Евгений Николаевич Бузни
Пером по шапке. Книга третья
В этот период велась острая дипломатическая борьба за обладание архипелагом Шпицберген. В 1912, 1913 и 1914 годы норвежская, шведская и русская делегации ведут переговоры и принимают проект конвенции о совместном правлении на архипелаге. Но возражали другие государства.
Советское правительство, в том числе и Ленин, чей бюст огорчил россиянина Гольца, обращали внимание на Шпицберген и добычу угля не только в 1932 году, когда, по словам ослеплённого автора статьи, фирмы других стран "посчитали добычу угля нерентабельной и покинули Шпицберген", но и в предыдущие годы. В 1920 году тяжёлое экономическое положение вынудило продать российские участки Шпицбергена голландской фирме "Неспико", но Совет Народных Комиссаров молодой советской республики тем не менее в этом же году принимает постановление "О заключении соглашения с Шпицбергенским каменноугольным обществом о совместной эксплуатации каменноугольного месторождения на о.Шпицберген", а спустя шесть лет у компании "Англо-русский Грумант" приобретается участок Пирамида, именно тот, на котором сегодня собираются прекратить добычу угля, ставшую теперь нерентабельной. Позднее приобретаются территории Груманта и нынешнего Баренцбурга и создаётся трест "Арктикуголь".
Вот ведь какова была история, и потому не в праве никто намекать, что Советское правительство интересовалось не столько углём, сколько военным присутствием на архипелаге вопреки международному соглашению, хотя стратегическое положение страны должно беспокоить и сегодня каждого россиянина. К счастью, это понимают другие журналисты и политики, не страдающие синдромом зарубежной слепоты Гольца и потому в "Литературной газете" появляется интервью с губернатором Мурманской области Ю.А. Евдокимовым "Шпицберген – это геополитика", в котором умный хозяйственный руководитель, казалось бы не связанный напрямую с далёким архипелагом, с болью в сердце говорит: "…можно лишь удивляться близорукости тех государственных деятелей, которые смотрят на Шпицберген только через фискальные очки налогового инспектора, таможенного чиновника Минфина, игнорируя стратегические интересы России" и завершает словами "Есть в русском Севере что-то такое, что и словами-то не просто выразить, но что очень сильно воздействует на умонастроения россиян. И добровольный уход со Шпицбергена, некогда открытого русскими поморами, горько отзовётся в душе каждого россиянина. Просто так, незаметно потеря Шпицбергена не пройдёт – не только в военно-стратегическом плане, но и по части исторического воздаяния тем, кто, не приведи Господь, допустит первое за тысячу лет отступление России на Севере".
Российскому губернатору известно то, о чём не захотел говорить журналист Гольц, хотя не мог не знать, что помимо угля архипелаг интересен нефтегазоносными перспективами, здесь есть в промышленных количествах розовый мрамор, барит, кварциты, открыт источник минеральной воды, район архипелага важен для рыбной промышленности.
В чём прав был Гольц в своей статье так это в том, что забыло государство своим вниманием российские рудники. Действительно даже привоз кораблём капусты или моркови является для жителей посёлков радостным событием. И сравнивая жизнь норвежского и российских посёлков, журналист, без сожаления, правда, сообщает, что уровень жизни у норвежцев значительно выше. На тысячу с небольшим человек населения у них есть и несколько гостиниц, и школа со ста семьюдесятью школьниками, и два детских сада, и университет, и рестораны да магазины, и несколько туристических фирм. Вот только утверждать, что всё благодаря лишь дотациям государства будет ошибкой. Это в российских посёлках на государственные деньги были в прежние годы школы и детские сады, которым завидовали норвежцы, был и филиал горного института, а шахтёры завидно хорошо питались и имели магазин полный товаров, которые систематически направлялись на Родину посылками. Всё это ушло с уходом прежней системы. Теперь мы сами завидуем соседям.
Настоящее развитие норвежского посёлка Лонгиербюен началось с появлением аэропорта и затем с активизацией туризма. Проведя с норвежцами большую часть недельной командировки, можно было журналисту лучше познакомиться с цифрами, которые свидетельствуют, что только в прошлом году около пятнадцати тысяч туристов оставили в магазинах и туристических фирмах Лонгиербюена двадцать пять миллионов долларов. На такие деньги можно развиваться. За это же время российские посёлки получили от туризма скромную сумму в сто тысяч долларов. А разве мы не могли бы получать миллионы, будь у нас транспорт, магазины с русскими товарами, хорошая туристическая фирма вместо двух гидов-переводчиков? Но кому это надо? Кто ещё, кроме губернатора Евдокимова, с болью в сердце думает о будущем российского Шпицбергена и о России вообще?
Журналист Гольц с умилением пишет о хороших норвежских законах, которые "весьма приблизительно" соблюдаются в российских посёлках. При этом он вспомнил увиденную им в аэропорту Лонгиербюена надпись на русском языке "Не оставляйте мусор и остатки еды на лоне природы". Да такая просьба от норвежцев есть, но она написана и на норвежском языке, и на английском, чего не заметил журналист. Между тем, к сожалению, именно норвежцы осквернили русский памятник на Груманте, сорвав с него звезду, норвежцами была разрушена вековая марка моря, установленная экспедицией ледокола "Ермак" для определения колебания уровня океана (копия этой марки теперь только в музее Баренцбурга), норвежцы поставили деревянный домик рыбаков и охотников на территории, относящейся к памятнику российской культуры – возле могилы помора Старостина, хотя именно норвежское законодательство запрещает всякие строительства вблизи охраняемых памятников.
Нет, я не хочу сказать, что норвежцы плохие люди. Но совсем никуда не годится, когда сами русские себя оплёвывают. За шесть лет работы на Шпицбергене мне приходилось видеть и поднимать за плечи в дым пьяных норвежцев, не раз выслушивал жалобы горничных на дикий беспорядок, оставляемый в номерах гостиницы норвежскими постояльцами, слышал грубости и резкости со стороны некоторых наших соседей, но таких единицы, зато великое множество наших друзей из соседнего государства никогда ничего подобного себе не позволяют.
Дело в том, что они такие же люди, как и мы. Нам выпало вместе жить на одном архипелаге. Можно, конечно, спорить о том, кто пришёл сюда раньше, кто позже, не смотря на то, что сотни и сотни археологических находок доказывают приоритет появления русских на Шпицбергене, ни у одной другой страны нет таких доказательств. Но это вопрос истории.
Сегодня же народы хотят дружить между собой и жить в согласии. Шпицберген территория общая. Уникальное место для проявления содружества наций. Простые люди к этому готовы. Дело за политиками и правительствами стран. Норвежцы прилагают все силы, чтобы сохранить своё присутствие на архипелаге. Мы не должны отставать от них ни в каком пункте. А для этого нужно уже сегодня принимать решение о российском присутствии на Шпицбергене, нужно помочь выстоять шахтёрским посёлкам, обеспечивая их нелёгкий труд всем необходимым.
Статья журналиста Гольца вышла буквально за день до новой трагедии на Шпицбергене, когда взрыв в шахте унёс жизни ещё двадцати трёх человек. Среди них оказался и давний участник художественной самодеятельности исполнитель русских и украинских народных песен Анатолий Фоменко. Его последнее выступление на сцене довелось увидеть господину Гольцу. Добрых слов о людях, которые рискуют жизнями под землёй, а потом своё свободное время уделяют самодеятельному творчеству, вместо того, чтобы пить по-чёрному, у журналиста не нашлось. Он сообщил о концертах, как о способе зарабатывать деньги. Откуда ему было знать, что тот же Анатолий Фоменко уже третью командировку выступал на сцене Баренцбурга и настолько нравился своим сильным голосом норвежцам, что те не раз приглашали его в норвежские города Лонгиербюен, Тромсё, Харштад, Осло, передавали его выступления по радио и телевидению? И это не были коммерческие выступления, как не были вообще концерты самодеятельности платными в советские времена.
Да, мы заключили договора с туристическими фирмами на экскурсионное обслуживание в российских посёлках, куда, по их просьбе, входят и концерты художественной самодеятельности. Бизнесом занимается трест "Арктикуголь", как ему и положено, а самодеятельные артисты выполняют просьбу треста и показывают своё искусство иностранным туристам. И подставляем мы сегодня кружки под мелочь, которую с радостью бросают восхищённые концертом зрители. Так ведь нынче вся страна с протянутой рукой по миру ходит. Что ж артистов самодеятельных укорять? Настоящих-то профессиональных исполнителей здесь на архипелаге почитай лет пятнадцать не видели.
Вот о чём мог бы написать журналист Гольц, если бы не оказалось у него опасного синдрома зарубежной слепоты. Если живёшь в России, ей надо помогать, даже если краешек страны оказался на далёком архипелаге. В тяжёлые годы гражданской войны, в самые первые годы советской власти мы помнили о своих границах и не теряли ни пяди России. Неужели же сегодня, когда громогласно заявляют о долгожданном переломном моменте в экономике России, мы можем отказаться от исстари русского, что может, как знать, подарить нам в будущем неожиданные истоки к процветанию?
«Правда», 13.03.1998
Прошлое в будущем
или
почему они всё же не вышли из шахты?
Нет, в это просто невозможно было поверить. Передо мной сидели две красивые женщины: одна помоложе, другая постарше. Календарь на столе неумолимо утверждал, что уже на финише октябрь, а, значит, к концу подходил тысяча девятьсот девяносто седьмой год и стало быть близится совсем к завершению двадцатое столетие. Но женский разговор, случайным свидетелем которого я в этот раз оказался, почему-то напоминал мне страницы старых рассказов по меньшей мере начала прошлого века. Голоса красавиц испуганно приглушены, глаза расширены, руки порой вздрагивают, заставляя подносимую к самовару чашку жалобно звякать о блюдце.
– Ты знаешь, сегодня в шахте клеть оборвалась, но, слава богу, никто не погиб?
– Ой, это те мёртвые зовут к себе новых.
– И правда, может быть. Ведь семь человек остались в шахте не похороненными. Они же считаются пропавшими без вести.
– Наши ребята боятся туда идти. Идут, а боятся. Говорят, там голоса слышатся. Каждый раз, как спускаются, чьи-то голоса доносятся.
– Ну да, это души умерших ходят и маются по штольням, а выйти не могут.
– Конечно, пока тела не найдутся и не будут преданы земле, души их так и будут метаться, не успокоившись.
– А как их найдёшь, если шахту водой залили, чтоб пожар затушить? Да и сгорели там все оставшиеся. Никого вытащить нельзя было.
Хоть бы памятник над этим местом на горе поставить. Вычислить, где их взрывом застало и поставить над этим местом крест, а то сороковой день подходит, а они так и не захоронены. Нужно до сорокового дня после гибели всех предать земле, положить в могилу.
Так случилось, что второй год оказался несчастным на российском руднике Баренцбург далёкого архипелага Шпицберген. Не прошло и месяца с того августовского дня двадцать девятого числа, когда у подножия злосчастной горы Опера поставили шахтёры памятник своим товарищам, родным и близким, погибшим год назад во время авиакатастрофы. Иеромонах Климент, прибывший из Москвы по указанию митрополита Кирилла, освятил мемориальную арку с колоколом и часть крыла упавшего самолёта, установленные в память о безвременно усопших на той горе, провёл молебны в обоих российских посёлках, возжелав никогда больше не видеть такого горя здешним жителям.
Но не услышаны были слова молитвы, так как некому их было слышать, и ранним утром восемнадцатого сентября в семь часов пять минут на глубине четырёхсот десяти метров ниже уровня океана под самыми домами спящего ещё посёлка Баренцбург прогремел в шахте взрыв, смявший в лепёшки комбайны и конвейерные линии, сваливший насмерть людей даже за три километра от эпицентра, обрушивший тонны горной породы в разных местах штолен и взметнувший пожары, ставшие непреодолимой преградой на пути рвавшихся к своим друзьям спасателей.
Их оказалось двадцать три, не вышедших в это злое утро из шахты. Двадцать три из пятидесяти семи, работавших этой ночью. Я назову пока одного – Анатолий Фоменко. Почему его? Из числа погибших в это утро он был самым известным.
Невысокого роста широкогрудый крепыш, украинец, сорок восемь лет, скромен и даже несколько застенчив. На материке дома остались жена и двое детей: дочь двадцати четырёх лет и сын четырнадцати. Третья командировка на Шпицберген. Все годы постоянные выступления на сцене. Могучий голос, которым и стал известен не только товарищам по трудной работе в шахте, но и далеко за пределами российского посёлка. В репертуаре были русские народные песни такие как “Стенька Разин”, “Коробейники”, “Степь да степь кругом” да знаменитые украинские “Распрягайте, хлопцы, коней”, “Ничь яка мисячна”, “Ридна маты моя”. И не раз вслед за Анатолием гости из Норвегии и других стран, приезжавших в качестве туристов, дружно подхватывали популярные во всём мире русскую “Калинку” и “Подмосковные вечера”. Приглашали Фоменко выступать в норвежские города Лонгиербюен, Тромсё, Харштад и столицу Осло, передавали его выступления по радио и телевидению. Через несколько дней после гибели его голос прозвучал и на родной земле в телевизионной программе новостей.
Последний вечер перед трагедией оказался памятным для многих. В этот день провожали тех, кто через сутки должны были улетать на материк после окончания командировки или в отпуск. Во время проводов несомненно звучала и популярная у шахтёров песня со словами “Гуляй, Донбасс – сегодня праздник твой!”. Не смотря на осложнившиеся в последние годы политические отношения Росси с Украиной, на российских шахтах Шпицбергена по-прежнему работает немало украинцев. Потому из двадцати трёх, кому не досталось выйти из шахты восемнадцатого сентября, десять человек оказались гражданами Украины, в их числе и Анатолий Фоменко.
В тот вечер шахтёры гуляли. Не могу и не хочу утверждать, что многие из ушедших в ту несчастную ночную смену были хорошо разогреты проводами друзей. Знаю только, что с одним из потом погибших я сам сидел за праздничным столом и, чокаясь с ним бокалом, не предполагал, что через несколько часов он уйдёт под землю навсегда в свою последнюю вечную смену.
Правительственная комиссия, рассматривавшая впоследствии причины катастрофической аварии, даже не касалась этой детали, ибо никому и в голову не могло прийти, что под землю могли спускаться хоть в какой-то степени нетрезвыми. И тем не менее я хочу сразу предупредить читателя, что в данном случае алкоголь не имел никакого отношения к тому, что вызвало взрыв. Остатки опьянения, если они и были, могли повлиять на последствия, например, затормозить реакцию шахтёра, когда следовало мгновенно сообразить, что произошло и как спасаться, но не на причины взрыва, которые оказались значительно сложнее и глубже, чем определила комиссия.
Авария фактически готовилась давно и почти целенаправленно. Чтобы понять лучше, кто же должен нести всю полноту ответственности за гибель любимца публики, бывшего, кстати, и отличным шахтёром, и его двадцати двух товарищей, среди которых был и другой участник концертных программ – гитарист Валерий Утаралеев, спортсмены, художники и просто хорошие друзья, следует начать издалека.
Я прошу вспомнить март тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. К власти в большой стране Советов пришёл новый человек с задумкой устранить те самые Советы, исчадием коих он сам являлся. Разумеется, он не знал никого из погибших впоследствии на Шпицбергене и не таил особого зла на них, как и на те тысячи и тысячи других жертв авиакатастроф, кораблекрушений, железнодорожных и автомобильных аварий, заказных грабительских и террористических убийств, самосожжений, отравлений и голодовок, больших и малых войн, которые шквалом обрушились на некогда довольно благополучную в этом отношении страну.
Он не предполагал и, возможно, даже не хотел этих смертей, но был первым, кто замутил воду, пусть не всегда чистого, но озера, превратив его в омут, куда и потащил страну. Провозглашая всевозможные блага в виде журавлей в небе, которые будто бы дадут новая свобода и демократия, этот человек медленно, сначала с опаской, но затем всё увереннее разрушал опоры не нравившегося ему государственного устройства, ломая установившееся годами, предлагая вместо системы налаженных отношений бессистемную анархию.
Выдвинутый им лозунг “Делайте что хотите и как хотите, не обращая внимания на законы и инструкции”, пусть высказанный несколько другими словами, привёл прежде всего к анархии производства. Принцип – делай то, что тебе выгодно и по цене тебе приемлемой, а не плановой, как было раньше, для кого-то сначала оказался хорош, и эти кто-то даже стали было быстро богатеть, повышая произвольно цены на свои товары. Однако за этими первыми помчались и другие выпускать только ходовое сегодня, только выгодное сейчас и только по высоким ценам. Цепной реакцией полетели вверх цены, тогда как ассортимент товаров стал резко падать.
Вскоре первые, как и вторые, стали замечать, что разлаженный механизм снабжения отразился и на них, давя отсутствием тех самых, казалось бы неходовых товаров, но без которых теперь невозможно было делать ходовые.
Очень прощу, читателя, запомнить этот момент. Нам к нему обязательно придётся вернуться.
Получив информацию о взрыве в шахте с сообщением о том, что двадцать три человека не вышли на поверхность, моей первой обязанностью было информировать о случившемся контору губернатора Шпицбергена. Звоню старшему полицейскому Кетилю Лаксо.
Как ни прискорбно говорить, но он привык к моим неожиданным звонкам – слишком много неприятностей, связанных с жизнями, таится в горном деле да к тому же в самом северном производственном регионе мира. То порода обрушится и придавит шахтёра, то цепь вагонетки оборвётся на крутом спуске и разогнавшаяся чугунная махина сбивает выглянувшего на своё несчастье рабочего, а то матрос буксира, неосторожно перелезая через обледенелые поручни судна на причал, вдруг соскальзывает и мгновенно оказывается под слоем льда в ледяной воде, где шансы на спасение отсчитываются секундами, если рядом есть помощь, но её не оказалось. Случается, что и белый медведь забредёт в посёлок, привлечённый запахами отходов, но стрелять в него запрещено законом, и, если появление ревущих моторами снегоходов и шипение падающих поблизости светящихся ракет не слишком пугают зверя, позволяя ему вновь и вновь приходить в понравившееся ему место, тогда приходится звонить норвежцам и просить помощи их полиции, которая снотворными пулями усмиряет медведя и отвозит спящего нарушителя спокойствия вертолётом как можно дальше от поселений человека.
