Евгений Валерьевич Лотош
Корректор. Книга четвертая. Река меж зеленых холмов
– Логично, – согласилась Смотрящая. – Только, кажется, тебя еще что-то волнует. Я же тебя двадцать лет знаю, Хоца. Что случилось? Схлестнулся с кем-то из них?
– Не без того, – лицо Хоцобоя осталось невозмутимым. – Цапара, ответь мне на один вопрос.
– А именно?
– Ты знаешь, что в борделе при храме содержится тарсачка? Тарсачка-синомэ?
– Конечно, – уголком рта усмехнулась Цапара. – Я же все-таки Смотрящая. Что тебя так взволновало?
– Из какого она клана?
– Зачем тебе знать?
– Затем, что она тарсачка. Сестра по крови. Я могу стерпеть, когда в бордель силой загоняют гулану, сапсапу или кого еще. Но тарсачку!..
– Ну и что? – Смотрящая нахмурилась. – Она из Северных Колен. Поделом высокомерной стерве. Пусть-ка на собственной шкуре прочувствует, каково оно – своими руками на кусок хлеба зарабатывать.
– Цапара! – заместитель стукнул кулаком по столу. – Какая разница, из Северных колен она или еще откуда? Она – тарсачка! Как я могу жене и дочерям в глаза смотреть после такого?
– Да мне плевать! – Смотрящая поднялась из-за стола, в беспорядке заваленного бумагами. – Шлюха есть шлюха, кем бы ни родилась.
Она обогнула стол и угрожающе нависла над мужчиной.
– Не лезь не в свои дела, Хоца. А то ведь в мире много тайных вещей, которым неплохо бы такими и остаться. Интересно, как твоя жена отреагирует, если узнает, что ты сам регулярно в бордель захаживаешь?
– Она знает, – лицо заместителя по-прежнему оставалось бесстрастным.
– Вот как? – Цапара выгнула бровь. – И что же она тебе говорит?
– Не лезь не в свои дела, Цапара, – равнодушно парировал Хоцобой. – С женой я сам как-нибудь разберусь. Ну хорошо, я с другой стороны зайду. Тебе жить хочется? Ты подумала, что с нами станет, если узнает кто-то на стороне?
– А кто узнает? – удивилась Цапара. – В курсе только жрецы и охранники храма, которым болтать, сам понимаешь, не с руки. Да еще клиенты. Только если такой клиент кому признается, что в подпольном борделе тарсачку трахал, его собственными кишками удавят. Так кто разболтает?
– Безнадежно… – пробормотал Хоцобой. – Цапара, ты по ниточке над пропастью ходишь. Вся затея с нелегальным борделем глупа до невозможности, я тебе уже десять лет назад говорил. Зачем туда загонять женщин силой, когда и добровольных шлюх сколько угодно найдется? Ну, не в Тахтахане, так из других городов привезти.
– И платить им? – усмехнулась Цапара. – И потом, разве стал бы настоятель платить за защиту, если бы они работали добровольно? Хоцобой, ты хороший исполнитель. Почти идеальный. Вот только головой работать тебе противопоказано. У тебя что, совесть проснулась после стольких лет? Забыл наш старый разговор? Так я напомнить могу.
Лицо мужчины по-прежнему ничего не выражало, но в глазах полыхнула ярость.
– И все-таки послушай моего… – начал он – и осекся: на столе затарахтел коммуникатор.
– Кто еще там? – с досадой сказала Цапара, дотягиваясь до клавиши. Дисплей над столом включился, но остался простым черным кубом: видеопоток с той стороны не шел.
– Восемнадцатый говорит, восемнадцатый! – затараторил, захлебываясь, на фаттахе незнакомый мужской голос. – У нас…
– Заткнись! – рявкнула Цапара. – Ты что, ополоумел? Какого хрена ты мне на официальный номер звонишь?
– Храм Тинурила! В храме заруба идет! Она синомэ! Она свихнулась! Она всех вырубила, их сейчас разъяренные бабы веревками вяжут! Я у выхода стоял, уполз потихоньку…
– Заткнись! – снова рявкнула Цапара, и голос замолчал. – Дай подумать.
Она заскрежетала ногтями по столешнице.
– Так, слушай меня. Ты где?
– Я до дома купца Прашула добежал, у него коммуникатор…
– Возвращайся обратно к храму. Незаметно. На глаза никому не попадайся, на рожон не суйся, следи издалека. Смотри, не сбежит ли кто оттуда под шумок. Всех, кто бежит, запоминай, но не трогай. Мы появимся через несколько минут.
– Но я…
– Выполняй! – заорала Цапара и кулаком врезала по кнопке отбоя. – Синомэ свихнулась, вот незадача…
– Я даже знаю, почему, – в голосе Хоцобоя наконец-то прорезался насмешливый сарказм. – Когда я уходил, ее наши славные драконята за что-то драконить начали. Уж и не знаю, что они с ней сделали, но девка, похоже, не выдержала. Давно она в том борделе?
– С прошлой осени. Ах ты… – Цапара грязно выругалась. – Хоцобой, поднимай дежурный взвод по тревоге. По машинам, быстро. На месте разберемся.
– Она синомэ, – напомнил заместитель, поднимаясь.
– Без тебя помню, – огрызнулась Смотрящая. Она шагнула к сейфу, приложила к замку печатку золотого перстня, в котором скрывался электронный ключ, и вытащила пистолет с толстым перекрученным стволом, словно развороченным изнутри взрывом. Щелчком вогнав в рукоять «розы» аккумулятор, она нажала кнопку тестирования.
– Разрядился, паскуда… – выплюнула она, глядя на индикатор. – Ничего, на три или четыре выстрела хватит. Чего встал? – окрысилась она на заместителя. – А ну, двигай жопой быстро! Мне еще до наместника дозвониться нужно, кабана жирного. И не забудь – нас, если что, похоронят рядышком. Пошел!
– Местные ГВС. Точно по расписанию.
Яна ткнула пальцем в дорогу к храму, где как раз из-за холма вынырнули три открытых джипа, заполненных людьми. За автомобилями тянулся длинный пыльный хвост.
– Десять человек, – Суэлла вгляделась вдаль из-под ладони. – Нет, одиннадцать. Все со штурмовыми винтовками. Думаешь, хлипкие храмовые ворота их задержат надолго?
– Нам не нужно надолго. Нам нужно продержаться совсем немного. Еще десять минут. Максимум двадцать. Тахк Кампахи рядом, им не потребуется много времени, чтобы добраться сюда. Главное – не высовывайся. Я прикрою тебя от одиночной пули, но от автоматной очереди или от выстрела из «розы» – вряд ли. Не забывай, мы хотим избежать жертв.
– Это ты хочешь избежать жертв! – зло сказала Суэлла. – Я-то одного хочу – их побольше с собой забрать.
Она стиснула рукоять пистолета так, что побелели пальцы.
– Су, – Яна положила девушке руку на плечо. – Я понимаю твои чувства. Но хотя бы из чувства благодарности ко мне – постарайся сдерживаться. Для меня очень важно, чтобы больше никто не погиб. Пообещай.
Суэлла сумрачно посмотрела ей в глаза и нехотя кивнула.
– Тогда встает вопрос, как именно начать переговоры, чтобы нас сразу не попытались пристрелить. Может, все-таки выставим этих, – она мотнула головой назад, на храмовый двор, где, связанные, лежали жрецы и охранники, – как гарантию хорошего поведения ГВС?
– Нет. Не обсуждается. Я не беру заложников. Они пленные, а пленных в качестве живого щита не используют.
– Благородная… – скривилась Суэлла.
– Те, кто прикрывается заложниками – мразь, которую нужно стирать с лица земли. Я не собираюсь становиться такой даже для обмана. Я знаю, как заставить их прислушаться, – Яна постучала по висящей на груди пластинке объемного резонатора. – Минут на двадцать я им точно зубы заговорю. А может, и дольше, если потребуется. Слезаем со стены, Су, пока в нас стрелять не начали.
И Яна, подав пример, непринужденно спрыгнула с площадки на высоте сажени. Суэлла, бросив последний взгляд вниз, принялась осторожно спускаться по хлипкой дощатой лестнице.
Джипы вылетели на небольшую торговую площадь перед храмовой оградой, и из них начали выпрыгивать фигуры в песчаном камуфляже. Обычно и без того немноголюдная по дневному времени, сейчас площадь пустовала: несколько скучающих под своими тентами торговцев, напуганных стрельбой и шумом в храмовом комплексе, испарились сразу же после того, как Суэлла продемонстрировала им пистолет. Обнаружив перед собой запертые ворота, Глаза рассыпались по сторонам, укрываясь за машинами и прилавками.
– Эй, в храме! – крикнул хорошо поставленный женский голос. – Есть кто живой?
Яна скользнула во встроенную в стену сторожку, узким окошком выходящую на площадь, и встала в простенок так, чтобы ее не видели снаружи. Суэлла пристроилась с другой стороны проема. Она увидела, как подруга коснулась пальцем металлической пластинки резонатора.
– Кто вы такие? – индифферентный голос Яны, казалось, обрушился на Суэллу сразу со всех сторон. – Представьтесь.
– Цапара Тамалоя, Смотрящая Глаз Великого Скотовода в Тахтахаре! – крикнули в ответ снаружи. – Нам сообщили, что в храме стреляют. Требую впустить нас немедленно для инспекции.
– В храме уже не стреляют. Драка закончилась. Храм находится под нашим контролем. Инспекции следовало проводить до того, как случилась беда, момбацу сама Цапарра.
Последовала ошеломленная пауза.
– Что вы сделали со жрецами? – наконец крикнула Цапара.
– Все живы и взяты в плен. Сама Цапара, я не позволю твоим людям войти в храм. Мне известно, что ты находилась в сговоре с настоятелем Джикаэром, покрывая незаконный бордель. Ты знала, что женщины находятся здесь против своей воли, однако же за плату закрывала на то глаза.
– Наглая ложь! – крикнула в ответ Смотрящая. – Я ничего не знала о том, что здесь происходит. Мне известно, что все женщины находятся здесь совершенно добровольно. Это не запрещено законами!
– Не пытайся меня обмануть, сама Цапара. Ты покрывала похитителей, так что сама преступница. Твоей единственной целью является скрыть следы преступления. Ты не войдешь. Я готова пустить внутрь одного человека для проведения переговоров о вашей сдаче в плен, но не более того.
На сей раз пауза затянулась куда сильнее.
– Кто ты такая? – наконец осведомилась невидимая Цапара. – По какому праву ты командуешь?
– Меня зовут Аяма Гайсё. Я гражданка Катонии. Меня похитили и продали сюда неделю назад. Командую я по праву сильного. Прежде чем ты попытаешься организовать штурм, прими во внимание, что мы уже справились с пятнадцатью жрецами и двадцатью тремя вооруженными охранниками. В нашем распоряжении двадцать пять пистолетов, семь помповых ружей и три штурмовых винтовки. Попытаетесь атаковать – умрете все.
Суэлла еле слышно хмыкнула. Небольшой арсенал отобранного оружия в их распоряжении действительно имелся – вот только использовать его оказалось некому. Никто из женщин – даже если бы они решились перебороть свой панический страх – ни разу в жизни нее держал в руках и пневматической винтовки. Когда с их помощью закончился процесс связывания и переноски мужчин, Яна просто приказала им оставаться в своих кельях и не высовываться без команды. Суэлле оставалось только изо всех сил надеяться, что Смотрящая купится на их блеф. Как бы она ни горела жаждой мести, она понимала, что против десятка обученных бойцов им с Яной не выстоять.
– Мы готовы к переговорам, – наконец проинформировала Смотрящая. – Сейчас наш человек подойдет к воротам. Выйди к нему.
– Сама Цапара, не следует держать меня за дуру. Я не подставлюсь под выстрелы. Ваш человек пройдет через калитку возле ворот. Переговоры пройдут во дворе. И пусть он придет без оружия, чтобы не искушать судьбу. Или так, или никак.
– Хорошо, – после паузы откликнулась Цапара. – К вам идет мой заместитель Хоцобой Типикаль. Открывайте дверь.
– Ждем, – согласилась Яна, касаясь пластинки. – Она отправила людей в обход храма, чтобы обследовать нашу защиту, – сообщила она уже нормальным тихим голосом. – Минут десять-пятнадцать они провозятся, но потом поймут, что стена не защищена.
– Откуда ты знаешь? – шепотом спросила Суэлла.
– Отсюда видно левую часть площади. Там мелькнули трое. На месте Цапары я бы отправила вторую тройку с другой стороны. Остается пятеро: Цапара, ее заместитель и еще трое в прикрытии. Ну что, хочешь с дядькой поговорить?
– Я его пристрелить хочу! – пробормотала тарсачка. – Ублюдок…
– Не ругайся раньше времени. Пошли во двор.
Они осторожно, чтобы не засветиться напротив окна, выбрались из сторожевой будки как раз в тот момент, когда калитка рядом с воротами, скрипнув, отворилась. В проем, пригнувшись, шагнул высокий человек с проседью в бороде. Суэлла узнала его: всего какой-то час назад он разговаривал с Миканом у храма. Тут же калитка за его спиной сама по себе с треском захлопнулась. Седобородый, вздрогнув, бросил взгляд через плечо, но потом повернулся к Суэлле и Яне. Он развел руки в стороны перед собой, игнорируя ствол пистолета, нацеленный Суэллой ему в лицо.
– Не могу пожелать доброго дня, момбацу самы, – ровно сказал он. – День для нас для всех задался паршивым, и для вас – в особенности.
Он покосился на рядами лежащих голых жрецов и охранников, крепко опутанных веревками.
– Когда я узнал, что ты, сама Суэлла, синомэ, да еще и из Северных Колен, я понял, что Джикаэр с Миканом рано или поздно доиграются с огнем. Правда, не предполагал, что так скоро. Джикаэра я вижу. Что с Миканом?
– Сдох! – выплюнула Суэлла. – И сука Тиксё – тоже. Хочешь к ним присоединиться?
– Погоди, Су, – остановила ее Яна. Она снова превратилась в благожелательно выглядящую девицу. – Переговоры угрозами не ведут. Господин Хоцобой, прежде чем мы продолжим…
Внезапно Хоцобой схватился за горло и разинул рот, тщетно пытаясь вздохнуть. Впрочем, невидимая сила тут же его отпустила, и он жадно задышал, глядя на Суэллу изумленным взглядом.
– Это сделала я, господин Хоцобой, не Суэлла, – голос Яны остался таким же доброжелательным. – Я девиант первой категории. Не обращай внимания, что у меня нет оружия – я могу в любой момент убить тебя, а ты не сможешь сопротивляться. Будь так любезен, очень медленно достань пистолет, заткнутый у тебя под хантэном за пояс, и осторожно положи его на землю. Иначе я отберу его силой и могу поранить тебя в процессе.
Хоцобой, надо отдать ему должное, справился с собой почти мгновенно. Он уронил пистолет на землю, выпрямился и неподвижно застыл.
– Спасибо, господин Хоцобой, – поблагодарила Яна, и пистолет, вращаясь, отлетел на несколько саженей. – Весьма благоразумно с твоей стороны. Ты не смог бы попасть в меня или Суэллу, но само наличие оружия настраивает тебя на неверный лад. Поговорим о деле?
– Поговорим, – согласился тарсак. – Сама Аяма, что ты хочешь предложить?
– Господин Хоцобой, я не та, за кого себя выдаю. Мое настоящее имя – Яна Мураций.
Мужчина склонил голову и исподлобья посмотрел на нее.
– Ты имеешь какое-то отношение к Карине Мураций?
– Да. Я ее сводная сестра. На самом деле меня не похитили. Вообще-то продажи катонийских женщин в Граш я расследую по своей собственной инициативе. Но сейчас я действую в соответствии с мандатом, подписанным лично госпожой Кимицей ах-Тамиллой.
Яна протянула небольшую глянцевую пластинку, блеснувшую голографической эмблемой.
– Передай госпоже Смотрящей. Мандат дает мне право отдавать приказы Глазам на всей территории Граша. Разумеется, потом приказы должны подтверждаться моим куратором, но лишь потом. А сейчас я приказываю вашему отряду разоружиться и сдаться. Преступления, в которых вы замешаны, караются смертью, но я гарантирую жизнь всем, кто добровольно сложит оружие. Передай мои слова госпоже Цапаре.
– Ты храбрая женшина, – с уважением сказал Хоцобой. – Из тебя вышла бы хорошая тарсачка. Однако, – его взгляд стал жестким, – мы оба с тобой понимаем, что ты в ловушке. И твоя подруга – тоже. Тебе не выбраться из города и не передать никому сообщение. Сама Цапара предлагает другое. Ты и Суэлла Тарахоя сдаетесь без боя. За это вам обещана легкая быстрая смерть. Пуля в затылок, и все. Остальных женщин вернут в кельи и даже не накажут. Попытайтесь сопротивляться – и вас возьмут в плен. Живыми. И вы еще много дней станете проклинать, что не застрелились сами, пока еще имели такую возможность. Ваши способности вас не спасут. И вместе с вами пострадают другие – будут убиты еще десятеро шлюх, выбранных случайно. А если вы сумеете отбиться от нас, через полчаса здесь появятся силы самообороны. И тогда их прикончат всех.
– Все? – саркастически осведомилась Суэлла. – Может, нам действительно застрелиться самим, сан Хоцобой? Чтобы вас от лишних хлопот избавить?
Мужчина ничего не сказал, продолжая сверлить Яну взглядом.
– Ведь ты на самом деле ненавидишь себя за то, что делаешь, – укоризненно сказала Яна. – Господин Хоцобой, я эмпат. Я умею читать человеческие эмоции. Ты ненавидишь себя и даже желаешь себе смерти. Я слышала о тебе от девочек – ты иногда приходишь сюда, платишь деньги и остаешься на всю ночь, не прикасаясь и пальцем к купленной женщине. Комплекс вины, да? Желание помочь хоть чем-то? Зачем ты здесь? Почему играешь на стороне Цапары?
Внутри мужчины словно что-то сломалось, и он сгорбился, уставившись в землю.
– У меня жена и четверо детей, – глухо ответил он. – Их нужно чем-то кормить. А Цапарра угрожала, что убьет их, если я пойду против нее. Какая разница? Если бы не я, то кто-то еще на моем месте.
– Самое распространенное самооправдание, – усмехнулась Яна. – Все равно кто-то найдется, а так я хоть детишек накормлю. Логика палача на жаловании. Тебе ведь самому противно, да? Как ты вообще живешь с таким грузом на совести?
– Что передать Цапарре? – резко спросил тарсак.
– Что силы самообороны не появятся. И что наместник солгал: он ничем не поможет. И что я даю ей шанс сохранить себе жизнь, за который в ее интересах ухватиться. Я уже передала информацию о том, что здесь происходит, и возможности тихо замести следы у нее нет. Даже если вы убьете нас, ей конец. Никакие политические расклады не спасут ее от приговора Старших Матерей кланов. А тебе лично я дам совет. Уходи отсюда, господин Хоцобой. Не только со двора – вообще уходи от храма. Сейчас же. Возьми жену, детей, деньги, какие есть, и уезжай из города навсегда. Смени имя и найди себе другую работу. Я сделаю так, что тебя не станут преследовать. Но если останешься – пеняй на себя.
Хоцобой молча повернулся и взялся за ручку калитки. Потом оглянулся через плечо.
– Ты блефуешь, – сказал он. – Даже если ты сумела укрыть коммуникатор, ты не могла подключиться к городской сотовой сети. Все новые подключения отслеживаются. И междугородные вызовы – тоже. Мы бы знали. А рацию ты протащить не могла.
У Суэллы сердце провалилось в желудок, но Яна даже глазом не повела.
– Передай госпоже Цапаре, – откликнулась она, – что я бы на ее месте не стала на такое рассчитывать. Ложные надежды окажутся для нее фатальными.
– Обязательно передам, – сухо ответил тарсак – и вышел, не потрудившись прикрыть за собой калитку. Суэлла потянулась к ней манипулятором и осторожно прикрыла, задвинув тяжелый засов.
– Высокие договаривающиеся стороны обменялись нотами и разошлись, взаимно недовольные друг другом, – весело заявила Яна. – Ну что, Су, пошли в дом?
– Зачем? – не поняла Суэлла. – Мы что, не станем отстреливаться?
– На открытом пространстве у них преимущество, – терпеливо, как маленькой, пояснила Яна. – А в коридорах преимущество у меня. Я почувствую их эмоции заранее и нокаутирую до того, как они успеют выстрелить. Су, их всего одиннадцать, а коридоры в нашем борделе ты и сама представляешь. Я в школе, между прочим, лучше всех в прятки играла. Пойдем быстрее, а то они сейчас…
Она насторожилась.
– Или нет, не пойдем. Похоже, начинается самое интересное. Су, хочешь проверить, до какой степени отчаяния дошла госпожа Цапара?
– Нет, – отрезала Суэлла. – Что ты предлагаешь?
– Брось оружие, – приказала Яна. – Сейчас же. Прямо на землю. Ну?
В ее глазах прыгали озорные огоньки.
Суэлла с подозрением посмотрела на нее, но все-таки поставила пистолет на предохранитель и положила его к стене, выбрав местечко почище.
– Дальше что?
– А дальше – пошли!
Яна ухватила Суэллу за руку и потянула-потащила за собой – прямо к калитке. Суэлла не успела опомниться, как они обе оказались по ту сторону ворот, на рыночной площади.
– Эй, госпожа Цапара! – крикнула Яна. – Не хочешь пообщаться с нами лично, без посредников? В конце концов, о твоей жизни речь идет.
Суэлла похолодела. Их ведь сейчас расстреляют из автоматов! Она что, с ума сошла? Однако выстрелов пока не последовало.
– О чем нам с тобой говорить? – донесся из-за одного из прилавков женский голос. – Ты вышла умереть?
– Слишком многого хочешь, госпожа Цапара, – нахально заявила Яна. – Тебе господин Хоцобой успел сказать, что я девиант? Я умею пули в воздухе останавливать, даже автоматной очередью меня не достать. Можешь попробовать, если хочешь, на первый раз прощу. Если не хочешь…
Протарахтела короткая очередь. Суэлла дернулась, но Яна лишь громко рассмеялась, протянула руку и взяла из воздуха свинцовый цилиндрик.
– Госпожа Цапара, если ты и в самом деле собираешься меня убить на глазах у всех, целься лучше. Ты трижды промазала, и только две пули шли более-менее в цель. Если ты так нервничаешь, может, все-таки согласишься сдаться? Я повторяю свое предложение: всем, кто добровольно сложит оружие, я гарантирую жизнь. Если господин Хоцобой еще не показал тебе мое удостоверение, посмотри его прямо сейчас. И покажись, прояви любезность. Мы безоружны, как ты видишь, а мои манипуляторы достают только на три с небольшим сажени. Или ты просто боишься посмотреть мне в глаза?
После паузы из-за одного из прилавков появилась женская фигура в песчаного цвета камуфляжном комбинезоне и такого же цвета берете. Длинные иссиня-черные волосы рассыпались у женщины по плечам, и дуло удерживаемой обеими руками «розы» у нее в руках качалось между Яной и Суэллой, словно не могло толком выбрать цель.
– О чем ты хочешь говорить со мной, катонийка? – осведомилась она. – Мы разве не все сказали друг другу?
– Пока что говорила только я. От тебя я не услышала ничего, кроме глупого предложения совершить самоубийство. Госпожа Цапара, разве ты еще не поняла, что проиграла? Тебе не простят того, что ты совершила. Наместника Великий Скотовод еще может помиловать из политических соображений, но тебя Старшие Матери ликвидируют обязательно. В конце концов, им потребуется козел отпущения. Я могу спасти тебе жизнь – но только лишь, если ты сама того захочешь. Прикажи своим людям сложить оружие немедленно, и никто не погибнет.
– Во-первых, я тебе не верю, катонийка, – зло ощерилась Смотрящая. – Ты лжешь. Ты не могла никому сообщить. Во-вторых, я все-таки намерена рискнуть.
«Роза» у нее в руках наконец остановилась на Яне.
– Всем огонь по моей команде! – громко приказала она. – На счет три!..
– Ты убьешь нас на глазах у толпы свидетелей? – осведомилась Яна, и Суэлла только сейчас заметила, что она держит палец на пластинке резонатора.
– Каких еще свидетелей? – Смотрящая даже немного опешила.
– Во-он тех, – Яна мотнула головой.
Издалека, с дороги, донесся смутный шум человеческих голосов. Суэлла прищурилась, вглядываясь – и остолбенела. В сотне саженей от них к храму топал, заполонив дорогу и обочину, шумный табор бериутов. Несколько обтянутых тентом повозок, запряженных осликами, цветастые халаты, шаровары и наголовные повязки, галдящие женщины, усатые мужчины с блескучими ножами за поясами с кистями… Откуда здесь табор? И, самое главное, что вековечным поклонникам Валарама потребовалось в храме Ю-ка-мина?
Цапара тихо выругалась сквозь зубы.
– Отряд, огонь по моей команде, на счет три! – выкрикнула она. – Раз, два…
И ее голова взорвалась кровавым фонтаном. Тело, раскинув руки, нелепо плюхнулось на землю, и окружающая пыль немедленно начала пропитываться темной жидкостью.
– Не стрелять! – громко крикнула Яна в пространство. – Кампаха, отзови снайперов! Ты что мне обещала? Кампаха, ты меня слышишь? Кампаха!
Все, свихнулась, мелькнула мимолетная мысль в голове у Суэллы. Точно свихнулась.
– Не стрелять! – голос Яны загремел с неба, словно глас Назины. – Никому не стрелять! Приказываю всем прекратить огонь и бросить оружие! Хоцобой, прикажи своим людям сдаться – НЕМЕДЛЕННО! Иначе вас перестреляют снайперы спецотряда! Бросить оружие и выпрямиться с поднятыми руками.
И внезапно табор бериутов оказался совсем рядом, пестрота халатов и косынок замельтешила вокруг, и слитный лязг десятков затворов смешался с резкими командами, отдаваемыми на тарси.
– Ты что, с ума сошла, сама Яма? – раздался рядом мучительно знакомый женский голос из прошлого. – На кой хрен ты вылезла под пули? Не могла потерпеть пять минут?
Молодая высокая женщина сбросила с головы платок и со сжатыми кулаками сердито уставилась на Яну. Кровь прилила Суэлле к голове, в ушах застучало. Кампаха? Кампаха!?
– Это ты какого хрена ее убила? – яростно спросила Яна. – Мы же договорились! Ты что, думаешь, я без тебя ее звуком вырубить не могла?
– У снайперов направленные микрофоны, – Кампаха пожала плечами. – Они получили приказ стрелять на поражение, если для тебя возникнет реальная опасность. Они услышали приказ этой мрази, транслировали мне, и я отдала приказ о ликвидации. В конце концов, как ты правильно заметила, всегда нужен козел отпущения, а на мертвую валить куда легче, чем на живую.
– И почему я так ненавижу спецслужбы? – пробормотала Яна.
– Потому что сама в моей шкуре ни разу не побывала! – отрезала Кампаха. – Су, во имя Назины! Я так рада, что ты жива!
Она схватила Суэллу за плечи, заглянула в глаза и крепко обняла.
– Мы думали, что ты мертва, – сказала она тихо. – Мы искали тебя полгода, перетряхнули половину Граша. В конце концов решили, что тебя увезли в Сураграш или убили. Я за тебя в неоплатном долгу перед самой Яной…
Она отстранилась.
– Не плачь, Су, – ободряюще сказала она. – Все кончено. Ты свободна. Забудь о том, что случилось, скоро ты вернешься домой.
– Ну уж нет! – рявкнула Яна. – Я тебе так просто от меня отвязаться не позволю. Кампаха, ну-ка, живо за мной. Эй, вы, расступитесь!
Она ухватила Кампаху за плечо и, как до того Суэллу, поволокла за собой к прилавкам, где бойцы такха сноровисто обыскивали и заковывали в наручники людей Цапары.
– Во-первых, в обход храма ушли два отряда по три человека, – заявила она. – Пошли кого-нибудь взять их в плен.
– Уже, – усмехнулась тарсачка. – Я не глупее тебя. С вершины холма храм как на ладони. Вот, кстати…
Вдалеке захлопали и тут же смолкли выстрелы. Кампаха прижала пальцем наушник рации и прислушалась.
– Поняла, – наконец откликнулась она. – Возвращайтесь. Взяли всех, у них один раненый, – пояснила она. – Сама Яна, ты сказала – во-первых. А во-вторых?..
– Этого – отпустить! – Яна решительно ткнула пальцем в лежащего на животе Хоцобоя. Мужчина вывернул голову и посмотрел на нее налитым кровью глазом, но ничего не сказал. – Просто отпустить, и все.
– Не могу! – отрезала Кампаха. – У меня приказ арестовать всех…
– Плевать! – оборвала ее Яна. – Ты бессмысленно убила человека – теперь будь любезна, подчинись. Ты только что сказала, что в неоплатном долгу – вот и начинай расплачиваться!
– Я не имею права!..
Дальше Суэлла слушать не стала. Она тихо отступила назад, повернулась и вошла в калитку. Ворота храмового двора уже стояли распахнутыми настежь, к ним неторопливо тянулись повозки табора, и несколько спецназовцев занимались тем, что вздергивали на ноги полуобморочных после лежания на жаре жрецов и оттаскивали их к стене, где трое тарсачек, уже сбросивших цветастые халаты и оставшиеся в комбинезонах и бронежилетах, держали их под прицелом. Суэлла нагнулась и подобрала с земли оставленный ей пистолет, потом на негнущихся ногах направилась к боковому приделу храма. Внимания на нее не обращали. Она бросила последний взгляд на ненавистный священный фонтан, прошла через пристрой и пробралась в дом «кающихся жриц». Когда она шла по коридорам дома, то кожей чувствовала, как ей в спину упираются боязливые взгляды из-за чуть-чуть приоткрытых дверей. Наверное, следует им сказать, что все закончилось… да какая разница? Скажут другие. Ей уже все равно.
Она вошла в свою комнату и устало оперлась спиной о косяк. Все кончено. Действительно все кончено, правда, не в том смысле, который подразумевала Кампаха. Унизительное рабство наконец-то подошло к концу, и ей осталось лишь смыть свой вечный позор кровью.
В душной жаре комнаты ее кожа покрылась бисеринками пота. Тяжело ступая, она подошла к кровати, села и щелкнула рычажком предохранителя. Руки дрожали. Только сейчас она поняла, как страшно ей хочется жить. Жить во что бы то ни стало, жить любой ценой. Тело сопротивлялось разуму, приступ панического страха накатил на нее – и отхлынул.
Так надо. Если она не убьет себя сейчас, потом будет во сто крат хуже. Все, что она получит – лишние несколько дней или недель позора, шепотке в спину, презрительные, а хуже того – сочувствующие взгляды. Она все равно не сможет так жить. Спустить курок сейчас или потом, разницы особой нет, только вот оружие потом достать окажется куда сложнее. С Тимашары станется запереть ее в частную больницу «для поправления здоровья», где за каждым ее шагом станут следить бдительные санитары.
Она уперла ствол пистолета в подбородок, глубоко вздохнула и закрыла глаза.
– Подожди, Су.
Суэлла вздрогнула, и ее палец дернулся на спусковом крючке. Тот, однако не поддался, и сердце пропустило удар, чтобы тут же забиться в удвоенном ритме. Яна вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
– Су, – напряженно сказала она, – пожалуйста, не стреляй. Выслушай меня, ладно? Каждый человек имеет право на смерть по своему выбору, и если ты все-таки решилась умереть, я не стану тебя останавливать, как бы больно мне ни было. Но сначала выслушай, прошу тебя.
Суэллу пронзило острое раздражение. Не могла она явиться на пару секунд позже! Теперь придется выслушивать нудные нотации. А что делать? Выстрелить у нее на глазах не выйдет – она успеет сбить пистолет манипулятором. Кстати, почему он не выстрелил? Спуск заклинило? Или она забыла снять с предохранителя?
– Что тебе нужно? – глухо сказала она, осматривая пистолет. Да нет, с предохранителя снят, точно.
– Су, – Яна присела перед ней на корточки, – посмотри на меня. Внимательно посмотри.
– Посмотрела. Ну и?
– Как я уже сказала, меня зовут вовсе не Аяма Гайсё, и я не безымянная проститутка из Катонии, обманутая и похищенная. Я – Яна Мураций, магистр социологии, член правительства Республики Сураграш, девиант первой категории и специальный агент ГВС, действующая под личным управлением госпожи Кимицы ах-Тамиллы. Осознай это, пожалуйста.
– Поздравляю! – саркастически огрызнулась Суэлла. – По сравнению с тобой я просто пустое место. И что?
– Су, я неделю провела в одном публичном доме с тобой и работала с клиентами наравне с остальными. С грязными вонючими волосатыми мужиками, заботящимися только о своем удовольствии. А в целом я уже период изображаю из себя… нет, не так. Я уже период добровольно работаю проституткой. Я не считала специально, но прикинула – за чуть больше чем три недели я переспала с примерно тремя десятками мужчин. Как, на твой взгляд, это подходит под описание распущенности, позора и что там еще можно придумать в адрес падшей женщины?
