Один из жителей Фуншала пригласил всех пассажиров «Бомбейского замка» в свой великолепный дом, и им были отведены прекрасные помещения.
В первый день все пообедали, выпили кофе и легли в постели рано, чтобы насладиться спокойным отдыхом после жесткой качки на корабле. Утром дамам стало значительно лучше, и они, по обычаю, принимали капитанов всех индийских судов, а также и капитана фрегата, сопровождавшего флотилию.
Служащие «Бомбейского замка» получили приглашение на обед, и так как старший помощник капитана не пожелал покинуть судно, Ньютон отправился вместо него.
По прибытии на берег он узнал в командире фрегата старого знакомого – капитана Каррингтона, на судне которого совершал рейс из Вест-Индии; теперь молодой человек был назначен на «Боадицею». Каррингтон обрадовался, встретив Ньютона, и его внимание подняло Форстера не только во мнении капитана Драулока, но и в глазах дам. По просьбе Каррингтона Ньютон получил позволение остаться на берегу до отплытия с острова и в силу этого мог познакомиться с дамами. Мы пропустим описание прогулки верхом, экспедиции, против который сильно возражал Драулок, говоря, что он отвечает за безопасность дам. Однако Каррингтон опрокинул все его доводы, заметив, что он и Ньютон представляют достаточно хорошую охрану. Пропустим комплименты, которыми Каррингтон осыпал Изабеллу Ревель, но отметим одно обстоятельство, которое случилось в течение недельного пребывания общества на этом восхитительном острове.
Одна знатная португалка осталась вдовой с двумя дочерьми и прекрасным имением. Дочери были хороши собой, их имение казалось еще лучше, а потому под окнами красавиц постоянно звучали мандолины влюбленных португальцев.
Так случилось, что один юный англичанин, приказчик, который мог похвастаться светлым цветом лица и безупречно белыми рубашками (а португальцы не отличаются ни тем, ни другим), победил сердце старшей дочери. Старая португалка согласилась на этот еретический союз. (Она была не очень ожесточенной католичкой). Католические патеры, которые давно уговаривали старуху отправить дочерей в монастырь, а имение отдать церкви, пришли в священное негодование. Португальские дворяне не могли вынести мысли, что такие прекрасные виноградники перейдут в руки иностранца, и тоже вознегодовали. Скоро все португальское население острова возмутилось. Но старуха привыкла действовать по-своему и, несмотря на угрозы со всех сторон, ждала только прибытия английского военного корабля для заключения брака, потому что в то время на острове не было ни одного протестантского пастора. Читатель должен знать, что свадьба на палубе королевского судна, причем капитан заменяет церковнослужителя и записывает брачный акт в лаговую книгу, считается вполне действительной.
Когда капитан Каррингтон бросил якорь в гавани Фуншала, он немедленно получил просьбу о заключении брака на его фрегате. Правда, благодаря прибытию Фергюсона, церемония могла бы произойти и на берегу, но, боясь помехи, решили, что бракосочетание совершится на палубе. На четвертый день пребывания «Боадицеи» свадьбу сыграли, и пассажиры «Бомбейского замка», жившие в доме мастера М., близкого друга жениха, получили приглашение на свадебный обед. Подавалось множество блюд и вин. Десерт состоял из апельсинов, арбузов, ананасов, груш – словом, почти изо всех родов фруктов, которые только можно найти на земном шаре, так как, по-видимому, все растения акклиматизируются на Мадейре. После десерта подали громадное количество сладких пирогов, пирожков, пудингов, варений.
Наконец пир окончился. Португальцы чистили себе зубы вилками. Вино то и дело обносили вокруг стола. По случаю свадьбы дочери старуха решила подать мадеру, которая хранилась у нее пятьдесят лет и почти не уступала в крепости коньяку. Последствием этого было то, что многие из гостей-мужчин стали очень шумны; их хохот загремел с особенной силой, когда пришло известие, что епископ приказал остановить праздник под угрозой отлучения от церкви.
Дамы перешли в гостиную, многие из мужчин скоро отправились за ними. Но вино произвело такое действие, что капитан Драулок обратился к помощи Ньютона и успокоился только тогда, когда его опекаемые счастливо вернулись на судно. После этого Каррингтон и другие из наименее пострадавших от действия мадеры офицеров постарались удалить остальных из дома.
Капитан Каррингтон до смерти любил подшутить и никогда не пропускал удобного случая в этом смысле. В обществе был купец Сюлливан, который после своего последнего пребывания в Англии вернулся на Мадейру с хорошенькой женой. Мистер Сюлливан относился к ней невнимательно, но был очень ревнив. Во время свадебного обеда полковник сидел рядом с миссис Сюлливан и осыпал ее любезностями. Его ухаживания не укрылись от взгляда мужа. А его тревожное настроение не укрылось от взгляда людей, знавших, до чего он ревнив. Бедный полковник был в числе тех гостей, на мозг которых вино произвело особенно сильное влияние. Он несколько раз упал, но капитан Каррингтон и мистер М. поставили его снова на ноги и отвели в его комнату. На следующее утро он не вышел к чаю, и джентльмены, разговаривая о торжестве накануне, шутя замечали, что они не удивятся, если мистер Сюлливан в течение утра пошлет ему вызов. Это дало Каррингтону мысль позабавиться. Сговорившись с одним из гостей, он вошел в комнату полковника и застал его еще в постели.
– Ну, как ваше здоровье, полковник? – спросил капитан Каррингтон, разбудив его.
– Ох, очень плохо; голова готова лопнуть. Я испытал подобное ощущение только раз, когда меня ударила шальная пуля во время битвы…
– Мне жаль, что у вас такая головная боль, полковник, но еще более жаль, что вино сыграло с вами вчера такую шутку.
– Да, шутку, – ответил полковник, – я совсем не помню ничего, что было после того, как я ушел из-за стола.
– Серьезно? Вы не помните сцены с миссис Сюлливан?
– С миссис Сюлливан? Какой сцены, дорогой сэр? Я, конечно, оказывал внимание этой очень хорошенькой женщине, но больше ничего не помню.
– Даже сцены в гостиной?
– Боже сохрани меня. Нет, я и не помню, что я был в гостиной. Ну, скажите, что я там говорил? Надеюсь, ничего неподходящего?
– Право, мне даже совестно вдаваться в подробности; достаточно будет сказать, что вы держались с ней очень свободно.
– Может ли быть! – вскрикнул полковник. – Капитан Каррингтон, вы не шутите?
– Спросите вот этого джентльмена, все было при нем.
Последовало подтверждение; полковник был в ужасе.
– Извините, джентльмены, я сейчас же отправлюсь и попрошу простить меня; я должен это сделать, как джентльмен, как офицер и человек чести.
Шутники ушли, довольные успехом своей затеи. Полковник встал, оделся, наскоро проглотил чашку кофе и отравился с покаянием.
Когда мистер Сюлливан очнулся от летаргии, вызванной действием вина, он постарался вспомнить все, что было накануне, но напрасно. Ему удалось только вызвать в памяти, что кто-то ухаживал за его женой, но дальнейшее было неизвестно. И это заставило его встать в очень ревнивом настроении духа. Не прошло и часа, как полковник прислал свою карточку, прося хозяйку дома принять его.
Это вызвало новую ревность у Сюлливана. Ему захотелось узнать, пришел ли тот самый человек, который накануне так ухаживал за его женой, а также и цель его посещения; он велел пригласить его. Полковник думал извиниться перед миссис Сюлливан не в присутствии третьего лица; он поднялся по лестнице, поправляя воротник и волосы и готовя пылкую речь, полную извинений.
Поэтому, увидев в гостиной мистера Сюлливана, а не хорошенькую женщину, он, понятно, попятился назад и пробормотал что-то невнятное. Такое поведение не ослабило подозрений мистера Сюлливана, и ревнивец высокомерно спросил, что доставило ему честь посещения полковника. Старый Адонис смутился пуще прежнего, совсем потерял присутствие духа и ответил:
– Я пришел, сэр… к миссис Сюлливан… хочу извиниться за мое вчерашнее поведение, но я понимаю, что теперь ее видеть нельзя, и выберу другой, более благоприятный случаи.
– Все извинения вы можете передать мне, – сказал Сюлливан. – Могу ли я спросить, что делает необходимыми такие извинения?
Сюлливан подошел к двери и запер ее.
– Право же, мистер Сюлливан, вы знаете, что могут явиться разные обстоятельства; дело в том, что я, как джентльмен, считаю своим долгом выразить мои сожаления вашей супруге.
– Сожаления о чем, сэр?
– Сэр, – забормотал полковник, – говоря правду, я должен сознаться… что жалею о своем поведении вчера вечерок…
– С моей женой неподходящее обращение? – загремел Сюлливан в полном бешенстве. – Какое это было обращение? Когда? Где?
– Право, сэр, на меня так подействовало вино, что я ничего не помню. Но, – продолжал полковник, – мне не придется видеть миледи, а потому я считаю, что исполнил свой долг, попросив вас, сэр, передать ей мои извинения. И теперь честь имею кланяться, сэр.
– Прощайте, – насмешливо произнес муж, – и заметьте, сэр, что вы можете больше не беспокоить себя посещениями нашего дома. Уильям, проводите этого джентльмена.
Узнав, что полковник ушел, мистер Сюлливан немедленно прошел в уборную жены, где она сидела с книгой.
Там произошла бурная сцена, с упреками, истерическим смехом и рыданиями. Наконец Сюлливан выбежал из уборной, отправился к себе в контору и, написав полковнику Элису письмо с вызовом, поручил одному из своих друзей передать его по назначению. Друг этот очень неохотно взял на себя роль секунданта.
Когда полковник шел домой, его встретил Каррингтон и выманил у него рассказ о том, что произошло в доме Сюлливана. Вероятно, Элис ни за что не рассказал бы о нанесенных ему обидах, если бы не думал, что его признания не останутся тайными. Но сохранять дела в тайне Каррингтон не желал, ему хотелось еще продолжать шутку. Когда полковник закончил свой рассказ, капитан ответил:
– Честное слово, полковник, военный не может допускать такого обращения с собой. Право, не знаю, что вам и посоветовать, и мне страшно взять на себя ответственность; однако я посоветуюсь с мистером С, с мистером Д.; и если вы вручите свою честь в наши руки, поверьте, мы исполним наш долг.
Капитан Каррингтон, поговорив с друзьями и незаметно подмигнув им, объяснил, каких советов он ждет от них.
– Ну, джентльмены, что вы скажете? – спросил капитан, окончив свой рассказ.
– Я думаю, – с серьезным лицом ответил С, – что мнение только одно: наш храбрый друг, – он взглянул на полковника, который в тревожном ожидании ответа поднялся с дивана, – должен бы спросить Сюлливана, что он желал сказать.
– Или потребовать извинений, – прибавил Д.
– И Сюлливан, как честный человек, обязан извиниться; а полковник, как джентльмен и офицер, должен настойчиво требовать этого, – заметил С. – Как вы думаете, мистер Каррингтон?
– Я мирный человек, – ответил капитан, – и если наш благородный друг, полковник, не вполне уверен, что мистер Сюлливан сказал ему: «Можете больше не беспокоить себя посещениями моего дома…» Вы положительно помните, что это были его точные слова?
– Да, кажется, – ответил полковник, – хотя, быть может, я ошибаюсь. Но было сказано что-то в этом роде.
– Может быть, он сказал: «Я требую, чтобы вы опять пришли ко мне»? – сказал Каррингтон.
– Нет; конечно, нет.
– Ну, – сказал Каррингтон, – мне, к сожалению, приходится сказать, что нашему другу, полковнику Элису, остается только потребовать или извинений, или удовлетворения.
– А разве нельзя ответить ему презрением? – спросил полковник.
– Нет, – ответил мистер С. – Сюлливан из хорошей семьи, служил некоторое время в сорок восьмом полку и был принужден выйти в отставку из-за того, что послал своему полковнику вызов.
– Хорошо, джентльмены, – ответил Элис, – я отдаю мою честь в ваши руки, хотя вижу, что у нас очень мало времени. Помнится, вы сказали, что мы отплываем завтра рано утром, капитан Каррингтон? А сегодня уже поздно.
– Дорогой полковник, лучше я подвергну себя выговору адмиралтейства, – ответил Каррингтон, – чем не дам вам времени исцелить вашу раненую честь. Мы останемся до послезавтра, чтобы успеть устроить это дело.
– Благодарю, сердечно благодарю, – уныло ответил Элис. – Значит, мне нужно написать письмо?
– Письмо полковнику, – сказал вошедший португалец, – просят ответа!
Полковник вскрыл конверт. Это был вызов от Сюлливана. Пистолеты, следующее утро, на рассвете.
Полковник стал менее храбр, но он оправился и, усмехаясь, передал письмо Каррингтону.
– Видите, капитан, этот джентльмен избавил меня от труда. Ха-ха; эти делишки привычны нам, ха-ха!.. Ну, раз он желает… ха-ха! Что же? Не будем его разочаровывать.
– Раз вы оба держитесь одних взглядов, дело устроится, – заметил мистер С. – Но нужно ответить.
– Отвечу, – произнес полковник, вздрагивая от волнения. – Он получит ответ. В котором часу, пишет он?
– Мы все это устроим, – сказал Каррингтон и, взяв полковника под руку, увел его.
Ответ отправили, сели обедать. Выпили много стаканов, подбадривая полковника, который оправился и, желая показать полное равнодушие, принялся ухаживать за дамами. Тем не менее он ушел к себе очень рано.
Мистер Сюлливан получил ответ и прошел в свою контору, чтобы на случай несчастья привести дела в порядок.
Мы оставили миссис Сюлливан в слезах. Когда ее муж убежал, грозя вызвать полковника на дуэль, она в порыве гнева обратила мало внимания на эту угрозу. Но по мере того, как ее раздражение остывало, тревога увеличивалась. Она была кокеткой, но горячо любила мужа. Кроме того, если мужья с трудом прощают женам ревность, жены оказываются гораздо милостивее в этом отношении.
Когда слезы миссис Сюлливан высохли, она села в кресло, ожидая, что ее муж придет и извинится перед ней за свои несправедливые обвинения. Он не приходил, и миссис Сюлливан стала удивляться, почему он не появляется. Подали обед. Она думала, что встретит его за столом, но Сюлливана не было. Она села обедать без мужа, каждую минуту его ждала. Сказано ли ему? Где он?
Миссис Сюлливан еле дотронулась до кушаний и ушла наверх. Сюлливан отказался и от чаю. Миссис Сюлливан не находила себе места. Он еще никогда не сердился так долго. И из-за пустяков! Наконец часы пробили десять. Она позвонила.
– Где мистер Сюлливан?
– В конторе, – был ответ.
– Скажите, что я хочу поговорить с ним.
Мистер Сюлливан не ответил, и дверь в контору была заперта изнутри. Узнав об этом, миссис Сюлливан обиделась, и раздражение остановило волну ее нежности.
– При всех слугах! Такая необдуманность! Это почти оскорбление.
С тяжелым сердцем миссис Сюлливан зажгла свечу и пошла в спальню. Раз она повернулась на лестнице, собираясь пройти в контору, но гордость остановила ее. Через час она уже была в постели. Часы шли, а ее муж все еще был в конторе. Пробило два. Миссис Сюлливан накинула ночной пеньюар и спустилась по лестнице. Все члены семьи уже спали, и в доме наступила тишина. По-: дойдя к двери его бухгалтерской конторы, через отверстие в замке она увидела свет. Посмотреть или заговорить? Она не знала. Может быть, он спал? Любопытство одержало верх, миссис Сюлливан приникла к замочной скважине: ее муж писал. Окончив письмо, он отбросил перо, прижал обе руки ко лбу и громко застонал. Молодая женщина не могла дольше сдерживаться.
– Уильям, Уильям, – произнесла она умоляющим голосом.
Ответа не было. Она еще несколько раз повторила его имя. Послышался отлет, по-видимому, вырванный у него нетерпеливым чувством:
– Теперь поздно!
– Поздно, дорогой Уильям, очень поздно; скоро три часа. Впустите меня, Уильям, пожалуйста.
– Оставь меня; вероятно, это последняя милость, которой я у тебя прошу.
– Последняя милость! Ох, Уильям, ты меня пугаешь. Дорогой Уильям, впусти, впусти меня! Мне так холодно, я умру. Только на одно мгновение, и я буду тебя благословлять. Пожалуйста, впусти, Уильям.
Не скоро Сюлливан согласился открыть дверь.
– Мэри, я очень занят и открыл дверь только чтобы попросить тебя не мешать мне; я очень занят, пойди, ляг!
Но любовь и слезы делают свое дело. Не прошло и получаса, как он сознался жене в том, что утром будет драться на дуэли.
– Видишь, Мэри, это последствия твоего поведения, – сказал он. – Из-за твоей неосторожности, вероятно, погибнет жизнь твоего мужа. Но теперь не время ссориться. Я прощаю тебя, Мэри, прощаю от всей души, как сам надеюсь заслужить прощение.
Она зарыдала; когда же смогла наконец заговорить, вскрикнула:
– Ты говоришь, что теперь не время для ссор, так не время и для лжи. Слушай же: сегодня утром я сказала правду. Клянусь спасением души! Тебя обманули, жестоко обманули, с какой целью – не знаю, но ты обманут. Итак, не действуй необдуманно, пошли за всеми, кто был на обеде, расспроси их. Если я сказала тебе неправду, прогони меня на стыд и позор.
– Поздно, Мэри. Я его вызвал, и он принял вызов, – был ответ. – Я поверил бы тебе, но он сам сказал мне.
– Значит, он лгун. Позволь мне пойти с тобой. Пусть он ответит мне, что он сказал обо мне! – И бедная миссис Сюлливан залилась слезами.
На следующее утро Сюлливан уже оделся, его жена с отчаянием хваталась за него, когда ему подали письмо. В нем говорилось, что приятели Элиса подшутили над ним, уверив, что в опьянении он слишком вольно держался с миссис Сюлливан. Итак, в силу того, что обида не была нанесена, полковник выражал уверенность, что мистер Сюлливан удовольствуется его объяснением.
Миссис Сюлливан пожирала глазами письмо чепе:) плечо мужа к вдруг упала на колени в порыве благодарности. Муж горячо обнял ее.
Тот же молодой человек, который написал Сюлливану письмо от имени полковника, прислал Элису объяснительную записку, подделав почерк Сюлливана, в которой тот, будто бы узнав от общего друга о своем заблуждении, просил Элиса взять назад свой вызов и принять его извинения.
Все это еще накануне было подстроено Каррингтоном к его друзьями.
Позавтракали рано, и еще до полудня суда отчалили от берега.
Плавание шло быстро и хорошо, и капитан Каррингтон пользовался каждым удобным случаем, чтобы приглашать на свой фрегат дам. Дело в том, что он безумно влюбился в Изабеллу Ревель, но она не отвечала ему таким же чувством: ей нравилось бывать в его обществе, но и только.
Через месяц эскадра пришла к острову Святой Елены, куда фрегат должен был довести их; потом ему предстояло крейсировать под определенными градусами широты и, если он не встретит судов, отправиться в Ост-Индию. Итак, Каррингтона ожидала только временная разлука с предметом любви. Но юношески нетерпеливый молодой человек воспользовался тем коротким промежутком времени, в течение которого суда запасались водой, и предложил миссис Ревель руку. Изабелла вежливо отказала ему. Рассерженный, как ребенок, которому не дали желанной игрушки, он велел как можно скорее сделать все приготовления и на следующий же день отплыл.
Может быть, покажется странным, что Изабелла Ревель, посланная в Индию с тем, чтобы найти себе мужа, отказалась от такой хорошей партии. Но дело в том, что она отправилась в Индию, подчиняясь воле родителей, однако совсем не разделяя их взглядов.
Только Ньютону сообщил Каррингтон о своей неудаче, и оба строго сохранили тайну.
Теперь, после удаления фрегата, судам приходилось заботиться о себе самим, и командир Ботлькок издал распоряжение о порядке плавания, об упражнении людей в стрельбе из пушек и маленьких орудий. Тем не менее дамы продолжали появляться на палубе, и миссис Фергюсон величественно заседала посреди молодых девушек. Полковник все болтал о своем приключении на Мадейре, доктор Плаузибль усердно ухаживал за богатой мисс Тевисток. Все познакомились между собой и чувствовали большую усталость. Надо заметить, что к этому времени Ньютон уже успел приобрести всеобщее уважение.
Дул свежий ровный ветер, все поздравляли друг друга с близким окончанием долгого и томительного путешествия.
Обед подали под звуки старой песенки «О, ростбиф старой Англии». Во время долгих путешествий обед – большое облегчение. По обыкновению, старшие Ревель сели с одной стороны от капитана, мисс Тевисток и Мисс Изабелла – с другой. Дальше разместились остальные.
Капитан усердно угощал дам. Полковник тоже.
– Мисс Лаура, – между прочим сказал Элис, – позвольте положить вам кусок баранины.
– Благодарю вас, – ответила она, – я последнее время только и ем баранину, так что боюсь сама превратиться в овцу.
– Ну, это не будет соответствовать вашим наклонностям, мисс Лаура, – немного кисло заметила миссис Фергюсон.
– Почему вы так думаете? – спросила мисс Лаура.
– Потому что овца меняет имя и начинает называться бараниной только после смерти, а я подозреваю, что вы хотели бы переменить фамилию еще при жизни. (Это был жестокий удар).
– Как и вы, миссис Фергюсон, – спокойно заметила Изабелла, являясь на выручку сестре.
– Очень, очень хорошо сказано с обеих сторон, – заметил Элис, отвешивая поклоны обеим. – Но, пожалуйста, мисс Лаура, не говорите, что вы овца, не то мы все набросимся и съедим вас.
– Неужели? – ответила польщенная Лаура.
– Мисс Тевисток, позвольте послать вам кусочек баранины, – продолжал полковник.
– Только очень маленький кусочек.
– А что это на блюде перед вами, мистер Форстер?
– Цыплята, капитан Драулок.
– Мисс Изабелла Ревель, не угодно ли вам цыпленка?
– Нет, благодарю вас, капитан Драулок.
– Вы сказали «да» или «нет»? – спросил Ньютон, поймав ее взгляд.
– Я меняю намерение; да, – с улыбкой заметила она.
Я знаю наверно, что Изабелле Ревель совсем не хотелось цыпленка, пока она не заметила, что Ньютон готов услужить ей. Если обыкновенно любовь отнимает аппетит, отдадим ей должное – она иногда и вызывает его.
Так среди шуток и разговоров проходил обед.
Второй помощник заглянул в каюту и шепнул, обращаясь к капитану:
– «Азия» выкинула сигнал «иностранный парус, подозрительный».
– Отлично, мистер Джонс; не спускайте с него подзорной трубы.
– Миссис Фергюсон, не угодно ли вам этого торта? – предложил старший помощник.
– Пожалуйста, объясните мне, мистер Матьюс, – ответила пресвитерианка, – почему мистер Джонс сказал: «Подозрительный». Что это значит?
– Что значит? Да то, что ему не нравится покрой этого паруса.
– А это что значит?
– Что значит? Вероятно, что это французский фрегат.
– Французский фрегат? Французский фрегат! – раздалось несколько женских голосов.
– Мистер Матьюс, – заметил Драулок, – меня крайне удивляет ваша несдержанность. Вы напугали дам. Миссис Фергюсон, «подозрительный парус» просто значит, что никто не знает, какое судно идет.
– И это все? – недоверчиво спросила миссис Фергюсон.
– Все, уверяю вас.
– Командор вывесил сигнал, говорящий, что иностранное судно – военный корабль, идущий к нам, – сказал второй помощник, снова вошедший в каюту.
– Прекрасно, мистер Джонс, – притворно равнодушно ответил капитан, в то же время беспокойно двигаясь на своем стуле.
Первый помощник и Ньютон немедленно ушли из каюты.
– Мисс Тевисток, не угодно ли кусочек пудинга?
– Пожалуйста, сэр, только очень немного.
– Военное судно, пойду взглянуть на него, – сказал полковник и, поклонившись дамам, ушел.
– Вероятно, один из наших крейсеров, – заметил Драулок.
– Командор дал сигнал «приготовиться к действию», – сказал снова заглянувший второй помощник.
– Хорошо, мистер Джонс, – произнес Драулок, который уже не мог больше сдерживаться. – Извините меня, миледи, я должен на несколько мгновений оставить вас; но наш командор слишком осторожный человек, а я под его командой. Надеюсь, вскоре я снова вернусь, чтобы наслаждаться вашим приятным обществом.
После капитана ушли все мужчины, кроме доктора Плаузибля и Фергюсона, хотя им обоим очень хотелось тоже выйти на палубу и посмотреть на положение дел.
– Мистер Фергюсон, куда вы? – резко спросила пастора жена. – Пожалуйста, останьтесь с нами. Насколько я помню, вы занимаетесь мирной профессией.
– О, доктор Плаузибль, мне так нехорошо! – вскрикнула мисс Тевисток.
– Я останусь с вами, дорогая мисс, – ответил врач. Раздался громовой выстрел с командорского судна, оглушая слух; стекла каюты задребезжали, и рюмки на столе запрыгали от сотрясения.
– Ой, ой! – визгливо вскрикнула мисс Тевисток и, откинувшись на спинку стула, взметнула руки с растопыренными пальцами.
Доктор бросился ей на помощь.
– Крайняя чувствительность организма… Воды, пожалуйста, мисс Шарлотта Ревель.
Был налит стакан воды; доктор опустил в него указательный палец и коснулся им лба мисс Тевисток.
– Она скоро оправится.
Но мисс Тевисток считала, что не годится прийти в себя так скоро, и миссис Фергюсон, вырвав стакан из рук Плаузибля, выплеснула нею воду в лицо мисс Тевисток; мисс Тевисток не только очнулась от обморока, ко и вскочила со стула, отдуваясь.
– Лучше ли вам теперь, мисс? – успокоительным тоном спросила миссис Фергюсон, поглядывая на остальных дам, которые не могли подавить смеха.
– О, доктор Плаузибль, это потрясение так подействовало мне на нервы. Я чувствую, что мне опять будет дурно… Право, я чувствую это… Мне…
– Прислонитесь ко мне, мисс Тевисток, – сказал доктор. – Крайняя нежность вашего организма, – продолжал он шепотом, когда они вышли из каюты буфета, – не может выносить грубых лечебных средств мистера Фергюсон.
Едва они ушли, появился Ньютон Форстер.
– Не пугайтесь, миледи; по поручению капитана, я скажу вам, что иностранное судно действует подозрительно, и мы полагаем, что это вражеский корабль. Мистер Драулок поручил мне проводить вас на нижнюю палубу, где вы будете в полной безопасности от всяких случайностей, даже в том случае, если нам придется начать перестрелку. Мистер Фергюсон, капитан передает дам на ваше попечение и просит вас ни в коем случае не покидать их. Теперь позвольте мне, миссис Фергюсон, проводить вас в безопасное место.
Услыхав это, Лаура Ревель широко открыла глаза, Шарлотта разразилась слезами, Изабелла побледнела. Миссис Фергюсон молча оперлась на руку Ньютона. Другую руку он предложил Изабелле. Мистер Фергюсон с двумя старшими мисс Ревель составил арьергард. Пришлось пройти через квартердек, и, увидев установленные пушки, приготовленные заряды и остальные принадлежности сражения, женщины встревожились сильнее прежнего. Ньютон проводил их вниз и уже собирался вернуться на палубу, но Шарлотта и Лаура Ревель схватили его за руки, умоляя не уходить.
– Останьтесь с нами, мистер Форстер, пожалуйста, не уходите! – в один голос кричали они.
– Я должен идти, миледи; поверьте, здесь вы в полной безопасности.
– Ради Господа, не уходите, мистер Форстер! – закричала Лаура, упав на колени. – Я умру от страха! Вы не уйдете! – все повторяла она.
И обе сестры цеплялись за отвороты его куртки и действительно не отпускали его.
Ньютон посмотрел умоляющим взглядом на Изабеллу; она немедленно вмешалась в дело.
– Стыдись, Шарлотта, ты мешаешь мистеру Форстеру идти исполнять свою обязанность. Дорогая Лаура, будь благоразумна. Мистер Форстер здесь ничем не может нам помочь, но на палубе он окажет помощь. Отпусти его, Лаура.
Ньютон освободился.
– Я очень благодарен вам, мисс Изабелла, – сказал он, уже поставив ногу на лестницу. – Но теперь мне некогда как следует выразить вам мою благодарность. Не быть на палубе, все равно, что…
– Я это знаю, мистер Форстер; умоляю вас, идите наверх, не медлите.
И Ньютон побежал по лестнице, но успел обменяться с Изабеллой взглядом.
Мы должны оставить дамское общество с мистером Фергюсоном (которому на долю выпало неприятное дело) и вслед за Ньютоном выйти на верхнюю палубу. Иностранное судно шло к флотилии на всех парусах, но за три мили до судов сделало поворот. Некоторое время оно не подходило ближе, очевидно, рассчитывая силу сопротивления. «Купцы» выстроились в боевом порядке, держась близко друг от друга и обмениваясь сигналами с английскими военными судами.
– Удивительно, что это судно не отвечает на сигналы, которыми между собой обмениваются наши суда, – заметил полковник, обращаясь к первому помощнику.
– Совсем не странно; оно не понимает их.
– Значит, вы убеждены, что это французский фрегат?
– Нет, не вполне; но я готов держать пари, что это так. Хотите держать пари – конечно, если только один из нас не будет убит?
– Благодарю, я никогда не держу пари, – ответил полковник и отвернулся.
– Ну, что вы скажете о судне? – спросил Драулок первого помощника, который смотрел на судно.
– Оно английской постройки и с английской оснасткой, сэр; в этом я готов побожиться. Посмотрите на марс, на покрой брамселей и топселей. Может быть, теперь это французский корабль, но дубы, из которых взяли для него материал, росли в старой Англии.
– Я с вами согласен, – сказал Ньютон. – Посмотрите на корму. Она вполне английская.
– Почему же оно не отвечает на наши сигналы?
– Оно стоит в ветре, сэр, и наши флаги развеваются так, что не видны ему.
– Поднимается флаг, сэр! – крикнул первый помощник.
– Так и есть, английский фрегат! Командор отвечает: «Опустить вымпел!» Скажите дамам, что все благополучно, – проговорил капитан.
– Я пойду и извещу их, – предложил полковник и поспешно сошел на вторую палубу, чтобы сообщить радостное известие.
Фрегат подошел к флотилии. Командор судов вышел на палубу; оказалось, что фрегат крейсировал, ожидая появления больших голландских грузовых шхун, которые, как предполагалось, шли с острова Явы. Через четверть часа он снова распустил паруса и ушел, предоставив флотилии идти дальше своим путем.
О двух людях мы позабыли: говорим о мисс Тевисток и Плаузибле. Доктор проводил больную в ее каюту, усадил и удержал ее руку в одной своей руке, другой же нежно наблюдал за биением ее пульса.
– Не тревожьтесь, моя дорогая мисс Тевисток, вы невероятно чувствительны. Я не отойду от вас. Я не могу придумать, что могло вас заставить решиться на такое опасное, волнующее путешествие.
– О, доктор Плаузибль, когда дело касается моих привязанностей, я, слабое создание, готова сделать все. Я – одна душа. У меня в Индии есть дорогой друг.
– Счастливец он, – со вздохом заметил Плаузибль.
– Он? Доктор Плаузибль, вы конфузите меня. Неужели вы на одно мгновение можете допустить мысль, что я могла бы поехать за джентльменом? Нет, я еду не ради каких-нибудь расчетов, как некоторые девицы. Слава Богу, у меня и своего достаточно. Я держу собственный экипаж, и все остальное соответствует этому. (Именно то, чего желал доктор Плаузибль).
– Да, моя дорогая мисс Тевисток, я понимаю, в Индии у вас живет подруга?
– Да, подруга детства. Я решилась на это утомительное, опасное путешествие, чтобы еще раз обнять ее.
– Бескорыстная привязанность! Покорить такое сердце, как ваше, мисс, все равно, что приобрести сокровище. Каким счастливым будет ваш муж.