Евгений Николаевич Бузни
Пером по шапке. Книга третья
Покинем ли Шпицберген, куда пришли первыми?
25 августа 2001 г. в российском посёлке Баренцбург, что на архипелаге Шпицберген, состоялась международная конференция, посвящённая вопросам научного сотрудничества в Арктике.
Почему международная? Потому что в Шпицбергене заинтересованы многие государства не только арктического бассейна. Под Парижским Договором о Шпицбергене от 1920 года подписались представители сорока одного государства. Сегодня в норвежском научном центре Нью Олесуна (в северо-западной части архипелага) работают успешно учёные самых различных стран: Франции и Японии, Швеции и Польши, Канады и Италии. В норвежском посёлке Лонгиербюен стремительно расширяют свою деятельность немецкая и итальянская туристические фирмы, хотя норвежские туристические компании давно и прочно укрепились в регионе, построив немало гостиниц, ресторанов, кемпингов. Норвежцы, занимавшиеся, как и мы, добычей угля, давно поняли, что будущее не за ним. Для выживания на самом северном архипелаге необходимы дополнительные источники дохода. И они их находят.
Прискорбно на фоне всего этого констатировать, что Россия, по сути, сворачивает своё присутствие на Шпицбергене. Было здесь три наших угольных шахты, осталась одна. Две другие закрыты. Приходят в негодность некогда благоустроенные посёлки, разрушается их инфраструктура. Не так давно мы могли гордиться тем, что на архипелаге Шпицберген русских проживает больше, чем норвежцев. Было время, когда это соотношение было два к одному в нашу пользу. Теперь же норвежцы с радостью констатируют, что русских осталось на архипелаге около девятисот человек, тогда как в соседнем норвежском посёлке численность норвежцев достигла почти полутора тысяч. Конечно, этому способствует то, что у норвежцев есть свой аэропорт, принимающий в настоящее время два, а порой и три рейса самолётов с материка ежедневно, благоустроенный морской порт посещают крупнейшие круизные суда, привозящие до тысячи туристов на борту. Единственный действующий российский посёлок Баренцбург может похвалиться лишь тем, что находится в более выгодном для судоходства положении (у самого выхода в океанские просторы), но практически не пользуется этим преимуществом, поскольку старые портовые сооружения пригодны лишь для небольших судов, да и те подходят с опаской. Аэропорта своего вовсе нет, а потому связь с Большой землёй осуществляется в краткий период судоходства несколькими грузовыми и двумя-тремя пассажирскими рейсами.
А ведь первыми на Шпицберген пришли русские, ещё за сто лет до официального открытия архипелага Виллемом Баренцем. Так, известный немецкий учёный И. Мюнцер в 1493 г. предлагал португальскому королю Хуану II организовать экспедицию в моря Северного Ледовитого океана, что не только привело бы к новым географическим открытиям, но и прославило бы его «так же как и великого князя московского, ибо немного лет тому назад открыт большой остров Груланда, на котором находится величайшее поселение людей под сказанным господством сеньора князя».
Археологические раскопки свидетельствуют, что большинство русских поселений находилось в заливе Грен-фьорд. Позже здесь появится поселок Баренцбург. Занимались поселенцы промыслом белуг. Наиболее известное становище связано с именем Ивана Старостина. Его большой дом, который включал в себя семь помещений, в том числе кузницу, стоял на берегу реки Линне. Другое большое становище, обнесенное по периметру неглубоким рвом, находилось на западном берегу Грен-фьорда.
Интерес к архипелагу у других стран проявился в начале семнадцатого века после того, как голландский мореплаватель Виллем Баренц в 1596 году впервые нанёс на карту очертания Шпицбергена и в его водах обнаружилось большое количество китов. Китовый жир привлёк к себе внимание. Но численность морских животных в связи с активным китобойным промыслом быстро сократилась. Новая волна интереса к архипелагу поднялась с началом промышленной революции. На Архипелаге обнаружили уголь. Америка, Англия, Норвегия и некоторые другие страны направили на Шпицберген промышленников.
Активизация европейскими компаниями своей деятельности на Шпицбергене заставила царское правительство вплотную заняться "шпицбергенским вопросом". Было решено направить на архипелаг экспедицию с целью разведывания месторождений каменного угля. Возглавил экспедицию В.А. Русанов, исследователь Арктического бассейна, геолог, видный учёный начала XX века. Им было обследовано около двух тысяч километров побережья архипелага, открыты и нанесены на карту каменноугольные месторождения, на них тут же были установлены заявочные столбы.
Так благодаря усилиям Русанова и его сподвижников было положено начало добычи угля русскими на Шпицбергене. Первые тысячи пудов его были вывезены в Россию в 1913 г. В этом же году в Петербурге было учреждено торговое товарищество "Торговый дом Грумант для горных разработок…", преобразованное затем в акционерное общество "Англо-Русский Грумант".
В 1921 г., уже при советской власти, добыча угля на Шпицбергене была поручена объединению «Северлес", затем – "Союзлеспрому", затем тресту "Арктикуголь». Последнему передаются собственность, имущество, права и обязательства СССР на Шпицбергене. Сегодня "Арктикугль", представляя интересы России на архипелаге, является собственником земельных отводов общей площадью 251 км2. Здесь расположены три крупных каменноугольных месторождения: "Грумантское", "Баренцбургское" и "Гора Пирамида".
Такова предыстория. И вот со всей актуальностью встаёт вопрос о сохранении российского присутствия на Шпицбергене. Сворачивание Россией своей деятельности на Шпицбергене может привести, в конечном счёте, к потере принадлежащих ей земельных участков, учитывая к тому же осторожную, но неизменную политику Норвегии по вытеснению ненорвежского влияния на Шпицбергене.
Выступая на научной конференции в Баренцбурге (пока ещё нашем поселке), заместитель министра иностранных дел Российской Федерации А.А. Авдеев напомнил зарубежным её участникам о необходимости соблюдения условий Парижского Договора 1920 г. о Шпицбергене, установившим всем странам-участни-цам равные экономические права в освоении архипелага.
К сожалению, сама Россия этими правами не торопится воспользоваться. В 1961 г. законсервирована шахта Грумант. От шахтерского посёлка остались лишь останки жилых и производственных строений да несколько могил полярников. В 1998 г. прекратила своё существование шахта Пирамида. Вот-вот погибнет и одноименный посёлок.
Это был прекрасно по северным меркам оборудованный посёлок: кирпичные дома, Дворец культуры, спортивный комплекс, школа, детский сад, больница, своя ТЭЦ. Проживало в посёлке более тысячи жителей. Сколько проживает сегодня? Ни одного. Только в летний сезон приезжают бригады рабочих разобрать то или иное строение, собрать и увезти копившийся годами металлолом, заколотить разбитые случайными туристами окна разваливающихся домов. Потому как зимой жить здесь нельзя. ТЭЦ вышла из строя, коммуникации приходят в негодность. Ещё два-три года и с посёлком случится то, что уже случилось с другим нашим посёлком: Грумантом.
А ведь помимо добычи угля, как главной хозяйственной деятельности, в посёлке Пирамида была лесопилка и фабрика по изготовлению шлакоблоков. Функционировал порт (часть пирса уже ушла под воду), шахтный железнодорожный узел (рельсы уже разобрали). Была даже своя животноводческая ферма, свинарник, тепличное хозяйство. Грустно об этом говорить в прошедшем времени.
Ещё более грустно говорить о людях, оказавшихся заложниками недальновидной политики российских правителей. Шахтёры приезжают на Шпицберген по контракту сроком на два года. Условия работы и жизни не простые. Некогда трудности компенсировались высокой зарплатой, прекрасным снабжением как продовольственными, так и товарами народного потребления. Пароходы уходили со Шпицбергена полные посылок на Родину. Единицы из тех, кто работал пятнадцать-двадцать лет назад и вновь приехал в Баренцбург, могут вспомнить, как регулярно каждому работнику выдавались дополнительно к питанию консервы (включая красную и чёрную икру) и другие продукты питания. В столовой с бесплатным питанием всегда было удивительное разнообразие разносолов, свежих овощей, фруктов. Где всё это сегодня? Люди приезжают, и многие спешат тут же уехать, разрывают контракт. Лишь те, у кого на материке положение ещё хуже, остаются работать. Это спасение треста: есть места, где жить ещё труднее.
Я разговариваю с моим другом Николаем. Он шахтёр. Высокий крепыш с Донбасса. Второй раз в Баренцбурге. Ему нравится необычная природа сурового севера. Да, здесь нет лесов, нет буйной растительности, кругом голые скалы и ледники, ни одного деревца или кустика даже летом. Но каковы восходы и закаты! Как восхитительны весенние краски! Как радуют первые летние цветы, которые зачастую появляются, когда ещё снег не сошёл с тротуаров, но потоки воды уже запевают свои громкие песни, заглушаемые разве что резкими криками чаек да бургомистров. Николай в душе поэт. И хотелось бы ему остаться здесь подольше, может, даже продлить контракт, но условия работы становятся всё опаснее. За несколько дней до приезда на празднование семидесятилетия треста «Арктикуголь» в Баренцбург высоких гостей на шахте погиб молодой шахтёр. Так случилось, что под висящий тяжёлый рештак сунулся он и погиб под сорвавшимся неожиданно грузом. Разумеется, официально погибшего и назвали главным виновником случившегося, поскольку никто не мог доказать, что была дана команда нарушить правила техники безопасности, хорошо известные опытному шахтёру, которому оставалось доработать несколько недель до отъезда на материк. Руководство требовало выполнять план, а уж какой ценой… Да ведь и предыдущая трагедия, когда здесь же погибли сразу двадцать три шахтёра от взрыва, свелась в основном к обвинению одного взрывника, хотя комиссия установила многие технологические нарушения, приведшие к взрывоопасной ситуации. Вот и боятся шахтёры, не произойдёт ли в любую минуту то, что уже случалось, то, о чём часто забывают ради выполнения плана и получения более высокой зарплаты. Вот и заливают в себя побольше спиртного в свободные часы, дабы не думать о предстоящей опасности. А кто-то просто уезжает.
Так что, будем сворачиваться потихоньку? Нечего нам здесь делать? Извините, на архипелаге 250 квадратных километров нашей земли. Земли – уникальной с точки зрения географической, геологической, исторической, научной. Кстати, есть здесь (в Баренцбурге) музей. «Помор» – такое дали ему название. В нём не только уникальная коллекция минералов Шпицбергена и великолепная картинная галерея, но и материалы, рассказывающие о тех, кто осваивал этот суровый край, о наших близких и дальних предках. Экспонаты, доказывающие первенство здесь зимовок русских поморов.
Есть здесь и уголь, и кое-что другое… Всё это, по праву, наше достояние. И наш уход со Шпицбергена был бы большой глупостью. Мы вправе продолжать экономическое его освоение. И не только экономическое. Вполне реальные перспективы представляются для развития здесь туризма.
Обратимся к посёлку Пирамида. Расположен он у подножья горы пирамидальной формы (отсюда и название посёлка). В летнее время район этот представляет собой удивительное зрелище: неожиданные для Арктики живописные долины (высокие травы, ковры цветов), шумящие водопады, голубые стены ледника Норденшельда, кстати, одного из крупнейших в Европе. Через эти места проходят маршруты горного туризма, в том числе к самой высокой вершине архипелага Пику Ньютона. Здесь – пути миграции белых медведей, птичьи базары, лежбища моржей и нерпы, стада оленей.
Казалось бы, сама природа взывает к использованию посёлка в туристических и научных целях. И это, кстати, давно поняли представители других стран. Так, к району Пирамиды огромный интерес проявила немецкая туристическая компания “Спитсберген Турз” и уже несколько лет регулярно направляет сюда туристов.
А что же наши, российские туристические фирмы? Пока отмалчиваются.
В одном из решений научной конференции записано:
Обратиться к тресту «Арктикуголь» и другим заинтересованным организациям создать на базе посёлка Пирамида туристический и научный центры, что позволит сохранить уникальный кусочек российской истории и культуры.
И возможности для создания таких центров в посёлке Пирамида есть. Ещё не до конца разрушена его инфраструктура, кое-что из утраченного можно восстановить. Конечно, усилий треста «Арктикуголь» здесь будет недостаточно. (У треста едва хватает средств на поддержание добычи угля на последнем, находящемся на Шпицбергене российском руднике – Баренцбурге.) Потребуются помощь других фирм, возможно, зарубежных. Несомненно, нужны объединённые усилия. Об этом говорили учёные на конференции. Это не могли не понять именитые гости, выступавшие с оптимистичными речами на торжественном вечере, посвящённом дню шахтёра и юбилею треста. Выступая, почти каждый преподносил руководству треста подарки для помещения их в музее «Помор». И дело не в том, что эти подарки пока не попали по назначению. Дело в том, что гости, посетившие предварительно музей, оценили важность российского присутствия на Шпицбергене, о котором буквально вопиёт каждый экспонат уникальной коллекции. Председатель Госкомрыболовства России Е.И. Наздратенко оставил восторженные слова о музее в гостевой книге, а на собрании шахтёров заявил, что Россия была, есть и будет на Шпицбергене.
Хотелось бы сказать в ответ: «Вашими устами да мёд бы пить, Евгений Иванович», а пока на переднем крае борьбы за российское присутствие на Шпицбергене хрупкая девушка Аня – смотритель музея и его хранитель, работающая здесь на полставки и время от времени ведущая экскурсии на английском языке иностранным туристам. Это она, а не дипломаты, ежедневно влюблённо рассказывает всем о том, что русские поморы первыми пришли на далёкий архипелаг, который они тепло называли «Батюшка Грумант», это она убеждает всех, что русские и не собираются уходить со Шпицбергена, это она может объяснить иностранным туристам (российских не бывает), что на законсервированной шахте Грумант угля для добычи хватит ещё на триста лет. Ей это особенно хочется говорить, ибо она приехала сюда ещё ребёнком со своими родителями, потом второй раз со своим мужем-шахтёром, когда и выучила на курсах английский, чтобы уметь водить экскурсии, и вот теперь она здесь в третий раз. По сути дела Шпицберген давно стал для неё родным домом, как когда-то был домом для поморов Галактиона Кабачева и Вапы Панова, упоминание о которых относится к середине шестнадцатого века и имеется среди находок, хранящихся в музее «Помор».
Станет ли Шпицберген родным домом для всей России зависит, конечно, не от смотрителя Ани. Проблема сохранения нашего присутствия лежит на плечах политиков и хозяйственников, которые должны не только восторгаться и хорошо говорить, но и так же хорошо что-то делать конкретное. На сегодняшний день нашей активности на Шпицбергене почти не заметно.
Не опоздать бы.
18.02.2011
