Евгений Александрович Козлов
Мистик Томас Свит
Глава семнадцатая
“Есть люди гении, есть люди нормальные, я же никто”.
Геральд и Элизабет обвенчались в церкви отца Вильяма, как и задумывалось свадьба прошла тихо и спокойно, без лишнего шума, по крайней мере, они так думали стоя у алтаря, но стоило им выйти, как увидели половину горожан города пришедших поздравить новобрачных, весть разнеслась по всей округе и никто не пожелал оставаться в стороне, каждый в тот день считал своим долгом произнести тост и пожелания. Обрадовалась семья Краусвеа, когда-то род считали умершим, к счастью это оказалось ошибочным. Брак их был счастливым, с добротой они относились к друг другу, а затем и к своим детям. Сначала у них родилась девочка, которую нарекли Элизабет в честь матери, или просто Эли, затем на свет Божий появился малыш Карл, Карлинио как звали его в детстве. Они не заметили, как состарились, Геральд поседел и все такие же длинные пепельные космы прибывали в хвосте, Элизабет всё также неподражаемо красива, только чуть поблекла, со временем ее горделивый нрав изгладился, и в лице появилась добрая умиротворенность, у него не стало тех внезапным порывов, редко отныне он колко славословил.
Отец Вильям уже не служит, но по-прежнему живет при церкви и ухаживает за кладбищем, выглядит неизменно, старик, будто в его морщинах не старость, а он сам избрал такую внешность, дабы смирять самолюбие. В один весенний день по воле провидения встретились два старых знакомых Геральд и отец Вильям, пара мудрецов на ветхой как их жизни скамейке. Мистер Краусвеа пришел со своим внуком, маленьким мальчиком лет семи. Осмотревшись и поздоровавшись, они начали беседу.
– Сколько времени прошло, уже и не вспомнить. Видите, у меня уже внуки подрастают. – сказал Геральд.
– Давно вы не заходили ко мне граф, что ж, на то воля Божья.
– И именно из-за нее я здесь. Хочу рассказать вам, отец Вильям о последнем происшествии. Помните затворницу, что жила в замке.
– Припоминаю.
– Так речь пойдет именно о ней. Как вы, должно быть, слышали, мы с супругой перебрались в поместье Мемориес Роуз, а замок поднесли в дар детям. И вот недавно, они, осматривая замок, затеяли кое-что там переделать, однако те мастера отлично постарались, раз замок еще стоит, а я их ругал; так вот, они открыли ту самую комнату, где некогда жила затворница. Каково было мое удивление, когда узнал, что там никого не было. Сознаюсь, я вовсе позабыл о ней, потому что перестал верить. Боюсь, мои догадки правдивы, ее никогда не существовало, тогда почему вы солгали мне?
– Даниэла существует, она есть и всегда будет, пока о ней помнят. И думаю, пришло время поведать вам историю, она также таинственна как исповедь, но думаю, время пришло.
И отец Вильям рассказал Геральду всю жизнь Даниэлы, и свою жизнь, ведь он когда-то именовался сэром Гарисоном.
– …После того как мне было отказано, я отчаялся и не нашел другого выхода, как отправится в путешествие по миру, провернул дело легко, ведь я заведовал кораблями, мне не составляло особого труда отплыть на судне в неизведанные уголки земли и мирового океана. Я искал забвения и успокоения, но не нашел. Немыслимое количество раз я пытался полюбить другую женщину, просто не мог, любовь к Даниэле лишь крепла благодаря разлуке, постоянно вспоминал о ней, но уже не надеялся. Убеждал себя в обратном, безрезультатно. Несколько лет мне потребовалось на поиски себя, своего предназначения. Слава Богу, я не впал в уныние, а отыскал один единственный путь, углубился в богословие и вознамерился служить Богу и людям, до конца дней своих. Так я стал священником. Далее вы можете не поверить мне, но всё было именно так, как я говорю. Меня рукоположили и назначили, направили в этот приход, и тогда я осознал, что это было не случайно. Я был страшно искушен, принявший обеты, я проявил слабость. Навестил Даниэлу, дверь ее была заперта, она могла узнать мой голос, но не впустила, я желал лишь увидеть ее, не более того, Даниэла оказалась сильнее меня и не поддалась на уговоры. Родные отреклись от нее, и не представляю, как она прожила без помощи, только с Божьей помощью. Отныне я помогал ей, чем мог. Прошли еще несколько лет, неожиданно приехали вы и изменили жизнь Даниэлы.… Даже не сомневайтесь в ее существовании. И вот однажды я как всегда пришел к ней в вашем присутствии, помните. Тогда в первый и единственный раз она отворила мне дверь и впустила к себе. Для того чтобы попрощаться и исповедоваться. Красива словно ангел, я не мог оторвать от нее своих глаз, поседевший старик, я смотрел на нее, а она лишь поблагодарила за всё и попрощалась со мной. С тех пор ее не стало, может быть, она ушла странствовать, умерла, либо вознеслась на небо. Я точно не знаю. Неправильно говорить о святости при живом человеке, но для меня Даниэла свята и праведна, она изменила меня и наставила на путь истинный. Вся наша жизнь это борьба со своим грехопадением и я уверен с Божьей помощью, она справилась с собой. Молитвы ее до сих пор оберегают меня и многих людей, с того момента как мы познакомились, я ни разу не болел, ни разу не отчаивался, если узнаете сколько мне лет, то не поверите, чувствую поддержку и защиту, заботу о моей грешной душе. Я искренне любил ее и знаю, мы будем вместе на небесах. И надежда эта согревает меня. Надеюсь и верю, она счастлива.
Глава восемнадцатая
“Сладостны уста порока,
Потому горьки правдивые слова пророка”.
Историю эту знали лишь два человека, коими не одним из них я не являюсь. Я потомок рода Краусвеа, маленьким мальчиком услышавший рассказ старого священника, многие уже не помнят его имени, но я по-прежнему вижу, как он убирает сухую траву и цветы с холмиков могил, и будто время над ним не властно. Он добро улыбается сквозь густую бороду, а в глазах его еще теплится мечта о встречи с любимой. Не смогу вспомнить, когда меня впервые посадили за ученическую парту, какой был урок, не помню своего первого учителя, но история жизни Даниэлы Затворницы отпечаталась в моей душе навсегда. Дедушка с бабушкой умерли в один день, сидя в саду, там, где он сделал ей предложение, и смотря друг другу в глаза. И отныне историю эту знают лишь двое.
Эпилог
Отрывок сна:
Они стояли и ждали когда я, наконец, провозглашу во всеуслышание, нареку себя праведником. Но мой ответ был иной – Я грешник! – вырвалось из уст моих. И толпа разверзлась, и пропасть зияла над бездною, не оправдав ожиданий, изрекши правду, они ввергли меня в изгнание.
2010г.
Фантомные боли
Чернильная капля невольно соскочила с кончика заостренного пера, отчего расточитель содрогнулся, когда небольшая лужица растеклась по письму, столь прилежно некогда долговременно составленному Томасом Свитом. И потому под пятном ему пришлось сотворить приписку – “Черные пятна падают на жизнь каждого человека, порою их необходимо не замечать, чтобы не отвлекаться от важного, например, от содержания сего последнего моего послания”.
Сегодня записывая однотонные строфы, он еще умудряется одновременно размышлять о человеческой судьбе кратко описанной как всегда гротескно классиками мировой литературы. Ибо человек по их разумению может быть либо “Человеком в футляре”, либо “Человеком толпы”, один сторонится общества, дабы познать себя, другой отвергает одиночество, чтобы не остаться наедине с самим собой, о эти мученики терзаемые совестью. Нет, это лишь малые отблески души, ее величье не вместить в слова, ее глубину не облечь в переплет. Посему пространным казалось мистику завещание, лежащее на столе, ибо он не сторонится посетителей, но ощущает, как постепенно отдаляется от них, душою стремясь туда, за горизонт.
Однако сей сакральное действо прощального характера прервал человек весьма миролюбивого вида, столь тихо вошедший в комнату графа. Томас Свит окинул его пристальным взглядом, сделал жест рукой, в знак разрешения разговора и неминуемой откровенности. Тот джентльмен средних лет в дорогом костюме, гладко выбритый, с прической как у французского принца, не стал садиться на стул, а только словно парил над полом, борясь с внутренними докучливыми страхами. Весь его типаж являлся плачевным, можно даже назвать скорбным.
– Доныне меня не посещали столь занимательные феномены. – произнес мистик.
– Мне порекомендовали вас, как знатока понимания, как многогранного в мировоззрении господина. – кротко ответил пришлый человек.
– И ваши осведомители вполне правы. – Томас исследовательски изучал клиента, вскоре проникнув в его душу, начал повествовать. – Недавно я стал свидетелем одной занимательной истории. Позвольте вам поведать ее краткое содержание. Дело обстояло так: однажды человек очнулся от пресветлого небытия сновидения, потеряв всякую память вследствие неизвестных последствий. Огляделся, но не вспомнил то место, где находится, пошарил в карманах, пусто, лишь одна вещь навеяла ему о забытом прошлом, то была фотография, фотоснимок, на котором была запечатлена девушка. Не особо ломая душу, человек отправился на поиски правды, кем он является и кто она, та девушка на фото – вот пара вопросов мучившие соображения человека. Добрался он до города, начал расспрашивать прохожих, но те лишь насмехались над человеком, почитая его просьбу за розыгрыш. Изрядно поплутав, не найдя поддержки, не снискав доверия, попав в плен горя, отправился он в бар, там находился я и подслушал разговор того забывчивого человека с барменом довольно пожилым мужчиной с пеплом на главе. Их беседа, к моему сожалению, сталась краткой, но весьма занятной. “Почему вы так грустны”. – спросил бармен. “Потому что никто не желает помочь мне”. – ответил человек. “Кто она?” – спросил он же, указывая на снимок. А мужчина улыбнулся в ответ, сказавши – “Если вы говорите серьезно, то я, пожалуй, помогу вам”. – здесь, признаюсь, я затаил дыхание, расслышав откровение. – “Это вы изображены на фото”. Только представьте, насколько ей стало противно собственное естество, что девушка позабыла, кто она есть. И посмотрев в зеркало, окинув свою внешность единым взглядом, она огорчилась возвращению в свою должно быть несчастную жизнь. Мы можем уйти от людей в пустыню, но от себя не уйти, поэтому люди верят в смерть как в источник вечного забвения, дабы больше не существовать, из-за ненависти к самому себе, к другим людям, но они заблуждаются. Нас мучают нескончаемые переживания, нервические стрессы, неизгладимые чувства. Так может, подошло время сесть и подумать, остановить ту сцену жизни на несколько минут, наконец, убраться в пыльной комнате души, где знания, словно книги неудержимо разбросаны по полу, где завяли цветы в вазах, и пора бы их сменить. Я, безусловно, помог той девушке, она больше не будет примерять чужие личины, а будет собой, я помог ей, назначив ее моим осведомителем, теперь я располагаю всеми мистическими явлениями в городе и за его пределами. А теперь, позвольте помочь вам. – говорил Томас Свит. – Скажите, по какому конкретному поводу вы вознамерились посетить мою скромную контору?
– В моей жизни произошла трагедия, без преувеличений сокрушительна значимость сего события ввергшего меня в отупленное отчаяние. Меня жестоко терзают воспоминания былого, грезы невозможного будущего, мечтания способные обретать материальную оболочку. – слезно повествовал джентльмен. – Моя любимая покинула меня раз и навсегда. И отныне я часто представляю ее рядом, она словно живая, она всюду сопровождает меня. Но то лишь неосуществимые мечты, о как дико больно мне. Жалостливая боль, холодная, ноющая, нескончаемо удушающая разлукой.
– У вас по-видимому фантомные боли. – заявил Томас Свит. – Это когда человек теряет часть себя, но ощущает на месте потери несуществующую боль, потерянные ощущения, это словно эхо, имитирующее ваш голос, однако то лишь иллюзорное отражение.
– Вы правы, мою боль не отразить словами. Поверьте, я вижу ее улыбку, мы вновь посещаем все те места, где когда-то гуляли, во мне восстают влюбчивые чувства и радостные эмоции тех дней проведенных в нежной неосязаемой ласке невинной любви. Я люблю ее, и поэтому она не покидает меня, я не могу отпустить ее, оставить без себя. Не могу забыть ее. И прошу вас сделайте так, чтобы боль прекратилась, а осталось только счастье. – отчаянно вопросил джентльмен.
– А что именно она желает донести до вас, что она говорит? – спросил мистик.
– Любимая молчит. Ее уста безмолвствуют. – ответил человек во фраке.
Томас Свит призадумался.
– Воспоминания безмолвны, ибо память легче запоминает образы.
Несколько минут они сидели в задумчивости, однако мистик уже раскрыл загадку произошедшего, но как истинный филантроп, он решает прежде направить гостя на путь веры, пролегающий через тернии.
– Я бы хотел увидеть то место, где вы часто бываете. – предложил граф.
– Конечно. – восторжествовал джентльмен. – Значит, вы всё-таки поможете мне.
– Заведомо предполагаю куда именно вы меня поведете, однако не говорите лишнего, пусть я помучаюсь сомнениями. – и на этих словах они встали с отогретых стульев, и вышли на улицу, поймали такси и направились вдоль города, минуя бульвары и парки. Вскоре на определенном участке земли, джентльмен приказал остановиться, отчего Томасу пришлось укротить увлеченного ездой водителя. Расплатившись, они пошли к намеченной судьбой цели.
Мистик ощутил некое подобие спокойствия с некоторыми крапинками страха, ибо грань всегда пугает, впрочем, и любое путешествие в неизведанное. Но будет ли это странничество отдыхом или каторгой, неужели мы, ведая об исходе, не ведаем, что ждет нас там. И эта неразумность порою приводит в ужас, известная неизвестность, ведомая непостижимость загробного бытия. Однако мы знаем, что мир состоит из света и тьмы, иных лиц мироздание не имеет. Приручив отлучившийся дух, мы примем вечность, светлую или темную.
Но Томас Свит стремился только к свету, поэтому с надеждой уповал лишь на Бога.
Они мерно шли вдоль оград кладбища, где обрели пристанище молодые и старые тела, где тишина убаюкивает, где чувствуешь всею эйфорией сущности ту границу между мирами.
– Мы хотели повенчаться, вот видите, я даже не снимаю свой свадебный костюм. Услышав мое предложение она была так счастлива. – человек стал еще печальней. – Жаль жизнь нас разлучила. Или смерть.
– Я полагаю, что смерти нет. – заявил внезапно мистик поправляя шляпу. – Той окончательной и бесповоротной. Мы лишь однажды изменим обличье, распадемся на три составляющие строения человека такие как: материальная плоть, эфирная душа, и божественный дух (или жизнеподательная искра, милость, совесть, провидение, дарующее нам вразумление и жизнь, мудрость), мы потеряем только телесную оболочку, которая не истлеет, ибо Творец не уничтожает свои творения, останется душа (сознание, чувства), а дух живет как бы в нас, и вне нас. Господь, должно быть, замыслил человека как тройственный союз, поэтому забвение исключено, как и понятие небытия. Мы обретем плоть в Воскресенье, но иную. Поэтому смерти нет, ибо Спаситель победил ту дочь грехопадения. С пришествием Христа наша любовь перестала быть временной, но стала вечной. – говорил Томас Свит наставляя незваного посетителя, а тот в свою очередь слушал, но вскоре вновь расплакался завидев могилу.
Джентльмен склонился возле холмика, рыдая и стеная, вопрошал о помощи.
Томас Свит подошел к нему, и по-отечески стал изъяснять свои мысли на сей счет.
– Поначалу я подумал, что вы оплакиваете смерть любимой, уход, если быть точнее. Однако те суждения оказались неверны и ваша свадьба расстроилась по иной причине. – мистик с сожалением взглянул на него и продолжил. – Здесь покоится ваше тело, и вы страдаете, по причине нежелания покидать этот мир. Вас мучают воспоминания, вы являетесь к любимой, но она не слышит вас, фантомы преследуют вас. И это действительно больно. Отпустите себя, ведь ее земная жизнь продолжается, а вы лишаете себя свободы. Любовь вечна, и даже во сне в нас бурлят чувства. Любите и более не плачьте.
Джентльмен внезапно перестал скорбеть.
– Любимая. Вечно буду любить тебя. – произнес он и словно луч света мерцающего светила, стался поглощен силой вышней, влекущей на Небеса.
Томас Свит, прежде чем уйти, еще некоторое время побыл на кладбище, вдумываясь в собственные слова, которые казались ему не воссозданными, но ниспосланными.
2012г.
Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора, фотография самого автора.
