Евгений Александрович Козлов
Мистик Томас Свит
Вслед за воронами
“Даром получили, даром давайте”.
От Матфея 10:8.
Эпилог
“Зажиточный, обремененный нескончаемыми долгами, замыслами и воплощениями больше сорока лет давно немолодой человек, однажды, сильно дивясь и негодуя внезапно заболел, тяжко с удручающими прогнозами. Однако вместо того, чтобы готовиться к переходу в вечную жизнь, отрекаться от мирского, дарить, прощаться и прощать, славно заканчивая земную жизнь, вместо этого, не обращая внимания ни на чьи увещевания, простирая взгляд вдаль с улыбкой на устах, ожидал он счастливого конца своим невзгодам. Ему было дано достаточно времени, которым необходимо было воспользоваться разумно, каждую оставшуюся минуту наполняя смыслом, однако им оно оказалось полностью бесповоротно упущено, надеясь на лучшее, пеняя на людей в белых халатах, на свою удачливость, уверенность… Он умер. Удивление его не вмешало тех чувств, кои теперь стали не столь важны, когда ангел, сойдя, протянул руку и, зовя за собой, от былой решительности человека не осталось и следа. В полном возмущении, он закрывал и открывал глаза, и не верил, как такое могло произойти? Бестелесной душой воспарил он к свету, вслед за посланником, иного выбора не представилось. Он видел всю свою жизнь, от начала и до конца, все подробности, все злодейства и добродетели, теперь он лицезрел как бы со стороны, но ничего не мог изменить. Порой ему хотелось крикнуть – “Нет, не делай этого!”, “Обернись!”, “Помоги же, не проходи мимо!”, одни события сменяли другие, и так продолжалось недолго. Самодовольно улыбаясь, смирившись со своей участью, прибег к разуму и анализу – “А что, ведь жизнь моя, не столь была плоха. Сколько я всего сделал. Меня будут помнить многие и многие поколения, имя мое будет звучать долгие годы, пока не впишется в летописи лучших из лучших”. – немного поразмыслив, дополнил – “Мне ли печалиться, мне ли проливать слезы почем зря, совершивший великое должен радоваться и веселиться”. Некоторое время томился тот человек в неведении, но вскоре подошел к нему красивый, сердитый ангел, источавший мудрость, в руке его посох, а за спиной два крыла, он указал и они пошли. Шли недолго. Явились. Возвышалась гора, низкая по земным меркам, к ней они спешили. Достигнув цели, ангел произнес – “Смотри, гора, она твоя, и ты создатель, так пойди, взберись на вершину ее, словно царь и познаешь, коль жизнь твоя ослепительной была”. Человек лишь усмехнувшись, повиновался, карабкаться стал он на гору ту, состоявшую из разных вещей. Здесь были картины, книги, сувениры, кирпичные кладки домов, сундуки, одежды, инструменты игральные и прочее, чего только не лежало внизу, сколько в вышине, не счесть. Как ни пытался осилить гору, не мог он, никак не ухватиться, ни на метр не поднялся и, отчаявшись, молвила неспокойная душа – “Никак, нельзя, я не могу, уж слишком высока, трудна”. И ангел на то ответил – “Посмотри, всё это твое, творения твои земные, тщеславился и дорожил ты ими, иным же поклонялся, оных боготворил, ты говорил – всё это жизнь моя и смысл, так погляди, нужны ль они тебе теперь. Помогают ли взобраться на вершину, лишь тянут во мглу и ослепляют. Кто первым был, последним станет”. Схватившись за голову человек тот огласил – “О ангел, пощади. В жизни своей я жил лишь ими, те книги я писал, надеявшись себя ими прославить, картины те, что писаны рукой моей, в рамах золотых в галереях, для славы и богатств, творил и день и ночь, забывая всё на свете, жизнь отдал я праху. Глупец, какой же я глупец”. ”Из земли и в землю” – ответил ангел – “Богатства, сокровища должны быть на небесах копиться, не посрамленные грехом; не нарушая заповедей, любя Бога и ближнего, на каждый день сей завет, помня, бодрствуя и созерцая жизнь свою без оправданий”. “Вернуться бы мне назад, раздал бы я всё что имел, добро творил, не искал той похвалы, забудут там меня должно быть скоро, забвением закроются тома, осыплются холсты, но, увы, поздно, уж слишком поздно” – молвил жалобно напоследок человек.
Глава первая
Астерий Мун, поэт, философ, драматург. Он стар, потому что мудрствует, мудростью не обладая, и молод он, ведь как дитя, постоянно задает себе вопросы, почему, зачем и что если. Познания его невелики, но глубоки, как раб пера, сочинительство было всегда его трудом, движением и воплощением задуманного. Как известно люди делятся на три различных по поведению, мировоззрению и миропознанию категории, они таковы: практики, теоретики и созерцатели. Как и три вида сотворения греха: делом, словом и помышлением. Каждая отдельная группа более подвержена однозначному злодейству, например, практик – целеустремлен, предприимчив, много двигается, контактирует с людьми, коммуникабелен, легко управляем, физически силен, душевно расшатан, непостоянен, сломить его достаточно просто, чаще воплощаются грехи физического типа, насилие, подавление меньшинства, блуд, пьянство. Теоретик – много говорит, раздражителен, рационален, не редко циничен, тверд, упрям, приветлив, располагает к себе людей, также легко отвергает несимпатичное ему, зачастую в нем мало осознанности, много суетлив, сломить можно действиями, направленными против личности, репутации, самооценки, самоуверенности, тогда сильно уязвим, главные грехи клевета, споры, заблуждение и, безусловно, осуждение. Созерцатель – почти не говорит, малоподвижен, меланхоличен, временами наивен, любит преуменьшать и преувеличивать, изгой, духовность для него превыше всего, видит красоту и обладает даром запечатлевать ее, грехи в частности мысленные, мало эмоционален, в обществе не приемлем, потому и тяжело управляем, практически не сломить, тяжело повлиять или переубедить, навязать мнение большинства невозможно. Каким из них является поэт, решать вам, но запомните, рамки не в состоянии, не могут вместить индивидуальность, поэтому деление людей на определенные характеры, темпераменты, классы и расы низменно во всех отношениях, бессмысленно по своей природе, и просто не заслуживает нашего внимания.
Как всякий творческий человек, его жизнь ограничена, замкнута и отшельническая участь ожидает каждого кто ступит на сей стезю; конечно, как только творчество становится общественным, то превращается в искусство, теряя свою изначальную непорочность, девственность. Погруженность в себя как постоянный поиск чего-то нового, неизведанного уголка души, но эта комната не душная, просторная, ведь немыслимое количество замыслов, мыслей, картин, так много, что внешний, реальный мир теряется на фоне самого себя. Это конечно не есть хорошо, нужно дозировать, а лучше совмещать, например как человек в миру, ему нужно делать какие-нибудь бытовые суетные дела, и думать о вечном, опять же если мы прикладываем ко всему причину, следствие и как неотъемлемую часть, Бога, то любое наше действо имеет смысл, ведь неукоснительно, исключительно знаем ради кого и кто нам помогает, бескорыстно. Мистер Мун, почти никогда не прибегал к подобным методам работы, соискание то было, конкретная четкая позиционированная связь не наблюдалась, за исключением некоторых случаев. Он не трудоголик, нет, порой от постоянной работы (здесь стоит уточнить: под этим словом подразумевается деятельность тела и души не для вещественного морального благополучия, каких либо заслуг, почета и т.д.) сильно устает, практически отрекается от своих занятий, подумывает об ином времяпровождении, однако стоит ему чуточку отдохнуть, как девы музы воспрянут и вновь увлекут ясными и неясными видениями. Питаем, насыщаем воображением посредством духов, прошлого, настоящего, будущего, возвышенного, низменного, всё на палитре застыло, иль движется по замкнутому кругу. Когда берешь перо и пишешь первое слово, то окружающий мир расплывается, и вовсе пропадает, написанное полностью погружает в свою эмпирию, вселенную, помимо той вселенной, в которой находятся планеты, звезды и другие космические объекты. Творец заложил еще и в каждом из нас целые вселенные образов, которые может даже больше и бесконечное чем та, что обычно подразумевает это слово. Поэтому и убийство, соитием всей масштабностью человеческой мысли, просто невозможно осмыслить, даже вообразить, как такое может произойти, как можно погубить такое многообразие красок, идей, замыслов, иллюзий, молитв, нет, невозможно, даже если тот человек выглядит звероподобным без сознания совершающим инстинктивно злодейства, без физических проявлений жизни, во сне, кажется врагом и единственный способ остановить его, это убийство, то сами остановитесь, не уподобляйтесь, не делайте этого, он такой же человек, как и вы, также кого-то любит, мечтает, ожидает, он вселенная.
Вернемся, одна особенность Астерия в том, что он избрал другой способ передачи, консервирования мысли, зачастую люди высвобождают себя с помощью речи, отправляют слова в воздушное пространство, ожидая или не ожидая ответа. Наш поэт привык записывать свою жизнь, желания и надежды, но это конечно путь одинокого человека, те, кто беседуют, они более преуспевают в жизни, в обществе, во всем, но их диалог по обыкновению необдуман, потому и очень опасен, может ранить или убить, на бумаге же всё наиболее осмысленней, главные понятия и темы выделены, выстроены в лексическую цепочку. Хотя мистера Муна нельзя назвать одиноким человеком, ведь ему приходится общаться с издателями, другими писателями, и с миссис Чойс, что убирает его затхлый, устланный бумагами кабинет, или комнату, как будет вам угодно. Стоит упомянуть, он из тех людей, которые на вопрос – как ваши дела, как жизнь, обычно с серьезным видом отвечает – всё хорошо, так и не задумываясь всем и каждому отвечает – я счастлив, не потому что это так и есть, а по вере, он хочет так обмануть себя, прекрасное средство от уныния, но лживое, для него конечно, людям ответ не столь важен из-за эгоистических умыслов. А знает ли Астерий, что есть настоящее счастье, нет, даже не догадывается. Vox audita latet, littera scripta manet (Сказанное слово исчезает, написанная буква остается.), вот почему он выбрал такой способ познания мира, людей, себя, Бога, чтобы не забывать, всегда помнить и постоянно искать, ведь слово вскоре забудется, если не записать его. Он никогда не считал себя талантливым, одаренным, или ремесленником, нет, его мнения о себе честны и без преувеличения правдивы, без лести и самолюбия. Затворническая жизнь полна и разнообразна, хотя по виду так не скажешь, и вряд ли кто-то подумает так, но всё же. Возраст его неизвестен, может быть минуло ему уже двадцать семь, может тридцать, для него, и для нас не столь важно, да и внешность его неказиста, мистер Мун как всякий занятой, поглощенный человек, порой не замечает простых, а тем более ничего не значащих вещей, как например, внешность. Но стоит описать, ради достойного удобного восприятия: фигура стройна, так как пристрастие к пищи отсутствует, бледная кожа, за неимением солнечного света, небритость и неприличная стрижка (длинные волосы), а точнее отсутствие ее, вызывает повсюду явный негатив, так как отвергает стереотип – как должен выглядеть мужчина; получилось что-то вроде, наподобие Фауста, но у Астерия нет возвышенных чувств к себе. Он белая ворона, как правило, люди говорят. Какой-то явной пользы для общества он не приносит, может быть, конечно, напишет что-нибудь великое, что маловероятно, сейчас его идеалы всячески игнорируются большинством. Циничные люди обычно произносят такую фразу: “если они неполезны, то пусть хотя бы детей рожают, пополняя тем самым население, продолжают человеческий род”, вот так легко находится применение людям, мистер Мун непременно один из них, то есть из тех, кто избрал свой собственный путь, отличный от других. Почему? Должно быть, писательство сподвигает к глубокому, таинственному озарению, мнения же других его мало заботят, и общечеловеческие системы жизни ему неинтересны. Вообще успех не может пониматься однозначно, для одного это победа, для другого это обыденность, для одной женщины рождение ребенка подвиг и основная галочка в списке смыслов жизни, для второй же это естественное, предопределенное стечение обстоятельств, никакого подвига и достижения здесь нет, это не главное. Можно пожелать летать, однако можно совершить полет с помощью крыльев в виде мухи или орла, в качестве кого вы хотите достичь чего-то в своей жизни, и какими путями вы движетесь к назначенной цели, это очень важно. Астерий выбрал труднейший или простейший путь, быть собой, всегда и везде, не под кого не подстраиваясь и быть всегда правдивым.
Иногда желание творить у него явственно присутствует, под действием вдохновения, но порой всякое стремление пропадает, наступает кризис жанра, тогда необходимо длительное время, чтобы всё взвесить, тщательно обдумать, перо не перестает писать, но результаты, плоды трудов, выглядят неоднозначно. Вроде тот же слог, слова, мысли, но нет удовлетворения, радости или просто взаимности, (или всего этого никогда нет), просто должен. Для чего или ради кого? Есть ли этому конец, если ли предел мысли, когда перестанут появляться замыслы, ежедневно напоминающие о себе, пока не воплотятся в жизнь, пока не зашифруются на бумаге. Вечные вопросы; значит для кого-то это нужно, можно перечислить для кого, но ответ прозвучит обширней, для всех и точка в земной жизни непременно выразиться в простом символе. А пока, безвыходные вопросы будут возникать, чернила их непроизвольно будут убивать. Приводят подобные мысли к отчаянию, сомнениям, но как в карточной игре эти черные масти нужно покрыть козырными красными картами, добродетелями, да трудно, но кто сказал, что жить легко, мы рождаемся с болью, глаза слепнут от яркого света, легкие обжигает воздух, холодно. Нет в жизни однотонности, жизнь определенно не зануда, необходимо справляться с невзгодами, зачастую смиряясь. Так он с помощью пера затачивал былые страхи в белые клетки, сублимировал, безусловно, вся его энергия уходила в творчество и только туда. Определенно он несчастный, убогий человек, но дело в том, что он в свою очередь, (на недовольство другим), об этом даже не задумывается. Хотя, конечно, Астерий порой рассуждает о себе, но не делает основательных выводов, ведь всё так изменчиво.
Самоизоляция как способ ограничение влияния своего зла, встречается редко, поэтому если человек не разговаривает с вами, то не, потому что негативно враждебно относится к вам, а совсем наоборот не желает навредить вам, ведь слово смертоносней любого оружия. Астерий довольно пассивен, миролюбив. Но увлечен, слишком сильно поглощен процессом творения, чересчур устремлен собой, ведь довольствуется лишь своими мыслями, своим миром, некоторыми знаниями, затем складывает мысли в строки, периодически переживая их, исправляет, некоторые сжигает, но всё же дорожит ими, хранит как зеницу ока, это стало его страстью. Спрашивает себя, а если перестану делать это, что тогда, представить трудно, даже с таким детским воображением, будто одно от другого неотделимо, будто он предназначен для сочинительства писательства. Ответ на вопрос знает лишь один Бог, кому что уготовано, и как они распорядятся талантами. Ступаю на стезю высшей философии, так легко запутаться и так трудно подобрать верные суждения. Ad memorandum (для памяти), но вспомнит ли кто, человека без потомков, кому нужны книги, написанные отверженным писателем. Может люди в будущем и вовсе перестанут читать, и что тогда? Труды окажутся напрасными, ненужными никому, как и их создатель. Такова участь всякого несовершенного, ненормального в глазах тех, кто предопределяет искусственно созданные рамки, порой которые не могут вместить нестандартность, движимые завистью или отчуждением, готовы развеять прах по ветру еще живого человека. Все далеко непросто, и будет еще сложней.
Сей персонаж кажется незаурядной, простодушной личностью, он ни к чему не стремится (движение к видимой цели предметной или поверхностной общечеловеческой, духовное не берется в расчет в силу специфики творчества как вместилище духа), ничего не предпринимает, в стороне от общества, инфантилен, сущий ребенок или ветхий старик, одно из двух. Не желает радостей жизни: брака, детей, семейного очага, не норовит прославиться, гордыни в нем нет и в помине, настоящий отшельник среди городских джунглей, но с другой стороны движение в нем присутствует всегда, ведь его замыслы не стоят на месте, потому серьезен, образчик писателя, чьи моральные правила крепки, независим и свободен, потому и способен выражать свои мысли откровенно, кои противоречат извращенному современному пониманию мира, человеческих отношений, и мнение его разнится с выше упомянутым, это его нисколько не смущает, ведь никто не в силах на него повлиять. О чем именно пишет Астерий Мун, о разном, привести пример не составит особого усердия, в двух словах, возможно привести обычную хронологию произведений; кто-то ходит на свидания, любит, а кто-то лишь об этом пишет, потому что этому не бывать, но можно представить, описать, и в двух случаях удовлетворены подобной встречей, чувством, оба участника, один наяву всё видит, слышит, осязает, второй не участвуя, не ведая как это происходит, и каковы ощущения, также находится там, создает иллюзию, которую возможно олицетворить, прочувствовать, однако о схожести идти речи не может, по-настоящему всё ж изрядно лучше, чем придумывание, ведь он никогда не был на свидании с леди, однако довольствуясь этим, он мысленно переносится туда с помощью заблуждения, а не знаний сентиментального явления. Воображение опасное занятие, если оно полностью заменяет, затмевает реальность. Мистер Мун именно в таком возрасте, когда еще не пропала тяга к подобного рода личного плана отношений с женщинами. В чем он, конечно, нисколько не преуспевает, более того нисколько не заинтересован в переносе мыслей в жизнь. У него вовсе иные замыслы. Проза и поэмы наделены четкой идеей, по обыкновению, некие догматы взаимоотношений, нарушение которых неминуемо ведет к падению. Сложно определить формулу его сочинений, скорее всего всё гораздо проще, и главный апогей заключается в постановки вопроса, каждые выходят за рамки обыденности и поиск требует аналогично нестандартного ответа. Легко запутаться, настоящий лабиринт, он ученик, он же и учитель, играет по своим правилам, потому и держит ситуацию под тщательным контролем, если на то есть резон и силы. Рано или поздно он столкнется с закрытой дверью, повернет в тупик, тогда будут бессонны его ночи. Такова вкратце внешняя и внутренняя жизнь Астерия Муна, теперь пора и рассказать о его квартире в фешенебельном доме для не особо богатых, но и не для бедных, приют для среднего класса, как именует пресса, которого в природе может быть и не существует, как, в общем, и природы. Мистер живет там довольно долго, свыкся с этим местом, и даже не думает о другом месте проживания.
Трехэтажное здание располагается на Гард-Сквер, улице ничем не примечательной и не прославленной какими-либо событиями, революциями и тому подобными переворотами. Оно чуть покосилось от невидимых сдвигов земли, отчего под ножку стола привыкли подкладывать дощечку, картины и часы приходится постоянно поправлять, многие вещи попросту пропадали, уходя не по своей воле с должных мест, коих было и есть не такое обширное видовое собрание. Главные предметы находятся возле окна, письменные принадлежности или принадлежности для письма, не суть важно, но не понаслышке сыскали звание первых вещей в квартире. Представьте одну комнату, небольшую и немаленькую, чуть в полумраке, впереди одно окно из которого исходит свет, серо-синий, над ним стол, стул; и всё; остальное уходит в тень, как ненужное для композиции. Кухня, кладовая, имеются, не используются, лишь миссис Чойс иногда прибирается там, смахивает пыль, да и только. Питается поэт плодами, без излишеств, только бы они не оказались запретными, по обыкновению насыщаем плодами своих трудов, вот так можно описать. Оказывается духовная пища иногда, если уж не удовлетворит потребности тела, то усмирит и уменьшит перечень прав и пожеланий, что обычно велики и ненасытны. Доходы не позволяли мистеру Муну жить подобно его положению, и если бы расходы не были столь малы, то вскоре, он мог бы оказаться на улице с кипой бумаг подмышкой, которые, безусловно, пригодились бы в растопке костра в переулке нищих. Несколько раз его печатали, некое представление произведения, скупы до крайностей издатели чаще всего считают, что занимаются благотворительностью, печатая в своих журналах строки, написанные не ученой рукой и пустой головой, то была помощь калеке, однажды возмечтавшего о самореализации, поэтому им присуще снисхождение, благодарности не предусматриваются, провожают то ли жалобным, то ли недобрым взглядом. Домашних животных у него нет, мыши, только, скребутся за стенкой, не найдя пропитания, явно не намерены оставаться в квартире аскета. Соседей практически не знает, из-за редкого посещения внешнего мира, за пределами родных стен, многие попросту забывают, как выглядит Астерий, слова приветствия обычны, не замечаемы, проходя мимо любопытных глаз старушек, заставляет их изрядно попотеть, они всеми речевыми и памятными силами пытаются вспомнить, рассказать какую-нибудь сплетню о сей господине, но не могут найти в закромах суетных соображений никаких подозрений на занятность, это их огорчает, и тема произвольно меняется. Существование его незаметно, хотя кто знает, может быть, те стихи, будут в будущем цитировать или осуждать, в любом случае о них будут говорить, но биографию не напишут, уж слишком жизнь его скучна, имя станут считать псевдонимом, слишком странно оно звучит, за неимением детей, имущество пропадет, о нем забудут, миссис Чойс сменит место работы, забудет, старика с душой раба пера, а нужна ли она, память, слава, почитание, не лучше ли тихо, никому не вредя, благополучно закончить свой век, лучше быть прославленным небесами, чем землей, среди бушующих потоков слов, не лучше ли быть тишиной, а среди яркого зла, стать поблекшей чистотой, ведь не сверкает сребролюбие в его очах
Вид из окна не отличался роскошью, скорее безмятежностью стоячей воды, кажется, течет медленно, не торопясь, лишь изредка поглаживая песчаный берег, на поверхности именно так, а вот внутри бурлит настоящая невыдуманная жизнь, так и здания, аббатства, башни, будут скрывать бытие людское за масками прогресса и отчужденности, потребительским отношением к природе и холодности чувств.
Безразличие худшее из всех отношений, особенно во время беды, оно повсеместно практикуется, когда мы бьемся о свои четыре стены, в коробках, перестаем что-либо замечать, свили гнезда на одном дереве, разные птицы, разного полета, общности нет и взаимопонимания, собственное привычнее всего и с такой политикой вдыхая городские испарения кто-то ляжет на мостовую, на скамью в парке, окутается потрепанным одеялом, оставленным с самого детства, подложит под голову камень, либо руку, и уснет, всеми гонимый и проклятый, никому ненужный, всеми презираемый блаженный нищий. Вокруг него станут блуждать сотни ног, может быть щедрая рука подаст ему. Мимо проносятся сотни жизней, судеб сплетений, они разрознены, они в поиске, а кто-то уже всё нашел, можно искать Бога повсюду, объездить весь земной шар, полететь в космос, но не найти, а может Он ближе чем кажется, в тебе, в людях, в том нищем. Мы проходим мимо таких людей, они чужды для нас, словно прокаженные, заражены неизлечимой болезнью, но ведь они такие же люди, как и мы, столь же значимы и уникальны, так откуда берется несогласие, в очерствевших душах наших. Вот что можно было увидеть из окна Астерия, если видеть дальше глаз, понимать молчание и ощущать сердце без жизни. Он лишь на секунду отвлекся, устремил свой взор куда-то вдаль, затем перо снова заскрипело, а брызги чернил обильно оросили письменный стол, в этот момент рождалось нечто новое, никому ранее неведомое.
