Евгений Николаевич Гусляров
Пётр Великий в жизни. Том второй
Внешность
Царь Пётр очень высок ростом, хорошо сложен, красив лицом.
Де ла Невилль. Записки о Московии. (Пер. А. С. Лаврова) М. Аллегро-пресс. 1996. С. 170
Петр был высокого роста, его лицо было гордым и величественным, но подчас искажалось конвульсиями, которые портили черты его лица. Этот органический порок объясняют действием яда, который, как говорят, дала ему его сестра Софья. Но истинным ядом были вино и водка, которыми он злоупотреблял, слишком полагаясь на свой сильный темперамент.
Вольтер. Анекдоты о Петре Великом. С. 8
Пётр был великан, без малого трёх аршин ростом, целой головой выше любой толпы, среди которой ему приходилось когда-либо стоять. Христосуясь на пасху, он постоянно должен был нагибаться до боли в спине.
Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах.Т. IV. С. 27
Государь этот высокаго роста, довольно строен, скорее худ, чем полон, цвет его лица довольно бледный, без румянца; взор несколько растерянный, и притом он часто моргает глазами, что приписывали тогда действию яда, которым он был когда-то отравлен.
Ж. Бюва, хранитель Королевской библиотеки в Париже. Цит. по: Современные рассказы и отзывы о Петре Великом. Русский архив. 1881. Вып. I. Стр. 11-12
Непривычка следить за собой и сдерживать себя сообщала его большим блуждающим глазам резкое, иногда даже дикое выражение, вызывавшее невольную дрожь в слабонервном человеке.
Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 28
Глаза у него достаточно велики, но такие блуждающие, что тяжко в них смотреть…
Де ла Невилль. Записки о Московии. (Пер. А. С. Лаврова) М. Аллегро-пресс. 1996. С. 170
От природы он был силач; постоянное обращение с топором и молотком ещё более развило его мускульную силу и сноровку. Он мог не только свернуть в трубку серебряную тарелку, но и перерезать ножом кусок сукна на лету.
Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 27
Очень рано, уже на двадцатом году, у него стала трястись голова и на красивом круглом лице в минуты раздумья или внутреннего волнения появлялись безобразившие его судороги. Всё это вместе с родинкой на правой щеке и привычкой на ходу широко размахивать руками делало его фигуру всюду заметной. В 1697 г. в саардамской цирюльне по этим приметам, услужливо сообщённым земляками из Москвы, сразу узнали русского царя в плотнике из Московии, пришедшем побриться.
Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 28
Петр I-й с детства был подвержен припадкам безотчётнаго страха. Он не мог владеть собою в таком состоянии, которое сопровождалось яростью, иногда-же разрешалось конвульсиями, искривлявшими ему рот и совершенно искажавшими лицо его. Последнее приписывали действию яда, даннаго ему в детстве. Когда конвульсии делались с ним в обществе, все потуплялись; потому что Пётр не терпел, чтобы на него смотрели в это время и чем-нибудь заявляли, что происходящее с ним замечено. Если же конвульсии усиливались до чрезвычайной степени, то царский повар спешил изжарить сороку вместе с перьями и внутренностями и стирал в порошок, приём котораго помогал Государю.
Анекдоты прошлого столетия. [Извлечение из книг Шерера] // Русский архив, 1877. – Кн. 3. – Вып. 10. – С. 280
…Государь красив, крепкого телосложения и здоровья, но которое в последнее время сильно подорвано вследствие нерегулярного образа жизни и переутомления. Он был подвержен сильным конвульсиям, причиной которых, как говорят, стал яд, подсыпанный ему в юности по приказанию его сестры Софьи; из-за этого он не любил, чтобы на него смотрели, но в последнее время почти избавился от конвульсий. Он чрезвычайно любознателен и трудолюбив и за 10 лет усовершенствовал свою империю больше, чем любой другой смог бы сделать в десятикратно больший срок, и что ещё более удивительно – сделал это без какой бы то ни было иностранной помощи, вопреки желанию своего народа, духовенства и главных министров, одной лишь силою своего гения, наблюдательности и собственного примера. Он прошёл все ступени должностей в армии – от барабанщика до генерал-лейтенанта, на флоте – от рядового матроса до контр-адмирала, а на своих верфях – от простого плотника до корабельного мастера. Дальнейшие подробности, хотя они и были бы интересны, заняли бы здесь слишком много места. Царь имеет добрый нрав, но очень горяч, правда, мало-помалу научился сдерживать себя, если только вино не подогревает его природной вспыльчивости. Он, безусловно, честолюбив, хотя внешне очень скромен; не доверчив к людям, не слишком щепетилен в своих обязательствах и благодарности; жесток при вспышках гнева, нерешителен по размышлении; не кровожаден, но своим характером и расходами близок к крайности. Он любит своих солдат, сведущ в навигации, кораблестроении, фортификация и пиротехнике. Он довольно бегло говорит на голландском, который становится теперь языком двора. Царь живёт очень скромно. Будучи в Москве, никогда не располагается во дворце, а поселяется в маленьком деревянном доме, построенном для него в окрестностях [столицы] как полковника его гвардии. Он не держит ни двора, ни выезда, ни чего-либо иного, отличающего его от обычного офицера, кроме тех случаев, когда появляется на публичных торжествах.
Уитворт Ч. О России, какой она была в 1710 году. Сочинение Ч. Уитворта. – М.: Изд-во АН СССР, 1988. С. 74-75
Его высочество (голштинский герцог, находившийся в Петербурге в качестве жениха старшей дочери Петра Анны) утром нашёл его очень бодрым и здоровым, но в таком костюме, какого нельзя было ожидать у особы его сана: государь только что встал, ещё не одевался и поэтому был в плохом старом халате из простой китайской нанки.
Дневник камер-юнкера Берхголъца… С. 370
Быстрота и какая-то беспокойная порывистость движений изобличали в нем сангвиника с повышенной нервной возбудимостью.
Фирсов Н.Н. Пётр И Великий, московский царь и император всероссийский: Личная характеристика. – Москва, 1916. С. 8
Всем известно, что этот государь был некогда отравлен: самый острый яд с молодости поразил его нервы, что и было причиной, что с ним делались очень часто судороги, которых он никак не мог предупредить. Такой именно случай с ним приключился за обедом (в королевском семействе во время его пребыания в Берлине): много раз его сводила судорога, а так как у него в руках был нож, которым он размахивал в очень близком расстоянии от королевы, то сия последняя от страха несколько раз порывалась встать. Царь просил её успокоиться, говоря, что не причинит ей вреда и в тоже время взял у нея руку и сжал её так крепко, что королева принуждена была просить пощады; он от чистаго сердца захохотал и сказал, что видно у нея кости понежнее, чем у его Катерины.
София-Вильгельмина, маркграфиня Байрейтскоя.Цит. по: Современные рассказы и отзывы о Петре Великом. Русский архив. 1881. Вып. I. Стр. 9
Спору нет, что потрясение, которое испытал Пётр в детстве, и другое, которое он пережил в юности, когда в паническом страхе, оставив жену с сыном и мать, бежал прямо с постели сначала в ближайший лес, а потом в Троицко-Сергиевскую Лавру, подготовили почву для постигшей Петра нервной болезни, но едва ли можно сомневаться и в том, что возникла она от безумных, можно сказать, смертельных оргий, коим предавался в юности Пётр со своей компанией. Борьба с сестрой и стрельцами всё время держала Петра в состоянии страшного напряжения всех душевных сил. Как ни были они велики, но они были не безграничны и по временам подавались; тогда-то на помощь и приходил весёлый и несущий забвение «Ивашка», с которым обыкновенно расплачиваются впоследствии.
Фирсов Н.Н. Пётр I Великий, московский царь… С. 11
Чаще всего встречаются два портрета Петра. Один написан в 1698 г. в Англии по желанию короля Вильгельма III Кнеллером. Здесь Пётр с длинными вьющимися волосами весело смотрит своими большими круглыми глазами. Несмотря на некоторую слащавость кисти, художнику, кажется, удалось поймать неуловимую весёлую, даже почти насмешливую мину лица, напоминающую сохранившийся портрет бабушки Стрешневой. Другой портрет написан голландцем Карлом Моором в 1717 г., когда Пётр ездил в Париж, чтобы ускорить окончание Северной войны и подготовить брак своей 8-летней дочери Елизаветы с 7-летним французским королем Людовиком XV. Парижские наблюдатели в том году изображают Петра повелителем, хорошо разучившим свою повелительную роль, с тем же проницательным, иногда диким взглядом, и вместе политиком, умевшим приятно обойтись при встрече с нужным человеком. Пётр тогда уже настолько сознавал своё значение, что пренебрегал приличиями: при выходе из парижской квартиры спокойно садился в чужую карету, чувствовал себя хозяином всюду, на Сене, как на Неве. Не таков он у К. Моора. Усы, точно наклеенные, здесь заметнее, чем у Кнеллера. В складе губ и особенно в выражении глаз, как будто болезненном, почти грустном, чуется усталость: думаешь, вот-вот человек попросит позволения отдохнуть немного. Собственное величие придавило его; нет и следа ни юношеской самоуверенности, ни зрелого довольства своим делом. При этом надобно вспомнить, что этот портрет изображает Петра, приехавшего из Парижа в Голландию, в Спа, лечиться от болезни, спустя 8 лет его похоронившей.
Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М.: «Мысль», 1989. Т. IV. С. 28
Боярин Владимир Иванович Лопухин описывал так Царя: «Виден собою и высок был Пётр Алексеевич, выше всех нас и не одним только ростом. Любо было смотреть на него, когда был весел, и, сняв шляпу, здоровался – голос был приятный и звучный; волосы по лбу рассыпались; из очей ум да огонь искрами сыпались; подарит, бывало, как посмотрит на кого с ласкою; а на кого взглянет гневно, да ещё губы сожмёт, у того вся душа, говорили, в пятку уходила. Я при нём начал только служить. Был он строг, но и трудолюбив, не щадил себя, покоя себе не давал».
Воспом. Ф.П. Лубяновского.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876
Французы-современники так описывают Петра: он был высокого роста, очень хорошо сложен, худощав, смугл, глаза у него большие и живые, взгляд проницательный. Когда он хотел сделать кому-нибудь хороший приём, то физиономия его прояснялась и становилась приятною, хотя всегда сохраняла немного сарматского величия. Его неправильные и порывистые движения обнаруживали стремительность характера и силу страстей. Никакие светские приличия не останавливали деятельность его духа; вид величия и смелости возвещал государя, который чувствует себя хозяином повсюду. Иногда, наскучив толпою посетителей, он удалял их одним словом, одним движением, или просто выходил, чтоб отправиться, куда влекло его любопытство. Если при этом экипажи его не были готовы, то он садился в первую попавшуюся карету, даже наёмную; однажды он сел в карету жены маршала Матиньон, которая приехала к нему с визитом, и приказал вести себя в Булонь; маршал Тессе и гвардия, приставленная всюду сопровождать его, бегали тогда за ним, как могли. Пётр поражал французов и простотою своей одежды: он носил простое суконное платье, широкий пояс, на котором висела сабля, круглый парик без пудры, не спускавшийся далее шеи, рубашку без манжет. Для него были приготовлены комнаты королевы в Лувре; но это помещение ему не понравилось по великолепию, и он потребовал, чтоб ему отвели квартиру в доме какого-нибудь частного человека; ему отвели отель де-Лидигьер, подле арсенала. Но и здесь мебель показалась ему слишком великолепною; он велел вынуть из фургона свою походную постель и послать её в гардеробе. Он обедал в 11 .часов, ужинал в восемь *).
*) Memoires de Duclos de Saint-Simon, t. XV.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого. С. 89
В бытность в Париже он заказал себе новый парик, парикмахер счёл лучшим сделать его по моде, длинный и густой, царь сам ножницами обрезал его по образцу, как прежде носил.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев. С. 35
Его обычная походка, особенно при понятном размере его шага, была такова, что спутник с трудом поспевал за ним вприпрыжку.
Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV. С. 29
В летнее и осеннее время по Переведённой и по прочим улицам ходит пешком, летом в кафтане, на голове картуз чёрный бархатный, а в осень в сюртуке суконном серонемецком, в шапке белой овчинной калмыцкой на выворот; и ежели идущий противу его величества, сняв шапку или шляпу, поклонится и, не останавливаяся, пройдёт, а ежели остановится, то тотчас прийдёт к тебе и возьмёт за кафтан и спросит: «Что ты?» И ответ получит от идущего, что для его чести остановился, то рукою по голове ударит и при том скажет: «Не останавливайся, иди, куда идёшь!»
Н.И. Кашин. Поступки и забавы императора Петра Великого. С. 23
Распорядок дня
Обыкновенно вставал утром в пятом часу; тогда Макаров, его секретарь, читал ему дела. После, позавтракав, в 6 часов выезжал в одноколке к работам на строения, оттуда в Сенат или в Адмиралитейство.
В хорошую погоду хаживал пешком. В 10 часов пивал по чарке водки и заедал кренделем. Обедал в час пополудни. После того спустя с полчаса ложился почивать часа на два. В 4 часа после обеда отправлял паки разныя дела, по окончании оных тачивал. Потом либо выезжал к кому в гости, или дома с ближними веселился. Такая-то жизнь была сего Государя.
Газеты переведённыя читывал всегда один из денщиков во время обеда, на которыя делывал свои примечания и надобное означал крандашом в записной книжке, имея при себе готовальню с потребными инструментами математическими и хирургическими.
Допуск по делам пред Государя был в особой кабинет подле токарни или в самую токарную. Обыкновенно допущаемы были с докладу граф Головкин, граф Ягужинской, граф Брюс, тайный советник Остерман, граф Толстой, Шафиров, сенатор князь Долгоруков, князь Менщиков, адмиралитейские, флагманы и мастера, Девиер; без доклада яко комнатные механик Нартов, секретарь Макаров, денщики, камердинер Полубояров. Чрез сих-то последних докладываемо было его величеству о приходящих особах.
Майков Л.Н. Рассказы Нартова о Петре Великом. СПб., 1891. С. 20
Петр I-й распределял свои занятия на все часы дня и строго следовал этому распределению. Вставал он очень рано, иногда в три часа и в течении нескольких часов занимался чтением; потом час или два точил, за тем одевался и занимался государственными делами, при чём вносил в свою записную книжку разныя заметки и записывал нужныя распоряжения. За этою работою следовала прогулка, состоявшая в посещении флота, литейно-пушечнаго завода, фабрик или строящейся крепости, всегда с записною книжкою в руках. В 11-ть часов, или несколько раньше, Пётр садился за стол, с некоторыми лицами из своей свиты или с кем нибудь из придворных. Получаса было достаточно для обеда и такого-же времени для послеобеденнаго отдыха. Затем следовало посещение всех тех, которые утром были намечены в записной книжке. Петра видели по несколькоу минут то у генерала, то у плотника, у чиновника, или каменщика. Пётр посещал школы, особенно-же любил морское училище, где иногда присутствовал на уроках. Вечером Пётр развлекался дружескою беседою, или посещал ассамблеи, где много пил вина, играл в шахматы, или затевал другия любимыя игры, преимущественно детския, как напр. жмурки. Охота, музыка и тому подобное развлечение не имели для него никакой прелести. Шахматы он любил как потому, что игра вошла при нём в обыкновение, так и потому, что он был очень искусен в ней. Если в обществе, где он находился в чрезмерно-весёлом настроении от выпитаго вина, кто нибудь провинялся или раздражал его даже пустяками, то бывал бит жестоко. Менщиков и другие фавориты часто испытывали на себе тяжесть его руки. Спать ложился Пётр в 9 часов, и с тех пор прекращалось всякое движение по улице, на которую выходила его спальня. Малейший шум пробуждал его, и этого особенно боялись.
Анекдоты прошлого столетия. [Извлечение из книг Шерера] // Русский архив, 1877. – Кн. 3. – Вып. 10. – С. 290
Труд для него был наслаждением; он знал цену времени, не раз восставая против русского «сейчас». Нельзя удивляться, что трудившийся неусыпно, действовавший быстро и решительно государь редко оставался доволен трудом других, требуя от всех и каждого такой же неутомимости и силы воли, какой отличался он сам. Иностранцы, следившие за ходом дел, замечали, что в отсутствие царя работы по управлению государством или шли гораздо медленнее, или останавливались совершенно.
Брикнер А.Г. История Петра Великого. C.266
Барон Иван Антонович Черкасов, бывший первым писцом Петра Великого, при тайном советнике и кабинета секретаре Макарове, рассказывал мне следующее: Пётр Великий вставал всегда весьма рано. Зимою вставал он обыкновенно в четыре часа, приказывал подавать себе дела и, позавтракавши немного, в шесть часов ездил в Адмиралтейство и в Сенат. Обедал обыкновенно в час, а потом ложился часа на два отдыхать. В четыре часа пополудни приказывал докладывать себе о делах, которые поутру повелевал заготовить. Обыкновенный обед его состоял в немногих и самых простых блюдах, как-то: во щах, каше, студени, поросёнке со сметаною, холодном жареном с огурцами или солёными лимонами, солонине, ветчине и лимбургском сыре. Пред кушаньем пил он анисовую водку, а за столом квас и хорошее красное французское вино, особливо Эрмитаж, иногда же рюмки две венгерского.
Когда он после обеда куда-нибудь выезжал, всегда приказывал брать с собою холодного кушанья, ибо, где бы он ни был, любил кушать часто, но не много вдруг. Он совсем не ужинал. Рыбы кушать не мог, ибо она была для него вредна, и для того во время постов кушал по большей части плоды, хлебенное и проч. В первые годы царствования своего почти никакого вина не пил, но по большей части пил кислые щи, квас, а иногда рюмку водки; летом обыкновенное его питьё было красное французское вино, медокское или кагорское; наконец, лейб-медик его Арескин присоветовал ему пить вино Эрмитаж от продолжительного поносу, и с того времени сие вино любил он лучше всякого другого. Некогда, будучи в гостях у английского купца Спелмана и нашедши у него хороший Эрмитаж, спросил, сколько запасено у него этого вина, и как хозяин отвечал, что оного осталось еще бутылок сорок, то государь просил его, чтоб он уступил их ему, а гостям приказал бы подать другого хорошего красного вина.
В компаниях бывал он весел, словоохотен, и не любил никаких церемоний; любил весёлое общество, но не мог терпеть никаких непристойностей. Когда давал он при дворе весёлое пиршество, требовал от гостей своих, чтоб они равно были веселы и всякой пил бы столько, сколько все другие пили; кто же в сём случае притворялся или хотел обманывать, на того гневался и, приметивши обман, заставлял его в наказание выпить большой покал. Таким же образом прекращал он непристойные распри и досадные разговоры в компаниях. Некогда и приятельской беседе, когда уже все гости довольно были веселы, один генерал начал говорить о верной своей службе, как бы попрекая государю, и между прочими своими заслугами упомянул о взятье одного города. Пётр Великий отвечал ему:
– За то и я тебя щедро наградил и сделал генералом.
А потом, для прекращения сего неприятного разговора, заставил его выпить три покала сряду за здоровье его величества, всех генералов и всех храбрых солдат. Похвалявшийся генерал после того не в состоянии уже был много говорить, чему прочие гости довольно смеялись.
От барона Ивана Антоновича Черкасова.
Подлинные анекдоты о Петре Великом, собранные Яковом Штелиным. С. 256-257
Всякий день его величество вставал после полуночи за два часа или больше по времени и входил в токарню, точил всякие штуки из кости и дерева; и на первом часу дня выезжает на смотрение в разные места, всякий день наряд на все дороги, коляски и у пристаней верейки и шлюпки, и все дожидаются до самого вечера, а куда изволит ехать – неизвестно, а особливо редкий день который не бывает в Сенате.
В дом его императорского величества не повелено входить ни с какими прошениями, ниже с нижайшими визитами, ни в простые, ни в церемониальные дни, а только входили граф Фёдор Матвеевич генерал-адмирал Апраксин, светлейший князь Меншиков, канцлер Гаврила Иванович Головкин.
Н.И. Кашин. Поступки и забавы императора Петра Великого. С. 24
Будничную жизнь свою он старался устроить возможно проще и дешевле. Монарха, которого в Европе считали одним из самых могущественных и богатых в свете, часто видали в стоптанных башмаках и чулках, заштопанных собственной женой или дочерьми. Дома, встав с постели, он принимал в простом стареньком халате из китайской нанки, выезжал или выходил в незатейливом кафтане из толстого сукна, который не любил менять часто; летом, выходя недалеко, почти не носил шляпы; ездил обыкновенно на одноколке или на плохой паре и в таком кабриолете, в каком, по замечанию иноземца-очевидца, не всякий московский купец решился бы выехать. В торжественных случаях, когда, например, его приглашали на свадьбу, он брал экипаж напрокат у щеголя сенатского генерал-прокурора Ягужинского. В домашнем быту Пётр до конца жизни оставался верен привычкам древнерусского человека, не любил просторных и высоких зал и за границей избегал пышных королевских дворцов. Ему, уроженцу безбрежной русской равнины, было душно среди гор в узкой немецкой долине. Странно одно: выросши на вольном воздухе, привыкнув к простору во всем, он не мог жить в комнате с высоким потолком и, когда попадал в такую, приказывал делать искусственный низкий потолок из полотна. Вероятно, тесная обстановка детства наложила на него эту черту. В селе Преображенском, где он вырос, он жил в маленьком и стареньком деревянном домишке, не стоившем, по замечанию того же иноземца, и 100 талеров. В Петербурге Пётр построил себе также небольшие дворцы, зимний и летний, с тесными комнатками: царь не может жить в большом доме, замечает этот иноземец.
Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М.: «Мысль», 1989. Т. IV. С. 30
