Евгений Александрович Жиляев
Хроника последнего задания
– Прежде чем начать наше собрание, – начал Чаянов, – хочу представить вам наших дорогих гостей. Вот, Алексей Николаевич Кошкин из Московского городского комитета КПСС, – Берестов встал и поклонился. В зале грохнули аплодисменты. Весть, что в колхоз пожаловали из самой Москвы, сильно возбудила и воодушевила людей, подняла их значимость в собственных глазах.
– Захар Олегович Туров, – продолжал председатель перечислять гостей, – из нашей республиканской комсомольской организации, – снова раздались аплодисменты, – Фёдор Иванович Славин, молодой учитель, историк.
Последние слова Чаянова утонули в бурной овации. Берестов, сидя в президиуме, хорошо видел собравшихся в зале. Желающих было так много, что не все смогли вместиться. Присутствующие сидели, но больше стояли, из открытых настежь окон высовывались головы. Каждое слово ловилось на лету и дублировалось тем, кто не расслышал, находясь далеко.
– Итак, первое слово предоставляется товарищу Кошкину, – произнёс Чаянов. – Прошу, Алексей Николаевич.
Как только Берестов стал говорить, в зале стихло. На него смотрели и слушали более сотни человек.
– Уважаемые трудящиеся, я буду краток. Во-первых, я очень рад, что оказался здесь, у вас, среди настоящих героев труда, делами и честью доказывающих свою сознательность. Тем самым вы поднимаете себя, свой колхоз на новую высоту. Своим трудом вы прокладываете дорогу в будущее. За вами пойдут дети, внуки, и они должны и будут гордиться вами. В вашей сознательности заложена колоссальная сила нашего советского общества, но не менее важна и преемственность этой силы следующим поколением. Страшная война показала верность выбранного народом пути. Победа была одержана благодаря правильному воспитанию человека, идейному единству общества, дружбе народов нашей Родины, партийному руководству. Тем коммунистам, которые, пренебрегая своей жизнью, вели за собой, шли первыми. О них можно говорить много. Но они ничего не смогли бы сделать без вас, людей подобных вам, сидящих здесь. Низкий поклон вам! И напоследок, хочу сказать, что с задачами, поставленными Коммунистической партией в эти послевоенные годы по восстановлению и дальнейшему развитию народного хозяйства вы справляетесь на «отлично». Спасибо за внимание!
В зале установился оглушительный шум от хлопков сотни людей. Берестов сел.
– Слово предоставляется товарищу Захару Олеговичу Турову, – представил слушателям следующего оратора председатель колхоза.
– Алексей Николаевич хорошо сказал про роль коммунистов, – начал свою речь лейтенант после приветственных рукоплесканий. – Я же хочу сконцентрировать ваше внимание на комсомольцах. В зале есть комсомольцы?
– Есть, есть, – послышались голоса, – много нас…
– Поднимите руки, – попросил Захар.
Много рук, точно пики, взметнулись вверх.
– Вот, – обводя всех взглядом, быстро проговорил Лапин, реагируя на стремительно поднятые руки, – нас очень много! Это мы идём на смену вам, Алексей Николаевич. И мы не подведём. Не подведём же?
– Не подведём! – раздалось дружное согласие.
– Комсомол вносил, вносит и будет вносить существенный вклад в дело строительства коммунизма. А сейчас, в послевоенное время, на нас, то есть молодежь, опирается Коммунистическая партия, мы – проводники её идей. Правильно сказал товарищ Кошкин, мы будущее, но придёт время и нам придётся уступить место. А пока мы будем жить, работать, управлять общественными делами, помогая восстановлению нашей Родины под чутким руководством старших товарищей.
Дошла очередь и до молодого учителя.
– Позвольте и мне сказать приветственную речь всем здесь собравшимся, – заговорил Славин, а также тем, кого этот зал не вместил или вместил частично.
В зале раздался смех. Головы присутствующих как-то разом, не сговариваясь, посмотрели в сторону окон, откуда торчали улыбающиеся лица.
Кто-то пошутил: «Чтобы слушать, зад не нужен, достаточно одной башки!» И тут же раздался хохот. Заразительно засмеялась крупная женщина, а за нею и все остальные. Когда бурные эмоции поутихли, Славин продолжил.
– История, товарищи, то есть само это слово имеет древнегреческое происхождение и означает буквально «расспрашивание». Иначе сказать, сбор информации через расспросы. Так вот и мы, сидящие здесь сейчас, завтра будем историей. Славной историей, поскольку об этой встрече, останутся прекрасные воспоминания от общения, дружного обсуждения, планов и мечтаний. И если бы каждый день, который мы проживаем, оставлял бы после себя радость творчества, радость от трудовых свершений, радость общения…
– А любви? – раздался вопрос от одной из девушек, сидящей на последних рядах.
– Во, кто о чём, а баба о любви! – проворчал старик, которому, видимо, не понравилось вклинивание в речь оратора.
– А тебе, дед Евсей, не понять. Ты хоть и женат, а равно как бобыль! – ответила на его восклицание бедовая девица, – а без нашей любви все хлопцы захиреют, и не будет никакой истории! Не так что ли?
– Так-так, – поддержали подруги, что сидели и стояли рядом.
Дед Евсей только сплюнул себе под ноги.
– А ты головой не бодай и под ноги не плюй, а пусть лучше историк скажет, права я или нет.
Все посмотрели на Славина, поднял свои глаза на него и дед.
– А что тут говорить, – с улыбкой стал отвечать Фёдор, – любовь занимает в истории большое место. С этим не поспоришь, из-за неё начинались и заканчивались войны, она спасала целые цивилизации. Если вас эта тема так заинтересовала, можно об этом поговорить более детально завтра.
– Конечно, заинтересовала. Завтра придём…
– Так вот, я закончу, – Славин, взял паузу, – если бы мы проживали так каждый день, то прошлое, то есть наша с вами история, создавало бы прекрасное, светлое будущее. Спасибо за внимание.
Славин сел рядом с Берестовым.
– Прекрасные слова говорили наши гости, – начал председатель колхоза, – и за это мы выражаем им благодарность. Они приехали как нельзя кстати. Сегодня я переживаю величайшую радость, правительство Советского Союза удостоило меня высшей награды – ордена Ленина. И это радостное чувство переживаю не только я один, но и все члены нашего дружного коллектива. Такая высокая награда есть признание не столько моих заслуг, сколько признание заслуг всех тружеников нашего колхоза. Это награда за наш совместный доблестный труд.
В зале раздались бурные аплодисменты. Когда они стихли, Родион Романович продолжил.
– Мы взяли повышенные обязательства в честь двадцати пятилетнего юбилея республики и полностью их выполнили. Мы сдержали своё слово!
Вновь речь оратора прервали дружные, как по команде, одобрительные хлопки сидящих колхозников. В их разгорячённых лицах читались и увлечённость происходящим и радость от осознания собственной силы, способной совершать трудовые подвиги. Такие разные лица! Но объединённые единым счастьем коллективных достижений.
– Главной нашей задачей было успешное проведение сева, и мы его провели в недельный срок. В недельный! – акцентировал внимание слушающих Чаянов, подняв правую руку вверх, – и главное, товарищи, на высоком агротехническом уровне. Теперь же, мы принимаем все возможные меры, чтобы сохранить наши с вами посевы и собрать обильный урожай хлебов. И мы заверяем, что сделаем это! И дальше будем бороться за подъём нашего сельского хозяйства. Мы будем стремиться к новым горизонтам колхозного полеводства и животноводства.
Председателя провожали с трибуны под шумное одобрение. Берестов слышал, как колхозники полностью поддерживают своего руководителя, говоря: «Правильно говорил председатель», «так и надо» и прочее в том же духе.
На трибуну поднялся главный агроном колхоза. Его тоже встретил радостный гул. Выступавших было много, до глубокой ночи шли диспуты, разговоры, которые не умолкали на улице, потом дома. Общее возбуждение держалось долго. Всем хотелось продлить атмосферу праздника, радости от чувства единения, присутствия «высоких» гостей. Для них на следующий день была запланирована экскурсия по хозяйству колхоза с целью ознакомления с его масштабами и успехами.
Прошла ночь и «высокие гости» принялись досконально знакомиться с делами большого коллектива. Уже ближе к вечеру, когда Славин пошёл читать лекции, а Захара, хорошо разбиравшегося в технике, попросили кое-что посмотреть, Берестов улучил время покинуть колхоз, объяснив при этом, что ещё по военной привычке любит побродить в одиночестве по округе.
Он вышел за пределы поселения и пошёл по направлению к тайнику. Зайдя в лесной массив, достал красный платок, вытер лоб, при этом незаметно осмотревшись по сторонам. Ничего подозрительного не обнаружив, продолжил движение.
Уже возле приметной сосны с валуном Алексей остановился. Спустя некоторое время ему навстречу вышел в маскхалате разведчик. Поприветствовали друг друга.
– Старший группы старший лейтенант Степанов, – представился разведчик.
– Подполковник Берестов.
– С прибытием, товарищ подполковник.
Они присели на валун.
– Рассказывайте, – попросил, но не приказал, Алексей, – с самого начала.
– Так, – старший лейтенант достал маленькую записную книжку, – после тайника пошёл домой. Проживает он здесь.
Степанов показал схему посёлка с обозначением дома объекта наблюдения.
– Далее, живёт один, нелюдим, работа-дом-работа. Захаживают к нему, в основном обращаясь за помощью, никому не отказывает, забор там поправить, крышу подлатать. Ложится рано. На первый взгляд ведёт обычную жизнь. Есть у него привычка – гулять по тайге. В одно такое гулянье мы прошли с ним до другого тайника, там находится рация. Вот место, – старший лейтенант опять показал на тщательно нарисованную схему. – Он её достал, передал информацию, и спрятал обратно. Замаскировано всё грамотно. Работает чисто. Не зная, кто он, придраться не к чему. После передачи к нашему тайнику не приходил. Рацией больше не пользовался. Ведёт себя спокойно и уверенно.
– Отличная работа, старший лейтенант. Это всё?
– Так точно!
– Хорошо. Передайте Ступину, как только самолёт возьмут, первое, пусть сообщит мне. Телефон в колхозе есть. Буду здесь ждать результата. Второе, необходимо связаться с местной милицией. Нужен один милиционер для сопровождения Разина в посёлок для выяснения недоразумения, якобы требуется его личное присутствие. В Якутск доставим его с лейтенантом Лапиным. Время вылета сообщим. Записали?
– Да, товарищ подполковник.
– Всё, старший лейтенант, ваша работа здесь окончена. Теперь вам предстоит марш-бросок в сторону тайного аэродрома.
– Не впервой.
– Схему у вас, только возьму.
– Берите весь блокнотик.
– Потом верну.
– Даже если не вернёте, переживать не буду.
Степанов вырвал из маленького блокнота последние листки, после чего передал все свои записи Алексею.
***
Берестов проводил политическую работу с малочисленными коммунистами колхоза, комсомольцами, разговаривал с молодёжью. Ходил вместе с ними на работу и помогал, делая то, что было в его силах. Примеру Алексея последовали Славин и Лапин. Касаясь лекций молодого учителя, то они вызвали большой интерес и, ему пришлось пообещать, что он ещё не раз навестит колхоз «Труд». Лапин же занимался техникой. Возле него постоянно мельтешила детвора, которым он доверял подтянуть то одну гайку, то другую, то подержать, то ещё чем-то помочь.
При этом подполковник и лейтенант не забывали о цели своего визита. Незаметно следили за Разиным, аккуратно спрашивали про него у жителей посёлка, опрашивали его соседей, сослуживцев. Их данные полностью соответствовали сведениям старшего лейтенанта Степанова. Разин ни с кем близко не сошёлся. Был угрюм, замкнут и молчалив, но на работе о нём отзывались в высшей степени положительно. Бытовало мнение, что у него случилась какая-то драма, сильно повлиявшая на характер. Некоторые делали попытку узнать подробнее. Однако, потерпели фиаско, залезть в душу Разина ни у кого не получилось. В конце концов, колхозники приняли его таким, какой он есть и больше с расспросами не лезли.
В одной из таких бесед с председателем колхоза, когда Берестов пытался ненароком получить больше сведений касающихся Разина, он разговорился с Чаяновым.
– Трудно вам, Родион Романович, но я смотрю, вы не унываете, – говорил Берестов, решив сменить тему.
– А кому сейчас легко? Везде свои трудности. Те, кто с фронта вернулся, пьют. Всё никак войну забыть не могут. Кто боль от ран глушит, кто товарищей поминает. У каждого теперь своё горе. Они, конечно, работают, сами видите, но срываются. Я отношусь к этому с пониманием.
– Молодежь у вас хорошая. Главное, чтобы змий этот стороной их обходил.
– Проводим разъяснительную работу. На них-то ведь всё и держится. Вчерашние школяры, что во время войны, что сейчас лямку не по годам тянут. А про баб и говорить нечего. Я бы им отдельный памятник соорудил и назвал бы так: «Бабы». Просто и ёмко.
– Как бы памятник выглядел?
– А, интересно, – посмотрел в глаза Берестову председатель, – где-то читал, уж не помню где, про многорукого бога. Так я наших баб так и изобразил бы: одной рукой ребёнка на груди держит, другой корову доит, третьей сеет, жнёт, урожай собирает, четвёртой по голове гладит, утешает, значит. Имеется ещё и пятая и шестая. Все при деле. И сердце в груди огромное. Какое ещё столько горя может вместить и жизнь давать! Ясно?
– Ясно
– То-то. Вот вы воевали?
– Воевал
– А для нас фронт здесь был. Вы жизни не жалели, и здесь также. Тяжело было, когда все жилы рвёшь, последнее отдаёшь, а в сводках слышишь, как враг прёт, новые города берёт, а наши отступают. Бабы мои только крепче зубы сожмут и за работу, мальцов подгоняют. А по ночам слёзы льют, жалеют сынов, что без числа гибнут. Нам, мужикам, не понять, как это родить человека, на ноги поставить. В этом бабьем царстве по-другому на мир стал смотреть, дорожу теперь каждой душой. Оно и раньше было такое, только теперь во сто крат сильнее. Потеря в сердце отзывается. У нас полгода назад малец один погиб. Я при его виде как остолбенел, так и стоял не в силах глаза от тельца отвести. Мать рыдает. А ты стоишь, себя винишь, что не уберёг. Не должны люди войну забывать. Не должны её больше допускать. Пусть прокляты будут те, кто её развязывает, кто души людские не бережёт, на погибель отправляет. Не должно быть им прощения. Таким нелюдям смерть, чтобы землю не поганили.
– В этом я с вами согласен.
– Я ведь давно председательствую здесь. Видел, какие всходы человеческие поднимались – золото! Как есть золото! Радовался, на них глядя. Ругался я, бывало, с молодёжью. В них силы немерено, словно кони застоявшиеся. Всё успеть хотят. Какую новинку прочитают в журнале, бегут, делать, мол, так надо. За ними разве угонишься? Приходилось осаживать. А что делать будешь, когда у меня стариков полно. Эти на новшества крестятся, говорят, отцы и традиции, мол, чтить и блюсти надо. А разве для молодёжи такой подход приемлем? Нет! Так что, баталии у нас разгорались нешуточные. Приходилось идти на уступки. Я им участки экспериментальные выделял, пусть пробуют. Но, план чтобы выполняли. Били они наших стариков! По всем фронтам наступали. А те трещали, но держались. Факты им в лицо, а они опять про старое. Колхоз, благодаря молодёжи, сильно тогда вырос, поднялся. Одним из передовых в крае стал, ровняться на нас стали. Трудно даже себе представить, до чего дожили бы, если бы не война. Ушли они, почти все. И не вернулись. Представляете, из нашего колхоза никто не вернулся. Старшего возраста пришли, а эти нет.
Председатель налил себе целый стакан самогонки и выпил. Слёзы проступили.
– А я потом в глаза матерям смотрел. Вот пытка!
Тут мальчик Сенька вбегает и с порога чуть ли не кричит.
– Дядя Родион, Алексея Николаевича к телефону просят. Говорят из Москвы, срочно!
– Что же ты так кричишь, – очнулся от своих дум председатель, – нужен, значит, сейчас придёт. Иди, так и скажи.
– Отзывают, наверно? – обратившись к Берестову, спросил Чаянов.
– Возможно. Пойду я, Родион Романович.
– Ну, иди-иди…
Дом председателя был близко от колхозного коммутатора. Не прошло и пяти минут, как Берестов услышал голос Ступина, сообщившего иносказательно о захвате самолёта и милиционере, который скоро будет в колхозе.
«Ну вот, всё подходит к концу, – подумал Алексей, – осталось выкопать рацию и дождаться милиционера».
***
Берестов предупредил Чаянова о скором отъезде. Через день в колхоз прибыл милиционер за Разиным.
– Вот это кстати, повезло нам, Родион Романович. Вас с транспортом не побеспокоим, у вас сейчас всё на счету.
– Да по поводу этого, Алексей Николаевич, могли бы не беспокоиться, нашли бы.
– Верю. Но раз такая оказия подвернулась, грех не воспользоваться.
– Жаль, мало у нас побыли. Пришлись вы к нашему двору.
– И нам жаль, что приходиться расставаться.
– Вон, милиционер Разина ведёт. Чёрт знает, что происходит. У меня рук не хватает, а этот нужного человека забирает. Так не вовремя! Пробовал с ним поговорить, тараторит: приказ доставить.
– Натворил что ваш колхозник?
– Ничего он не сделал! – возмущался Чаянов, указывая на милиционера, – а тот всё говорит, начальник послал, недоразумение какое-то. Знаю я их недоразумения, – не унимался председатель.
– Родион Романович, если так, значит, отпустят скоро. Было бы что серьёзное, разве они одного милиционера прислали бы.
– Это-то так. Всё равно не вовремя.
Разин шёл молча, неспешно, в руках нёс вещмешок. Что на работу, что сейчас манера ходьбы не изменилась. Буднично и спокойно переставлял ноги. Лицо не выражало беспокойства, скорее досаду, что потревожили, оторвали он нужных дел. И всё!
«Очень уверенный в себе, – обратил внимание Берестов на черту характера агента, – видать, всё чисто по документам либо выгорела, действительно, в нём душа. Разберёмся».
Провожать гостей пришли все, кто был свободен. Некоторые сбежали с работы, желая лично проводить понравившихся людей. После прощальных слов гости вместе с милиционером и Разиным отправились в посёлок Аллах-Юнь.
Пусть небольшой, но всё же праздник и разнообразие принесли они в тяжёлые будни колхоза. Разбавили их новой струёй другой жизни, зарядили тружеников своей энергией. Каждый дал людям что-то своё, оставил частичку себя, взамен получив тепло и открытость человеческих сердец.
Снова тайга вокруг. Только теперь вместо «немого» возчика сидел милиционер. За ним Разин, Берестов, который не сводил с агента глаз, незаметно за ним наблюдая. Ехал на телеге и Фёдор. Лишь Захар шёл рядом. Изредка присаживаясь, меняясь местами с подполковником. Алексей через сапоги чувствовал землю. Она наполняла его, придавала лёгкость.
Ничего не подозревающий Разин сидел расслабленно, вероятно, думая о скором возвращении домой.
В отделении милиции агента завели в кабинет Дубова, который сидел за столом и писал, заполняя бланки. Капитан встал, поприветствовал Берестова и Лапина. Славин же остался снаружи. Он с интересом осматривался, наблюдая за жизнью посёлка со своего места.
– Разин Андрей Петрович, – неожиданно для агента, обращаясь к нему, заговорил подполковник, – вы будете доставлены в Якутск. Заметя непроизвольное движение к защите, продолжил. – Прошу без глупостей.
Берестов быстро обыскал Разина, ничего заслуживающего внимания у того не обнаружил. Агент молчал. По его лицу было трудно понять о чём он думает и что собирается предпринять. Следственным действиям не мешал.
– Вы ничего не хотите сказать? – спросил Берестов.
– А что тут говорить, спектакль какой-то. Вы, если не ошибаюсь, из московской городской партийной организации. По крайней мере, вас так представили. И вот обыск проводите в присутствии товарища капитана. Это вы мне объясните, что здесь происходит. Если виновен в чём-либо, предъявляйте обвинение, если нет – отпускайте. Прошу соблюдать в отношении меня социалистическую законность.
– Она в отношении вас соблюдается. Вы пока задержаны. Причины задержания вам объяснят в Якутске.
– Я бы хотел получить разъяснения сейчас. Это по закону.
– Получите. Сейчас вас отведут в камеру.
Дубов повторил приказание милиционерам. Когда Разина вывели, Берестов попросил дать ему несколько милиционеров, чтобы взять Николая Писарева.
– Лучше по дороге домой, – уточнил подполковник.
– Он скоро будет возвращаться. Может, лучше к нам пригласить?
– Уже вечер, может не пойти. А завтра самолёт с утра. Надёжнее, когда он в камере его дождётся.
– Сейчас вызову.
Лапина он оставил присматривать за агентом. Потом вышел на крыльцо и объяснил Фёдору, где лежат ключи от дома, в котором сейчас проживает. Посоветовал учителю пойти к нему в гости и там отдохнуть.
Писарев этот оказался не только здоровым малым, но и подкованным. Ещё издали, завидев милиционеров, напрягся. За время проживания в посёлке он досконально изучил их, наблюдая за ними издалека, хорошо разбирался в их манере себя вести. Малейшая фальшь и Писарев чувствовал её. Людей, которые направлялись в его сторону, выдавало внутреннее напряжение. «На дело идут, – подумал Николай тогда, – по мою душу. Ишь, как вышагивают. Приказ получили!»
Берестов был прав, решив брать его на улице. Если бы Николая попросили появиться в милиции, он бы пообещал это сделать, но не пришёл бы, покинув незаметно посёлок. Чутьё у него работало всегда чётко! Ещё Писарева беспокоил человек, шедший за стражами порядка чуть позади, но явно с ними заодно. Именно этого человека Писарев отметил как самого опасного для себя. Николай осмотрелся, подготовив пути отхода. Всё прикинув и рассчитав, он уверенно направился навстречу милиционерам.
– Гражданин Писарев, прошу вас пройти с нами, – потребовал в вежливой форме сержант, стоя лицом к Николаю.
– А если я не захочу? – нагло улыбаясь и смотря милиционеру в глаза, спросил Писарев.
– Мы будем вынуждены применить силу!
– Да ну! Может, попробуете.
– Гражданин Писарев, ведите себя достойно.
– А я не хочу! Вот повернусь сейчас и пойду своей дорогой, а вы не стойте у меня на пути. Затопчу!
Писарев стал выполнять обещанное. Спокойно развернулся и собирался идти назад. Милиционеры попытались его схватить. Николай с виду несильно боднул одного в голову, тот отлетел в сторону и упал без сознания. Участь остальных тоже была незавидна. Словно котят расшвырял их всех, а потом спокойно наблюдал за полем боя, где лежали поверженные «враги». Некоторые пытались встать, щупали рукой кобуру в надежде достать оружие. Но верзила с лёгкостью пресекал любые подобные начинания. Потом он ухмыльнулся и собирался уже победоносно ретироваться, когда глазами встретился с подполковником. Ухмылка сошла с лица верзилы, он направился в сторону Берестова с опаской. Подполковник стоял неподвижно. Между ними оставалось несколько шагов, когда Алексей достал пистолет и навёл его на бандита, который словно гора приближался к своей очередной жертве. Алексей выстрелил вверх, ничего не говоря. Писарев остановился, буравя сузившимися зрачками стоящую перед ним преграду.
– А теперь стой, – спокойно проговорил подполковник, – надень наручники и следуй за мной.
При этом подполковник бросил к ногам Николая «браслеты». Тот презрительно улыбнулся, брошенный к его ногам предмет не поднял, даже не посмотрел на него, продолжая «жечь» глазами.
– Неужто, стрелять будешь? – спросил Писарев, усиленно соображая, как ему поступить.
– Конечно, буду. Ты даже не сомневайся. Мы не на соревнованиях. Так что подними наручники. Дальше знаешь, что с ними делать.
– А ты не торопись на курок жать. Шкуру попортишь, мне с ней жить.
– Делай, что говорят, не тяни время.
Верзила оглянулся назад, время поджимало его. Милиционеры поднимались на ноги.
– Ладно, твоя взяла, – и стал медленно нагибаться, делая вид, что собирается поднять с земли наручники. Берестов посмотрел за спину громиле, милиционеры поднялись. Вдруг «гора» стремительно бросилась вперёд. Подполковник никак не ожидал такой прыти от такого крупного мужчины. Он бросил своё тело точно пушинку, словно оно было невесомым. Такое проворство на краткий миг вызвало удивление у Алексея и могло стоить ему жизни. Мощный кулак уже летел в голову, способный проломить стену. Не мешкая, Алексей выстрелил один раз, потом сразу второй раз. Стрелял он в надежде не задеть жизненно важные органы, исключительно только остановить мчавшееся на него тело. Писарев два раза дёрнулся и, не достигнув цели, повалился на землю, застонал.
– Я тебя предупреждал. Зря не послушал.
– А пошёл ты…, – верзила выругался, – ну, ничего, поквитаемся ещё.
– Брось, не дурак ведь.
Громила заскрежетал зубами, в глазах смешались злоба, гнев, ненависть, отчаяние дикого зверя, пойманного охотниками. Милиционеры надели наручники на уже не сопротивлявшегося преступника, которого держал на мушке подполковник, давая чётко понять, если какой фокус тот попытается выкинуть, в него прилетит и третья пуля.
– Жить будет. Везите его в отделение и за доктором пошлите. Поговорю с ним потом, – приказал Берестов, – да, ребята и сами врачу покажитесь.
– Да, верно, придётся, – согласился один, – башка трещит, точно сотрясение.
– Было бы чему сотрясаться, – пошутил другой.
– Раз шутите, значит, не смертельно, – сказал Берестов.
– Так точно, товарищ подполковник.
***
Следом задержали Кривцова. Его вывели из больницы под удивлённые взгляды больных и просто случайных зевак. Вид у Тимофея Гавриловича был «петушиный», нахохлившийся и боевой.
– Это какое-то недоразумение, – кричал он всем вокруг, – беззаконие! Честного человека!
– Разберёмся, – пообещал один из сопровождающих.
– Знаем, как вы разбираетесь! Упечёте враз за чьи-нибудь грехи, – не унимался Тимофей Гаврилович, стараясь разжалобить собравшуюся толпу.
– За свои грехи, Кривцов, будешь отвечать. Только за свои. Граждане, расходимся. Не в театре.
– Верой и правдой служил людям! И вот нате, заслужил благодарность!
– Всё, хватит паясничать, Кривцов. Что заслужил, то и получишь…
А вот Витька Хромой как сквозь землю провалился. Сколько не искали, нигде найти не могли. Все известные укромные места облазили, везде пусто. Дубов, прекрасно знающий округу, только руками развёл. Оставалось надеяться, что рано или поздно сыщется.
Берестов связался со Ступиным, всё ему коротко рассказал и попросил выслать в посёлок ребят для сопровождения всех задержанных. Предстояло ещё много чего сделать.
Начальник милиции «повинился», сказав, что вопреки рекомендации подполковника продолжал задействовать «свою гвардию». Берестов сначала выразил недовольство, но потом, узнав какую ценную информацию собрали мальчишки, поблагодарил Дубова. Оказалось, что юные помощники по своей инициативе, а точнее по инициативе своего вожака Анатолия следили за Кривцовым и Писаревым. Они смогли установить их потаённые места. Это было большой удачей, которую трудно переоценить.
При понятых из хранилищ были изъяты и задокументированы деньги, золото, документы, оружие на «чёрный» день.
Берестов был удовлетворён. Теперь никому не удастся отвертеться. Из известных фигурантов дела непойманным оставался только охотник Аким Космачёв. Дубов обещал в ближайшие дни его доставить. Он уже вышел на его след.
Подполковник понимал, что работы предстоит ещё много. Уже в Якутске в результате следственных действий удалось установить причастность многих лиц к деятельности банды. Подтвердились подозрения в отношении тех, кто уже был в разработке, но для их задержания и ареста не хватало оснований. Теперь же их было предостаточно.
Берестов, зайдя как-то по делам в кабинет к Ступину, застал того за разговором с молодым человеком.
– Алексей Николаевич, задержитесь, пожалуйста, – попросил Михаил Александрович, когда увидел, что подполковник, взяв нужные ему документы, собирался уходить. – Вот сейчас доставили. Послушайте.
Берестов взял стул и присел за стол напротив молодого человека.
– И кто знал про это? – продолжил майор.
– Никто
– А ты тогда, как про это узнал?
– Случайно подслушал.
– А молчал-то почему так долго?
– Сомневался я, вдруг ошибаюсь.
– И рассказать было некому, посоветоваться ни с кем не мог?
– А с кем? Кто поверит?
– Хорошо. А что ты дальше-то собирался делать?
– Не знаю. Думал об этом, но ничего толкового не надумал.
– Толкового он не надумал, – повторил Ступин. – Ты понимаешь, что твоё головотяпство могло стоить жизни одному человеку?
– А что я, виноват что ли?
– Ты можешь понести ответственность за свою такую незрелую позицию.
– Я ни в чём не виноват. Я никого не убивал.
– Ты бездействовал, а преступник готовился убивать! Это ты сознаёшь?
– Теперь сознаю.
– Михаил Александрович, – вмешался в разговор Берестов, понимая для чего его попросил остаться Ступин и, подыгрывая ему, сказал. – Я правильно говорю: что вместо того, чтобы предотвратить преступление, как того требует гражданская позиция, этот человек фактически содействовал противоправному действию?
– Абсолютно точно. Он случайно подслушал разговор двух людей, проходящих по нашему делу, об устранении свидетеля их незаконных манипуляций. Мы вовремя среагировали, предотвратили покушение. А про этого, – Ступин, кивком головы, указал на парня, – ненароком узнали.
– Сколько ему лет? – спросил Берестов, обращаясь к майору.
– Семнадцать, полных семнадцать лет.
– Тогда пусть отвечает в соответствии со своим возрастом!
– Граждане начальники, – вдруг испуганно и с чувством обратился к офицерам парень, – я всё осознал. Больше так не буду. Поверьте мне.
– Что не будешь? – строго спросил Ступин.
– Вот так вести себя!
– Что будем с ним делать, Алексей Николаевич?
– Решайте сами, Михаил Александрович.
– Тогда вот что, – сурово глядя на молодого человека, вынес «приговор» майор, – иди и подумай хорошенько. Вечером мне доложишь, что надумал. Понял?
– Понял
Ступин вызвал конвойного и велел вывести парня в коридор для размышления. Тот быстро встал со стула и вышел. Берестов смотрел ему вслед и наблюдал за поспешными действиями этого оболтуса.
– Встряхнуть надо этого пентюха, – проговорил майор.
– Да не мешало бы, – согласился подполковник, – иначе толк из такого типа не выйдет. Так и будет жить по принципу «сторона».
***
Берестов ехал в машине с Захаром и думал о таких людях как Разин, Писарев и им подобных. Длинный шлейф преступлений тянулся за ними. Похозяйничали они вдоволь, пока немцы в силе были. А потом, как тараканы, в щелях попрятались. Документами чистыми обзавелись и новую жизнь начали, но, главное, старое не бросили. Хозяевам прежним служить остались. Хотя, например, Разин тяготился своим положением. Попивал втихаря. Смирился и просто ждал, чем всё закончится. Когда его привезли в Якутск, предъявили ему обвинение, показали рацию, он сначала молчал. Затем, попросив воды, излил душу. Ох, черна она была! Сколько желчи, нечистот носил в себе Разин! Неудивительно, что от такого объёма «ядохимикат» внутри всё выжгло. Людям ходил помогать, объяснил тем, что боялся спиться. «А тут руки при деле, концентрация нужна. Ненадолго забывался».
