоего лица, ты плохо контролируешь эмоции, дорогой), тогда придётся поработать, не знаю, уж хоть кем, чтобы заработать на обратный билет и оплатить эту поездку. Я не могу позволить себе содержать мужчину, тем более не моей мечты. Но есть компромиссный вариант. Полгода ты живешь за мой счёт, а если будешь рваться в Россию, я покупаю тебе билет. Такова жизнь…
От возмущения Олег стал покрываться пятнами.
– Возможно ли… Хотя бы позвонить, так сказать, в кредит?
– Да, конечно, я ведь не злодейка из боевика…
Элла Сергеевна была дома. Надо собрать деньги… И они были собраны.
Удивительное уральское небо. Оно кажется низким, когда пасмурная погода, и хочется дотянуться до этой мглистой серости рукой. А в ясную погоду оно такое прозрачное, далекое, вспененные сливки облаков напоминают то злого коршуна, то свободную чайку.
Олег лежал на траве, и мысли, зацепившись за облака, как на веселых карусельных лошадках, уносились далеко. Река, небо, усталость, запах пота и пряных трав, мозоли и бесконечность… Прошлогодние «асечные» передряги кажутся чем-то невероятным. «Обратная сторона луны», потерпев такое крупное фиаско, вылезает со своими советами уже не так часто…
Он решил делать свою карьеру непременно, не упускать ни малейшего шанса. И это у него стало получаться. Ирина простила, Элла Сергеевна смирилась и даже сама предлагает заплатить пошлину за регистрацию их брака (сам он не может, что ли?).
После похода они скромно отметят это событие, а затем поедут в свадебное путешествие по Европе. Хелен все-таки оказалась не такой стервой, какой пыталась себя изобразить. Она умоляла его остаться, без условий, обещала помочь… Но Олег не верил.
А Ирина не стала верить ему больше. В конце концов, даже посягательства на её свободу не волновали её очень сильно, Катюшка была по-прежнему на первом месте для нее. А Олег – не худший вариант мужчины. Любовь – это бескорыстный дар или сделка? Каждый решает для себя сам…
Самый надёжный способ удержать мужчину – не удерживать его. Приятельницы, одноклассницы, «асечницы» и прочие – разве можно к ним ревновать?
Ирина позволяет себя любить – она может быть капризной, уступчивой – какой ей хочется быть. Это её развлекает, как всякая игра, а они с Олегом большие любители театра…
2001 г.
Синица в небесах
Мистическая мелодрама
… Лана сидела за компьютером. Был поздний уютный зимний вечер. Последнее время вдохновение посещало ее все чаще, и, хоть она и была начинающей писательницей, Интернет давал ей возможность иметь читателей в разных уголках страны. Конечно, это были в основном мужчины, которые делали ей комплименты относительно ее таланта. Но она понимала, что во многом они ей просто льстили. Герои вымышленные перемешивались с героями реальными, мозаика судеб и характеров завораживала. В поисках чего-то нового и неизведанного Лана набрала в запросе имя своего недавнего героя, диалоги с которым казались ей такими реальными.
Тихо плескалась вода в аквариуме, рыбки смотрели удивленными глазами, свет торшера был мягкий и лился как лунная соната. Тишина, только постукивание пальцев по клавиатуре. Макс, Макс, сколько людей с этим именем разбросано в виртуальном море… Обычные первоначальные приветствия, обмен любезностями. Взаимные расспросы о пристрастиях в литературе, музыке.
– Интернет – просто игра, Макс.
– Игра-то она игра, только такие игры могут забавно кончаться. Инет – вещь коварная, особенно для тех, кто принимает все близко к сердцу. И оказывается потом, что не такие уж это игры.
– Мне это знакомо, только каждое разочарование в жизни и в людях писатель использует по-своему. Не знаю, как ты к этому относишься, но у меня все сразу переходит в творчество, что, конечно, удивляет людей. Особенно, когда начинаешь использовать их личные истории.
– А что, люди считают, что их личные истории принадлежат только им?
– Разве нет?
Неведомый собеседник, с таким родным именем Макс… Лана ощущала легкие волны-предчувствия, что все это не случайно. Интересно, как имя влияет на характер человека? В ней загорелся азарт, желание понять, что стоит за каждой фразой. Игра, игра…
Игра под названьем «жизнь», с неизведанными поворотами, победами и поражениями, пешка выходит в королевы, король убегает от «шаха», белые начинают и выигрывают…
Наверное, это какой-то знак, она давно ждала, что в ее жизни должен появиться кто-то. Кто-то, кого хочется разгадывать, как кроссворд. Без возможности заглянуть в ответ.
Они продолжали переписываться на работе, хотя фразы были отрывочны, каждый был занят на работе. Как-то Макс попросил переслать ему произведения, ведь он тоже в некотором роде писатель. Замечательно, обрадовалась Лана, вот бы и мне почитать твои творения! Пока не могу сообразить, на каком компьютере они находятся, ответил он, ведь я меняю компьютеры и работу чаще, чем пишу. И вообще, все это было так давно, сейчас на творчество не остается ни сил, ни времени. А твои рассказы я почитаю обязательно. Окрыленная тем, что в лице собеседника нашла единомышленника, Лана думает о том, что мир огромен, но среди бесконечного множества людей можно встретить человека, у которого такие же «тараканы в голове».
После двух неудачных браков она осталась с дочкой, и, хотя Диана была уже почти взрослой, общения все-таки не хватало. Ей давно хотелось познакомиться с человеком, который тоже пишет. Сочетание имени и увлечения так знаменательно, Лана постепенно стала думать, что этот человек дарован ей судьбой, возможно, это тот человек, которого она ждала всю жизнь. Правда, она немного злилась на вялотекущий характер знакомства, Макс все время говорил, что у него неотложные дела, он совершенно не может сказать, что он будет делать сегодня вечером или завтра.
В один из дней он совсем не откликался на ее сообщения. Она черкнула ему по почте: «Видимо, мои рассказы до того плохи, что ты даже не можешь ничего про них сказать, не переживай, я не настаиваю на рецензии, но все-таки перешли мне свои фантастические произведения. Я совершенно не знаю этот жанр, мне было бы интересно почитать».
Макс тут же переслал ей свою повесть, она открыла файл и стала читать. Это не было похоже на попытки писательства, которые она встречала в Инете. Что-то не так, слишком хорош слог, а вот и фамилия…
Лана решила воспользоваться поисковым сервером и прочитала: «Макс Гленберг – русский писатель-фантаст, по образованию инженер, имеет публикации, неоднократно был участником семинаров писателей-фантастов, в своем творчестве придерживается классического стиля Стругацких, Лема и других признанных мастеров этого жанра».
Вот оно что, он не просто начинающий волшебник, он мастер! И значимость знакомства с ним наполнила душу. И повесть, которую он написал десять лет назад, такая стройно-логичная, и в то же время захватывающая, как детектив. Как же я посмела предложить ему читать свои неумелые рассказы!
– Макс, а ты, оказывается, известный писатель.
– Не преувеличивай.
– Твоей скромности можно только позавидовать! Как я рада знакомству с живым писателем!
– Но ты ведь тоже писатель. Или ты не живой писатель?
– Я только в Интернете писательница. К тому же, у меня нет публикаций.
– Ты считаешь, что писатель только тот, кто имеет публикации?
– Я сразу стала твоей почитательницей! Предлагаю выпить по чашечке кофе, если у тебя есть время, конечно.
– Ну что ж, у меня не так много почитательниц.
– Да, и еще я прошу об уроках мастерства, так сказать, шефская помощь.
…Они сидели в тихом неприметном баре, что чуть в стороне от Комсомольской площади. Совсем не богемный вид, отметила про себя Лана, почему-то она его представляла совсем другим. Рано поседевшие волосы, и взгляд темно-серых глаз, которые смотрят как бы сквозь тебя, не замечая преграды. Лана внутренне съеживалась от этого взгляда. Но в то же время он казался ей таким родным и близким, словно ему ничего не нужно было объяснять. Неторопливая манера речи. И странное противоречивое чувство, что от него идут волны спокойствия и тревожности одновременно. Молчание, и хочется помахать рукой перед глазами, чтобы он вернулся обратно.
– Знаешь, Макс, я прочитала твои произведения.
– У меня их не так много, вот, я еще принес.
– Мне даже захотелось написать фантастику.
– Фантастика – не жанр, лишь средство. Литература должна быть хорошей, а в каком жанре она написана – неважно. Просто мне интересны сюжеты нереальные, а люди в них, сама понимаешь, те же самые. Собирательные образы, фразы, подслушанные из жизни, жесты, выхваченные из картины бытия. А герои – это сплав реальных черт и придуманных. Впрочем, это все не догма, на самом деле, и в жизни можно найти такое, что вампиры, летающие тарелки, оживающие мертвецы могут не понадобиться.
– Так ты плавильщик, доменщик? Или скульптор? Так и хочется схватить ручку, закутаться в телогрейку, сесть в далекий угол и писать, писать…
– Ну, что-то вроде того. Это долгая и интересная тема, как чувствует себя писатель в жизни и как он пишет. Я рад, что могу с тобой об этом говорить. А мастерство приобретается лишь с килобайтами написанного, сама понимаешь.
– Представь, через много лет, ты станешь известным писателем, и, (почему бы не помечтать?), мы будем сидеть не здесь, а в Париже. Ты закажешь мартини или водки (смешно, нынче писатели вынуждены своих почитательниц водить по барам), и мы будем тихо сидеть и разговаривать…
– Может, это ты станешь известной писательницей?
– Ну, тогда уж точно – в Париж. Подари мне фантастический сюжет, а я попытаюсь его воплотить. Под твоим чутким руководством.
– Сюжет? – Макс как-то странно улыбнулся, одними губами, глаза, напротив, стали как бы стеклянными, – Сюжет… Неплохая идея, я подумаю… Ты думаешь, ты смогла бы написать? Да-да, я подумаю…
Он проводил ее до остановки, четыре часа пролетели как четыре минуты, а из нее хлынули потоки благодарных слов. Лане так хотелось спросить его, когда они еще могут увидеться, она обернулась, заходя в автобус. Макс стоял на остановке, подняв правую ладонь, жреческий жест, вспомнила она в одну минуту, как будто благословляет на что-то. Приехав домой, она открыла его роман и начала читать. Ах, почему я не могу так писать, кусая губы, думала она. Логика, недоступная женскому пониманию!
Ночью ей приснился странный сон. Будто она идет по Флоренции. Она идет как чумная, впитывая похолодевшей душой сумрачную энергетику флорентийского величия. Как в россыпи пожелтевших открыток, проносятся перед ее глазами помпезная галерея Уффици, громада баптистерия, слепящий блеск золотых изделий, хищно взывающих из витрин на мосту ювелиров. Навстречу ей идет Данте. Почему она узнала, что это он? Прохожие показывают на него и кричат вслед: «Он был в аду! Он был в аду!».
Данте останавливается перед ней и улыбается. О, Господи, улыбка у него такая же, как у Макса! Глаза непроницаемы и пусты, только улыбка, словно судорогой, изменила нижнюю часть лица. Данте поднимает правую руку (совсем как Макс, в который раз отмечает она) и говорит:
– Ты должна написать что-то, что никогда еще не писала, ты можешь! Я верю!
Флоренция… Кажется, она побывала в раю. Но одновременно и в аду. Это был ад впечатлений, ад страстей, ад сомнений и неясных предчувствий. Предназначение? Рок? И какую роль во всех этих сновидениях играет Макс? А роль его была главной, чувствовала Лана, неоспоримо главной, только он был как бы за кулисами. Незаметно-скромный кукловод? Или рояль в кустах? Его выход – в финале? Все эти мысли как летучие мыши царапали ее воображение острыми крыльями.
Лана проснулась от ощущения холодного взгляда. Но никого не было в комнате. Показалось, что тихо колыхнулась вода в аквариуме. Должна написать? Для чего? Кому я должна что-то доказать, себе, или Максу? Или кому-то еще?
Чтобы успокоиться, она снова схватила в руки рукопись. Конец близок, близок, почему же герои ей кажутся какими-то схематичными? Вроде и фразы у них о душе, о вечности, но все так абстрактно, расплывчато. Да вот и главный герой, только и занят поисками, глобальные проблемы решает, а женщина у него как бесплатное приложение. И ласки все сводятся к фразе “укушу”. Он вообще, любить-то умеет? Робот какой-то. С чужой программой. А Макс?
Она даже привстала с дивана, а он – может, тоже, бездушный робот, начиненный цитатами, которые, словно фокусник, вытаскивает по необходимости? Лану не покидало чувство, что кто-то в доме все-таки присутствует. Вдруг как будто кто-то коротко вздохнул или негромко хохотнул. Она подскочила и, стараясь унять дрожь, пошла на кухню. Дверь перед ней открылась. Бывает, отметила она про себя, как будто пыталась зафиксировать все, что с ней происходит. Ну, что ты там увидела, идиотка, иди уже спать дальше, ругала она себя, машинально проверяя кран и газовую плиту. Закачался абажур, и по стенам заметались тени. Хоть молитву читай. Сон, сон… Сейчас он будто отразился на стенах-экранах, смутные очертания Данте, ее самой, прохожих, и, как улыбка чеширского кота – так прозрачно-серый взгляд пленкой покрывал все изображения.
Проходили дни, Макс был все время занят, и не проявлял к ней никакого интереса. Короткие реплики, выслушивание ее похвалы по поводу романа. Но Лана думала о нем каждую минуту. Загадочная улыбка ее и пугала, и неотвратимо манила.
«Тианственная», вспомнила она аксёновское, да, именно, улыбка, которую невозможно определить, чуть асимметричная улыбка. Она непроизвольно набирала его телефон по вечерам, чтобы услышать голос.
Без его слова было трудно дышать, Макс как утренняя молитва и Макс как благословение ко сну. Сны были на удивление легки, будто они с Максом летали на легких дельтапланах над морем, соревнуясь с чайками.
Макс ссылался на занятость, иногда проскальзывало, что он очень хочет ее укусить. Заигрывает? Обычный флирт? Как хотелось думать, что так он проявляет свою нежность.
– Ты говоришь, как герой твоего романа.
– Да, герои влияют на твою речь. Незаметно для тебя самого. Просто фиксируешь, что говоришь теми же словами. А ты за собой не замечала?
– Ага… Особенно интересно наблюдать за тобой, когда тебя, как ты там писал, «выдергивают».
– Начиталась…
– Я же почитательница твоя, а ты меня не ценишь. Мог бы книжку с автографом подарить, вдруг буду музей создавать, любая мелочь может пригодиться. У меня со словами все иначе. Я ведь как крохобор – все фразы собираю в коробочку, а потом раскладываю их, словно пуговицы, разглядываю, выкладываю. Я так в детстве играла, что выкладывала, не мозаики, нет. Уже не помню. Помню только, что эта игра в пуговицы меня увлекала. Так вот, слова. Каждое слово может быть использовано против вас, как у юристов. Слова, которые разбрасываются людьми по сторонам, подбираются и используются.
– Ну-ну.
– Я хотела бы почитать что-нибудь из классиков, может, у тебя есть?
– Есть, конечно, позвони в субботу, возможно, я буду дома, тогда и зайдешь. Как получится, я ничего не знаю. Кстати, после нашей встречи на меня чуть не наехала машина. Вернее, я сел в машину, а на перекрестке в нее врезалась другая.
– Наверное, моя энергетика на тебя действует. Извини, я не хотела. У меня так бывает. Иногда я вампир, просто тяну энергию от общения. Она копится, копится, потом вдруг появляется объект, скажем так, который меня вдохновляет на разные подвиги, и, увы, в физике я не сильна, припоминаю что-то типа разряда электрического. Это же непроизвольно происходит! Как следствие этого разряда – чудеса и неожиданности вокруг объекта.
– Значит, я очередной объект для разрядки твоей неуемной энергии?
– Я этого не утверждала. Но действуешь ты на меня неадекватно. Один твой взгляд чего стоит. Собственно, мои разряды распространяются не только на людей.
В субботу она заехала к родителям, странное совпадение, он жил от них совсем недалеко. Еще один знак. Лана с того дня, когда они встретились в кафе, ощущала необыкновенный подъем.
Правда, компьютеры этот подъем интерпретировали по-своему – они начинали капризничать. На работе шутили, что Лана влюбилась, и ее лучше к технике в этот период не подпускать.
Ей нравилось играть с Максом в игру под названием «писатель – почитательница». На правах, данными ей этой игрой, она могла позвонить ему в восемь утра и спросить, как поживает его уважаемая голова, которая часто бывала с похмелья. Но Лана только и слышала в ответ – Макс был у друзей, Макс ездил в лес, у Макса были неотложные дела… Она чувствовала, что в его жизни ничего не значит. Да и вообще, есть ли хоть одна женщина, которая что-то значит в его жизни? Его личная жизнь оставалась для нее тайной за семью печатями. Она пыталась хоть немного его расспросить на эту тему, но он лавировал между расставленными ловушками как искусный горнолыжник.
В тот вечер, как назло, дома его не было. Она ходила кругами и крутила старомодный диск родительского телефона. Для прикрытия вчитывалась в книгу, а в голове стучало «Макс, ну почему тебя нет дома, ты ведь должен быть дома. О Господи, ну помоги же мне, я так хочу его видеть, я просто уже не могу жить без его взгляда».
Печатные строчки ехидно подсмеивались, диск телефона норовил подставить под палец другое отверстие, даже длинные гудки казались зловещими. Как будто кто-то пытался её удержать и в то же время подталкивал к пропасти. Все-таки надо стряхнуть с себя все это, решила Лана. Значит, не увижу его сегодня, надо быть собой прежде всего.
Что ты ведешь себя, как пятнадцатилетняя девчонка, взяла она во внутреннем диалоге на вооружение менторский тон, как школьная учительница, допустившая ошибку перед ученицей. Спина быстро приняла надменно-гордую осанку, проигрывать нужно достойно. Интересно, почему все время вертится эти слова «игра» и «проигрыш»?
Она шла по темной улице, и в голову упрямо лезли рифмы, что-то неосмысленное, ритм и рифмы, обрывки фраз. Она снова, отбросив напускную гордость, твердила себе, что должна его увидеть сегодня, что она так сильно этого хочет, что даже не знает, что бы отдала за час общения с ним.
Как все нелепо устроено в этой жизни, возвращалась она мыслями снова к своей давней обиде на весь род мужской! Человек, которого, кажется, знаешь всю жизнь, и который понимает тебя – абсолютно тобой не интересуется.
Что, собственно, значила для него их встреча? Так, пообщались, поговорили о литературе, поупражнялись в красноречии, и все время, она сейчас это отчетливо поняла, между ними была стеклянная стена.
Слов было так много, что многое она уже не удерживала в памяти. И вдруг отчетливо вспомнила. Макс сказал, что хотел бы иметь когда-нибудь шляпу и трость, как у Воланда. Воображение мгновенно нарисовало картинку постаревшего Макса, немного грузного, с чуть отвисающим подбородком, но полного внутреннего достоинства, прогуливающегося по Парижу неспешной походкой. Да-да, именно таким она должна встретить его через много лет, внутренняя улыбка осветила ее лицо, нещадно обдуваемое уральским ветром, и вдруг в освещенном фонарем круге она увидела его. С женщиной.
Остановиться? Вдруг он не захочет меня узнать? Между ними оставался метр, Макс поднял приветственно ладонь (похоже, этот жест у него и для встреч, и для прощаний), артистично изогнулась удивленная бровь:
– Ты? – улыбка как будто дружеская.
– Да, я, уже еду домой, тебя ведь нет дома, я звонила, – вглядываясь в молодую его спутницу, смущенно пролепетала она.
– Это моя сестра, мы тут за покупками ездили. Так ты уже домой? – его насмешливый взгляд мешал ей понять, что же он хочет услышать в ответ.
– Домой, но могу вернуться, ты ведь обещал мне дать почитать классиков. Гленберга я уже почти всего прочитала, пора и другие вещи почитать.
– Ну-ну. Смотри, обижусь. Ладно, пошли, нам еще тут кое-что должны привезти.
Это знак, подумалось Лане, вот так неожиданно встретить его на остановке. Он, кажется, выпил уже, тон даже слегка развязный. Ей показалось, что стеклянная стена вовсе не стеклянная, а изо льда. И стоит подышать на нее, она начнет таять, и будет становиться все тоньше и тоньше. Может, так удастся и достучаться до души его? Почему она так уверена, что это самый главный человек в ее жизни? А вдруг она просто увлечена им как писателем?
Чего больше в восхищенных взорах фанатиков, взыскующих вида своего кумира – восторга или зависти? Зависть обвивала ее голову, как змеи – голову Медузы-Горгоны. А любовь наблюдала за этими змеями словно ласковая мать.
Макс был какой-то суетливый. То звонил по телефону, то включал музыку, то спрашивал, не налить ли еще водки. А Лана смотрела на него и не могла отвести свой взгляд. Нет, нет, у нас с ним такие чистые, духовные отношения… Опять эти фразы: «укушу, вот сегодня-то точно укушу»…
Я не должна позволить, чтобы их отношения скатились к банальному сексу. Это уже так наскучило, никакого общения, только секс, для этого у меня есть другие мужчины, а Макс – это воплощение духовности, моя любовь к нему так чиста, она словно крылья для творческого полета… С другой стороны, слияние тел – такое естественное продолжение слияния душ, а души их, Лана была уверена, практически одно целое.
Водка пульсирующими толчками добивала сопротивляющееся сознание, доводы вели себя уже почти самостоятельно, и только запутывали Лану еще больше. Просто смотреть в его глаза. Странно, голова почти не кружится…
– Макс, твой взгляд меня завораживает, как взгляд удава.
– Что ты нашла в моем взгляде, не выдумывай.
Тут в комнату зашла Юля. Взъерошила шевелюру Макса, коснулась щеки рукой.
– Максик, познакомь нас, что ли. Вот у него всегда так. Все время о чем-то думает, и совершенно не обращает внимания на то, что происходит вокруг. Но мы уже привыкли, – Юля присела на спинку кресла.
– Да это нормально – для писателя. Сюжеты продумываешь, Макс?
– Что-то вроде того. Еще водки?
– Да я уже совсем пьяная, проводите, что ли, меня, мсье.
– О, всегда готов.
Пошатывающейся походкой, Лана пошла на кухню. Макс прижал ее к стене.
– Так ты точно не упадешь.
Пьяное дыхание неотвратимого поцелуя.
– Ты хорошо целуешься, господин Казанова. Наверное, все женщины от тебя без ума. И я…
– Спасибо за комплимент, – руки лихорадочно залезают под свитер.
– Я хотела сказать тебе, Макс, ты, наверное, и сам уже давно понял, что я влюбилась.
– Понял, не дурак.
– Знаешь, я всегда влюблялась так трагично, с надрывом… Бедные любимые! Они так страдали от моих звонков, страданий, и особенно стихов. А вот тебе стихи не пишутся совершенно. Я обещаю любить тебя легко-легко. Как будто у меня крылья за спиной. И я летаю. Ну, ладно, пойдем, – она высвободилась из его объятий и, как ни в чем ни бывало, вернулась в комнату и плюхнулась в кресло.
Поболтали ни о чем с Юлей.
– Вы так хорошо ладите друг с другом, у брата и сестры это нечасто встречается.
– Это только недавно так стало, – Юля взглянула на брата, и в ее взгляде Лана почувствовала нечто большее.
Или показалось? Ревность как ласковая кошка вцепилась в ее сердце своими коготками. Ну конечно, сестра любит брата, не так ли и она была в юности влюблена в своего кузена, тем более что они виделись редко. Макс приобнял Юлю и что-то ласково зашептал ей на ухо. Лана почувствовала себя лишней. Кошка отпустила коготки, чтобы через секунду снова со сладострастьем запустить их еще глубже. Юля пританцовывала с Максом, а Лана сосредоточенно пила водку. До нее долетали обрывки нежных словечек, словно они забыли о ее существовании.
Почему ты так мучаешь меня, Макс, задавала она ему мысленно вопрос, взыскующе изучая фигуру молодой соперницы. Да, вот оно, слово, соперницы. Нет, это бред какой-то, не может этого быть. Может, мурчала кошка, все может быть, надо просто смотреть на вещи шире. Вглядись в ее черты, продолжало ласковое чудовище, посмотри, глаза-то у них совсем разные, у Макса серые, а у Юли карие. Посмотри, как она его вожделеет, с какой звериной лаской смотрит на него. Я чувствую в ней родственную кошачью душу, монотонно терзала она ее сердце. Лана пыталась стряхнуть эту мохнатую стерву, вцепившуюся в ее душу, и не могла. Наконец, Юля начала собираться домой. Макс тоже стал одеваться, чтобы ее проводить.
– Приятно было познакомиться, – Юля стояла в прихожей, поправляя шапку, – Макс, только до остановки, Лана, скажи ему, что я не заблужусь.
– Разберемся, разберемся, – не снимая улыбки с лица, пробурчал Макс. Сейчас стало видно, что он изрядно пьян, – Лан, будь дома.
– Я ничего не унесу, обещаю.
Захлопнулась дверь, и она ринулась исследовать квартиру. С нежностью гладила она стены, ей казалось, что она обретает уверенность, словно они излучали флюиды. Она ощущала его взгляд повсюду, как будто он никуда не уходил. Кошка-ревность мирно закрыла глаза, ведь она, по всей вероятности, остается здесь, значит, ей все показалось. Как же он ко мне относится, он так нежен сегодня, совсем не похож на того, сидевшего в кафе каменного принца с загадочной улыбкой. Но он ничего не говорит, нравится ли она ему.
Лана привыкла иметь дело с эмоциональными мужчинами, которые говорили ей комплименты, признавались в любви, или просто говорили «я тебя хочу», прежде чем перейти к интимным отношениям. Слова никак не подтверждали действия, а ведь поцелуи подразумевали продолжение. Вернулся Макс, и они замерли в объятии прямо на пороге.
– Это странный вечер, я, когда шла, все время сочиняла стихи. К сожалению, не помню ни одной строчки. Ты придумываешь мне сюжет?
– Может, еще не вечер для сюжета? – спросил он, снимая с нее свитер.
– Я хотела тебе сопротивляться.
– Почему же? – звук расстегиваемой молнии на юбке.
– Ты мне ничего не говоришь, и вообще… Моя любовь нечто более высокое.
– Мне ли тебе рассказывать, куда все слова уходят у писателя. Да и нужны ли слова?
– Разве не нужны?
– Иногда слова – лишний атрибут в общении.
– В сексе, ты имеешь в виду?
– А разве секс не общение?
… Лана лежала с открытыми глазами и не могла заснуть.
– Ты спишь? – словно блики луны, сверкнули белки его глаз в темноте, чуть обозначились зубы, что-то звериное почудилось Лане на секунду, – Я включу Блонкера.
– Он и так играл весь вечер, хорошо, включай, все равно не спим.
– Это особенная ночь.
– Полнолуние сегодня, светло. И я совсем протрезвела, – она нащупала его руку в темноте, они лежали лицом друг другу, вглядываясь в выхватываемые луной очертания.
Ей хотелось спросить его, хорошо ли ему было. Но она не могла. И задавала себе вопрос, хорошо ли было ей? Макс был не самым безумным любовником в ее жизни. Мало ли было ночей, которые осели в памяти забытыми рисунками на песке? Имена уже не имеют значения. Да и ощущения тускнеют позеленевшими медяками. И только то, для чего нет определений – химерное, растворяющееся в воздухе счастье.
Ночь для нее была наполнена неоднозначными символами. Ее завораживала неспешная магия касаний и совсем не страстные диалоги. Но это не главное, твердила она себе, как будто пытаясь убедить себя, что она получила нечто большее, чем просто секс. Когда-то она увлекалась рейки, и когда ей открывали так называемый канал, она почувствовала, как вся вселенная вливается в нее. Сегодня она почувствовала примерно то же самое, только это была не вселенная, а неведомая сила, которая поможет ей взлететь. Она это чувствовала при каждом прикосновении Макса.
Ей хотелось, чтобы он закричал, задохнулся от бешеного темпа, но его лицо и в темноте оставалось недвижимой маской. По-прежнему горячая волна нежности сплеталась с холодной струей отчуждения и тревожности.
