Евгений Александрович Жиляев
Хроника последнего задания
– Ну, – поторопил меня сапёр.
Я словно язык проглотил, во рту пересохло, промычал что-то невразумительное.
– Время, капитан. Нам осталось жить ровно тридцать секунд, – и начал быстро отсчитывать эти секунды.
– Левый режь, левый, – заорал я вдруг. Сам не скажу почему так решил и почему именно левый. Да и лейтенант ничего конкретного про провода не сказал.
– Левый, так левый. В случае чего, капитан, на твоей совести будут наши жизни. Так и запомни.
Потом посмеяться даже успел.
– Ладно, не пугайся! Я тоже за левый. Интуиция!
У меня глаза расширились. «Ну, – думаю, – конец пришёл!» Но взрыва не последовало. Вскоре показалась голова лейтенанта. Капли пота на лице, уставший взгляд. С трудом он произнёс: «Кажется, угадали!»
Потом сел рядом и предложил закурить. У меня всё тело затекло от напряжения и сидения в одной позе.
– А.., – догадался сапёр, – тогда на, подыми немного, отпустит.
Он всунул мне сигарету в рот. После пары затяжек меня отпустило. Так мы и сидели молча, курили.
– Ну, вот и всё, капитан, – лейтенант снова стал молодеть на глазах, – везучий ты. Пойдём, вставай со своего седалища и домой, а то, погляжу я, прирос ты к нему, прикипел душой и сердцем.
– Домой ещё рано, пару мест надо проверить, – уточнил я.
– Я в общем смысле.
Мы с лейтенантом вышли. Нас ждали с нетерпением. Я увидел, как всех зевак отогнали на безопасное расстояние, как дом был оцеплен военными. Нас встречали как героев, обняли. Я напоследок от всей души горячо поблагодарил сапёра. Он махнул рукой и сказал: «Интуиция, брат! А когда совпадает, так втройне сила! Так-то вот!» И пошёл к машине.
Дубов умолк.
– После того случая в дома стали осторожнее входить, – продолжил капитан, – инструкцию нам составили, толковую. По своему опыту её оценил.
– А с информатором что стало? – спросил Берестов.
– Нашли его. Думал, удастся укрыться. Не вышло. Одним словом, гнидой оказался. На верную смерть нас отправил. Так бандиты хотели показать нам, кто хозяин, чтобы бояться их стали.
– А мотивы поведения выяснили у него?
– Да. Советская власть ему поперёк горла стояла. Злобу свою вымещал. Амбиции у него были большие. Хотел выше других быть. Как раньше его не рассмотрели, не знаю.
– Как болезнь какая, не выветривается желание холопов иметь.
– Болезнь и есть, Алексей Николаевич, – согласился капитан.
Дубов что-то хотел ещё добавить, но увидел, как Берестов поднёс указательный палец к губам и дал знак ничего не говорить. И тут капитан услышал из коридора еле-еле доносящийся шум, приближающийся к ним. Кто-то очень осторожно шёл к их палате. Подполковник спрятался за шкаф, а начальник милиции шмыгнул за дверь. И вовремя! Дверь немного неслышно приоткрыли. Тонкая полоска света из коридора легла на пол, затем она стала шириться, точно вваливаясь на радостях в палату, в которую доступ до сей поры ей был закрыт. В дверном проёме мелькнула и тут же исчезла чья-то фигура, за ней пропал и свет, как будто его выперли силой как ненужного свидетеля. Незнакомец быстро огляделся и бесшумно двинулся к кровати, на которой лежал дядя Семён. Казалось, в палате никого кроме раненого охотника не было, настолько тихо ступал ночной гость. Подойдя к герою труда, ночной посетитель взглянул на него, в правой руке сверкнула сталь ножа. В ту же секунду капитан, заслонив собой дверь скомандовал: «Стой! Не двигайся. Стрелять буду. И руки подними, медленно, чтобы я их видел. Нож брось». Застигнутый врасплох убийца, чуть повернул голову. Казалось, он стоял и не двигался, хотя левая рука незаметно для начальника милиции скользнула вниз. Дальнейшее произошло в доли секунды. Берестов, как тень птицы, пролетавшей над землей, стремглав бросился на бандита, ударил того по руке с ножом, схватил железной хваткой левую руку, уже державшую пистолет. Неожиданное нападение помешало бандиту точно бросить нож в капитана, который пролетел совсем рядом с телом милиционера. Тот даже не успел толком на него среагировать, но услышал, как сзади него в дверной косяк с силой вошло лезвие. Дубов рефлекторно оглянулся назад, глубоко застряло в дереве смертельное оружие. Когда капитан снова посмотрел, где стоял бандит, то увидел, что Берестов уже скрутил его и опять собирался связывать своим ремнём руки за спиной. Тот не сопротивлялся, по-видимому, был без сознания.
– Спасибо, Алексей Николаевич, – поблагодарил капитан, когда вынул нож и подошёл к подполковнику, заканчивавшему свою работу, – ну и реакция у вас. Вот, возьмите наручники.
– Вызывайте наряд, – скомандовал Берестов, беря наручники, – Георгий Викторович, забирать его побыстрее надо и допросить.
– Сейчас позвоню.
Дубов вышел. Алексей быстро осмотрел связанного бандита, но ничего интересного у него не нашёл, разве только пачку папирос, да и ту полупустую. Начальник милиции вернулся быстро.
– Скоро будут, – сообщил Берестову о результате звонка.
– Всё, что есть, – указывая на вещи бандита, сказал Берестов. Рядом лежал пистолет и уже известная начатая пачка папирос.
– На дело ведь шёл, ничего лишнего.
– Интересно, один шёл или с подельником, – спросил больше сам себя Берестов.
– Может и не один, как знать, – отвечая на мысли подполковника, проговорил Дубов.
– Вот что, Георгий Викторович, оставайтесь здесь. А я пойду проверю. Дождитесь своих.
– Понял.
Берестов вышел через чёрный ход и растворился в темноте. Он незаметно обходил больницу, напрягая слух и зрение, как почувствовал холодок, быстро пробежавший по спине. В это же мгновение подполковник сжался как пружина и прыгнул подальше от того места, где только что стоял. Раздались выстрелы. Пули посекли ветки дерева и врезались в стену здания. Алексей приземлился на землю, сделав кувырок, и несколько раз выстрелил в сторону, откуда вёлся по нему огонь. Он увидел фигуру, убегавшую прочь. Подполковник бросился за ним вдогонку. Его противник бежал очень быстро, прекрасно ориентируясь в темноте, петляя и отстреливаясь на ходу, причём довольно метко. Пули буквально свистели возле Алексея. Подполковник отметил для себя отменную физическую подготовку нападавшего. Точно сайгак нападавший уходил от преследователя, расстояние между ними увеличивалось, пока Алексей окончательно не убедился в том, что он упускает свою «жертву». Дальше погоня становилась бессмысленной.
Берестов раздосадованный вернулся к Дубову. Предварительно осмотрел то место, откуда в него стреляли. Но ничего полезного для себя не нашёл, сколько не высматривал он лучом фонарика землю.
Самого начальника милиции Алексей нашёл успокаивающим больных, которые проснулись от выстрелов. Ходячие выглядывали в окна и выходили в коридор, а лежачие просили рассказывать, что те видят, какие новости. На помощь Дубову поспешили дежурный врач и медсестра. Все трое прилагали все силы, чтобы успокоить больных и отправить по палатам, чтобы не мешали проводить следственные мероприятия. Первого приехавшего милиционера Дубов отправил на разговоры с жителями близлежащих домов, также разбуженных пальбой, не очень надеясь на хорошие результаты. Ночь, люди спят, на заре им вставать. Маловероятно, чтобы кто-то у окошка засиделся или покурить на крыльцо выходил.
Берестов прошёл в палату к дяде Семёну, где ещё лежал без сознания ночной гость.
– Ещё в покое, – указывая на тело бандита, проговорил Дубов, присаживаясь рядом на стул и снимая фуражку, – вот люди, не успокоить, еле по домам загнали.
– Ушёл второй, – сухо произнёс Берестов, – старею, наверное.
– Не вините себя, Алексей Николаевич. Я тут пощупал этого, мускулатура хорошо развита. Не похож на простого уголовника. И поведение у него, что я успел заметить, сильно отличается от моего контингента.
– То-то и оно. И мой чересчур прыткий оказался.
– Выводы напрашиваются сами собой, – капитан посмотрел на Берестова.
– Напрашиваются, Георгий Викторович.
В палату заглянул милиционер в возрасте и с усами точно у Будённого, только малость поменьше, но тоже выглядевшими фактурно.
– А, Сергеич, – обрадовался Дубов, завидя своего подчинённого, – кто ещё с тобой?
– Сенька и Митрохин, – ответил милиционер.
– Тогда забирайте с Семёном этого к нам, а Митрохина ко мне позови.
– Сейчас позову, – и скрылся довольно резво, несмотря на свой почтенный возраст.
– Золото, а не человек, – дал лестную оценку пожилому милиционеру капитан. – Сам из местных, всю войну прошёл, вернулся и к нам на работу. Считай, моя правая рука, на него всегда можно положиться.
Сергеич вместе с Сенькой забрали начинавшего приходить в себя бандита, погрузили на телегу и отправились в отделение. Явившемуся Митрохину Дубов приказал остаться здесь и охранять охотника. Сказал, сменщика пришлёт после обеда.
Затем начальник милиции и Берестов поговорили с дежурным врачом, предупредили его о том, что в больнице пока будет охрана. Они, конечно, не думают, что попытка повторится, но всё же, предосторожность в данном случае не лишняя. Дежурный врач сказал, что всё понимает, надо так надо.
Пришёл и доложил о результатах опроса милиционер с улицы, но ничего заслуживающего внимания он не сказал. Выслушав подчинённого, Дубов отправил его домой отдыхать, чтобы завтра он сменил Митрохина.
– Оперативно всё же сработано, – подытожил капитан, когда они вышли от врача, – откуда только они узнали, что Семён Васильевич пошёл на поправку?
– Передать мог только тот, кто в больнице был. Надо найти его. Этим я сам займусь.
Вдруг послышались выстрелы. Берестов и Дубов не сговариваясь одновременно и, не теряя времени, бросились на улицу. Стрельба доносилась с той стороны, куда повезли схваченного бандита. Капитан и подполковник побежали в том направлении. На бегущих людей кое-где залаяли собаки. Из некоторых домов снова выглянули встревоженные жильцы.
Вскоре стрельба стихла. Показалась подвода, возле которой виднелись две фигуры. Наконец, Берестов и Дубов добежали до неё.
– Что случилось? – спросил, запыхавшись, капитан, цепко осматривая место происшествия, а также своих подчинённых. А Берестов тем временем осматривал уже труп бандита в телеге. Пуля попала ему в голову.
– Да засада была, товарищ капитан. Поджидал нас тут один. Подранили мы его.
– Куда он побежал? – быстро спросил Берестов.
– Туда, вон, – махнул рукой Сергеич, указывая направление.
Берестов, увидев следы крови, сразу отправился по следу нападавшего, крикнув Дубову, чтобы тот оставался на месте.
– Никто не ранен? – спросил Дубов милиционеров.
– Да нет, товарищ капитан, меня только легко зацепило, – ответил за двоих пожилой милиционер.
– Тогда, Сергеич, давай в больницу.
– Успеется. Говорю же, зацепило малость. Царапина.
– Ну, тогда рассказывай, как всё было и в больницу будем возвращаться. Теперь его уже не допросишь.
– Да идём мы с Сенькой, товарищ капитан, – начал доклад пожилой милиционер, – тут смотрим, стоит один возле забора, кепка на глаза сдвинута, шатается, пьяным прикидывается. На забор, значит, облокотился, якобы ноги не держат. А сам, я гляжу, вы же знаете, товарищ капитан, зрение у меня орлиное, на возраст не глядя, стоит и зорко так на нас смотрит из-под кепки-то своей. Насторожил он меня. Руку правую в кармане держит. Пригляделся я к нему, карман оттопыривается больше, нежели бы там кулак был. Я и говорю Сеньке: «Приготовься, не нравится мне мужичонка». К тому же не знаком он мне. Приближаемся, значит. Я кобуру незаметно расстегнул, руку возле неё держу. Осталось до него шагов десять я, обращаясь к нему, сказал: «Эй, кто такой?» И вид сделал, что к нему направился, а сам пистолет достал. Сенька тоже не сплоховал. На мушку его взял. Тут он и выхватил из кармана наган. Сенька-то и выстрелил первым, подранил его в рабочую руку. Вскрикнул, значит, тот, но стрелять стал. В общем, отбились мы. Хотели вдогонку броситься, да одумались быстро. А вдруг в ловушку заманивает. Нам же надо вашего доставить до отделения. Только не уберегли, свой его и убил. Случайно или нет, не спросишь.
– Хорошо, Сергеич, пойдём в больницу. Молодец, Семён.
Некоторые жители домов вышли было на улицу полюбопытствовать, но Дубов быстро их загнал обратно, со словами «ничего здесь интересного нет, идите спать».
«Ну и ночка, – думал капитан, – давно такой не было. Ай-да подполковник, интуиция. С ним, надеюсь, с этой бандой покончим».
А Берестов шёл по следу нападавшего. Он не сомневался, это был тот же самый человек, который стрелял в него возле больницы. Теперь ему не повезло. Крепко не повезло. План застать врасплох милиционеров провалился, те оказались «глазастыми». Цели своей он не достиг, да ещё получил ранение. Судя по каплям крови достаточно серьёзное. С таким балластом долго не побегаешь. Подполковник, идя по следу, чувствовал неудовольствие и досаду нападавшего, его боль. Внутреннее чутьё охотника безошибочно вело Алексея. Он уже миновал последние дома посёлка, и преследование переходило в условия «дикой» природы.
Минут через двадцать Алексей заметил впереди себя фигуру человека, уже с трудом передвигающегося. Он шатался и постоянно останавливался, держась за деревья, тяжело дыша. Каждый шаг давался ему с великим напряжением.
Подполковник почувствовал обречённость и распростёртые крылья смерти над своей жертвой. До цели оставалось совсем немного, как вдруг бандит встрепенулся, повернул осунувшееся лицо в сторону своего преследователя и глухо произнёс: «Не торопись, мент. Я уже никуда не побегу. Видать, отбегался». И присел, закашлял. Берестов подошёл вплотную и стал перед бандитом. Он действительно был уже не жилец. Милиционеры не только в руку попали, ранения были тяжёлые. Подполковник даже удивился, как этот человек вообще смог так далеко уйти. Наверно, богатырским здоровьем был наделён.
– Не маячь, начальник. Зла не причиню.
– Вижу, – подполковник присел рядом, держа в поле зрения бандита.
– Светает, – глядя вокруг себя, промолвил уголовник, – вот и конец моей дороженьке.
Он стал смотреть на небо, на деревья, прислушиваться к пению птиц. Хмурое его лицо немного расслабилось, в глазах, подёрнутых уже пеленой, проявились проблески ясности.
– А ты по-другому свой конец представлял?
– Все мы под богом ходим. Надеялся пожить ещё. Меня старый срисовал?
– Да
– Глазастый. Как-то не задалось вчера с самого начала. Чувствовал, не стоило на дело идти.
– Приказали?
– Приказали… Только ничего тебе, мент, не скажу, заруби сразу.
Берестов поймал взгляд бандита, тот его не отвёл.
– Не дави, – проговорил медленно умирающий, – не пройдёт. Учёный я. Да и ты не мент, как я погляжу. СМЕРШ? Ну, или оттуда?
– Как понял?
– Грамотно в кусты сиганул. Нас тоже так учили.
– Где?
– Я думаю, ты уже всё понял. Эх, глупо подставился! Недооценил… Наверно, так на роду написано.
– Ты же русский!
– Русский.
– У тебя же и мать, отец, может, есть, брат, сестра. Могу весточку передать от тебя, если пожелаешь.
– Не прощупывай, начальник. Умер я для них. Понимаешь? Свернул не туда…
– Жалеешь?
– Вот это скажу тебе – жалею! Слабину однажды дал, теперь вот ответ держу. Но совсем не оскотинился. Кое-какие понятия сохранил.
Говорил бандит всё тяжелее, паузы между словами становились всё длиннее.
– Я для тебя враг…, на руках много крови, – продолжал выговариваться умирающий, – а ты меня слушаешь. Перед смертью грани-то стираются.
И замолчал. Теперь уже навсегда… Глаза остались открытыми, смотрящими прямо перед собой. Его душа уносила с собой в другой мир отблеск рассвета, пробуждения от ночного сна природы, всего многообразия жизни. Жизни, что прошла стороной. Светлой части было немного. Тёмное захватило несчастного, закружило в своём неправедном танце и потом выбросило как ненужную уже вещь. И эту опустошенную, больную душу подхватил другой мир, где первые лучи солнца дарят надежду на выздоровление, даже после смерти. Но какой ценой?
Берестов посидел немного рядом. Потом встал, обыскал умершего, забрал оружие и пошёл обратно. Этого бандита надо было доставить в морг, снять отпечатки, сфотографировать, в общем, предстояла кропотливая работа по установлению личности покойного.
Предстояло ответить на ряд серьёзных вопросов. Например, что он здесь делал, явно прошедший немецкую школу диверсантов. Сам скрылся от властей или забросили? Хотя слово «приказали» явно говорило о подчинении, а таким человеком, как успел заметить подполковник, не очень-то покомандуешь. Выходило, не по собственной воле оказался здесь. Об этом думал Алексей, возвращаясь в посёлок за помощью.
Дубова он встретил по пути назад, тот немного подождав, решил помочь Алексею и отправился вслед за ним. Между ними состоялся краткий разговор, Берестов всё объяснил Дубову. И они вместе с ещё двумя милиционерами отправились обратно в близлежащую тайгу за диверсантом…
***
Через три дня после происшествия в больнице в посёлок прилетел Захар Лапин, привёз новости от Ступина. Во-первых, комиссия на приисках поработала ударно: порядок навели, выявили всех виновных и саботажников, раскрыли всю схему вредительства. Взяли Петровича, то есть Достовалова Игната Петровича. На допросе он, в частности, сообщил, что в покушении на Охлопкова он лично участия не принимал. Его дело было сообщить через тайник об опасности, исходящей от охотника. Кто забирал записку, а также кто непосредственный исполнитель он не знает. Сам тайник находится рядом с ключом, на котором работал Достовалов. От себя Захар добавил, что Игнат Петрович сначала вёл себя как бывалый, матёрый уголовник, но потом быстро «поплыл», стал даже плакаться. И на деле оказался «тряпкой», человеком, отчаянно цеплявшимся за свою жизнь, готовым всех продать лишь бы ещё походить по этой земле. В общем, «низкий и подлый до крайности человечишко», как выразился про него сам Захар.
Во-вторых, что было самым главным, Ступин всё подготовил к «большой игре». «Золото» вскорости будет готово к отправке с приисков в посёлок. Вести о богатом караване уже «просочились» куда следует. От Берестова ждёт время и предполагаемое место засады.
Подполковник, в свою очередь, рассказал Захару для передачи Ступину информацию, касающуюся произошедших в посёлке событий, а также попросил по возможности установить личности убитых. Документы по ним он передал лейтенанту.
– Ну что, Захар, – подытожил Алексей, – пора нам с тобой на охоту. Дня три, а то и все четыре займёт наше с тобой удовольствие.
– Я готов, Алексей Николаевич.
– Тогда завтра поутру и двинемся, а сейчас отдыхай. Я по делам отойду. Чувствуй себя как дома.
– Есть, чувствовать себя как дома!
«Славный парень, – подумал про него Берестов и пошёл сначала к Дубову, взять у того подробную карту района, а затем в больницу. Начальнику милиции он сообщил, что его не будет три, четыре дня, молодой знакомый в гости пожаловал, решили на охоту сходить. Дубов внимательно всё выслушал, понимающе кивнул головой и на том они расстались.
В больнице Берестов сначала зашёл к дяде Семёну, который, наконец, пришёл в себя, но был ещё очень слаб. Однако, приходу Берестова сильно обрадовался. Глазами попросил долгожданного посетителя сесть рядом. Охотник был счастлив. Никто не нарушал их идиллии общения, общения учителя и ученика. Берестов рассказывал про свою жизнь. Затем, когда увидел, что дядя Семён устал и хочет спать, оставил его, пообещав навестить его через несколько дней.
Следующим шагом Берестова стало посещение главного врача больницы, который поинтересовался, сколько ещё будут охранять Охлопкова. Алексей ответил, что пока в этом есть необходимость, но, думает, продлится данное неудобство недолго и попросил чуть-чуть потерпеть. У главного врача он просидел довольно много времени, просматривая списки больных, медицинского и обслуживающего персонала. Андрей Валентинович был очень любезен, отвечая на все вопросы подполковника, покидая его только для выполнения своих прямых обязанностей. Также Берестов, как бы невзначай, провёл «незначительные» беседы с интересующими его личностями, и после всей проделанной работы он уже не сомневался, что вычислил человека, сообщившего бандитам об улучшении состояния Охлопкова.
Под подозрение попал пациент больницы Кривцов Тимофей Гаврилович, «вечный больной», постоянно жалующийся на своё здоровье. По его словам, его то в одном месте колет, то в другом режет, где-то у него «что-то стучит страшно подозрительно, аж в глазах темно становится». В итоге его клали, но ничего, конечно, серьёзного не находили. Когда приходило время его выписки, находилась новая болезнь или просто предлагал свою помощь главному врачу, лишь бы его не выгоняли. Он готов был и полы мыть, и судна из-под лежачих больных выносить. Выполнял разные мелкие поручения и в результате окончательно здесь прижился. Он стал неотъемлемой частью лечебного заведения, как стены и больничные койки. Щупленький, с кривоватыми ножками, маленькой головой, но непропорционально большим носом, выделявшимся на его лице, он носился по больнице, суя этот орган обоняния везде, куда только можно было. Кривцов был в курсе всех сплетен, да и всей жизни, которая протекала в лечебнице.
Берестов незаметно понаблюдал за Тимофеем Гавриловичем, глазки которого всё замечали, фиксировали, запоминали. «Живут же так, – думал Алексей про Кривцова, – втираются в доверие, присосутся как клещи и паразитируют на добром отношении к ним, а их гнать надо, работать заставлять, но не давать возможность свой яд распространять, удушливый и неприятный. Интересно, он за свои пятьдесят четыре года хоть что-нибудь по-настоящему хорошее сделал, от души? Наверное, нет. Не способны такие люди на бескорыстные поступки».
У Берестова появилось вдруг жгучее желание непременно вывести на чистую воду этого прохиндея, однако, по факту, у него были только предположения и домыслы. Брать Кривцова было пока не на чем. «Спокойно, – сказал сам себе Алексей, – нельзя давать волю эмоциям. Не похоже это на меня, чтобы какой-то прощелыга меня из себя вывел. А может, и не прощелыга он вовсе, а хитрый, расчетливый, коварный ум скрывается под личиной Тимофея Гавриловича. Скорее второе. Да. Именно так. Двуликость его заставила меня так эмоционировать. В любом случае, непозволительно нервничать». Берестов взял себя в руки. Он решил потом с «вечным больным» разобраться. «Повод обязательно найдётся, – уверил себя Алексей, – никуда не уйдёт. Сейчас есть другие дела, поважнее».
Поутру, когда только первые лучи солнца коснулись земли, лейтенант и подполковник отправились в тайгу. В посёлке их не было четыре дня. За это время они исходили много вёрст. Берестова интересовал досконально маршрут, по которому пойдёт обоз, участки, где бандиты могли устроить засаду.
– Недалеко от приисков нападать не решаться, – рассуждал подполковник вместе с Захаром, – верно?
– Верно, – отвечал лейтенант, – небезопасно для них.
– Правильно. И близко к посёлку они этого делать не будут. Наше предположение значительно сужает круг поисков. Далее, допустим, возьмут они золото. На руках его не вынесешь, значит, воспользуются отбитым обозом. А для него нужна какая-никакая, а дорога. Вот и предстоит нам с тобой, Захар, определить скрытые тропы, по которым можно провести лошадей. Вот такая задача.
Берестов ещё раз разложил карту района и стал подробно вместе с коллегой её изучать. На ней они определили несколько укромных, по их мнению, мест и возможные пути к ним.
– Теперь всё надо проверить, – закончил Берестов, – ну, что, лейтенант, готов?
– Готов, товарищ подполковник.
И они пошли… В результате долгих поисков им удалось найти два пути отхода для бандитов, который удовлетворял всем требованиям. На очередном привале разговор на интересующую их тему возобновился.
– Как думаешь, Захар, где их ждать?
– Думаю, товарищ подполковник, – лейтенант разглядывал карту и лист бумаги на планшете с указаниями всех координат, – им удобнее здесь.
Лапин указал карандашом место на карте.
– С чего так решил?
– Видите ли, Алексей Николаевич, отсюда им удобнее всего нападать: зелень густая, близко к дороге подходит. Зона обстрела для них идеальная. Всё как на ладони. Они же постараются только охрану убрать, а лошадей им сохранить нужно.
– Правильно, продолжай…
– Далее, взятый обоз они поведут сюда, – Захар отразил на карте свою мысль.
– Почему сюда?
– Другая дорога упирается в гору, обойти её крайне трудно. В общем, тупик там. Их не устраивает. Им оперативный простор, так сказать, нужен. Манёвр. Поэтому и считаю, что мы их должны встречать здесь, – Лапин снова указал на карте точку и немного постучал по ней карандашом.
– Отлично, лейтенант, я тоже так думаю. Ну, что, Захар, не с пустыми руками возвращаемся в поселок, а? – Берестов в хорошем расположении духа указал на лежащую рядом добычу.
– Точно так, товарищ подполковник, не стыдно появиться на людях, – согласился, улыбаясь, довольный лейтенант.
На одном из привалов, сидя перед костром в ожидании пока вода в котелке закипит, Берестов спросил своего cпутника: «В разведку ты как попал?» Алексея всегда интересовали повороты судьбы, стечения обстоятельств, которые составляли жизненный путь человека. Он прекрасно понимал, недостаточно оказаться в нужное время и в нужном месте, необходимо быть готовым к таким переменам. Иначе возможность выбора может так и остаться лишь возможностью. Бывает, что потом люди всю жизнь винят себя в упущенном шансе. Шансе, действительно, способном подарить насыщенную, интересную жизнь, а не рутинную, прозябающую стезю, от которой год от года силы просто уходят в никуда. И потом, в конце жизни, такой человек ощущает пустоту. И остается ему искать утешение в мысли «у меня тоже что-то хорошее было».
Поэтому, чтобы лучше разобраться в лейтенанте, подполковник и попросил его рассказать свою автобиографию в свободном, вольном изложении. Как с помощью выпускных школьных сочинений оценивают творческие способности ученика, его глубину мысли, кругозор, нравственные устои, так и ничем не ограниченное повествование своей истории также очень хорошо характеризует человека. При костре такие беседы удаются лучше всего.
– Я, Алексей Николаевич, не хилым рос, – начал свой рассказ лейтенант, – физкультуру любил. Бегать нравилось. Сначала за школу выступал, затем на общегородских соревнованиях, даже на краевых призовые места занимал.
Лицо лейтенанта засветилось изнутри, приятные воспоминания нахлынули на него.
– Кроме того, стрелять научился хорошо, боксом занимался. Вы не подумайте, Алексей Николаевич, одностороннего развития у меня не было. Отец отвёл меня на шахматную секцию. Я был не в восторге, но подчинился, – засмеялся, – да и вообще он следил, чтобы я хорошо усваивал школьные предметы. Готовил меня к военной стезе. В 42-м, как исполнилось 18 лет, призвали в армию. По рекомендации местного райкома комсомола попал в спецшколу Западного фронта по подготовке разведчиков и диверсантов. Три недели интенсивной подготовки, день и ночь занимались. Изучали сбор разведданных, подрывное дело, маскировку. В нашей школе было тогда несколько групп. Все курсанты учились не под своими фамилиями, друг друга не знали. Все было строго законспирировано. Такие порядки ломали меня, ведь я был человеком общительным, а здесь самоконтроль и самодисциплина, но ничего, справился. Даже стал одним из лучших. После этого курса отправили в стрелковую дивизию. Думал, после такой подготовки окажусь в группе захвата. А нет! Первое время занимался тем, что встречал и провожал через линию фронта наших разведчиков, был в группе поддержки. Сами знаете, Алексей Николаевич, в группу захвата отчаянные ребята набирались. Такие, что не только человека – здорового медведя завалят и скрутят. Но я старался всеми силами туда попасть, спустя год стал ходить «за языком». Ходили мы не часто. Только перед серьёзными операциями нас за ними посылали. Ребята рассказывали, в начале войны гитлеровцы спесивые были очень, наглые. В плен их возьмут, а они ведут себя как будто случилось с ними какое-то недоразумение. Голова кверху – как это вообще эти варвары посмели их тронуть! Руки чесались при виде их рож. А тут приказ: «Доставить живым и невредимым!» Доставляли, правда, иногда слегка помятыми. Особо не церемонились, конечно, с ними. После 43-го спесь у немцев пропала. Возьмёшь, бывало, «языка», наказ нам давали на конкретных офицеров с документами, так они довольно быстро терялись, недолго фасон держали, как говорится. С нами шустро шли. Особенно, когда погоня. Вообще, разведчики – дружная команда. Не было у нас случая, чтобы своего бросили ни раненого, ни убитого. Пару раз, правда, пришлось оставлять на попечение местных наших бойцов, так ничего, никто не выдал их немцам, хоть и рисковали сильно. Мы приходили, забирали.
Знаете, Алексей Николаевич, когда мы дневали на территории противника и не один день, а ночью ходили и опрашивали население, то местные всегда нам помогали. Не было такого, чтобы нас предавали. От ответов уходили, бывало, или отвечали с неохотой, боялись. Это естественно. Никто их за это не осуждал. В конечном счёте, не за себя боялись, за детей своих, что на печках спали. Наш командир, капитан Тихонов Андрей Валентинович, когда детей видел, спрашивал больше о них, и так между делом о диспозиции немцев. Если отвечали ему более-менее вразумительно, он узнавал всё, что требовалось. Если уходили в себя, молчали, не настаивал. Просто уходили. Предательства в отношении нашей разведгруппы никогда не было. Замечательный был командир! Жаль, не дожил до победы. Погиб, прикрывая наш отход с очередным важным «языком». От нашей группы тогда осталось всего три человека. Вот он и отправил меня, как самого молодого с пленным немцем до наших, велев довести любой ценой, а сам с сержантом, Мишкой Баковым остался. Пленного я в штаб доставил, а потом вместе с наступающей частью пошёл и нашёл я и командира, и Мишку. Вместе лежали, спина к спине. Трупов вокруг них много было. Видать, немцы отчаялись их живыми взять и устроили им братскую могилу, гранатами закидали, осколками их посекло. Похоронили мы ребят с почестями, как следует.
В сорок четвёртом во время очередной разведки переднего края зацепило меня, не сильно, но в госпитале две недели полежать пришлось. Это было моё первое ранение, потом ещё несколько. Заживало всё как на собаке. Даже когда форсировали реки под шквальным огнём чудом живым и невредимым выходил.
Во время наступления нашу разведроту то в головной дозор, то в боковой поставят. А тут как-то привлекли нас к охране штаба армии, а там один полковник из контрразведки оказался, заприметил меня и к себе переманил. Сначала было пожалел о своём выборе, сильно не по нутру работёнка казалось, несколько раз порывался уйти, да полковник удерживал, говорил «оглядись сперва, почувствуй, мол, стереотипы убери». Я притерпелся, не хуже же других. Втянулся, хоть сам чёрт ногу сломит в этих премудростях и тонкостях новой работы. Как разбираться во всех хитростях больше стал, полегчало на душе и пошло… На вопрос полковника: «Ну что, лейтенант, рапорт писать будешь?» уже отвечал: «Нормально у меня всё, товарищ полковник!»
