bannerbannerbanner
полная версияПётр Великий в жизни. Том второй

Евгений Николаевич Гусляров
Пётр Великий в жизни. Том второй

В таком случае государь был щедр и милостив. Ходатаев иметь не надлежало, понеже сам он знал отлично служащих, а о незнакомых приказывал себе обстоятельно доносить чрез Сенат, Военную и Адмиралтейскую коллегии.

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 56

Как политика, так и военное знание научили монарха и удостоверили, что без достаточной казны ничего произвести невозможно.

По такой необходимости в деньгах он имел довольно большую запасную сумму в наличности; для приличнаго содержания стола императорскаго двора определена была ежегодно достаточная сумма, которой расходы никогда не должны были превышать, а всякое напрасное великолепие, пышность и расточительность были Петром Первым изгнаны.

На содержание войск, флота, государственных служителей, на заложение новых фабрик, мануфактур, строений и прочаго, государственные расходы были так распределены, что нигде не только не было недостатка, но всегда ещё оставались деньги в избытке.

При таком благоустройстве нельзя удивляться, что Пётр Великий так берёг деньги; отчего и произошло, что он никогда не награждал деньгами тех людей, которые отличались полезными делами, или усердием, и заслуживали воздаяние, по мнению монарха, а всегда дарил деревнями в завоеванных землях, например; в Остзейских губерниях или в Великом княжестве Финляндском, находя гораздо выгоднее подарить нисколько гаков земли, чем несколько тысяч рублей, тем боле, что моровая язва в то время страшно опустошила эти земли, и таким образом Пётр Первый достигал двойной цели: сберегал деньги и способствовал развитию русской колонизации между эстонцами, и финляндцами для чего иногда, смотря по местности, подарив нёсколько гаков земли, дарил несколько крестьянских земель.

Чрез это Государь делал счастливыми, как новопожалованных помещиков, так и переселенцев, а с тем вместе, обогащал государственную казну.

Не смотря на огромные траты по случаю Шведской войны, Персидскаго похода, заведения как флота, так и устройства регулярных войск; не смотря на то, что устраивал адмиралтейства, фабрики, крепости, гавани, рыл каналы, царь не имел недостатка в наличных деньгах и, умирая, оставил по своей бережливости несколько миллионов. Такими распоряжениями он никогда не входил в государственный долг.

От фельдмаршала, графа Миниха.

Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев. С. 45-46

К чести Генриха IV историею замечено, что когда, по одержании им великой победы над католическою армиею, представили ему дорогой цены каменья и другие великолепные безделушки, полученные после убитого на той баталии генерала Жуазу, то сей великий государь, не удостоя их взглядом своим, сказал: «Одним комедиантам прилично тщеславиться богатым украшением; истинное же украшение генерала есть храбрость, присутствие духа в сражении и милость после победы».

Всё cиe с большим основанием должно приписать нашему герою. Мы видели присутствие духа его в сражениях, и милость к побеждённым; касательно же его гардероба, и самый посредственный из частных людей не имел простее его, как видим мы оный, хранящийся поныне в императорской Кунсткамере. Сколько же он презирал бриллианты, cиe докажет слеующий анекдот.

Один иностранец привёз в Петербург большой и дорогой цены алмаз; он думал, что Император, как любитель редкостей, наверно оный купит. Но продавец, верно, худо знал нашего Монарха: он подлинно любил редкости, но только такие, которые были полезны и нужны, а не такие, которые не приносили никакой пользы.

Иностранец приносит алмаз к Монарху и предлагает, не угодно ли Его Величеству купить. Но Великий Государь, взяв алмаз в руки и несколько посмотря на него, сказал: «Не простительно бы для меня было, на покупку бесполезной вещи, тратить значительную государственную сумму», – и, отпустя его с тем камнем, сказал окружавшим его: «Одно безумие оценивает столь дорого эти блестящие безделки, а суетность, спутница безумия, возбуждает желание украшать себя ими; но это 6езумие и эта суетность так далеко простираются, что ежели бы нашёлся алмаз с ручной жернов, то, кажется, что, невзирая на его тяжесть, повесили бы и его на шею… Cиe есть доводом нашего безумия, что даём мы предпочтение таким вещам, кои имеют в себе только то достоинство, что привозятся издалека. Рассудок сказывает, что вещь полезная, хотя бы родилась и в нашей земле, больше имеет в себе важности для нас, нежели бесполезная, привозимая из Индии!».

Анекдоты о Петре Великом, выбранные из деяний сего монарха, описанных гг. Голиковым и Штелиным. Издание второе. Москва, 1848. С. 121

«Он пил неимоверно много»

В торжественные дни летом в своём Летнем саду перед дворцом, в дубовой рощице, им самим разведённой, он любил видеть вокруг себя всё высшее общество столицы, охотно беседовал со светскими чинами о политике, с духовными о церковных делах, сидя за простыми столиками на деревянных садовых скамейках и усердно потчуя гостей, как радушный хозяин.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 33

В забавах Петра главное место занимало вино. Богатырское сложение и здоровье Петра позволяли ему предаваться пьянству безнаказанно. Он пил неимоверно много сам и любил, чтобы те, которые присутствовали на пирах и празднествах, не отставали от него.

Е. Оларт. Петр I и женщины. М., 1997. С. 45

Но его хлебосольство порой становилось хуже демьяновой ухи. Привыкнув к простой водке, он требовал, чтобы её пили и гости, не исключая дам. Бывало, ужас пронимал участников и участниц торжества, когда в саду появлялись гвардейцы с ушатами сивухи, запах которой широко разносился по аллеям, причём часовым приказывалось никого не выпускать из сада. Особо назначенные для того майоры гвардии обязаны были потчевать всех за здоровье царя, и счастливым считал себя тот, кому удавалось какими-либо путями ускользнуть из сада. Только духовные власти не отвращали лиц своих от горькой чаши и весело сидели за своими столиками; от иных далеко отдавало редькой и луком. На одном из празднеств проходившие мимо иностранцы заметили, что самые пьяные из гостей были духовные, к великому удивлению протестантского проповедника, никак не воображавшего, что это делается так грубо и открыто.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 33

Среди приближённых Петра даже женщины должны были подчиняться правилу пить без меры. Пётр любил, чтобы вокруг него всё было пьяно. Особенное удовольствие доставляло ему видеть пьяными женщин.

Е. Оларт. Петр I и женщины. М., 1997. С. 45

Пьянство было страшное…

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 231

Но особенно любил Пётр веселиться по случаю спуска нового корабля: новому кораблю он был рад, как новорождённому детищу.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 34

Его величество был в отличном расположении духа, и потому на новом корабле страшно пили.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 240

В тот век пили много везде в Европе, не меньше, чем теперь, а в высших кругах, особенно придворных, пожалуй, даже больше. Петербургский двор не отставал от своих заграничных образцов. Бережливый во всём, Пётр не жалел расходов на попойки, какими вспрыскивали новосооружённого пловца. На корабль приглашалось всё высшее столичное общество обоего пола. Это были настоящие морские попойки, те, к которым идёт или от которых идёт поговорка, что пьяным по колено море.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 34

В галерее хоть было и довольно тесно, однако ж туда все-таки пригласили всех иностранных корабельщиков, для которых была приготовлена одна из маленьких смежных комнат. Люди эти немало гордятся тем, что могут также являться на все празднества.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 246

Катеринушка, друг мой сердешнинкой, здравъствуй! Письмо твоё и фрукты я чрез Шепелева получил, за что благодарствую. А что сумневаесся о мне: слава Богу, здоров и не имею болезни, кроме обыкновенной с похмелья: иcтинно, верь тому. <…> Пётр.

Из Оранибома, в 6 д. августа 1721.

Письма русских Государей и других особ царского семейства. Переписка императора Петра I с Государынею Екатериною Алексеевною. Москва, 1861. С. 35сква

К концу Северной войны составился значительный календарь собственно придворных ежегодных праздников, в состав которого входили викториальные торжества, а с 1721 г. к ним присоединилось ежегодное празднование Ништадтского мира.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 34

…Даже и дамы должны были сильно пить; почему многие из них завтра будут больны, хотя между ними и есть такие, которым добрый стакан вина вовсе не диковинка.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 240

Пьют, бывало, до тех пор, пока генерал-адмирал старик Апраксин начнет плакать-разливаться горючими слезами, что вот он на старости лет остался сиротою круглым, без отца, без матери, а военный министр светлейший князь Меншиков свалится под стол и прибежит с дамской половины его испуганная княгиня Даша отливать и оттирать бездыханного супруга.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах.. Т. IV. С. 34

Попойка продолжалась до поздней ночи, и почти все гости перепились.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 243

Из письма Петра к Апраксину. «Я, как поехал от Вас, не знаю; понеже зело удоволен был Бахусовым даром. Того для – всех прошу, если кому нанёс досаду, прощения, а паче от тех, которые при прощании были, да не напамятует всяк сей случай…».

Пушкин А.С. История Петра. С. 343

Но пир не всегда заканчивался так просто: за столом вспылит на кого-нибудь Пётр и раздражённый убежит на дамскую половину, запретив собеседникам расходиться до его возвращения, и солдата приставит к выходу; пока Екатерина не успокаивала расходившегося царя, не укладывала его и не давала ему выспаться, все сидели по местам, пили и скучали.

 

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 34

Уходя, он сильно тряс головой и подымал плечи, что было признаком, что мысли его заняты чем-нибудь и что он в дурном расположении духа.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 151

Со времени заключения мира, Царь, не переставая, задаёт всенародные пиры. Он ездил в Кроншлот, сопровождаемый всем двором и иностранными министрами. Все были замаскированы и ехали в барках, из коих образовался целый весьма приятный для глаз флот, при звуках барабанов, труб, литавров и прочих инструментов.

Лави, де – Кардиналу Дюбуа. Сборник Императорского Русского Исторического Общества, т. 40. СПб. 1884. С. 273

Между мужчинами, когда вино начало оказывать свое действие, возникли разные ссоры, и дело не обошлось без затрещин.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 240

При всеобщем опьянении, от которого император не избавил и Гессенских принцев, между здешними знатными господами произошло не только много брани, но и драк, в особенности между адмиралом Крюйсом и контр-адмиралом Зандером, из которых последний получил такую затрещину (Maulschelle), что свалился под стол и потерял с головы парик.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 125

13 июня 1723. …По природной склонности, он наиболее забот и внимания посвящает флоту. Ничто не доказывает этого лучше, как то, что Монарх этот сделал недавно для оказания почести памяти предмета, послужившаго первым проявлением морского дела здесь, 80 лет тому назад. Дед Его Царскаго Величества приказал привезти из Англии, через Архангельск, в Москву, небольшое судно, или, лучше сказать, модель военнаго корабля, величиною в очень маленькую шлюпку, довольно грубой постройки того времени. Надо полагать, что Царь Михаил Фёдорович намеревался построить несколько кораблей по образцу этого судёнышка, наименованнаго им «Св. Николаем». Но это деяние предназначено было ныне царствующему Государю. Он ещё в юности, услыхав о корабле «Св. Николай», который сохранялся в кладовых, пожелал его видеть и, найдя его почти совершенно изъеденным червями, велел обшить его снаружи медью. Как только он получил возможность действовать вполне свободно, он приказал построить судно большого размера, и постоянно, в свободное время, катался на нём по Переяславскому озеру. Это-то и было началом любви этого Монарха к флоту. Он уже довёл его до значительного совершенства и, для оказания ему почести, приказал привезти «Св. Николая» из Москвы и поместить его в Кроншлоте, как прародителя флота.

Как только он узнал о прибытии этого судна к Шлиссельбургу отстоящему от Петербурга на четыре французских лье и куда попадают водою из Ладожскаго озера, Царь отправился туда с 10 галерами. Флотилии из буеров и барж он приказал дожидаться его у Невскаго монастыря, куда собирался прибыть сам 9 числа текущаго месяца, накануне дня своего рождения. Приказание это было исполнено, несмотря на сильнейшую грозу с дождём. Мне сообщили, что Царю будет приятно, если я поздравлю его с этим торжеством, и я отправился в монастырь ко времени его прибытия. Флотилия, состоящая из ста буеров и яхт, или барж, выстроилась по реке в боевом порядке. На судах находилось столько же командирских флагов, сколько их имеется во флоте, а на возвышении, господствующем над гаванью, поместили одиннадцать чугунных пушек. Как только показался Царь с своими 10 галерами и несколькими яхтами, шедшая впереди салютовала адмиральский флаг семью выстрелами, прочия сделали то же самое, за исключением той, которая вела на буксире «Св. Николая» с развевавшимся на нём императорским штандартом. Эта яхта ответила салютом только после салютования ей всей флотилией, а монастырская артиллерия начала пальбу, когда Царь приказал стать на якорь. Министры и прочие придворные вельможи, сопровождавшие Царя, отправились в монастырь, а он стал переодеваться. Я же, узнав, когда он сойдёт с яхты, взошёл на палубу и имел честь принести ему поздравление с многочисленной и прекрасной семьёй, произведённой на свет «Св. Николаем». Поздравление это, заметно, очень понравилось Царю. Он взял меня за руку, сам показал мне строение этого судна и разсказал некоторыя подробности, которыя я имел честь изложить выше. Я последовал за Монархом в монастырь, где первым делом его было пойдти в церковь к заутрене. Он это делает всегда накануне больших праздников и воскресений, причём задаёт себе труд петь вместе с совершающими службу священниками, дабы приучить их к точности и в то же время показать, что его особа представляет патриарха, должность котораго он уничтожил, вследствие злоупотреблений лиц, носивших этот сан.

В четверг утром, несмотря на продолжавший лить дождь, Царь отплыл с построенной в боевом порядке флотилией от Невскаго монастыря и прибыл к сенату к 10 часам, где его приветствовали салютами из всей крепостной артиллерии и из ружей выстроенных на площади 2500 солдат. Салюты эти повторялись и во время молебна. По выходе из церкви, Царь с Царицей и Царевнами отправились в Сенат. Там иностранные министры имели честь целовать им руки. За стол сели в час пополудни, а оставаться пришлось до двух часов утра пятницы, так как никому не позволялось выходить из комнаты, хотя Царь уходил отдыхать, по обыкновению, от 3 до 5 часов. По возвращении его попойка началась снова, под гром выстрелов с великолепнаго фрегата, нарочно помещённаго как раз напротив окон Сената. Царь намеревался устроить прогулку и угощение в дворцовом саду, во время заготовленнаго на реке чудеснаго фейерверка; но дождь помешал этому, и Царь велел перевезти фейерверк к Сенату. Покуда совершалось это перемещение, соддат, выстроенных на площади, угощали водкой. Это милостивое угощение Царь преподнёс им собственноручно и сам первый выпил за их здоровье. Когда он вернулся в залу ассамблеи, вошли два гвардейские офицера, преображенскаго и семёновскаго полков, сопровождаемые солдатами, нёсшими бочёнки с хлебной водкой. Офицеры подносили каждому из присутствующих по две больших деревянных ложки этой водки, которую всем, как мужчинам, так и женщинам, пришлось волей-неволею пить. Я в жизни своей не боялся ничего так, как приближения этой чаши скорби для меня, служащей стольким другим чашею утех. Младшаго из принцев Гессен-Гожбургских водка ошеломила сразу и он тут же уснул. Наконец, зажгли фейерверк и перед выходом, у дверей, тщательно оберегаемых, надо было выпить ещё но стакану вина. Царь весь день был в отличном расположении духа.

Кампредон, Жак де – Королю Франции. Сборник Императорского Русского Исторического Общества, т. 49. СПб. 1884. С. 345-349

…Пошли к князю-кесарю или князю Ромодановскому. Там нам всем тотчас поднесли по чарке его адски крепкой, дистиллированной дикой перцовки. От неё ни под каким предлогом не избавлялся никто, даже и дамы, и при этом угощении император сам долго исправлял должность хозяина, который, когда очередь дошла до нашей группы, собственноручно подносил чарки его высочеству, мне и прапорщику Блекену, причём не только тщательно наблюдал, чтоб на дне ничего не оставалось, но и спрашивал потом каждого, что он такое пил. Тотчас отвечать на этот вопрос было весьма нелегко, потому что водка так жгла горло, что почти не давала говорить. Так как император не пощадил и дам, то многим из них пришлось очень плохо от этого напитка. Но никому так не досталось, как мосье Ла-Косте: его уверили, что после того надобно выпить воды (которой его величество тут же и приказал Василию, денщику и фавориту своему Василию Петровичу, принести большой стакан), и лишь только он это сделал, как не только почувствовал в горле жжение в десять раз сильнейшее, но и разом отдал назад всё, что съел, может быть, в продолжение целого дня, после чего ужасно ослабел и начал кричать, что должен умереть. Водка эта не терпит ни пива, ни воды, и её надобно тотчас же запивать другою водкою; лучше всего также выпивать её одним глотком, потому что чем дольше держишь её во рту, тем сильнее она кусается.

Дневник камер-юнкера Берхголъца, веденный им в России в царствование Петра Великого с 1721 по 1725 год. Ч. 1-4. М., 1902-1903. С. 144-145

Царь повелел торжественно отвезти сказанное судно из Петербурга в Кроншлот, в сопровождении 120 яхт, или буеров, на которых находились его министры и служащие, как гражданские, так и военные. «Св. Николай» вступил в Кроншлот при громе трёх тысяч салютов из орудий. Его спустили на воду и обвели вокруг всего флота, при чём Царь правил рулём, генерал-адмирал Апраксин и адмирал Крюйс гребли, а кн. Меншиков, занимающий пост адмирала синяго флага, исполнял должность генерал-адмирала при салютовании. Торжество закончилось большим пиром в палатке, на берегу моря. И мужчины, и женщины пили при этом изумительно.

Кампредон, Жак де – Королю Франции. Сборник Императорского Русского Исторического Общества, т. 49. СПб. 1884. С. 370

Пиршество это продолжалось с 6 часов после обеда до 4 с лишком часов утра, и так как император был расположен пить и несколько раз говорил, что тот бездельник, кто в этот день не напьется с ним пьян, то так страшно пили, как ещё никогда и нигде во все пребывание наше в России. Не было пощады и дамам; однако ж в 12 часов их уж отпустили домой.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 124

Заключение Ништадтского мира праздновалось семидневным маскарадом. Пётр был вне себя от радости, что кончил бесконечную войну, и, забывая свои годы и недуги, пел песни, плясал по столам. Торжество совершалось в здании Сената. Среди пира Пётр встал из-за стола и отправился на стоявшую у берега Невы яхту соснуть, приказав гостям дожидаться его возвращения. Обилие вина и шума на этом продолжительном торжестве не мешало гостям чувствовать скуку и тягость от обязательного веселья по наряду, даже со штрафом за уклонение (50 рублей, около 400 рублей на наши деньги). Тысяча масок ходила, толкалась, пила, плясала целую неделю, и все были рады-радёшеньки, когда дотянули служебное веселье до указанного срока.

Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 34

Государь был опять в очень хорошем расположении духа, почему и пили гораздо больше, чем ожидали.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 241

Когда человек, который не нравился царю, напивался на этих праздниках и падал на пол, царь приказывал, чтобы его оттащили в сторону, а чтобы он лучше заснул, его заставляли проглотить еще несколько глотков водки, что делалось с помощью воронки. Пробуждаясь, такой человек видел, что он не единственный, кому царь приказывал давать подобное снотворное.

Вильбуа. Рассказы о российском дворе. С. 34

3 сентября 1723. Около 9 часов вечера император получил с курьером радостное известие из Персии, что находящиеся там войска его заняли важный укреплённый порт на Каспийском море, город Баку, которым его величество уже давно желал овладеть, потому что он очень хорош и особенно замечателен по вывозу из него нефти. С этим известием он отправился тотчас к императрице и показал ей не только полученные им письма, но и приложенный к ним план крепости. Радость его была тем более велика, что, по его собственному уверению, он ничего больше и не желал приобрести от Персии. Её величество в честь этого события поднесла ему стакан вина, и тут только началась настоящая попойка. В 10 часов (по уверению самого князя Меншикова) было выпито уже более тысячи бутылок вина, так что в саду даже и из караульных солдат почти ни один не остался трезвым. Императрица несколько раз приказывала спрашивать у императора, не пора ли расходиться по домам. Наконец он возвестил своим барабаном отступление, чему все гости, уже усталые и порядочно пьяные, немало обрадовались. Но это был только обман: когда императрица, пожелав всем доброй ночи, села в свою карету, император хотя и сел туда вместе с нею (что возбудило всеобщее удивление, потому что он никогда этого не делает), однако ж, не проехав и ста шагов, велел опять остановиться, и мы увидели, что из кареты с одной стороны выходит он сам, а с другой императрица. После того часовым опять велено было никого не выпускать из сада, и так как его величеству вовсе не хотелось ехать домой и казалось, что общество ещё не довольно пьяно, то началась снова попойка.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 140-141

Когда царь, возвращаясь в последний раз из Риги, проезжал через Дудров, он узнал, что тамошний Русский коммисар никогда не пьёт Венгерского вина и даже не мог выносить его; вследствие чего приказано было напоить его тем вином, и ему задали столько стаканов, что он в скором времени валялся уже на полу. По отъезде царя, слуги коммиссара, видя, что он смертельно болен и едва жив, вытащили его нагого на двор, в глубокий сугроб снегу, зарыли его там крепко-накрепко и дали ему проспать в таком положении 24 часа сряду. По прошествии этого времени, коммиссар поднялся и совершенно здоровый пошёл отправлять свои занятия, как ни в чём не бывало.

 

Записки Вебера // Русский архив. № 6. 1872. Стлб. 1093

Но так как стало очень холодно, то император решился надеть парик и употребил в дело первый, какой попался ему под руку, а попался белокурый.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 250

Святки праздновались до 7 января. Петр одевал знатнейших бояр в старинное платье, и возил их по разным домам под разными именами (?). Их потчевали по обычаю вином и водкою и принуждали пьянствовать, а молодые любимцы приговаривали: пейте, пейте: старые обычаи лучше ведь новых.

Пушкин А.С. История Петра. С. 348

На всех праздниках, которые давал государь, он имел привычку, когда все присутствующие уже были разгорячены вином, прохаживаться между столами и слушать всё, что говорилось. Если кто-нибудь произносил слова, которые ему нужно было взвесить хладнокровно, то он записывал их на дощечки, чтобы в своё время при случае использовать их.

Вильбуа. Рассказы о российском дворе. 1991.

…Всё это время беспрерывно пили, так что, наконец, даже сам император едва мог стоять на ногах.

Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 75

Он присутствует теперь на всех совещаниях и так как он знает, что его не особенно любят, то часто подпаивает тех, чьи секреты хочет выведать.

Кампредон, Жак де. – Архиепископу Камбрэскому. Сборник Императорского Русского Исторического Общества, т. 40. СПб. 1884. С. 180

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56 
Рейтинг@Mail.ru