Евгений Валерьевич Лотош
Корректор. Книга четвертая. Река меж зеленых холмов
– Да что же она сделала! – потрясенно проговорила Аяма уже в полный голос. – Это же минимум третий уровень! Да как она может…
Она резко поднялась на ноги и выпрямилась, сжав кулаки. Тиксё обернулась к ней, закинула голову и снова безумно рассмеялась. Аяма деревянным шагом двинулась к ней, и надзирательница неторопливо направилась ей навстречу.
– Значит, ты из Катонии? – насмешливо спросила она на весь двор. – И тебя ложью заманили в Граш? Мир так жесток и несправедлив, восточница, верно? Да что ты знаешь о жестокости и несправедливости, шлюха? – внезапно резко переменившись, змеей прошипела она. – Что ты вообще знаешь о жизни? Да ничего! И я тебя научу. Эй, ты! Сюда!
Она кивнула плешивому работорговцу, и тот семенящей походкой подбежал к ней.
– Сколько ты хочешь за нее? – презрительно спросила Тиксё.
– Четы… четыреста тысяч, момбацу сама… – дрожащими губами пробормотал тот, против воли оглядываясь на медленно извивающуюся у столба женщину.
– Я заплачу пятьсот. И не говори потом, что храм Тинурила не дает хорошую цену за старых шлюх. Казначей выдаст. А теперь пошел вон.
Плешивый тут же испарился, а Тиксё снова повернулась к Аяме.
– На колени, тварь! – хриплым голосом проскрежетала она. – На колени! И лижи мне ноги, пока я не сделала с тобой то же самое, что и с ней!
– Как ты можешь так поступать? – печально спросила Аяма. – Ведь у тебя есть дар. Великий дар, какого нет больше ни у кого. И с его помощью ты калечишь людей вместо того, чтобы помогать им. Неужели разлад в твоем сердце зашел так далеко? Неужели ты и в самом деле больше не отличаешь свет от тени?
– Помогать людям… – медленно проговорила Тиксё, облизнув губы. Суэлла изо всех сил сжала пестик. Сейчас дура-иностранка тоже превратится в безмозглую похотливую тварь. Зачем она нарывается? – Людям? Тем людям, которые десять лет гоняли меня, как бешеную собаку? Тем людям, которые, узнав, что я синомэ, швыряли в меня камнями с безопасного расстояния, а после убегали с воплями о злых духах? Тем людям, которые меня саму за человека не считают? – внезапно заорала она во все горло. – Которые с радостью убили бы меня, дай им шанс? Вон тем шлюхам, которые с радостью ложатся под каждого мужика, которого к ним приводят? Вон тем похотливым мужикам, которые перешептываются за моей спиной? Помогать?
На ее губах запузырилась слюна.
– Помогать? А мне – мне хоть кто-то помог в жизни? На колени, тварь! – рявкнула Тиксё. – На колени! И не строй из себя святошу! Ты такая же, как все! На колени, или я…
Внезапно ее тело скрутило судорогой, и она рухнула вперед, ухватившись за Аяму. Та подхватила ее, не позволив упасть со всего маху, и осторожно опустила бьющееся в конвульсиях тело на утоптанную землю двора. Глаза Тиксё закатились, руки бесцельно шарили по земле – и так же внезапно все кончилось. Наздирательница обмякла и замерла, ее веки смежились. Ниточка слюны текла из угла рта.
Некоторое время во дворе царила мертвая тишина, нарушаемая только тихими стонами привязанной. Потом настоятель вышел вперед.
– Цуйха, Масил, отнесите саму Тиксё в ее комнату и пришлите туда лекаря, – властным тоном произнес он. – У нее солнечный удар. Сихх, Таратанувар, снять Тобосю и сунуть к остальным пожертвованным. Таксар, отведешь новую жрицу в келью и проверишь, что она умеет. Все остальным – разойтись и вернуться к своим обязанностям.
Толпа во дворе зашепталась и задвигалась. Аяма попятилась назад и медленно опустилась в пыль рядом с Суэллой.
– Почему? – отстраненно спросила она. – Ну почему так случается?
– Что ты с ней сделала? – тихо спросила Суэлла. – Ведь это ты сделала, да?
– Просто удар расслабленным манипулятором в центр эффектора, – отсутствующе сказала Аяма. – Чем сильнее девиант, тем хуже она такое переносит. Только нужно аккуратно, чтобы не убить ненароком. Но неужто она и в самом деле безумна?
– Ты… синомэ? – неверяще переспросила Суэлла. – Девиант?
– Мне… нужно прийти в себя. Я посижу минуту-другую… здесь. Не трогайте меня пока.
Она подобрала под себя ноги, прижалась спиной к стене и замерла, закрыв глаза. Ее лицо превратилось в неподвижную маску.
– Эй, ты, восточница! – рядом с ними остановился Таксар. – Вставай и иди за мной. Ты что, уснула?
– Не трогай ее.
– Что? – Младший Коготь удивленно уставился на Суэллу. – Ты что-то сказала, шлюха?
– Не трогай ее, – уже громче повторила Суэлла, не поднимая взгляда. – Она устала и напугана. Ей нужно прийти в себя.
– Я помогу ей прийти в себя, не сомневайся, – ощерился Таксар. – Так помогу, что до завтра спать не захочется. Эй, ты! Вставай!
– Не трогай ее, Таксар, – Суэлла вскинула на него прищуренный взгляд, и скрученное щупальце ее манипулятора резко распрямилось, с легким свистом пронзив воздух возле правого уха Младшего Когтя. – Она очухается, и потом делай с ней, что хочешь.
– Да ты кто такая, шлюха, чтобы мной командовать? – Таксар прищурился, но уверенности в его голосе изрядно поубавилось.
– А ты забыл? – Суэлла взглянула ему в глаза, и мужчина против воли отступил на шаг. – Я синомэ. У меня, в отличие от тебя, еще есть честь, и потому я подчиняюсь вам – через силу. Но бойся перейти черту, Младший Коготь. Я ведь могу внезапно сойти с ума, как Тиксё. Подумай, что от тебя останется после такого.
– Тебя давно пора удавить, – с ненавистью проворчал мужчина. – Настоятель слишком мягок. Вашему храму сильной руки не хватает. Один настоящий командир, да и та – сумасшедшая б…дь со злобными духами в голове.
– А тебе-то что? Дракону главное, чтобы храм вовремя платил отступные. Какое тебе дело, как жрецы собирают деньги? Разве не так?
Мужчина машинально ухватился за висящую на правом бедре кобуру, но сдержался.
– Через пять минут приведешь ее в свободную келью в дальнем конце дома «кающихся», – резко сказал он. – Не приведешь – обеих выпорют.
Он развернулся и пошел через опустевший двор в дом жрецов. Суэлла молча смотрела ему вслед, чувствуя, как в глубине пробуждаются давно забытые чувства. Гнев. Ярость. Ненависть. И… надежда? Надежда на что? Она посмотрела на неподвижное лицо Аямы, вздрогнула и отвернулась.
Пять минут. Пусть посидит еще немного, и надо ее растормошить. Не следует злить Таксара сверх меры, пока он не начал вымещать злобу на других.
«Семен, Саматта, общий вызов. Яна в канале».
«Саматта в канале».
«Семен в канале».
«Здесь Яна. Ребята, я нашла одно место, куда сбывают проституток из ЧК. Храм Тинурила в городе Тахтахан, северо-западный Граш. Здесь примерно четыре десятка женщин, которых удерживают силой. Рис, нужно связываться с Глазами и требовать их помощи. Ты знаешь, как обратиться в местное отделение ГВС?»
«Здесь Семен. Погоди, Яни, не торопись. Не все так просто. ГВС наверняка знают, что происходит в храме. Принудительная проституция в Граше запрещена, за такое горячие тарсачки могут и кастрировать виновных без суда и следствия. И заставить их сожрать отрезанные части. Если храм практикует такую проституцию, значит, местные ГВС коррумпированы и ненадежны. Обратиться к ним означает лишь усложнить ситуацию, не получив никакой помощи. Скорее всего, тебя просто попытаются убить».
«Здесь Яна. Я и сама могу кастрировать не хуже тарсачек. В храме тринадцать постоянно вооруженных мужчин – некоторые или все из них боевики Дракона, один – Младший Коготь. Судя по всему, Ночная Вода. Они берут с храма мзду и охраняют его. Атаки они не ждут, с ними я могу справиться и самостоятельно. Плюс жрецы, десятка три – но вряд ли они станут связываться с разъяренной синомэ».
«Здесь Саматта. Ну хорошо, захватишь ты храм, разгонишь жрецов – а дальше-то что? Если наместник или ГВС в доле, в храме быстро окажутся регулярные армейские части. Ты собираешься их всех перебить?»
«Здесь Яна. На территории есть продуктовый склад. Зерно, мука, еще какая-то органика. Я еще не успела просмотреть его как следует, но он есть. Надо как-нибудь продержаться до того, как прибудут войска из других мест. Мати, мне потребуется помощь, чтобы спланировать оборону…»
«Здесь Семен. Яна, и все-таки ты торопишься. Не забывай, ты действуешь сама по себе, без поддержки официальных властей. Не факт, что кто-то захочет ссориться с тамошними ГВС из-за нескольких силой удерживаемых женщин. Даже тарсачки станут торговаться – а чем мы с ними расплачиваться станем? Я ведь вас с Карой предупреждал: заранее продумайте, что станете делать, когда найдете похищенных. Ты продумала?»
«Здесь Яна. Нет еще, но…»
«Здесь Семен. Вот и я о том же. Даже если ты освободишь всех силой удерживаемых женщин, что ты станешь делать с ними дальше? Подбирая на улице котенка, будь готова кормить его и вытирать за ним лужицы. А человек куда как побольше и попрожорливее котенка. И гадит несопоставимо. Про несколько десятков человек уж и не говорю».
«Здесь Яна. И что дальше? Ничего нельзя сделать? Мне так все оставить и уйти?»
«Здесь Саматта. Яни, с самого начала все это являлось твоим личным приключением. Ну ладно, твоим с Карой. Мы не можем идти войной на Граш ради этих женщин. Мы наверняка можем вытащить похищенных катониек, если там такие найдутся – вряд ли Великий Скотовод захочет пойти на международный скандал, если мы пригрозим его устроить. Но не больше».
«Здесь Семен. Ну, на самом деле мы можем попытаться помочь и остальным. Но не быстро. Придется начинать очередную политическую игру с большой торговлей. Нужно подумать, что и как…»
«Здесь Яна. Нет времени на игры. У меня серьезная проблема: местная главная командирша – девиант как минимум второй категории. У нее развитый нейроэффектор с имплантатором ментоблоков, как у меня, но без эмпатора. И она, похоже, чокнутая. По-настоящему сумасшедшая, я имею в виду. Я медицинскую психиатрию не изучала, но она явно неадекватна в общении. И эмоции у нее прыгают почище кузнечиков от сенокосилки».
«Здесь Семен. Ого… Я полагал, что на всей планете до такого уровня нейроэффектор развился только у тебя одной. По крайней мере, два года назад тотальное сканирование популяции не выявило ничего похожего».
«Здесь Яна. Рис, эффектор развивается, забыл? У нее развитый нейроэффектор – и она только что использовала его, чтобы сломать психику одной из женщин для устрашения остальных. Похоже, не в первый раз. Неструктурированный ментоблок по крайней мере третьего уровня, перманентное сексуальное возбуждение, плюс еще что-то, что я не понимаю. Нечто, не дающее ясно мыслить».
«Здесь Саматта. Чокнутый девиант с нейроэффектором – страшная штука. Ладно, я позабочусь…»
«Здесь Яна. Нет, Мати! Нельзя! Я запрещаю! Я вас позвала вовсе не для помощи в убийстве! Мы не можем убивать людей лишь для того, чтобы упростить решение задачи. Даже сумасшедших. Я ее вырубила и буду держать в подавленном состоянии в ближайшее время, но такое угнетает мозг. Она может окончательно сойти с ума или умереть, так что максимум неделя, скорее, меньше. Ее срочно нужно показать опытному психиатру, моей мизерной квалификации недостаточно. Рис, нужно решать, как вызвать помощь, и быстрее. Неужели у тебя нет вариантов?»
«Здесь Семен. Сейчас – нет. Пожалуй, лучшая зацепка – Тимашара и Северные Колена. В конце концов, Тахтахан всего в полутысяче верст от их территории. Но потребуется не меньше двух, а то и трех недель».
«Здесь Яна. Тимашара, Тимашара… Рис, помнишь, я рассказывала про ее слова о пропавшей племяннице… как ее, хосимаме? Суэлле Тарахое? Здесь есть женщина, явно тарсачка, судя по внешности. И она девиант первой категории. Она отказывается назваться, но вдруг это она? Когда я имя вслух произнесла, у нее внутри словно атомная бомба взорвалась».
«Здесь Семен. Мне потребуется картинка».
«Здесь Яна. …лови поводок с камеры. Если я права, у нас есть козырь».
«Здесь Семен. А если нет, то нет. Я посмотрю, что можно сделать. Встает вопрос, как именно передать фотографию Тимашаре. Никто из наших сейчас в контакте с ней не находится. Между прочим, именно твоей обязанностью было дипломатические связи поддерживать».
«Здесь Саматта. Рис, а через Каси? Она ведь официально у них сейчас живет».
«Здесь Семен. И верно. Хорошо, я продумаю легенду. Яни, в самом лучшем случае вся история займет не менее недели. Скорее всего, больше. Мати, будь любезен, просмотри территорию храма на предмет обороны, но, Яни, ради всего святого, не устраивай заваруху, если ее можно избежать. Иначе ты угробишь половину, а то и всех своих подружек».
«Здесь Яна. Поняла. Все, мне пора заканчивать. Та тарсачка меня за плечо тормошит. Кажется, ей что-то нужно, и срочно. Мати, попозже свяжусь. Отбой».
«Здесь Саматта. Вояка ты наша… Отбой».
«Здесь Семен. Сеанс закончен».
Яна открыла глаза и посмотрела на склонившую над ней женщину. Безымянная тарсачка казалась изможденной и истощенной, но внутри ее ворочался клубок кипящих эмоций.
– Пойдем, – ровным голосом проговорила она. – Таксар хочет тебя… проверить. Не надо заставлять его ждать.
– Что станет с той женщиной, которая… висела? – спросила Яна.
– Ее сунут в комнату к другим. Многие мужчины любят таких. Все время возбужденных и нерассуждающих. И ты такой же быстро станешь, если продолжишь выпендриваться. Вот очнется Тиксё…
– Она не очнется в ближайшее время. Скажи, если ты сильный девиант, почему ты все еще здесь? Ведь никто не сможет тебя остановить, если ты захочешь сбежать.
– И куда мне бежать? В дикие джунгли? – горько усмехнулась тарсачка. – Мне нет дороги домой. Я опозорена навечно. И никто из местных не примет беглую храмовую рабыню. А еще они пообещали, что если я сбегу или попытаюсь сопротивляться, они убьют других. Они убьют, можешь не сомневаться. У Дракона такое в порядке вещей.
– Знакомая история… – пробормотала Яна. – Ну очень знакомая. Только и Дракон сейчас уже не тот.
Она поднялась и отряхнула испачканные колени.
– Ну, подруга, – решительно сказала она, – веди меня к твоему Таксару. Посмотрим, на какие секс-подвиги в Граше способны большие сильные мужчины. А то работорговец оказался сплошным разочарованием. А потом, когда дракончик от меня отвяжется, мы поговорим с тобой еще раз, всерьез. И если ты попытаешься плакаться мне на свою навек загубленную жизнь, по ушам настучу. Веди давай, не смотри на меня такими печальными глазами, а то я сейчас расплачусь.
04.08.858, перидень. Граш, окрестности города Тус
– Ах-ни-тэн… – Ирэй выговорила слово с мягким акцентом, характерным для западной части материка. – Ах-ни-тэн.
– Нет, не так. Ог-не-день. Огонь. День. Огнедень, – терпеливо произнесла Канса. – Огнедень.
– Ох-не-день, – с серьезной миной на смуглой мордочке повторила Канса. – Охнедень.
– Уже почти хорошо, – ласково улыбнулась ей Канса, погладив по голове. – Еще немного, и ты у нас заговоришь на общем не хуже остальных.
– Хорошо ховорить? – Ирэй бросила на нее лукавый косой взгляд. – Уже очень хорошо?
– Еще не очень хорошо. Но гораздо лучше.
– Тохда вкусно? – деловито осведомилась девочка. – Нахрада?
– Ты маленькая жульница! – рассмеялась Канса. – Нет уж. Потом вкусность. Вечером. После ужина. Сейчас повтори дни недели еще раз. Давай с начала. Пери…
– Перидень. Охнедень. Вододень. Древодень. Э-э-э…
– Зла…
– Златодень. Э-э…
– Зем…
– Земледень. Деньдень. Небодень.
– Сколько всего?
– Э-э… – Ирэй посмотрела на свои руки. – Шесть, семь… восемь. Да?
– Правильно. Только считать нужно без помощи пальцев, в голове. Скажи, сколько периодов в году?
– Шестнадцать! – гордо заявила девочка. – Двадцать четыре день один период. И еще четыре день никакой период. Зим-ни-ки! Ка-ни-ку-лы! От-ды-хать!
– Молодец. Сколько часов в дне?
– Двадцать час. Восемьдесят минут один час. Пятьдесят… пятьдесят… пятьдесят шесть секунд один минута.
– Не-а, неправильно. Пятьдесят четыре секунды в минуте. Пятьдесят четыре. Запомнила?
– Ма-а… Ирэй хол… голодная. Кушать?
– А сколько сейчас времени? – Канса хитро прищурилась и протянула девочке запястье с часами. – Часы разве говорят, что пора кушать?
– Времени? – девочка напряженно сморщилась, разбирая цифры. – Десять час… часов. Полдень. И тринадцать минут после полдень. Кушать в один час ровно, да?
– Верно. И сколько еще осталось минут до обеда?
– А-а-а… – девочка сердито швыркнула носом. – Долхо.
– А сколько точно, не знаешь? Давай считать. Час – восемьдесят минут, так? Тринадцать – десять плюс три. Значит, нужно из восьмидесяти вычесть сначала десять, а потом еще три. Восемьдесят минус десять – сколько?
Ирэй отвела взгляд и принялась разглядывать трещинку в штукатурке.
– Ну-ну! – строго сказала ей Канса. – Не отлынивай. Восемь минус один – сколько?
– Семь, – нехотя буркнула девочка.
– И с десятками то же самое. Восемь десятков минус один десяток – сколько?
– Семь десятков. И минус еще три. Значит, пятьдесят семь! – Девочка просияла. – Пятьдесят семь минут до кушать. Ирэй молодец?
– Не пятьдесят семь, а шестьдесят семь, – поправила ее Канса. – Перед семидесятью идет шестьдесят, а не пятьдесят. Но ты все равно молодец.
– Да, Ирэй у нас молодец, – согласилась неслышно вошедшая в комнату Кампаха. – Ирэй, хочешь на лошадке покататься?
– Ма, сама Кампаха! – девочка вскочила на ноги и захлопала в ладоши. – Да, да! Очень хочешь!
– Тогда беги на тренировочную площадку, – Кампаха перешла на фаттах. – Сама Сабелла и другие дети уже начали упражняться. Тебя ждут.
– Ма! – кивнула девочка. – Мама Канса, можно?
– Что – можно? – невинно поинтересовалась Канса. – Кампаха, не забывай, я тарси не знаю.
Разумеется, универсальный транслятор перевел ей фразу, но демонстрировать это Кампахе она не собиралась. Раз глупой иностранке не положено понимать местные языки, она добросовестно изобразит из себя глухую. Интересно, если Кампаха так ее проверяет, то почему? Неужели что-то заподозрила?
– Не тарси, а фаттах, – поправила Кампаха. – Извини. Я сказала, что Сабелла ждет ее на тренировочной площадке. Можно ей пойти?
– Да, Ирэй, можно, – согласилась Канса. – Беги быстрее. Потом пообедаем, и вы с тетей Кампахой пойдете тренировать невидимые руки.
– Ма, мама Канса! – девочка махнула рукой и выскочила из комнаты.
– Умница, а не ребенок, – сообщила Кампаха, глядя ей вслед. – Всего-то период прошел, а уже так здорово на общем болтает. И на тарси, между прочим. И в седле держится уверенней многих девочек ее возраста. Сделаем мы из нее настоящую тарсачку еще до конца года.
– Нет уж, тарсачку не надо, пожалуйста, – Канса собрала в пригоршню фломастеры, прихватила лист писчего пластика и стиралку, поднялась с ковра, на котором сидела с Ирэй, и начала аккуратно раскладывать вещи на столе. – Сураграшу такие граждане самому нужны. Кампаха, у тебя есть новости от госпожи Тимашары?
– Да. Когда она увидела фотографию Суэллы, без разговоров дала мне мандат на любые действия, которые я посчитаю нужными. Операция потенциально опасна в политическом плане и потребует личной санкции Первой Смотрящей, но ее мы получим, Тимашара гарантирует. В конце концов, Кимица тоже из Северных Колен. В моем распоряжении такх личной охраны Старшей Матери и возможность затребовать любую технику – в пределах разумного, конечно.
– Такх?
– Отряд специального назначения вне стандартной воинской иерархии подразделений. Раньше так назывались отряды личной охраны королевы. В такхе обычно от двадцати до пятидесяти человек, у меня сейчас тридцать пять. Более чем достаточно для захвата любого объекта, не укрепленного специально. Однако проблема в том, что захватывать храм просто так нельзя. Тахтахан – территория гуланских кланов Звенящих Ручьев. Их Повелители Ветра традиционно на ножах с нашими кланами. Если мы появимся на их территории без разрешения, независимо от причины дело кончится дракой, и отнюдь не со жрецами. Против всей армии Звенящих Ручьев мы не выстоим.
– Но… – Канса сосредоточенно нахмурилась, как только что хмурилась Ирэй. – Я, конечно, мало что знаю о ваших обычаях, но разве насильно заставлять заниматься проституцией – не уголовное преступление в Граше? Глаза Великого Скотовода должны заниматься такими делами. И они сейчас набираются как раз из тарсаков Северных колен.
– Глаза в Тахтахане либо запуганы, либо куплены. Вряд ли они не знают о том, что творится в храме. На них нельзя полагаться. Кроме того, в Тахтахане они набираются из клана Вольных Степей, а с ним у Северных Колен… давняя неприязнь. Не такая сильная, как со Звенящими Ручьями, но тем не менее. Необходимо действовать в обход. Опасность еще и в том, что женщин вполне могут перебить всех до единой просто для того, чтобы скрыть следы.
– И что вы собираетесь делать?
– Разберемся на месте. Сегодня я вылетаю в Джамарал – оттуда по прямой около восьмисот верст до Тахтахана. Дальше нужно решить задачку скрытного перемещения по враждебной территории. Скажи, ваша связь с самой Яной… односторонняя? Или вы можете передавать ей что-то?
– Двухсторонняя. В городе есть беспроводная связь, а у нее припрятан коммуникатор ваших стандартов. Но сеансы связи – только в строго оговоренное время, по ночам. Ей сложно отводить глаза другим во время разговора.
– Опасно… – пробормотала Кампаха. – Я, конечно, не знаю, насколько хороша она в своем умении воздействовать на мозги, но рано или поздно найдется шпион, кого не заметит она сама. Очень опасно. Проще всего ей бежать вместе с Суэллой. Ночью они выбрались бы за город, благо храм на самой окраине, а там мы бы их подобрали.
– Нет, невозможно. Суэлла не пойдет, так же, как и Карина в свое время. Да и Яни тоже никого не намерена бросать. Их можно вытащить только вместе со всеми.
– Я знаю, – вздохнула тарсачка. – И почему так редко удается использовать простые решения? В общем, передайте ей, что мы начали действовать. Но быстро не выйдет: такому отряду скрытно пробираться по чужой территории сложно. В самом лучшем случае ей придется держаться неделю. В худшем – две, а то и период. Связь с ней – через тебя. Попроси ее передавать все детали, которые она сочтет важными. И пусть ведет себя очень осторожно.
– Да, Кампаха. Я передам. Не беспокойся, с Яни ничего не случится. И она защитит вашу Суэллу.
– Ничего не случится… – молодая тарсачка явно заколебалась. – Канса… можно задать вопрос? Нескромный?
– Попробуй, – согласилась Канса. – Но если слишком нескромный, я не отвечу. Не обижайся, ладно?
– Конечно. Скажи, вот вы все – Благословенные. Каково оно – быть такими? Жить рядом с богами, разговаривать с ними, как с обычными людьми?
– Они не боги, Кампаха, – Канса покачала головой. – Демиурги очень много знают и могут, но они не всезнающи и не всемогущи. Но я не могу ничего рассказать тебе о них. Я же не Благословенная. Я просто рыжая девчонка из провинциального городка, лаборантка из обсерватории, в которую угораздило влюбиться одного ехидного заезжего блондина. В Катонии я близко видела только одного Демиурга, да и то перед самой смертью.
– Перед смертью? – поразилась тарсачка. – Разве они умирают?
– Нет. Это… Кампаха, мне трудно объяснить. Я сама почти ничего не знаю. Они… используют что-то вроде человеческих тел. Не отличимых от человеческих никакими средствами, если они сами того не захотят. Он – точнее, она, хотя у них вообще-то нет пола, только роли – решила, что полезно время от времени испытывать на своей шкуре, что такое умирание, чтобы помнить, каково приходится смертным. Ну и… умерла. От старости. На самом деле не умерла, конечно, но… В общем, я сама не очень понимаю.
– Ну, у богатых свои причуды, а у бессмертных – свои, – Кампаха поджала губы. – Скажи, Яна ничего не боится, потому что у нее есть какая-то защита, подаренная… как их, Демиургами? Мне важно знать – я должна понимать, кого в время операции нужно защищать в первую очередь, а кто способен позаботиться о себе и сам.
– Яна способна позаботиться о себе и сама. Защищай других, а она поможет вам в меру сил.
– И какого рода эта защита? Она закрывает от пуль? От газов? От яда в пище?
– Кампаха, – Канса тепло улыбнулась тарсачке, – считай, что от всего сразу. Просто не беспокойся за нее, как будто ее там просто нет.
– Да уж, – Кампаха почесала в затылке. – Хотела бы я знать, как такое возможно.
– Нет, не хотела бы.
– Что?! – тарсачка удивленно уставилась на нее. – Почему – не хотела бы?
– Потому что есть знание, которое не приносит ничего, кроме печали, – неожиданно Канса почувствовала, как ее опять охватывает страшная тоска. Она на мгновение замолчала, восстанавливая контроль над перехваченной глоткой. – Поверь мне. Демиурги скрывают многое, но вовсе не потому, что боятся людей. Они скрывают то, что не принесет людям ничего, кроме вреда. Даже о самом их существовании никому знать не следует. Вот ты знаешь и уже завидуешь им. Впустую завидуешь, тщетно: силой у них ты бессмертие не вырвешь, а дарить его налево и направо они не собираются. Не пытайся узнавать то, что от тебя скрывают. Ты не получишь от сокровенного знания никакой выгоды, но твоя жизнь станет куда менее приятной. Поверь мне.
– Ну, раз ты так говоришь… – Кампаха пожала плечами. – Извини, что пристала с глупыми вопросами. До скорого.
Она махнула рукой и вышла. Канса подошла к кровати и съежилась на ней, обхватив плечи руками. Потом поудобнее улеглась, на всякий случай отвернувшись к стене, чтобы от входа не было видно ее лица, и сосредоточилась.
«Палек, на связь. Канса в канале».
«Палек в канале. Привет, Каси, солнышко ты мое рыжее. Как дела?»
«Нормально. Лика, со мной только что разговаривала Кампаха. Ей дали разрешение действовать по своему усмотрению. Передай Яни, что спецотряд вылетает в Джамарал, а оттуда, замаскированный, двинется к Тахтахану. Она будет держать связь».
«Я, конечно, передам, только почему бы тебе самой ей не рассказать? С ней тебе связаться ничуть не сложнее, чем со мной. Каси, что-то случилось? У тебя голос какой-то странный».
«Нет, ничего. Я просто забыла, что и сама могу с ней общаться. Сейчас свяжусь, не беспокойся. Коне…»
«Нет, погоди-ка. Я сейчас пройду».
«Не надо! День же!..»
«Отбой».
Пару ударов сердца спустя мягкий стук подошв возвестил о том, что Палек сконденсировался из воздуха и опустился на пол. Канса не пошевелилась. Ей не хотелось, чтобы муж увидел ее лицо.
– Лика, тебя увидят, – глухо сказала она. – Сейчас день. Кто-нибудь войдет…
– А я занавески вокруг комнаты задернул, – беззаботно откликнулся ее муж. Он сел рядом с ней на кровати и потормошил за плечо. – Эй, Каси! Ты чего какая-то скучная? Я тебе так опротивел, что смотреть на меня не можешь?
Каси повозилась, поворачиваясь на другой бок, и, скорчившись, уткнулась ему лицом в живот.
– А я-то думал, что в моем брюхе нет ничего романтического, – озадаченно сказал Палек, поглаживая ее по плечу. – Каси! Да что с тобой? От тебя грустью и печалью тянет, как из колодца на болоте! Каси! Да скажи что-нибудь! Кто тебя обидел?
– Лика, – Канса ухватила его руку и крепко сжала, – я не хочу становиться Демиургом. Вообще не хочу.
– Шо? – ошарашенно спросил Палек. – Что значит – не хочу? Для тебя носитель почти дозрел, еще период-другой – и трансформация.
– А я не хочу.
– Так… – Палек освободился от ее хватки и одним рывком подтянул ее к себе на колени, заглядывая в лицо. – Похоже, тебе и в самом деле что-то на голову упало. Большое и тяжелое. Касечка, золотце, почему не хочешь?
– Я никто, Лика, – пробормотала Канса, укладывая голову ему на плечо. – Вы все… Ты, Карина, Яни, Семен и остальные – вы все уникальны. Все выдающиеся личности. Все готовы мир перевернуть и по-своему переделать. А я кто такая? Просто девчонка из захолустья, с плохоньким образованием, жизни не знающая, ничего не понимающая и не умеющая толком. Зачем я тебе, Лика?
– Затем, что я тебя люблю, – тихо выдохнул Палек ей в ухо. – Я тебе раньше разве не говорил?
– Говорил. Только, Лика, любовь – она не вечна. Остынет физическое влечение, кончится и любовь. А мы с тобой останемся. И что мы станем делать? У нас ведь почти ничего общего, понимаешь? Ты – бушующий огонь, я – тихая текучая вода. Тебе интересно закапываться в свои проекты, что-то исследовать, вычислять, строить, пробивать – в общем, мир преобразовывать. Биката тебя позвал – и ты с радостью сбежал от рутины. От меня. Тс-с, Лика, я же не упрекаю. Ты такой, какой есть. Но мне хочется только уютного домика, отзывчивого мужа и трех-четырех ребятишек, чтобы носились толпой по дому и двору в компании большой собаки, опрокидывали мебель, дрались и мирились, а я утирала им слезы и заклеивала ссадины пластырем. Ты – исследователь и первопроходец, а я просто глупая курица. Мы с тобой не уживемся, Лика, я это хорошо поняла за последнее время.
– Глупости говоришь, – решительно сказал Палек, крепко прижимая ее к себе, словно испугавшись, что она сейчас вскочит и убежит. – Каси, чем бы я ни занимался, я все время жду вечера, чтобы увидеть тебя. Разве нам плохо вместе?
– Нет, Лика, хорошо. Сказочно хорошо. Но сказка долго не длится. Рано или поздно волшебная принцесса снова становится оборвашкой, а ее прекрасный скакун – болотной жабой. Лика, я знаю, что ты меня любишь. Я не брошу тебя до тех пор, пока тебе нужна. Но однажды любовь кончится, и тогда я тихо уйду. И я не хочу становиться Демиургом. Я вернусь в Катонию, найду себе уютного домашнего мужа с солидным брюшком, заключу с ним пожизненный контракт, нарожаю ему ребятишек и в свое время спокойно умру в окружении детей и внуков. А Ирэй я удочерю, мне наверняка разрешат.
– А я? Что стану делать я? – растерянно спросил Палек. – Я так и останусь один?
– Ты не один, Лика. У тебя есть две сестры и куча хороших друзей. С Миованной ты скоро на равных сможешь общаться, Камилл к тебе единственному изо всех нас без иронии относится. Вы все прекрасно подходите друг другу, недаром же вас вместе собирал Демиург. А я в вашей компании случайная. Зацепило водоворотом и тащит. Нет, Лика, космические возможности не для меня. Я просто не знаю, что с ними делать. Родиться, жить и умереть – такова судьба человека. Таким путем пройдут все мои друзья, родители, родственники, таким путем пройду и я. Прости, Лика, но я так решила.
– Родители… – пробормотал Палек, баюкая ее на груди. – Каси, тебе грустно, что они умрут, а ты останешься жить?
– А… да, наверное. И это тоже.
– Но ведь они все равно умрут раньше тебя. Детям всегда приходится переживать родителей, такова жизнь. И родители, заводя детей, заранее смиряются с мыслью, что те их переживут. Ты не должна чувствовать вину.
– Если дети умирают в свой черед, то для вины нет места. Таков естественный ход вещей. Но когда знаешь, что они умрут, а ты останешься жить вечно… Так нечестно, Лика. У тебя нет родителей, тебе не понять.
– Проблема родственников, будь она неладна… – процедил Палек. – Каси, а давай, мы и твоих отца с матерью трансформируем? Я поговорю с Семеном и Дзи…
