Евгений Жаринов
История тела сквозь века
Жизнь после смерти. Погребение мертвого тела
Душа и тело в представлениях древних людей неразделимы. Это дает знать о себе во время обряда похорон богатых и знатных соплеменников.
Э. Б. Тайлор в книге «Первобытная культура» рассказывает: «Когда знатный человек умирает и душа его отлетает в полагающееся ей место, каково бы и где бы оно ни было, то, согласно совершенно логичному заключению первобытной философии, души его слуг, рабов или жен, убитых при его погребении, должны следовать за господином и продолжать свою службу ему в будущей жизни. Эти логические выводы нередко заставляют приносить в жертву посторонних людей для обращения их в то же духовное рабство».
Весьма яркое описание жестоких обычаев, к которым ведет такое воззрение, встречается в рассказах о племенах Индийского архипелага. Вот описание похорон знатных людей у диких каянов на острове Борнео: «У них в обычае убивать рабов, чтобы они могли следовать за господином и служить ему. Перед тем как убить их, родственники знатного покойника обступают рабов, убеждая их служить усердно господину, за которым они последуют, ухаживать за ним и растирать его тело, когда он будет болен, не отходить от него и исполнять все его приказания. Затем родственницы покойного берут копье и наносят жертвам легкие раны, после чего мужчины закалывают их до смерти». Кроме того, у идаанов существует убеждение, «что все, кого они убьют в этой жизни, будут служить им в качестве невольников после смерти».
С этим же понятием связан обычай «охоты за головами», бывший столь распространенным у даяков до времени раджи Брука. Они полагали, что человек чью голову они добудут, будет служить им в будущем мире, где положение человека будет определяться числом голов, находившихся в его власти в этой жизни. Они обыкновенно носили траур по умершему, пока не успевали достать голову, другими словами, пока не успевали снабдить его рабом в «жилище душ». Отец, потерявший сына, должен выйти и убить первого встречного ему человека в качестве погребального обряда. Молодой человек не имеет права жениться, пока не добудет себе головы, а у некоторых племен в обычае хоронить вместе с умершим первую добытую им голову, копье, одежду, рис и бетель. Подкарауливать людей и убивать их из-за головы сделалось национальной забавой у даяков. По их выражению, «белые читают книги, мы же вместо того охотимся за головами».
Представители племени даяков. Гравюра
Тайлор рассказывает об обряде на островах Фиджи в Тихом океане. Главная часть церемонии погребения знатного человека заключалась в удушении жен, друзей и рабов с целью доставить умершему слуг в мире духов. Обыкновенно первой жертвой оказывалась жена покойного или жены, если их было несколько. Трупы смазывали маслом, как для празднества, делали прически, красили лица желтой и красной краской и клали тела возле умершего воина. Приближенные и низшие слуги также делались жертвой этого обычая, и эти трупы имели значение «травы для выстилки могилы».
В Северо-Западной Америке, по рассказам Тайлора, «племя квакиутль не приносит вдов в жертву, но заставляет их класть голову на труп мужа в то время, как его сжигают, и женщину вынимают из пламени скорее мертвую, чем живую. Если она придет в себя, то собирает пепел мужа и сохраняет его в течение трех лет, в продолжение которых малейшее забвение или ослабление ее горя сделало бы ее отверженной обществом. Это похоже на смягченный остаток древнего обычая действительного сжигания вдовы.
В некоторых частях Западной, Центральной и Восточной Африки встречаются похоронные церемонии, также кончающиеся смертью.
Предводители племени вадо погребаются в неглубокой яме в сидячем положении, и вместе с трупом хоронят живыми невольника и невольницу, первого с топором в руке, чтобы рубить дрова для своего господина в царстве мертвых, а невольницу – сидящей на скамье, с головой умершего на коленях. Предводителей племени униамвези погребают в могиле со сводами в сидячем положении на низкой скамье, с луком в правой руке и с большим кувшином туземного пива. С ними зарывают живыми трех невольниц, и обряд кончается выливанием пива на холм, насыпанный над сводами».
Примечателен приведенный Тайлором рассказ Марко Поло, совершившего в XIII в. путешествие по Южной Индии: «При смерти малабарского короля его конные телохранители бросаются в огонь, когда сжигается труп, чтобы служить господину в будущем мире. Судя по описаниям, этот обычай господствовал еще в XVII в. в Японии, где при смерти благородных лиц от 10 до 30 его слуг умерщвляли себя посредством харакири. Они еще при жизни торжественным обрядом совместного питья вина обязывались отдать свои тела господину при его смерти. Современные пережитки подобных похоронных жертвоприношений в Японии заключаются в том, что вместо живых людей отправляют вместе с трупом изображения их из глины. У осетин на Кавказе до сих пор сохранились остатки приношения вдов в жертву. Вдова покойника и его верховая лошадь три раза обводятся вокруг могилы, и никто не может жениться на этой вдове или ездить на этой лошади.
В Китае легенды сохраняют еще воспоминание о древних человеческих жертвах при погребении. Брат Чин-янга, ученика Конфуция, умер. Его вдова и домоправитель пожелали схоронить вместе с ним нескольких живых людей, которые служили бы ему в загробном мире. На это мудрец сказал, что “настоящими жертвами были бы жена и управитель”, но так как это не вполне согласовалось с их взглядами, то дело оставлено было без последствий, т. е. покойник был похоронен без свиты. Этот рассказ показывает, по крайней мере, что обряд существовал и смысл его не утратился в Древнем Китае. Самоубийство вдов, желающих следовать за мужем, весьма распространенный обычай в современном Китае и иногда совершается даже публично. Кроме того, там есть обычай снабжать умерших носильщиками паланкинов и зонтиков и посылать верховых для извещения властей в царстве теней о прибытии покойника. Хотя эти носильщики и послы делаются из бумаги и сжигаются, но обычай, очевидно, выражает собой остаток более кровавой действительности».
Утагава Куникадзу. Такасаки Саитиро. 1850-е
Тайлор приводит другие свидетельсва: «Арийцы дают поразительные примеры обряда погребальных человеческих жертвоприношений, притом в самой жестокой форме. Предания о них сохранились как в истории, так и в мифах, которые передают не менее верно нравы прошлого. Рассказ о троянских пленниках, поверженных вместе с лошадьми и собаками на погребальный костер Патрокла, об Эвадне, бросающейся на костер мужа, и рассказ Павсания о самоубийстве трех мессенских вдов служат памятниками этих обрядов у греков.
Галлы во времена Цезаря сжигали при торжественных похоронах все, что было дорого покойному, – животных, любимых его рабов и клиентов. Древние рассказы о славянском язычестве описывают сжигание умерших с одеждой и оружием, с лошадьми и собаками, с верными слугами и женами. По словам святого Бонифация, венды так строго соблюдают супружеские обеты, что жены часто отказываются переживать мужей».
Пожалуй, самое интересное свидетельство обряда похорон связано со знаменитой терракотовой армией в Китае. Терракотовое войско – это армия, состоящая из 7 000 солдат, стрелков, лошадей и повозок в полном боевом снаряжении, созданных в натуральную величину. Войско «охраняло» могилу императора Цинь Шихуанди, первого правителя Китая, с 210 г. до н. э. Терракотовая армия более 2 000 лет находилась под землей, пока в 1974 году не была обнаружена местными крестьянами, копавшими колодец. Терракотовая армия – это памятник огромного исторического значения. Сотни статуй воинов в натуральную величину представляют собой армию, которая в период Сражающихся царств (475–221 гг. до н. э.) одержала победу над всеми остальными китайскими воинствами. Эта победа сыграла решающую роль в формировании единого Китайского государства. Каждый воин обладает уникальными чертами лица, прической, жестами. Всадники, пехота, лучники, носильщики больших луков, старшие офицеры и генералы построены в соответствии с древним боевым порядком.
Терракотовая армия Цинь Шихуанди. 210-е до н. э.
Доспехи и оружие многих воинов были настоящими: мечи, большие луки, стрелы, копья, топоры и сабли. Оружие было обработано специальным составом, который противостоял коррозии и разрушению. После того как оружие достали на поверхность спустя 2 200 лет, оно все еще было в прекрасном состоянии. Мечи были остры, как будто их заточили накануне!
Терракотовые воины и лошади расположены по направлению на восток в прямоугольном каре, каждый из солдат вооружен длинным копьем, кинжалом или алебардой. Авангард представляет собой три ряда пехоты в самой восточной части войска. За ними следуют основные силы терракотовой армии: вооруженные солдаты в доспехах и 38 колесниц, запряженных лошадьми.
В южной, северной, а также западной частях войска располагалась шеренга солдат, служившая оборонительным крылом армии. Стоя перед таким грандиозным древним воинством, невольно представляешь себе, как дрожит земля под ногами наступающих солдат…
Вместе с глиняными воинами и драгоценностями были заживо погребены 48 наложниц императора. Это означает лишь одно: сами воины избежали ритуального убийства, но наложниц, или жен императора, отправили на тот свет. При всей внешней безобидности этого памятника прошлого он несет ясный след ритуального жестокого убийства.
Изначально, согласно древней китайской традиции, император хотел похоронить с собой 4 тысячи живых воинов, но советники сумели переубедить правителя. Этот жестокий поступок неизбежно привел бы к бунту и ослабил военную мощь империи. Вместо этого приняли решение погрести глиняных воинов, увеличив их число вдвое.
Среди 8 099 терракотовых воинов нельзя найти и двух одинаковых лиц, все лица и прически индивидуальны. По лицам воинов можно даже узнать национальность солдат китайской империи: среди воинов можно наблюдать китайцев, уйгуров, тибетцев, монголов и многих других. Доспехи, одежда и обувь воспроизведены с ювелирной точностью.
Вместе с солдатами стоят военные колесницы и запряженные лошади. В начале 2000-х годов археологи нашли статуи чиновников, музыкантов и акробатов.
Вес каждого воина составляет примерно 135 кг, рост – 180–190 см. Лошадей, весящих приблизительно 200 кг, изготавливали рядом с мавзолеем, для более легкой транспортировки.
Все терракотовые воины были ярко раскрашены натуральными красками, которые не тускнели на протяжении многих веков, пока воинов не извлекли на поверхность. Дело в том, что при контакте с кислородом, краски быстро тускнеют.
Офицер Терракотовой армии Цинь Шихуанди. 210-е до н. э.
О чем говорит нам такая скрупулезность в изображении реальных воинов? Скорее всего, вне материи древние китайцы и не представляли себе ни загробного мира, как обиталища души, ни саму душу. Это проявление общего закона анимизма. Анимизм (от лат. anima – душа): учение/вера в то, что неживые объекты (или то, что издавна считалось неодушевленным, не имеющим души) на самом деле являются одушевленными. Этот термин впервые сформулировал немецкий ученый Г. Шталь в своем сочинении Theoria medica. Анимизмом Шталь называл свое учение о душе как некоем безличном жизненном начале, лежащем в основе всех жизненных процессов. В дальнейшем это понятие развил и переосмыслил Эдуард Тайлор. Так возникла тайлоровская концепция «философствующего дикаря». Ученый понимал анимизм как первоначальную стадию развития религии, поскольку в основе анимизма лежит вера в существование души, разнообразных духов и вообще в одушевленность самой природы. Анимизм характерен для всей истории человечества, начиная с первобытных людей. Благодаря анимизму у людей складывалось определенное отношение к священному и сверхъестественному. Анимические верования рассматриваются как существенная составная часть всех религий мира.
Античность
Античная философия сформировала особую концепцию в толковании природы и человека – космоцентризм – понимание космоса как единого соразмерного целого, обладающего неким духовным началом, мировым разумом или, по выражению Гераклита, первоначала сущего – мирового огня, который есть также душа и разум (Логос).
По определению русского философа А.Ф. Лосева, картина мира в этот исторический период представлялась как «материально-чувственный космос», где тело играло ведущую роль.
В своем труде «Мифология» Э. Б. Тайлор пишет: «В той части орфической поэмы, где Юпитер представлен в одно и то же время как властитель мира и как самый мир, его сияющая голова озаряет своими лучами небо, по которому рассыпаны его звездоносные волосы; воды шумящего океана опоясывают его священное тело – всепородившую землю; глаза его – солнце и луна; а ум его, движущий и управляющий по предначертанию всеми вещами, – есть царственный эфир, от которого не ускользает никакой голос, никакой звук».
Фукидид. Бюст. IV век до н. э.
В соответствии с этим толковалась и природа человека, как представителя микрокосмизма, совершенно уникального, открытого миру существа. Он мыслился как часть космоса, некоторого единого сверхвременного «порядка» и «строя» бытия (природы), как «малый мир», микрокосм.
Как отметил искусствовед Кеннет Кларк, у древних греков голое, открытое тело ассоциировалось не с уязвимостью, а с силой – и более того, с цивилизованностью.
Начиная свой рассказ о Пелопоннесской войне, Фукидид прослеживает прогресс человечества и среди прочих признаков этого прогресса отмечает, что именно спартанцы «ввели в обычай открыто обнажаться и натирать тело маслом, делая телесные упражнения»; в то же время среди современных ему barbaroi (варвары, иноземцы) многие по-прежнему упорно прикрывали гениталии во время состязаний. Цивилизованные греки сделали обнаженное тело предметом восхищения.
Выставляя тело напоказ, афинянин подчеркивал свой статус свободного гражданина. Афинская демократия высоко ценила в своих гражданах открытое выражение мыслей, которое уподоблялось демонстрации мужской наготы. Эти проявления взаимной откровенности были призваны теснее сплотить сограждан. Афиняне воспринимали то, что мы можем назвать «узами дружбы», вполне буквально, как связку между людьми. В древнегреческом языке слова, описывающие эротическое влечение одного мужчины к другому, использовались и для выражения любви к родному городу. Афинские политики стремились предстать в образе любовника или воина.
Чувственный космос, чувственно-материальный космологизм – основа античной культуры.
«Даже такие идеалисты как Платон, – пишет А.Ф. Лосев, – с умилением посматривали на звездное небо, на это воплощение чувственно-материального космоса». В трактате «Тимей» Платона, где рисуется космология, мастер-демиург создает космос из материи по типу разумного, одушевленного и живого, то есть явно человеческого существа: телесным, а потому видимым и осязаемым – вот каким надлежало быть тому, что рождалось. Таким образом, космос видимый, слышимый, осязаемый, материальный в представлении древнего грека есть не что иное, как огромное тело живого человеческого существа, как в целом, так и во всех своих частях.
Рафаэль Санти. Платон. Фреска «Афинская школа». Фрагмент. 1510-е
Лосев приводит тезис бесконечного движения. Если что-нибудь движется, то либо его движет какой-нибудь другой предмет, либо эта вещь движется сама по себе. Вещь, раз она есть и движется, то она – живая, одушевленная… Поэтому и космос, о котором мы говорили выше, – тоже одушевленный, тоже разумный. В результате получалось следующее: поскольку человеческое тело – разумное и одушевленное, постольку одушевленным и разумным является космос.
Ян Госсарт. Даная. 1527
«Мне могут возразить, – пишет А. Ф. Лосев, – выходит, кроме космоса, ничего нет? А боги? Боги же выше космоса?.. Античные боги – это те идеи, которые воплощаются в космосе, это законы природы, которые им управляют. <…> Должен признать, что суждение о том, что “боги” есть результат обожествления сил природы и свойств человека, достаточно банально и тривиально, но оно абсолютно истинно. Зевс, Посейдон и другие языческие боги, падкие на женскую красоту, часто вступали в интимные отношения с человеческими дочерьми, принимая образ разных птиц, животных или явлений природы. Хорошо известно из мифологии, что в обличье белого быка Зевс соблазнил Европу, орла – Ганимеда, перепела – Лето, в виде золотого дождя спустился к Данае, в облике сатира овладел Антиопой, пастуха – Мнемосиной. Посейдон не отставал от своего брата. Он превратился в быка, чтоб сойтись с Меланиппой, принял облик жеребца, чтоб овладеть Деметрой, барана, чтоб вступить в связь с Теофаной, и птицы – с Медузой горгоной. Это какая-то гипертрофированная, поистине космическая сексуальность.
Что же получается? Да ведь действуют те же самые люди, только абсолютизированные, «перед нами тот же самый привычный мир, но взятый как некий космос и с абсолютной точки зрения».
Космос есть тело абсолютное и абсолютизированное. Важная мысль, высказанная А.Ф. Лосевым, поможет нам понять, какую роль играло тело на протяжении всей Античности.
В труде «Итоги развития тысячелетия» А.Ф. Лосев задается вопросом: «А что такое человеческое тело, которое зависит лишь от себя, прекрасно только от себя и выражает только себя? Это – скульптура. Только в скульптуре дано такое человеческое тело, которое ни от чего не зависит. Так утверждается гармония человеческого тела. Поэтому суждение о том, что античный космос – произведение искусства, вскрывает очень многое. Следует сказать, что античная культура не только скульптурна вообще, она любит симметрию, гармонию, ритмику, “метрон” (а это значит “мера”»), то есть все то, что касается тела, его положения, его состояния. И главное воплощение этого – скульптура. Античность – скульптурна».
В «Истории античной эстетики» А.Ф. Лосев писал, что античные люди верили в богов, которые, конечно, не были просто физическими телами. Однако настоящие греческие боги представлены в мифологической фантазии, не иначе, как здоровые, прекрасные и вечные тела: «Это – вполне определенные тела, и греки очень точно представляли себе, из какой именно материи они сделаны. Это – эфир, эфирные тела. Позднейшие греческие философы и богословы тратили сотни страниц на исследование природы и свойств этого эфира и возникающих из него божественных тел».
Теперь можно конкретно указать на суть античного мировоззрения.
По Лосеву, это бытие, которое можно и видеть, и слышать, и осязать, которое закономерно протекает, оставаясь живым телом и живой материей: «Это есть не что иное, как материально-чувственный и живой космос, являющийся вечным круговоротом вещества, то возникающий из нерасчлененного хаоса и поражающий своей гармонией, симметрией, ритмическим устроением, возвышенным и спокойным величием, то идущий к гибели, расторгающий свою благоустроенность и вновь превращающий сам себя в хаос».
Как сказал в свое время Илья Пригожин, это вечное превращение «порядка из хаоса», что совсем не противоречит стратегии научных изысканий XX века.
В «Истории античной эстетики» Лосев писал: «Основанное само на себе самодовлеющее живое тело – это античный идеал. Правда, для этого тела (поскольку оно именно человеческое, а не животное, не просто физическое) тоже нужна своя “душа”, свой “ум”, своя “личность”, которые бы направляли его так или иначе. Но поскольку определяющим здесь остается все же тело, а оно само по себе слепо и безлично, – слеп и этот “ум”. Он не может не признавать над собой судьбы. Та структура бытия, которая исключала бы судьбу, или, по крайней мере, ограничивала бы ее, ему неведома. Эта телесная личность, не зная личности как таковой, не ощущая своей ценности, неповторимости, своей абсолютной несводимости, незаменимости и духовной свободы, естественно расценивает себя как некую вещь (хотя и живую)».
Поэтому душа у человека, например эпохи Гомера, воспринималась как нечто демоническое. Вот что мы читаем по этому поводу у А.Ф. Лосева: «В те отдаленные времена, когда демон вещи не отделялся и даже ничем не отличался от вещи, душа человека для его сознания тоже ничем не отделялась и не отличалась от человеческого тела. Душа человека была в свое время и сердцем, и печенью, и почками, и диафрагмой, и глазом, и волосами, и кровью, и слюной, и вообще всякими органами и функциями человеческого тела, равно как и самим телом.
Потребовалось огромное культурное развитие, чтобы человек стал замечать отличие одушевленного от неодушевленного вообще и, в частности, отличия собственной психики или собственного «я» от собственного тела. Душа, по Гомеру, и безжизненная тень, не имеющая дара мышления и речи, и нечто материальное, потому что в XI песни «Одиссеи» эти души оживают, получают память и начинают говорить от вкушения крови, предлагаемой им в Аиде Одиссеем… и нечто птицеобразное, поскольку души эти издают писк».
Луи Эдуард Фурнье. Гнев Ахилла. 1881
В античной культуре термины «гений» и «демон» равноценны. Это всего лишь разное обозначение одного и того же существа. Латинское наименование – гений (от лат. genius – «дух»), а греческое – демон (от др. – греч. Δαίμων – даймон, или божество), под которыми в Античности понимались промежуточные духи, посредники между богами и людьми, имеющие или благую, или злую, или смешанную природу.
Герои «Илиады» и «Одиссеи» все время испытывают влияние подобных существ и поэтому постоянно совершают неверные шаги, которые портят им жизнь и низводят их в Аид. В битве с Энеем Диомед сравнивается с ужасным демоном [Илиада, V 438]. Аналогично характеризуется в сражениях Ахилл, беспощадно уничтожающий своих врагов [Илиада, XXI 227]. Тевкр сетует брату Аяксу на то, что какой-то злой демон постоянно разрушает их ратные замыслы [Илиада, XV 467–469].
Напомним, что основной эпизод из десятого года войны – это гнев Ахилла на Агамемнона из-за отобранной у него пленницы. Это не просто определенное психологическое состояние героя, полностью от него зависящее, а некая одержимость, ибо гнев и есть тот самый демон, который завладел всем существом героя. Для Гомера в целом характерна внешняя мотивация поступков и чувств героев. Всякий человеческий поступок, всякое человеческое переживание «вложено» в человека богами или демонами.
В своем масштабном исследовании «Гомер» Лосев пишет, что «каждый удар копьем или мечом, каждая рана, каждое выступление, даже самые чувства, гнев, любовь, радость и пр. – все это вкладывается в человека богами или отнимается богами».
Почти все эмоции и мысли человека в эпоху Гомера воспринимались не иначе как проявление воли богов или демонов. Гнев Ахилла – тематический стержень поэмы, вокруг него развивается поэтический сюжет. Гнев Ахилла переходит в то, что греки называли хюбрисом, то есть чрезмерностью. Хюбрис – это вмешательство разбушевавшегося человека в равновесие мира. Тем самым, творя бесчинства, человек поддается влиянию этой «сбивающей нас с пути» кровожадной твари.
Хюбрис поочередно охватывает всех сражающихся. Он переходит от человека к человеку, как заразный вирус. Воины, ахейцы и троянцы, передают эту заразу друг другу. Они отключают мозг, сказали бы в наш электронный век. И тогда уже ничего не может их остановить. Захваченный пылом сражения Менелай предлагает нам свое собственное определение хюбриса:
Но укротят наконец вас, сколько ни алчных к убийствам!
Зевс Олимпийский! премудростью ты, говорят, превышаешь
Всех и бессмертных и смертных, все из тебя истекает.
Что же, о Зевс, благосклонствуешь ты племенам нечестивым,
Сим фригиянам, насильствами дышащим, ввек не могущим
Лютым убийством насытиться в брани, для всех ненавистной!
Всем человек насыщается: сном и счастливой любовью,
Пением сладостным и восхитительной пляской невинной,
Боле приятными, боле желанными каждого сердцу,
Нежели брань; но трояне не могут насытиться бранью!
(«Илиада», XIII, 630–639).
Чаша с изображением Ахилла, перевязывающего руку Патрокла. 500 до н. э.
Ахиллес – воплощение хюбриса. В Трое, униженный Агамемноном, он сначала не участвует в сражении. Отправляет назад Одиссея, пришедшего просить его вступить в битву. Но когда гибнет его друг Патрокл, он наконец решается. И тогда выпускает на волю всех своих демонов, претворяя свой гнев в безудержную ярость.
По троянской земле катится волна крови. Всеми овладевает «дьявольская одержимость», как сказали бы приверженцы христианской терминологии. Ярость Ахиллеса пугает даже богов на Олимпе.
Подобное состояние, когда воин в трансе не мог остановиться, круша все вокруг и пополняя новыми жертвами список своих славных трофеев, древние греки называли аристией. Гомер дает нам примеры аристии безудержных воинов. Аристии Диомеда, Патрокла, Менелая и даже самого Агамемнона напоминают наркотический экстаз. На людей проливаются потоки огня, железа и крови. И современный читатель не может не вспомнить о фильме Фрэнсиса Копполы «Апокалипсис сегодня», когда американские военные вертолеты «Ирокез» уничтожают целую деревню вьетнамских рыбаков под литавры вагнеровского полета валькирий. Чрезмерность – это дохристианский апокалипсис.
Кажется, в ярости Ахиллеса невозможно не диагностировать тягу к смерти, причем он хочет увлечь за собой в царство мертвых весь мир, целый космос, людей и саму природу.
Такое явное бессилие человека перед внешними демоническими силами, которые по своей прихоти могут овладевать всем его существом, античное мировоззрение сводило к тотальному фатализму. Античность не может обойтись без судьбы. Что такое Мойра? Что такое Геймармене, неотвратимая судьба, понятие о которой ввел в философию Гераклит? Что такое Тюхе? Тюхе, Ананка, Мойра, Адрастея – вот сколько существует имен у античного представления о Судьбе.
Но фатализм в Античности не отменяет героизма. Античный человек рассуждает так. Все определяется судьбой? Прекрасно. Значит, судьба выше меня? Выше. И я не знаю, что она предпримет? Не знаю. Почему же я тогда не должен поступать так, как хочу? Если бы я знал, как судьба обойдется со мной, то поступал бы по ее законам. Но это неизвестно, значит, я все равно могу поступать как угодно. Я – герой.
«Илиада» и «Одиссея» Гомера являются героическими поэмами. Они и повествуют нам о героях древности, чьи поступки от них не зависят и являются результатом вмешательства в их телесные оболочки сил божественного или демонического происхождения. Ну а кому подчинены сами боги-демоны? Они подчинены все тому же всесильному Фатуму, у которого слишком много имен, значит, он просто неопределим.
Стихия античной телесности все время будет вести к хаосу и разрушению Порядка или Космоса, чтобы, по воле все той же Судьбы, вновь возродиться из небытия, возродиться во многом благодаря героическим усилиям особой породы людей.
