Евгения Геннадьевна Коньшина
Встреча
ЧАСТЬ II
Глава 9. Сепарация сознания: этап второй
Прошла почти неделя с тех пор, как мы со Славиком помирились. Пожалуй, это была самая счастливая и спокойная неделя, если не за всю мою жизнь, то за пару десятилетий точно. Славик сильно изменился. Он стал очень разговорчивым, не сказать, болтливым: тарахтел без умолку о всякой детской чепухе, не заботясь порой о том, удобно ли мне слушать. Я, впрочем, ничего не имел против, главное, что он научился как следует доверять мне, иной раз даже слишком, делясь самым сокровенным, показывая и напоминая мне, кто я есть и кем всегда являлся. Иногда он открывал мне меня самого с совершенно новой стороны… Хотя, все новое – хорошо забытое старое, и я быстро пришел к выводу, согласно которому, став взрослым, просто привык глядеть на себя с другого ракурса.
А временами он по-настоящему озадачивал и обескураживал меня, так что я совершенно не понимал его слов и действий… К примеру, когда он вдруг начинал утверждать, будто видит и общается еще с кем-то, кого я не вижу, и это якобы сильно удивляет его. Бывало, эта его игра в воображаемых друзей заходила довольно далеко и даже раздражала меня.
– Неужели ты его не видишь? Вот же он, рядом идет! – донимал меня Малыш, когда мы неспешно прогуливались по парку.
– Хорошо, – сказал я. – Опиши мне, как «он» выглядит? И как «его» зовут?
– Ну, он такой… – Славик задумался. – Высокий, красивый. И очень добрый!
– Гхм, – кашлянул я, мало что поняв.
«По крайней мере, он выдумал доброе существо…»
– А как его зовут, не знаю, – продолжал Ребенок. – Но очень бы хотел знать!
***
Ангел, шедший рядом и умиленно слушавший Мальчугана, наклонился и с любовью прошептал ему на ушко свое имя…
***
– Светозар! Его зовут Светозар! – радостно вдруг захлопал в ладоши Славик.
«Хех, ничего себе имечко сочинил, и шустро как», – подумалось мне.
– Ты считаешь, я его выдумал? – разочарованно воскликнул Малыш. – Но он есть, правда! Ты же мне теперь веришь! Он тебя так любит, а ты не видишь его…
– Парень, не моя вина, что я не могу поверить в то, чего не вижу. Пойдем, скушаем мороженое? – И, не дожидаясь его согласия, я быстрым шагом направился к палатке, пытаясь срочно найти, чем отвлечь его, пока этот разговор не вывел меня из себя. Однако, к моему огромному счастью, ни разу еще Славик не спровоцировал меня: каким-то образом он чувствовал момент, когда надо остановиться.
Это буйство детской фантазии было единственным, что вначале чуть-чуть омрачало наши отношения. Но в конце концов я все же пришел к мысли, что, как говорится, из песни слов не выкинешь: значит, я в детстве действительно имел воображаемых друзей, пусть этого и не помню.
***
Вячеслав и Михаил сидели в кабинете и оживленно беседовали. Вячеслав с восторгом делился новыми впечатлениями, еще и еще раз благодаря Тарасова за помощь.
– Это просто что-то, я в жизни не испытывал такого спокойствия и счастья! Славик теперь во всем понимает меня и поддерживает, он такой молодец, мы с ним отныне единое целое! – радовался Лисицын.
– Если бы вы были с ним единым целым, его бы здесь не было, – поправил Михаил и взглядом указал на Славушку. – Так что работа наша еще не окончена!
– И наша тоже, – задумчиво сказал Варфоломей Светозару. Они оба наблюдали за разговаривающими людьми и прикидывали, как действовать дальше.
– Знаешь, мне кажется, пора его кое-чему научить, – предложил Светозар.
– И чему же?
– Тому, что он на свете не единственный, у кого есть проблемы с самим собой…
– Хочешь раскрыть ему глаза? – Вопросы, которые задавал Варфоломей, были скорее неким экзаменом, чем простым любопытством. – И как же ты намереваешься это сделать?
– Ну… – Светозар немного замялся. –Что, если… продолжить… предприятие?
– Провести сепарацию дальше? – Заметив недоуменный взгляд друга, Варфоломей пояснил: – Сепарация – разделение сознания, когда душа сама себя видит в нескольких Ипостасях, которые обычно скрыты от нее. Эта операция так называется. Так ты хочешь усилить эффект и заставить его видеть Детские Ипостаси других людей?
– Да… Мне кажется, это будет полезно для него.
– Мне тоже. Раз уж, так сказать, начали… Только учти, хоть я позавчера официально и получил право без разрешения проводить ее, все же нужно быть очень осторожными. Перевод на вторую ступень – сложный процесс, порою даже опасный, мне понадобится твоя помощь. Не смущайся, что не умеешь, просто внимательно слушай меня и делай, что я говорю. Что, готов начать?
Светозар с волнением закивал. Ангелы встали позади Вячеслава, что-то увлеченно вещавшего тем временем. Дождавшись, пока он, наконец, замолчит и станет слушать Тарасова, они, переглянувшись, с молитвой простерли над ним руки…
***
Миша читал мне очередную психологическую лекцию, когда я вдруг удивленно заметил, что не понимаю смысла его слов. Это неприятное состояние, сопровождавшееся каким-то странным гулом в ушах, длилось всего несколько секунд, потом я закрыл глаза, чтобы моргнуть, а когда открыл их, с еще большим удивлением увидел над собой лицо не на шутку встревоженного психолога, бившего меня по щекам. Как из тумана прояснились наконец слова, которые на самом деле звучали довольно громко:
– Слава, что с тобой?! Тебе плохо?! Очнись!..
Последним ко мне вернулось обоняние, о чем сообщил резкий запах нашатыря. Я пришел в себя.
– Ты болен? Давно это с тобой? – беспокойно спросил Тарасов.
– Да не… Сам не знаю, что это было, – ответил я и тут осекся: позади Михаила кто-то стоял. Кто-то маленький, но не Славик. Я чувствовал это…
Миша отошел, чтобы налить мне воды, и перед моим взором предстал еще один Ребенок: совсем крошечный, худенький, с огромными красивыми глазами. Он с живым интересом рассматривал меня.
– Миш, – дрожащим голосом позвал я. – У меня ухудшение…
Тарасов обернулся.
– Я вижу твоего Ребенка.
Немое удивление. Раскрытый рот… который быстро закрылся вновь и прошептал:
– И какой он?..
Я вгляделся в Мальчика и обнаружил поразительное отличие его от всех обычных живых детей, а именно: бесконечно спокойный, добрый и уверенный взгляд бездонных ярко-синих глаз, приветливая и мудрая полуулыбка, легкий благосклонный наклон головы… Маленький Мишенька выглядел точной копией своего «Взрослого», даже ручки сцепил в замок, как большой. Только очков на нем не было, да вместо костюма – рубашечка с шортиками.
– Он… прекрасен! – так же шепотом ответил я, боясь, чтобы Славик не услышал и не заревновал.
– Спасибо, – улыбнулся Тарасов и дал мне попить. – Он что-нибудь говорит?.. Впрочем, думаю, мне это ни к чему, прости мне мое неуместное любопытство.
– Не извиняйся. Он совсем как ты, ведет себя также и смотрит… Руки сцепил, за тобой повторяет.
– А может, это я за ним повторяю? – хитро прищурился Михаил, и Маленький Миша счастливо захихикал, оценив предложенную им идею.
***
– Фу-ух, дело сделано, – встряхнув руками, выдохнул Варфоломей. Светозар заботливо произнес на ухо своему человеку напутствие:
«Полюби их так же, как я люблю тебя…»
– Полюбит, никуда не денется, – уверенно сказал Хранитель психолога. – Господь не даст ему погибнуть!
***
Закончив сеанс и договорившись с Мишей дальше наблюдать мое состояние, я вышел на улицу. С виду все было как обычно, только что-то уж слишком много мамаш и папаш с детишками ходило вокруг.
«Ну понятно. Выходной, им в садик не надо».
Сев на скамейку, я ради интереса решил поискать среди этой детско-взрослой толпы хоть одного холостяка или холостячку, не обремененных спиногрызами.
Долго искал. Не нашел.
Нехорошая догадка мелькнула в голове…
В доказательство ее верности почти все взрослые словно намеренно не обращали никакого внимания на следовавших за ними детей. Хотя, попадались и замечавшие, и ухаживавшие за своими малышами.
«Это значит, детки у них настоящие… Стоп, я что, всех теперь вижу?! Приехали. Сумасшедший дом…»
Я не знал, радоваться ли мне или печалиться. Не понимал, дар это или проклятье, награда или наказание… Отныне мне предстояло с этим жить, и я был в абсолютном неведении, насколько долго.
Я повернул голову. Ошарашенный Славик молча сидел. Он тоже их всех видел…
– Бедняга, – пожалел я его. – Пойдем домой.
Однако, вопреки нашим беспокойным ожиданиям, мы очень быстро привыкли к новой ситуации. Более того, сия способность лично для меня оказалась на редкость полезной: смотря на Ребенка, я мог с легкостью судить о том, чего ждать от человека. Я видел вокруг множество самых различных типов и характеров, каждый из которых был уникален. Но дальнейшее более детальное наблюдение подтвердило печальный вывод: огромное количество людей, мягко говоря, не ладило со своими Детскими Ипостасями. Я нашел, что среди этих несчастных преобладает две категории: одна, как я сам раньше, терроризировала и издевалась над Детьми, другая, напротив, подчинялась им безоговорочно, выполняя по первому зову любую их прихоть… решение, к какому отряду отнести того или иного индивида, я принимал, едва взглянув на Ребенка. Людей, потакавших своим «Диктаторам», как я мысленно окрестил баловней, я назвал соответственно «Рабами Диктаторов», представителей же первой категории – «Тиранами», а их замученные Ипостаси – «Жертвами Тиранов».
Разумеется было немало и нормальных адекватных личностей, которые не мучили своих Детей, и те не мучили их. Здесь я также вывел несколько названий, в зависимости от степени взаимного доверия: «Партнеры», «Друзья», «Отец и Сын» (или «Мать и Дочь», если речь о женщинах) и тому подобных. Так мне было гораздо удобнее ориентироваться среди огромного числа окружавших меня Взрослых и Детей.
Эту систему я сочинил, весь следующий день гуляя по городу и рассматривая прохожих. Помню, как сначала сильно удивило меня в некоторых случаях полное несоответствие внешнего вида человека и его Ребенка. Вот, к примеру, идет высокая бизнес-леди на каблуках, вся из себя успешная, со взглядом львицы… Проходит мимо меня, обдав умопомрачительным запахом духов. Видно, что от мужчин у нее нет отбоя…
Оборачиваюсь ей вслед. За ней плетется зачуханная маленькая Девочка, сущее воплощение осознания собственной ничтожности, бедное создание… Дамочка оборачивается также, чтобы бросить небрежно насмешливую полуулыбку, ошибочно полагая, что я пал жертвой ее очарования. Но улыбка ее потухла, когда она вместо вожделения прочла в моих глазах жалость. Она презрительно отвернулась…
А вот устало бредет трудяга, возвращаясь, видимо, с ночной смены. Судя по внешности, звезд он с неба не хватает, одет скромно, самый обычный парень… Но впереди него гордо вышагивает Ребенок – пухлый самодовольный пузан. И он, этот Толстячок, уверенным шагом, не сбавляя темпа, сворачивает вдруг в сторону бара. Худосочный Трудяга останавливается в нерешительности на некотором расстоянии от дверей… Ребенок, чувствуя его колебание, оборачивается и наглым приказывающим взглядом сверлит ослушника. Взрослый, обреченно вздохнув, заходит в бар.
Пару раз я наблюдал общение Взрослых и Детей. Было любопытно видеть, как в одних случаях, когда шла приятная беседа, два Ребенка реагировали друг на друга с живостью, играя, шутливо толкаясь и чуть не устраивая догонялки, в то время как Взрослые вели себя куда более скромно, лишь посмеиваясь и активно жестикулируя.
В других же ситуациях, если разговор не клеился или выходил конфликтным, оба Взрослых также просто разговаривали, максимум – на повышенных тонах, а рядом один Ребенок с противной гневной гримасой кричал и топал ногами на другого, втянувшего голову плечи и понуро молчавшего или хныкавшего. А вот еще красочный пример: в хозяйственно магазине, куда я зашел за губками для мытья посуды, перед витриной с кранами стояли, как я понял, муж и жена и обсуждали предстоящую покупку. Ну, как обсуждали – выглядело это следующим образом: муж, чей забитый Пацаненок прятался где-то в углу за унитазными бачками, занудным донельзя голосом объяснял супруге, какой смеситель стоит выбрать и почему. Жена покорно слушала и даже старалась быть внимательной и улыбаться. Но вот ее Девочка… Мы со Славиком тихо похихикивали, наблюдая, как она, сперва просто скучая и покачиваясь из стороны в сторону, после очередной фразы вдруг возвела взгляд кверху и тяжко вздохнула, смешно подражая взрослому поведению: «Ты мне это уже говорил, нудятина, хватит про свои краны, достал…» Затем, чтобы хоть как-то развлечься, она встала на унитаз, из-за которого с ужасом выглядывал мужний Мальчик, и, гордо распрямив спину и властно подняв руку, провозгласила: «Я – Императрица всея Руси!»
Уйдя оттуда побыстрее, чтобы улыбкой не вызвать недоумения, я, уже стоя на кассе, грустно подумал о том, что, скорее всего, эти двое в конце концов разведутся… Причем даже не надо гадать, кто от кого уйдет первым.
Во такие изменения произошли в моем восприятии, и я был от души благодарен судьбе, что она дала мне время пообвыкнуться с ними до того, как нужно было снова выходить на работу.
Глава 10. Успех Светозара
Тьма… Молчаливое темное блаженство. Иногда – урывки каких-то картин…
«ДЗЫ-И-ИНЬ!!!»
Ну вот и кончился мой отпуск. Опять вставать по утрам, опять куда-то плестись, что-то делать. Э-эх…
Я открыл глаза. Передо мной было заспанное личико Славушки. Малыш даже не мог до конца разлепить глазки. Он широко раскрыл рот и протяжно зевнул.
– Что, неохота тебе идти на работу? – понимающе спросил я.
– У-у, – с мычанием потряс он головой.
– Мне тоже… – вздохнул я. – Но – надо.
Славик тоже вздохнул и побрел в ванную.
После умывания, впрочем, стало легче. Я даже подумал, что это далеко не самое плохое утро в моей жизни. Совместное подпевание звучавшей из радио песне «Битлз» «Yellow Submarine», вкусный завтрак из омлета с чашечкой хорошего кофе, дружный хохот над анекдотом в газете, забавный спор на тем выбора между серым костюмом с галстуком и ярко-оранжевой толстовкой со Спанч-Бобом. Славик очень сожалел по поводу того, что мне приходится слушаться какого-то противного «Дресс-Кода».
– Наверное, это дядька какой-нибудь ругачий? – предположил он. – Сам скучает и другим веселиться не дает.
– Наверное, – усмехнулся я. А что, недаром же говорят, что под детской наивностью часто скрывается глубинный взгляд на вещи…
***
Серый осенний понедельник моросил мерзким дождичком. Светофор, как ни странно, сегодня работал нормально, и при зажегшемся зеленом свете группа пешеходов начала переходить дорогу. Вячеслав, не успевая еще в тот момент дойти до перекрестка, поспешил и последним ступил на зебру. Дойдя до середины, он вдруг услышал громкие автомобильные гудки и едва успел отскочить от пронесшегося мимо «Лексуса». Мажор за рулем даже не думал притормозить. На заднем сидении машины Вячеслав успел разглядеть надменно и самодовольно ухмылявшегося Маленького Диктатора.
– Не удивительно, что ты так ездишь!!! – крикнул Лисицын вслед хаму.
«Хм, хотя бы не матерится теперь», – удовлетворенно отметил про себя Светозар.
***
По пути заходя за угол и все еще находясь под впечатлением от бессовестного поведения чуть не задавившего меня «индивида», я наткнулся на того самого бомжа, которого видел за несколько дней перед отпуском. Взлохмаченный бродяга все также протягивал руку, бормоча просьбы о подаянии. Рядом с ним сидел его Ребенок…
Более бедового существа я еще не видел. Мальчонка в одежке советских времен был похож скорее на призрака – таким бледным и худым он был. Прикрыв глаза, он находился в каком-то полудреме. Он выглядел так, будто уже давным-давно не ждал ничего хорошего от жизни, покорившись своей доле и просто доживая век.
Сердце мое сжалось от этого зрелища, я порылся в кармане и сунул в ладонь бродяги купюру. Не знаю, что с ним случилось, но страстью к алкоголю тут и не пахло…
***
Дав Лисицыну отойти, ликующий Светозар переглянулся с Ангелом-Хранителем бродяги. Тот с улыбкой кивнул и, наклонившись к подопечному, прошептал ему на ухо: «Ты своим терпением помог пробудить милосердие в этой душе. Будет тебе награда!» Бродяга, не имея, разумеется, способности услышать и понять его слова, все же почувствовал их утешительное тепло и впервые за много лет улыбнулся…
***
Наконец-таки я добрался до офиса. Здороваясь со всеми, я с интересом изучал окруживших меня со Взрослыми и Детей, гадая, кому какой «Маленький Коллега» принадлежит. Голову я, впрочем, ломал недолго: скоро сотрудники разбрелись по своим рабочим местам, и Ребятишки последовали каждый за своим Большим.
Некоторых из коллег я был сердечно рад видеть, и еще более обрадовался, когда выяснилось, что в ста процентах случаев меня не зря тянуло именно к этим людям: Дети их были спокойны, доброжелательны, не капризны. Среди близких товарищей, к моему удивлению, не оказалось ни одного «Тирана», и я поразился, как это они выносили меня все это время.
– Что, Лисичкин, выздоровел? А мы по тебе скучали! Особенно Пал-Игрыч… Кстати, он тебя к себе ждет! – широко улыбаясь, передал Кирюха. Его Маленький Сорванец состроил мне забавные рожки, чем очень насмешил Славика.
«Обожаю этого парня!» – с восторгом подумал я и, ответив: «Окей, вернусь – поболтаем», направился к директору. В коридоре я случайно столкнулся с Игорем Касимовым – нелюдимым парнем плотного телосложения, которому, помнится, было поручено исправлять мои косяки, пока я отдыхал… Я поздоровался. Буркнув: «Привет», он собрался пройти мимо. Из-за него выглядывал пугливо Маленький Игорек, огромные глаза его смотрели настороженно. «Неужто Тиран? – пронеслось у меня в голове. – Вот ты и нашелся, родной… Оба мы с тобой…» Но тут, заметив, что я очень уж пристально гляжу на него, Взрослый Игорь повернулся и стал проходить боком, словно стараясь загородить собой своего Ребенка, а тот доверчиво прижался к его ногам, ища спасения.
– Он его не мучает, а прячет! – удивленно воскликнул Славик. Я, в свою очередь, пораженно подумал, что, оказывается, все это время ни я, никто на работе даже понятия не имел о настоящей причине всегдашней угрюмости Касимова. Скорее всего, на самом деле он отличный парень, только сильно боится за своего Ребенка. Улыбнувшись оглядывающемуся в недоумении Игорю, я мысленно пообещал себе (и Славику) при первой удобной возможности поближе наконец познакомиться с ним.
Я приблизился к кабинету директора. Мне было жутко интересно, какой же Ребенок у нашего Пал-Игрыча. Постучав, я просунул голову в дверь: «Здравствуйте, к вам можно?» и, получив разрешение, вошел. Начальник сидел за столом, сцепив пальцы в замок. У него на коленях по-хозяйски расположился Маленький Павлик, важно надув щеки. Я помолился про себя, чтобы он не оказался Диктатором…
Окинув меня внимательным взглядом, Павел Игоревич сказал:
– Добрый день, Вячеслав. Присаживайся.
Я сел.
– Как ты себя чувствуешь?
– Намного лучше, спасибо, – с улыбкой ответил я.
– Это видно, – удовлетворенно кивнул он. – Лечился где-нибудь?
– Э-эм… – Я задумался, считается ли Тарасов врачом. – Можно сказать, да.
– Хорошо. – Директор шумно вздохнул и продолжил: – Значит, так. Ошибки мы твои все исправили. С «Интермаш» мы договорились и все-таки выиграли тендер, снизив цену. Ясно, что у тебя был нервный срыв, поэтому снимать я с тебя, так и быть, ничего не стану. Но ты теперь должен отработать тот урон, что нанес фирме… хотя бы частично.
Тут до сих пор молчавший Павлик посмотрел на меня сверху вниз и, раскрыв рот, произнес вредным тонким голоском:
– Ты мой подчиненный, я повелеваю тобой!
– Чего?.. – ошарашено спросил я.
– По субботам, говорю, выходить будешь, – несколько раздраженно ответил Павел Игоревич. – Месяц. Или два… А может, больше, смотря, как работать будешь.
– А, – Я переключил внимание на него. – По субботам, так по субботам, нет проблем, я согласен…
– Еще б ты был не согласен! – надменно усмехнулся Павлик. Внутри меня все упало.
«Диктатор, – уныло подумал я. – Я работаю на Диктатора. Приехали…»
Павлуша перевел взгляд на Славика, стоявшего сбоку от меня. Мой бедный Славушка весь съежился под его колючим взором и буквально не знал, куда себя деть. Я решил побыстрее прекратить это мучение:
– Я все понял, Павел Игоревич, можно идти?
– Иди, я тебя еще вызову, – махнул рукой директор и снял трубку зазвонившего к счастью в тот момент телефона.
Я вышел из кабинета и бессильно оперся на стену. Итак, я все это время работал на Диктатора – неизжитые детские комплексы моего начальника. Стало на свои места все: и постоянный отказ повышения зарплаты, и еженедельные распекания всего коллектива по поводу и без… Дело тут было вовсе не в любви к дисциплине. Мною овладело настоящее отчаяние.
Я повернул голову. На Славушку больно было смотреть: бессмысленно уткнувшись в стену, он подавленно молчал, даже не хныкая. Я мгновенно вспомнил сцену с Павликом.
– Ну вот что, – негромко, но решительно сказал я. – Начальник он или нет, а я тебя ему в обиду не дам!
Славик улыбнулся мне с благодарностью…
После рабочего дня мы захотели прогуляться. Дождик как раз кончился. Опавшие листья шелестели под ногами, в лужах отражалось хмурое небо. Мы уже выходили из парка, когда Славик вновь завел разговор на нелюбимую мной тему:
– Знаешь, а Светозар говорит, что он тебя очень любит.
– Да? Я рад, – равнодушно ответил я, стараясь обойти широкую лужу.
– А еще он говорит, что пить нехорошо…
– Малыш, а давай я тебе мороженое куплю?! – кинул я стандартную фразу.
– Хм, – задумался Славик. – Для мороженого, по-моему, прохладно…
– Ну, не мороженое, так шоколадку… Или горячий шоколад. Какао хочешь? – Я прошел уже несколько метров, но отзыва так и не последовало. Обернувшись, я увидел, что Славушка застыл на месте, с раскрытым ртом глядя на церковь, мимо которой лежал наш путь. Я вернулся за ним:
– Ну ты чего, церкви никогда не видел? Идем уже.
– Интересно, а что там внутри? – спросил он, будто не расслышав меня.
– Что внутри? Кресты, бабки набожные, свечки… В общем, скучно там. – Я двинулся вперед, рассчитывая, что Славик все равно далеко от меня быть не сможет. Но прогадал: вновь отойдя на некоторое расстояние, я почувствовал, что это я никуда не могу деться от него. Открытие немного раздосадовало меня. Теперь я, похоже, понял, как Диктаторы управляют своими Рабами.
Я остановился и повторно обернулся.
– Слав!
Ноль реакции. Ни мой тон, ни нарочно сердитый взгляд вообще не волновали его. Это начинало меня напрягать…
***
– Я понимаю, – говорил Славику Светозар, решивший сегодня во что бы то ни стало добиться посещения подопечным церкви, – что он сам не захочет. Но ты постарайся, попытайся его уговорить, я чем смогу, помогу тебе. Ты даже не представляешь себе, как там здорово! Он, бедный, пока совсем не в курсе, но ты же знаешь, что я прав. Не спрашивай, откуда, это есть в тебе и в нем, просто он это закопал. Прошу, убеди его зайти!
– Ладно, – сказал Мальчик. – Я попробую.
***
– Опять разговоры с самим собой? – недовольно спросил я. Терпение покидало меня. Надо будет в следующий же визит обратить на это внимание Тарасова…
– Слава! – неожиданно обратился ко мне Ребенок. – Слушай, Слав, а давай зайдем? Я обещаю тебе, я больше ничего-ничего не попрошу, буду вести себя очень-очень хорошо! Ну пожа-а-алуйста, на один разок всего!
«Что ему приспичило делать в церкви? – недоумевал я. – Другие дети Диснейленд просят, а этот…»
Но сколько ни объяснял я ему, ни доказывал, что это не место для развлечений, что он устанет там слушать и все равно ничего не поймет, Славик твердо стоял на своем. Поразительная строптивость для пятилетнего малыша…
Но и я был непрост. В один момент прекратив увещевания, я круто развернулся и быстрым шагом пошел прочь, намереваясь силой заставить Славика следовать за мной…
***
Упрямый Вячеслав стремительно удалялся. Славик растерянно взглянул на Светозара, и тот подсказал ему крайнее средство…
***
– А помнишь обещание бабушке? – услышал я позади себя и остановился…
– Ты… На святое… Чего тебе вообще далась эта церковь?!! – взорвался я. Малыш невозмутимо ответил:
– А то и далась, что ты забыл, а я помню, и это не дает мне покоя…
***
– …ведь она, когда крестила нас, – диктовал Славику Хранитель, – помнишь, просила, чтоб мы, когда большие станем, хоть разок побывали в церкви. Ну вот, я от тебя большего не прошу: разок только и все!
– Ты предлагаешь мне это после работы, когда я устал! – раздражался Лисицын.
– Знаешь, тебе правда легче сходить со мной, чем спорить. – И по примеру Светозара Мальчик скрестил на груди руки в знак того, что не собирается отступать.
Вячеслав немного потоптался на месте, потом тяжело вздохнул и побрел обратно:
– Ла-адно… Только – чур, больше меня не доставать!
– Ур-ра!!! – крикнули хором Славик и Светозар. Мальчуган поспешно взял смурного Лисицына за руку, пока тот не передумал:
– Я уверен, что там очень-очень здорово!
***
Мы вошли в полутемное помещение храма. Запах ладана ударил в ноздри, взгляд поразило количество находившегося здесь народа… Впрочем, я тут же вспомнил, что вижу дополнительно Детские Ипостаси, и, если мысленно убрать их, то получится, что не так уж набожны жители города по будним вечерам.
Служба шла уже какое-то время. Священник в золотистом облачении что-то говорил нараспев густым басом, ем отвечал хор певцов… Слушавшие их верующие в определенные, им одним известные моменты крестились и кланялись. Кое-кто особенно усердный порой валился на пол, потом вставал, отряхиваясь, и слушал дальше, как ни в чем не бывало, пока снова не наступал черед широким жестом совершать знамение и падать ниц. Я стоял, смотрел на все это и решительно ничего не понимал, но уходить было как-то неудобно. Славушка рядом растерянно моргал.
– Что, уже скучно? А я говорил… – шепнул я, но он изо всех сил замотал головой:
– Давай еще постоим!
Вздохнув, я смирился с тем, что придется довести начатое до конца, чтобы потом у него не было повода возмущаться.
Служба длилась долго и однообразно. Чтобы хоть как-то развлечь себя, я стал изучать Взрослых и Детей прихожан. Некоторые из них откровенно изумили меня. Внешне благопристойная бабуля скрывала за юбкой вредную Девчонку с хитрым взглядом, а перед бывшим зеком в наколках стоял, молитвенно сложив ручки, красивый светлый Мальчик с добрыми голубыми глазами. Детские Ипостаси других не так сильно отличались от Взрослых, но все же в большинстве своем выглядели хуже них. Ребенка священника я так и не разглядел за спинами.
Наконец служба кончилась. Я было собрался идти, как вдруг случайно столкнулся со старушкой в огромных очках, чья милая Девчушка, отвлекшись от созерцания горевших у иконы свеч, обратила на меня любопытный взор.
– Извините, – сказал я бабуле.
– Ничего-ничего, милок. В первый раз в Храме Божьем? – ласково улыбнулась она.
– Ну, да…
– А креститься умеешь? – Видимо, все-таки было заметно, что я в течение всей службы ни разу перекрестился и не поклонился. Она сложила мои пальцы:
– Вот так: сначала лоб, потом – живот, потом – правое плечо, потом – левое… Сынок, а ты исповедоваться-то будешь?
– А это как?
– Ну, грехи свои батюшке рассказывать, чтоб тебе Господь отпустил.
Рассказывать незнакомому человеку свои грехи?! Я кинул взгляд на проходившего мимо священника, который вел службу. Позади за подол его рясы цеплялся злобно зыркающий по сторонам Ребенок…
– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, – попробовал я отказаться, но старушка с Девочкой проворно ухватили меня с обеих сторон под локти:
– И правильно, милок, к отцу Сергию не надо, он чудной какой-то. Лучше, вот, к отцу Герасиму подойди! – И, не дождавшись моего согласия, они поволокли меня в другой конец зала, где собралась уже приличная очередь на исповедь. Оставив меня здесь и шепнув : «Ну, с Богом!», обе тут же ретировались. Ко мне подошла молодая женщина:
– Вы на исповедь?
– Да!!! – гаркнул Славик, и я, не успев опомниться, непроизвольно повторил за ним. Женщина заняла свою очередь.
«У-уф, последний раз я разрешаю тебе так себя вести!» – раздраженно подумал я. Славик состроил невинную мордашку…
Когда очередь сократилась, я получил возможность узреть, наконец, Ребенка исповедовавшего священника. Сравнительно молодой, лет сорока батюшка слушал советы добродушного кудрявого Мальчугана, немного обдумывал их и давал совпадающие с ними или не совсем ответы на вопросы кающихся. Вид спокойного, рассудительного и незлобного Мальчонки успокоил меня. К тому времени, как подошел мой черед, я уже не сильно переживал, что понятия не имею, о чем говорить.
Насмотревшись до этого на сцены, когда Ребенок так называемого верующего подчас вступал в настоящую полемику со священником и его разумным Малышом, я внутренне понадеялся, что у Славушки хватит такта не спорить, что бы нам ни сказали. В конце концов, это он меня привел в это место, тогда как тех перечивших Детей, я был уверен, силком тащили сюда их Взрослые.
Я подошел на исповедь. Батюшка наклонил голову, приготовившись слушать. Его Пацаненок внимательно смотрел на меня.
– Знаете, я тут в первый раз,– смущенно начал я.
– А, – понятливо произнес он. – Ну, что ж… Лгали когда-нибудь?
– М-м… В детстве, родителям. И в юности. Девушкам… – Я задумался. – Да и сейчас, в принципе, иногда могу…
– Сквернословили?
– Бывало…
– Блудили?
– Э-э… Ну, в молодости, да…
– Выпивали?
– Э… кхм… да.
– Осуждали? Ненавидели? Гордились? Гневались?
Получив на эти и ряд других вопросов ответы, почти все из которых были утвердительными (по крайней мере, я никого не убивал и сатанизмом не занимался), священник спросил:
– Каетесь во всем этом?
– Ну, да, – пожал я плечами. Он велел мне наклониться и накрыл сверху своим фартуком…
***
– Передай ему, что это епитрахиль, – снисходительно вздохнул Светозар. Послушный Славик повторил замысловатое слово.
***
– Епитрахиль? – переспросил я из-под фартука.
– Да, верно, эта часть облачения так называется, – подтвердил отец Герасим, думая, что я к нему обратился. – Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти чадо Вячеслав, и аз недостойный иерей Его властию мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь. Креститель, целуйте Распятие и Евангелие. Сложите руки так, правая сверху. – Перекрестив, а затем прочтя небольшую лекцию-напутствие на тему борьбы с собой, неунывания и надежды на Бога, батюшка отпустил меня. Отходя от него, я оглянулся. Кудрявый Мальчуган одарил меня таким любвеобильным взглядом, что я счел это самой настоящей наградой за сегодняшнее мое присутствие тут.
Выходя из храма, я почувствовал себя как-то странно. Длинная служба, исповедь, бабули, священники – все это было настолько ново и необычно для меня. Еще пару часов назад я даже представить себе не мог, что окажусь здесь. Я подумал про разговор с отцом Герасимом. Стало немножко стыдно за прошедшую жизнь. Оказывается, не так уж я безгрешен. В голову полезли различные не слишком хорошие воспоминания…
