Фредерик Марриет
Служба на купеческом корабле
Глава XXI
До возвращения судна, которое в Англию привел Беркрофт, Никлас аккуратно получал половину жалования Ньютона, но когда судовладелец узнал, что брив отошел от остальной флотилии, и с тех пор никто не слыхал о нем, он отказался давать деньги Форстеру, так как предполагал, что судно попало в плен. Никлас был принужден жить на собственные средства, следовательно, очень плохо. Потом вернулся экипаж брига, спасшийся в лодке, и принес весть о гибели Ньютона. После этого Никлас перестал приходить в контору владельцев судна, а капитан Беркрофт, не знавший, где живет старик, не сумел разыскать его, и, не вернись Ньютон вовремя, бедный оптик умер бы с голоду.
Никлас сохранил вещи Фонтанжа, и Ньютон хотел, при первой же возможности, переслать их своему другу.
Молодой человек знал, что кошелек Фонтанжа скоро иссякнет, и попросил у владельца брига места; тот ответил, что Ньютон – несчастный моряк, и отказал. Во многих других местах ему также не посчастливилось; мистера Беркрофта не было в Англии: он ушел в плавание. Поступить на фрегат Каррингтона или на другой военный корабль Ньютон не мог, так как тогда ему пришлось бы оставить отца, не способного просуществовать без его помощи.
Целый год бедный молодой человек бился, исполняя разную работу на судах, готовых к отплытию, но его дела шли все хуже и хуже, и он, наконец, предложил отцу переселиться куда-нибудь и в новом месте попытать счастья.
– Я и сам подумывал об этом, – ответил Никлас. – Переселиться в Лондон, там мое усовершенствование…
– А только на это мы и можем надеяться в Лондоне? – с полуулыбкой ответил Ньютон.
– Нет; знаешь, я вспоминаю: в Лондоне у мёня есть брат Джон; Джок, как звали его дома. Я, правда, тридцать лет не видал его, но когда ты был в Вест-Индии, кто-то сказал мне, что он сделался знаменитым адвокатом и разбогател.
Так и решили. Сделав из вещей Фонтанжа маленький сверток, с тремя фунтами в кармане и с кольцом госпожи де Фонтанж на мизинце, Ньютон повел отца в Лондон. Они шли пешком.
Глава XXII
За это время малютка, которую спасли Робертсон и Эдуард Форстер, превратилась в хорошенькую восьмилетнюю девочку, веселую, румяную.
Верного уже нет на свете, но его портрет висит над камином. Миссис Безлей совсем ослабела от ревматизма и старости, и дочь Робертсона исполняет ее обязанности. Все помыслы Эдуарда сосредоточиваются на его приемной дочери, которая горячо любит его.
Миссис Безлей, рано потерявшая мужа, вообще не любила детей и мало заботилась о маленькой Амбре, но если она не принесла пользы ее воспитанию, то и не сделала ей вреда. По мере того, как девочка росла, усилилась и ее юная любознательность; Форстер старался утолять потребности ее ума разговорами и рассказами. Амбру научили азбуке, и в шесть лет она могла читать, но этим почти и ограничивалось ее обучение. Зато немногие вещи, составлявшие убранство маленькой комнаты Форстера, заменяли для Амбры книги.
Маленький ковер с пеньковой основой уносил отца и дочь на север, откуда была взята пенька, к жителям холодных стран, к их обычаям, нравам, к их климату, занятиям и городам. Его шерстяной уток с различной окраской заставлял Эдуарда говорить о различных островах и странах, о произведениях их природы, искусства или промышленности.
Точно какой-то волшебный экипаж, стол из красного дерева внезапно увозил их под тропики с чудными цветами и плодами, с пальмами, бананами, с удивительными животными и птицами.
Вазочка на камине превращалась в огромный географический атлас Востока; слышались описания костюмов индусов и других народов, рассказы о великолепных тронах наследников пророков, об уме и об инстинкте слонов. Словом, все, что умел Эдуард Форстер уловить из природы и искусства во время своих странствований, развертывалось из этой вазочки.
Нож и ложка не только помогали питаться телу, но и уму. Девочка входила в рудники, попадала в страны, где отыскивались различные металлы; узнавала, как их обрабатывают, что из них изготовляется, для чего служат сделанные из них вещи. Платье, занавеска – все говорило ей.
Вот как учили и занимали Амбру. Так, делая природу букварем, а искусство – первой книгой для чтения, маленькая комната Эдуарда росла, ширилась, превращалась во вселенную.
Несмотря на все это, Форстер понимал, что нужно дополнить воспитание Амбры. Также хотелось ему, чтобы, в случае его смерти, она не осталась совсем одинокой, без друзей и знакомых. С этой целью он часто брал ее с собой в большой помещичий дом лорда Эвелайна, с которым давно был в хороших отношениях, хотя до сих пор держался вдали от общества.
Лорд Эвелайн любил Эдуарда, так как, начав морскую службу, находился на попечении Форстера. Это было много лет тому назад. Лорд скоро покинул службу, однако его дружеское расположение к Эдуарду не угасло.
У отца лорда Эвелайна, о котором говорим мы, были три сына, и второй и третий, по английскому обычаю, должны были поступить в армию и флот.
Отец их женился поздно и отошел в лучший мир, когда старший брат не достиг совершеннолетия; в то время второй служил в армии, а младший, мичман, впоследствии получивший титул, был в плавании под начальством Форстера.
Однажды, через полгода после смерти старого лорда, старший Эвелайн и его второй брат, офицер, отправились кататься под парусом по озеру близ своего дома; из-за какой-то неосторожности лодка опрокинулась, и оба они погибли.
О печальном событии послали известие капитану Л., который командовал тем судном, где служил Эвелайн. В письме требовали немедленной отставки молодого мичмана.
Капитан появился на палубе и послал за ним, спросив:
– Где он?
– На салинге, за небрежность, – ответил первый лейтенант.
– Право, – произнес Л., – вы слишком суровы к нему, ведь мальчик – всегда мальчик.
– Это несносная обезьяна, сэр, – ответил удивленный лейтенант, знавший, что капитан часто наказывал молодого человека.
– Он всегда казался мне способным малым, мистер В., – продолжал Л. – И, знаете, мне не нравится, что вы вечно сажаете их на салинг. Во всяком случае, – прибавил капитан, – он перестанет беспокоить вас; он сейчас же выйдет в отставку, так как это теперь лорд Эвелайн.
– Фьють – готово! – мысленно сказал себе лейтенант.
– Пожалуйста, немедленно позовите его, мистер В., – продолжал капитан, – и помните, что ваша система мне не нравится.
– Конечно, сэр, только я не знаю, как в таком случае нужно наказывать этих молодых джентльменов, – был ответ. – Они ужасно непослушны. Вот, например, мичман Малькольм вчера отрубил четыре дюйма от хвоста вашего сеттера Понто на доске для рубки мяса, да еще уверяет, что это вышлс случайно.
– Как? Отрубил хвост моей собаке? Мистер Малькольм, – крикнул капитан, – вы отрубили хвост моей собаке?
– Я, сэр? – спокойно отвечал юноша. – Я не рубил, Понто сам отрубил себе хвост.
– Что такое, сэр? – прогремел капитан.
– Извольте видеть, сэр, – продолжал мичман, – я рубил кусок мяса, собака стояла подле, вдруг повернулась и подставила свой хвост под нож.
– Ага! Сеттер подставил свой хвост? – в бешенстве закричал Л. – Подставьте-ка голову под ветер на верхней рее и ждите, пока вас не позовут. Мистер В., продержите его на салинге до заката.
– Хорошо, сэр, хорошо, – ответил старший лейтенант.
В это время мистер В. посмотрел вверх, чтобы позвать вниз нового лорда, но молодой человек проголодался и, думая, что капитан и лейтенант заняты, начал спускаться, чтобы съесть несколько сухарей и хлебнуть чаю из бутылки, зная, что один из его товарищей запрятал эту провизию в складки топселя. Посмотрев вверх, мистер В. увидел новое непослушание юного мичмана и решил, что его следует наказать, несмотря на волю капитана; и Эвелайн снова отправился на рею.
– Я позвал бы его вниз, – пробормотал рассерженный лейтенант, – но так как он лорд, пусть хорошенько познакомится со службой, раньше чем освободится, тогда он не станет присылать к нам других людей своего положения, которые будут мешать нашему служебному движению.
Лейтенант своим соколиным взглядом заметил, что главный топсель топорщится. (Это было немудрено: наказанные мичманы складывали в его складки провизию).
И вот мистер В. приказал матросам, бывшим на реях, «поправить паруса», а сам стал так, чтобы лучше видеть их работу.
– Подтяни, опусти!
Парус скользнул вниз, и вниз полетела бутылка с чаем, сухарь… как раз на лицо лейтенанта, смотревшего вверх; бутыль выбила у него три зуба спереди и рассекла ему губу и подбородок.
Эвелайн, видевший катастрофу, был в восторге; остальные мичманы окружили своего начальника, выражали ему сочувствие, а между собой перемигивались и строили друг другу гримасы. Наконец первый лейтенант ушел в каюту, и молодежь перестала сдерживать смех. Скоро мистер В. вышел с повязкой на лице; мичманов спросили, кто спрятал бутылку в складки паруса. Никто ничего не помнил. Обратились к Эвелайну, как к последнему средству, и позвали его вниз.
– Ну, сэр, – сказал мистер В., – или прямо скажите, кто поднял бутылку туда, или, даю вам слово, вы завтра утром уже не будете больше на службе во флоте. Не старайтесь меня уверить, будто вы не знаете, кто сделал это; вы должны знать.
– Я знаю, – смело сказал молодой человек, – но не скажу.
– Тогда или вы, или я должны уйти из флота его величества, – сказал В. – Послать людей в первый катер, – прибавил он.
Когда это было исполнено, лейтенант, по приказанию капитана, послал на берег несколько бумаг. (Капитан уже был на берегу).
Катер вернулся; послали за клерком, и мистер В. попросил его написать бумагу об отставке мистера Эвелайна, как полагали офицеры и мичманы, за его непослушание (В. сохранил секрет). Бедного мальчика, который думал, что вся его будущность погибла, отправили на берег. Слезы так и катились у него по щекам, вызванные ласковыми прощальными приветствиями товарищей и мыслью о своем унижении. Между тем настоящим виновным был другой мичман, Малькольм, тот самый, который, в угоду капитану, отправился на рею за то, что собака Понто «отрубила себе хвост». Старший лейтенант, занятый своими собственными неприятностями, забыл о нем. И только в девять часов вечера Малькольм нашел, что он достаточно долго отсидел на рее, и решил спуститься вниз. Ему рассказали обо всем, что произошло.
Юноша тотчас же написал капитану письмо, признал в нем свою вину и попросил оставить Эвелайна на службе; в приписке он просил прощения и себе. Это письмо было послано на берег с капитанским гигом, и мистер Л. получил его в то самое время, когда к нему явился отправленный на сушу Эвелайн. Молодой человек хотел просить избавления от печальной судьбы. Юношу тотчас же приняли.
– Вы, конечно, знаете, почему вас отпускают со службы? – с милостивой улыбкой спросил его Л.
– Да, сэр, – ответил Эвелайн, опуская голову, – из-за этого случая; мне очень жаль…
– Конечно. Такие тяжелые удары не часто повторяются, и их трудно выносить. Я думаю, вы немедленно поедете в Бакстер?
– Да, придется, сэр. Только надеюсь, капитан Л., вы простите меня…
– С удовольствием, – ответил Л. – Я слышал…
– Благодарю, благодарю вас, – прервал его юноша. – Значит, я могу вернуться на палубу и сказать лейтенанту?..
– Что сказать? – спросил Л., чувствуя, что вышла какая-то ошибка. – Разве мистер В. не сообщал вам?
– Да, он передал мне, что вы приказываете исключить меня со службы…
– Позволить вам выйти в отставку, а не исключить, и я думаю, он сказал вам почему? Ваши два брата умерли, и вы теперь лорд Эвелайн.
– Нет, сэр, – вскрикнул молодой малый, – нет, просто бутылка выбила у него три зуба, а я отказался сказать, кто запрятал эту бутылку в топсель!
– Это крайне странно, – заметил Л. – Будьте любезны, милорд, сядьте, вероятно, в письмах с судна найдется какое-нибудь объяснение.
Но капитан нашел только одно объяснение – письмо Малькольма. Л. передал это письмо Эвелайну, и тот подробно рассказал ему всю историю.
Через некоторое время, ко всеобщему изумлению, Эвелайн вернулся на судно.
– Вы больше не служите, – сказал молодому лорду второй помощник капитана, – и вам, как пэру королевства, посетившему фрегат, должно салютовать. Мистер В. должен явиться и оказать вам почтение.
Но юный Эвелайн вернулся не для того, чтобы причинить кому-либо досаду; он хотел заплатить долг благодарности и скоро отплыл обратно, обещав Малькольму никогда не забывать его. Впоследствии Эвелайн сдержал данное обещание, и, благодаря его хлопотам и собственным достоинствам, Малькольм занял место капитана.
У капитана Л. было много причин для недовольства мистером В. Они расстались, и мичманам стало житься легче.
Лорд вернулся в свое наследственное поместье, и однажды, когда старая леди стала уговаривать его жениться, он согласился выбрать себе жену, но прибегнул к странному способу.
Мать перечислила ему имена молодых девушек-соседок, одну из которых ей было бы приятно видеть своей дочерью, но молодой Эвелайн ответил, что он опасается несчастья в супружеской жизни; что брак – лотерея; что, если уж ему суждено быть несчастным, пусть вина за это падет на рок, а не на него. Написав имена и фамилии молодых девушек на бумажках, он попросил мать выбрать один билетик. Судьба назначила ему в невесты Луизу Менерс. Лорд Эвелайн сделал ей предложение, которое было принято. Он женился на мисс Менерс и не раскаялся в этом. У молодых супругов был один сын. Отец и мать горячо любили его и с гордостью и тревогой наблюдали за его воспитанием. Теперь ему шел пятнадцатый год.
Лорд хорошо относился к Форстеру и, конечно, помогал ему всячески, вспоминая, как Эдуард поступал с ним в бытность его мичманом, но тот отказывался от всех любезных предложений. И муж, и жена Эвелайн знали историю Амбры и с восторгом согласились, чтобы девочка часто бывала у них, иногда проводя в их доме по нескольку дней.
Их собственный сын рос слишком быстро, и в нем проявились признаки грудной болезни. По совету докторов, Эвелайны бросили дом и отправились на Мадеру, чтобы восстановить его здоровье. Их отъезд был чувствителен и для Форстера, и для Амбры.
Раньше, чем Эдуард и девочка успели оправиться от этого огорчения, их поразил новый удар. Бедная миссис Безлей скончалась от старости и ревматизма. Форстера очень опечалила смерть старушки. Теперь они с Амброй остались вдвоем. И вот следующей зимой его рана открылась и до весны приковала к постели.
Лежа больной, он, понятно, стал думать о смерти и о том, что станется с Амброй, когда он умрет. Раздумывая, Форстер вспомнил о брате, занимавшемся адвокатурой; он знал, что Джоку живется хорошо, хотя они и не переписывались.
Пораздумав, он решил отправиться в столицу и постараться возбудить в Джоке сочувствие к Амбре на случай своей смерти.
Прошла весна, прошло лето; наконец Эдуард почувствовал, что он в силах выдержать путешествие, и поздней осенью вместе с Амброй сел на скамью тяжелой почтовой кареты и без приключений приехал в столицу дня на два позже появления там Никласа и Ньютона.
Глава XXIII
В Лондоне Ньютон и Никлас остановились в скромной гостинице. На следующий день Ньютон отправился разыскивать своего дядю. В гостинице ему посоветовали обратиться к какому-нибудь книгопродавцу и попросить у него позволения заглянуть в «Красную книгу». Так Ньютон и поступил и, узнав адрес дяди, пошел к его дому.
Среди тумана и под моросящим дождем Ньютон добрался до конторы Джона Форстера, дверь в которую стояла отпертой, несмотря на непогоду.
Он постучался; Ньютона принял письмоводитель, сказал, что его патрона вызвали на консультацию, но что его можно ждать обратно через полчаса. Ньютон согласился подождать, и клерк подал ему для развлечения газету.
Когда клерк ушел, Ньютон осмотрел комнату. Она занимала около четырнадцати квадратных футов; посредине ее стоял стол с лампой под абажуром, там же была чернильница и перо, все остальное пространство стола занимали пергаменты и бумаги; некоторые документы совсем выцвели от времени и потемнели. По обеим сторонам камина стояли тяжелые чугунные лари; повсюду громоздились наставленные один на другой жестяные ящики с четко написанными фамилиями лиц, имущество которых было заключено в них.
В камине еле горел огонь, и, судя по этому признаку, Ньютон решил, что дядя не очень любит тратить деньги.
Форстер едва успел вывести это заключение, как дверь снова отворилась, и письмоводитель ввел нового гостя, которому он пододвинул стул.
Вновь вошедший молодой человек был мал ростом, с круглым лицом, очень щетинистыми бровями и упрямым своенравным выражением черт. Он тотчас же размотал шарф, который был у него на шее, снял пальто, то и другое повесил на спинку кресла, потирая руки подошел к камину и, помешав уголь кочергой, совершенно потушил слабое пламя.
– Лучше оставить его в покое, – заметил он. – Надеюсь, сэр, вам не холодно?
– Не очень, – ответил Ньютон.
– Я так и думал, – продолжал молодой человек. – Тяжбы согревают лучше всего; в этот собачий холод я прямо задыхаюсь от жары.
– У меня никогда в жизни не было процесса, – со смехом заметил Ньютон.
– Никогда? Я хотел сказать, зачем дьявол вас принес сюда, но это было бы дерзко! Знаете, сэр, было время, когда я тоже не знал, что такое суд, – продолжал молодой человек и сел против Ньютона. – Я был младшим братом и не владел имением, никому не хотелось тягаться со мной. Шесть лет тому назад я получил значительное наследство и с тех пор все время киплю, как в котле.
– Мне жаль, что ваше благополучие было сопряжено с такими неприятностями.
– О, это ничего; это занятие. Я побывал во всех судах столицы…
Но в эту минуту разговор прервался; вошел мистер Джон Форстер.
Это был человек среднего роста, склонный к полноте, очень сильный. Его чулки обтягивали такие ноги, которым мог бы позавидовать носильщик, а плечи поражали шириной. Он немного горбился, благодаря привычке сидеть за столом; говорил резко. Его большой лысый лоб выдавался над маленькими блестящими глазами. Глубокие, но не суровые морщины бороздили его лицо, выражавшее непреклонную волю и умение владеть собой.
– Здравствуйте, джентльмены, – сказал он, входя. – Надеюсь, вы не долго дожидались? Могу ли я спросить, кто из вас пришел раньше?
– Кажется, вот этот джентльмен, – ответил собеседник Ньютона.
– Вам кажется? Вы, значит, не знаете?
– Я пришел первый, сэр, – сказал Ньютон, – но так как я здесь не по судебному делу, я лучше дождусь, чтобы этот джентльмен переговорил с вами.
– Не по судебному делу. Гм! – произнес Джон, осматривая Ньютона. – Ну, посидите в канцелярии, пока я переговорю с клиентом.
Ньютон взял шляпу и ушел в соседнюю комнату. Дверь закрылась, но до молодого Форстера все-таки долетали звуки голосов. Слышно было, что его дядя и посетитель спорили; молодой человек визгливо вскрикивал, и его голос напоминал лай рассерженной собачонки. Дядя Ньютона ворчал, как крупный зверь. Наконец дверь отворилась.
– Но, сэр! – кричал молодой человек.
– Платите, сэр, платите! – ответил адвокат громовым звуком.
– Но он меня обсчитал, сэр!
– Все равно, платите.
– Значит, вы не возьметесь вести моего дела?
– Нет, сэр. Совет я вам дал, а грабить вас не хочу. До свидания, сэр.
И мистер Форстер, заставивший своего клиента уйти, обернулся к Ньютону.
Глава XXIV
Ньютон прошел за ним обратно в кабинет.
– Что вам угодно, сэр? – спросил Джон Форстер.
– Я должен представиться вам, – ответил Ньютон. – Я ваш племянник, Ньютон Форстер.
– Гм! А где ваши документы, подтверждающие это?
– Я думал, что моего слова достаточно. Я сын вашего брата Никласа Форстера, много лет жившего в Овертоне.
– Я никогда не слыхал об Овертоне, но помню, что моего третьего брата звали Никласом; только больше тридцати лет я ничего не знал о нем. Ну, допустим, что вы мой племянник. Что же дальше?
Ньютон вспыхнул.
– Я надеялся, что вам будет приятно видеть меня, но так как, по-видимому, этого нет, я откланяюсь, – сказал он и сделал шаг к двери.
– Погодите, молодой человек; вероятно, вы пришли ко мне зачем-то; прежде чем уйти, скажите, в чем дело.
– Говоря правду, – с волнением проговорил Ньютон, – я хотел просить у вас помощи и совета.
– Но если вы убежите, то не получите ни того, ни другого. Садитесь-ка, да расскажите, зачем вы пришли.
– Я хотел попросить вас помочь отцу и мне: мы оба без дела, и нам нужна ваша помощь.
– Не то я, вероятно, никогда не видел бы вас?
– Очень вероятно. Мы знали, что вам хорошо живется, а пока мы сами могли честно поддерживать себя, мы не хотели беспокоить вас. И теперь просим дать нам рекомендацию, сделать нас снова независимыми.
– Гм! Итак, вы сперва держались вдали от меня, зная, что я мог помочь вам, а теперь по той же причине обращаетесь ко мне?
– Если бы мы знали, что вам приятно видеть нас, вы увидели бы брата и племянника раньше.
– Гм! Итак, вы сперва держались вдали от меня, зная, что мы родственники. Однако, раз оказывается, что я их имею, мне хочется узнать о них что-нибудь. Расскажите мне о вашем отце и о себе.
Ньютон рассказал в подробностях. Закончив свою историю, он увидел внимательный взгляд дяди, который, казалось, хотел прочитать что-то в глубине его мозга.
– Итак, ваш отец желает продолжать дело оптика? Вряд ли я могу ему помочь. Я ношу очки, когда читаю, но не менял их лет одиннадцать, и, вероятно, они прослужат еще столько же времени. Вас рекомендовать я тоже не могу. Моря я совсем не знаю, и у меня нет знакомых моряков.
– Тогда, дядя, я уйду.
– Не так скоро, молодой человек. Вы сказали, что хотите моей помощи и совета. Помочь я вам не могу, но совет готов дать. Судебное дело?
– Не вполне, сэр.
И Ньютон рассказал о выловленном сундуке и о своем желании передать в верные руки ценные вещи, которые он принес с собой.
– Гм, – заметил его дядя. – Вы говорите, что это вещи дорогие?
– Знатоки говорят, что бриллианты и другие предметы стоят около ста фунтов, но сам я их оценить не могу.
– И все это было у вас семь лет?
– Да, сэр.
– И с тех пор, как вы нуждаетесь, вам не приходило в голову, что, продав эти вещи, вы могли бы помочь себе?
– Часто приходило, но мы с отцом решили, что эти вещи не мои, и поэтому я прогонял мысли о продаже их. Потом я узнал, кому они принадлежат, и с тех пор, конечно, они стали для меня священными.
– А почему вы сказали, что хотели бы передать их на хранение в верные руки?
– Вы не помогли нам, и, потерпев разочарование, я предвижу, что нам придется еще больше прежнего бороться с бедностью, а потому мне хочется избавить себя от искушения.
– Правильно. Ну, принесите мне вещи завтра, ровно в час. Я возьму их и дам вам расписку. Прощайте, племянник, я очень рад, что познакомился с вами. Поклонитесь брату и скажите, что я буду счастлив повидаться с ним. Завтра, ровно в час.
– До свидания, сэр, – сказал Ньютон дрожащим голосом и выбежал, чтобы скрыть свою грусть.
– «Не принадлежат мне по праву!» Гм! Он мне нравится, – пробормотал старик. – Скреттон!
– Я, сэр, – отозвался письмоводитель, отворяя дверь.
– Напишите чек на пятьсот фунтов на предъявителя и принесите мне для подписи.
– Хорошо, сэр.
– Сегодня или завтра я должен быть на разборе?
– Сегодня, в семь часов вечера.
– Как фамилия господина, который обратился ко мне?
– Бозенкуайт, сэр.
– Директор Ост-Индской компании?
– Да, сэр.
– Гм; это годится.
